– Она расстроена, – произнес Крокус. Сапер тряхнул головой.

– Хм, расстроена! И это был аргумент, по причине которого мы не могли пытать заключенных?

– Апсала ничего об этом не помнит.

– Зато я помню, парень, и признаюсь, что воспоминания об этих событиях совсем не дают положительных эмоций.

– Но ведь она просто рыбачка.

– Да, была большую часть времени, – сказал Скрипач. – Но иногда… – он покачал головой.

Крокус вздохнул, а затем решил переменить тему разговора.

– Так это не было частью общего плана – то, что Калам уйдет своей собственной дорогой?

– Это древний зов крови, парень: Калам родился и вырос в Семи Городах. Кроме того, он намеревается встретить Ша'ику – пустынную ведьму. Руку Дриджхны.

– Сейчас ты принимаешь его сторону – ответил Крокус в тихом раздражении. – Еще десять ударов колокола назад ты говорил, что он может стать мировым тираном.

Скрипач поморщился:

– Это смутное время для всех нас. Мы были объявлены вне закона императрицей Лейсин, но смогло ли это событие убить в нас преданность империи? Малаз – это еще не вся империя, а империя – не Малаз…

– Я бы сказал, это спорный вопрос. Сапер оглянулся вокруг:

– Спроси свою подругу, может быть, она что-то объяснит?

– Но ты же ожидаешь восстания… Фактически рассчитываешь на него.

– Уж не думаешь ли ты в таком случае, что именно мы должны развязать Вихрь? Калам намеревается проникнуть в самую суть вещей, и он поступал так всю свою жизнь. Сейчас, без преувеличения, убийце выпал счастливый шанс: Книга Дриджхны держит под контролем сердце Богини Вихря, и, чтобы начать Апокалипсис, ее нужно просто открыть. Однако это должен сделать только Пророк, и никто иной. Калам осознает, что эта затея может привести его к смерти, но он непременно передаст эту проклятую Худом книгу в руки Ша'ики, ослабив таким образом и без того пошатнувшуюся власть императрицы Лейсин. Попытайся ему внушить, что нас не стоит также впутывать в эту затею.

– Ну вот, ты вновь защищаешь его. Наш план заключался в том, чтобы убить Лейсин, а не ввязываться в политические передряги этого восстания. Поэтому я повторяю вновь: поход на континент для нас не имеет никакого смысла.

Скрипач поднялся, взглянув на огромные звезды, висящие над головой. Эти яркие бриллианты пустыни порой жаждут крови, по крайней мере, так иногда казалось саперу.

– Существует по меньшей мере десяток дорог, ведущих в Унту, парень. А здесь мы торчим ради того, чтобы найти такую из них, которая еще ни разу не использовалась. Возможно, она непроходима вообще, но мы все равно обязаны попытаться ее отыскать – с Каламом или без него. Худ знает, может быть, Калам подойдет к этому вопросу более благоразумно и начнет путешествие в Арен сначала по земле, а затем на пассажирском корабле – в Квон Тали. Я полагаю, что разделение наших путей – это очень мудрое решение, оно повысит шансы: хотя бы один из нас, но достигнет желанной цели.

– Действительно, – выпалил Крокус. – Но что, если Калама постигнет неудача? Ты пойдешь за Лейсин самостоятельно – славный землекоп, который сильно преуспел в своем деле… Ты с трудом внушаешь доверие, Скрипач, мы же собирались просто доставить Апсалу домой.

В голосе сапера послышались ледяные нотки:

– Не дави на меня, парень. Несколько лет, проведенных тобой на улицах Даруджистана в качестве карманного воришки, не дают тебе права рассуждать о моих способностях.

Внезапно напротив спорящих собеседников затряслись ветви, и появился Моби, висящей на одной руке вниз головой. В его челюстях трепыхалась еще живая ящерица, а глаза блестели, как два фонаря. Скрипач пробормотал:

– Возвратившись в Квон Тали, мы обнаружим столько сторонников, сколько нам и не снилось. Незаменимых людей, конечно, не существует, но и бесполезных тоже. Нравится тебе это, парень, или нет, но пора тебе взрослеть.

– А ты думаешь, что я – несмышленый дурачок? Это неправда: неужели ты считаешь, что я не вижу, как тебе хочется забить еще одну голую костяшку от домино в дыру? Причем я не говорю сейчас о Быстром Бене… Калам – искусный убийца, который способен достать Лейсин. Но если ему это не удастся – существует другой человек, у которого данная профессия живет в крови подобно божьему дару. И это не те древние боги, которым все поклоняются, но которых никто никогда не видел, – это Покровитель Убийц, известный под именем Веревка. Ты решил вернуть ее домой, потому что девушка очень сильно изменилась, но правда заключается в другом – тебе страстно хочется возвращения тех времен, когда…

Крокус осекся и замолчал, а Скрипач еще долго размышлял над их разговором, наблюдая, как Моби поедает очередную ящерицу. Проглотив, наконец, последнего из ризанов, он успокоился и уставился на своих хозяев. Сапер прочистил горло:

– Нет, я не привык пытаться настолько глубоко проникать в суть вещей. Обычно я поступаю, как подсказывают мне мои инстинкты.

– Неужели ты хочешь сказать, что использование Апсалы в качестве убийцы Лейсин никогда не приходило тебе в голову?

– Мне не приходило…

– А Каламу?

Скрипач помедлил, затем пожал плечами:

– Если даже и Калам не думал об этом, то уж Быстрый Бен – наверняка.

Донесся торжествующий шепот Крокуса:

– Я знал об этом, я не дурак…

– О, дыханье Худа, тебя таковым никто и не считал.

– И я не могу позволить произойти этому. Скрипач.

– А этот бхокарал твоего дяди, – произнес сапер, кивнув в сторону Моби, – действительно был членом семьи, прислуживая волшебнику? Но если Маммот мертв, почему же он до сих пор здесь? Я не маг, но, кажется, где-то слышал, что такие животные неотрывны от своих хозяев.

– Не знаю, – ответил Крокус, чей тон показал, что он абсолютно точно догадывается о направлении мыслей сапера. – Может быть, он просто домашнее животное – надо молиться, чтобы это не оказалось иначе. Но я сказал, что не позволю вам использовать Апсалу, и если Моби действительно тот, за кого себя выдает, то вы меня не проведете.

– В любом случае я даже не собираюсь пытаться, Крокус, – сказал Скрипач. – Но мне все еще кажется, что тебе пора становиться более взрослым. Рано или поздно окажется, что ты не можешь говорить с Апсалой. Она будет делать то, что посчитает нужным, – нравится тебе это или нет. Темная часть жизни этой девушки пока завершилась, однако данный факт вовсе не значит, что Божьи навыки куда-то испарились из ее крови, – сапер медленно повернулся и посмотрел в лицо парню. – А что, если она решит пустить свои уменья в дело?

– Она не решит, – сказал Крокус, однако уверенности в его голосе поубавилось. – Как ты назвал его – бхока…

– Бхокарал, они водятся в этих местах.

– Ах вот оно что!

– А теперь, парень, надо немного поспать, мы завтра рано выступаем.

– И Калам тоже.

– Да, но мы пойдем разными путями, общим будет лишь только старт.

Скрипач увидел, как Крокус откинул свою голову назад, погрузившись в сон, а Моби, как ребенок, прилег рядом, прильнув к его груди. «Дыханье Худа, как мне не нравится наше предстоящее путешествие!»

В сотне шагов от Ворот Каравана располагалась площадь, на которой собирались путешественники, держащие путь в Эрхлитан. Большинство из них следовало затем по верхней прибрежной дороге, повторявшей рельеф линии залива. Ее преимуществом считалось обилие деревень и сторожевых застав, располагающихся по сторонам, а сама мостовая, покрытая кирпичом древней малазанской работы, непрерывно патрулировалась специализированным гарнизоном, который Колтайн еще не успел отправить в состав регулярной армии.

Все это Скрипачу удалось выяснить из разговоров с купцами и охранниками караванов, тем не менее на дороге до сих пор существовало несколько бандитских группировок, которые могли составить реальную угрозу. Судя по выражению лиц охранников, при встрече с ними у купцов не оставалось практически никаких шансов.

Скрипач решил, что переодевание их маленького отряда в малазанских купцов было практически невозможным: для подобного маскарада у них не было ни денег, ни снаряжения. А поскольку открытый переход между городами оставался очень опасным, то они решили осуществить свою миссию в образе паломников.

Скрипач переодел себя в грала, играя роль охранника и сопроводителя Крокуса и Апсалы – молодой супружеской пары, которая отправилась в путешествие с целью освящения своего союза Небесами Седьмых. Каждый из них был верхом – Скрипач на норовистой гральской лошади, которая всем своим видом показывала полное презрение к переодетому хозяину, а Крокус и Апсала на породистых жеребцах, купленных в одной из лучших конюшен Эрхлитана. Три запасные лошади и четыре мула замыкали их небольшой караван.

Калам вышел в путь, едва рассвело. Он скупо пожелал всем удачи и быстро скрылся с глаз: слова, которыми они обменялись за ночь до этого, отразились и на сцене расставания. Сапер понимал страстное желание Калама поразить Лейсин во время кровопролития, которое принесет с собой восстание, но возможная опасность в отношении империи и того, кто примет трон после ее свержения, была, по мнению Скрипача, слишком велика. Они очень сильно столкнулись во мнениях друг с другом, и сапер после этой перепалки чувствовал себя обманутым и осмеянным.

В сцене расставания присутствовал какой-то пафос, и Скрипач его четко осознавал. Сапер решил, что общая миссия, однажды связавшая его с Каламом, – единственная причина, которая обусловила такую сильную дружбу, а теперь эта причина оказалась потеряна. Скрипачу показалось, что по крайней мере сейчас пустующее место в его душе не сможет занять никто и что Калам покинул их совсем одиноким – даже более одиноким, чем он был в течение последних нескольких лет.

Проходя через Ворота Каравана, они оказались в самом конце длинной цепочки. Проверив в последний раз ремешок подпруги на своих мулах, он услышал позади цокот несущегося во весь опор отряда конников.

Группа из шести Красных Мечей ворвалась в ворота, осадив лошадей прямо перед носом Скрипача.

Сапер оглянулся, с тревогой ища лица Крокуса и Апсалы, которые стояли у своих лошадей. Поймав взгляд юноши, он спокойно кивнул головой, а затем вновь принялся за свое рутинное занятие.

Очевидно, что прибывшие солдаты кого-то искали: отряд рассыпался по сторонам, и каждый конник принялся пристально рассматривать доставшийся ему караван.

Услышав за собственной спиной звук приближающихся копыт, Скрипач огромным усилием воли заставил себя оставаться спокойным.

– Грал!

Сплюнув на землю и несколько помедлив, сапер обернулся на призыв этой малазанской болонки. Темное лицо Красного Меча, видневшееся из-под шлема, перекосила злоба: он не привык к такому непочтительному отношению.

– Однажды Красные Мечи очистят эти холмы от всяких гралов, – пообещал он, обнажив с ухмылкой ряд темных зубов.

Скрипач в ответ только фыркнул.

– Если ты хочешь мне сказать действительно что-то ценное, то поторопись, Жестяная Голова! Наши тени уже слишком коротки из-за того множества лиг, которые мы прошли сегодня.

Красный Меч зарычал:

– Это свидетельство твоей некомпетентности, грал. У меня есть только один вопрос. Отвечай правду, так как я все равно определю, врешь ты или нет. Нам стало известно, что один человек на чалом жеребце прошел этим утром через Ворота Каравана.

– Я не видел такого человека, – ответил Скрипач. – Но если бы встретил, то обязательно пожелал бы удачи. Возможно, в течение всех этих дней ему покровительствуют Семеро Духов.

Красный Меч прорычал:

– Я предупреждаю, твоя дикая кровь не остановит мой свистящий меч. Ты был здесь на рассвете?

Скрипач отвернулся к своему мулу.

– Ты меня просил только об одном вопросе, – с издевкой ответил он. – За каждый последующий, будь любезен, отдай мне по монете.

Солдат сплюнул на ноги Скрипача, резким движением свернул шею ближайшему мулу и галопом поскакал восвояси, присоединяясь к своему отряду.

Скрытый пустынной вуалью, сапер позволил себе тихо улыбнуться. Перед глазами внезапно появился Крокус.

– Что они хотели? – встревожено прошептал он. Сапер пожал плечами:

– Красные Мечи на кого-то охотятся, но нас это никак не касается. Возвращайся в седло, парень, пора двигаться.

– Речь шла о Каламе?

Рука Скрипача, поглаживающая мула, внезапно замерла. Сапер помедлил, прищурив глаза под лучами света, отражавшимися от выбеленной мостовой.

– До них дошла информация, что священного тома в Арене больше нет и кто-то намеревается передать его в руки Ша'ики. Однако никто точно не знает, что здесь недавно был Калам.

Крокус выглядел встревоженным.

– Мне кажется, он кого-то встретил этой ночью, Скрипач.

– Наверное, своего старого знакомого, который ему что-то задолжал.

– И это дало ему повод предать Калама – никто не любит, когда ему напоминают о собственных долгах.

Скрипач ничего не ответил. Через несколько секунд он похлопал мертвого мула по спине, бросил на него небольшую горсточку пыли и, опустив голову, пошел к своей лошади. Взявшись за поводья, он увидел, как его гральская кобыла показала ряд белых зубов. Схватив уздечку под мордой лошади, он сжал ее что есть силы и спокойно заглянул в глаза.

– Только попробуй еще показать тут свой норов, и ты будешь сожалеть об этом всю свою оставшуюся лошадиную жизнь.

Вновь схватив поводья, Скрипач легко вскочил в седло с высокой спинкой.

За Воротами Каравана прибрежная дорога шла на юг, поднимаясь и спускаясь по скалам из песчаника, которые возвышались с западной стороны от залива. Слева от них на расстоянии лиги в глубь материка располагались Арифалские холмы. Их зубчатые контуры виднелись путешественникам на протяжении всей дороги до реки Эб, текущей в тридцати шести лигах к югу. В этих горах обитали практически дикие племена, среди которых силой и высоким развитием выделялось племя гралов. По этой причине основной опасностью на своем пути Скрипач считал встречу с реальным гралом. Оставалось только надеяться, что в это время года большинство пастухов уходило со стадами своих коз далеко в степь, где было больше воды и прохлады.

Путешественники пустили животных в легкий галоп, чтобы оторваться от каравана купцов, который поднимал в воздух огромные пылевые облака. Заметив, что те скрылись позади за горизонтом, сапер разрешил перейти всем на медленную рысь. Дневное пекло было в самом разгаре, и спустя несколько минут они решили отправиться в небольшую деревеньку Салик. расположенную в восьми лигах прямо по курсу. Там можно было немного отдохнуть, пообедать, переждав самые жаркие дневные часы, а затем уже продолжить путь к реке Троб.

Если все пойдет хорошо, то они достигнут Г'данисбана в недельный срок. «К тому времени, – думал Скрипач, – Калам обгонит нас на два или три дня пути». За границами Г'данисбана простиралась Пан'потсун Одан – редконаселенная пустошь, состоящая из высушенных холмов да останков давно исчезнувших с лица земли городов, населенных ядовитыми змеями и жалящими насекомыми. Тут саперу пришли на ум слова Бродящей Души Кимлока: «Там есть кое-что гораздо более опасное, чем рептилии и насекомые, – перекресток Путей». При этих мыслях Скрипач чуть не задрожал. «Как же мне не нравится эта перспектива, – подумал он. – Да еще морская раковина в моем кожаном мешке… Теперь мне начинает казаться, что провоз такого мощного оружия через всю пустыню – дело абсолютно неразумное. Боюсь, оно принесет мне больше проблем, чем пользы. А что, если Сольтакен почувствует ее своим носом и решит забрать для своей коллекции? – Скрипач нахмурился. – Да, коллекция пополнится очень ценными экспонатами – одной волшебной раковиной и тремя блестящими черепами».

Чем больше сапер думал о своих проблемах, тем менее спокойно становилось на душе. «Лучше всего будет продать эту вещицу какому-нибудь купцу в Г'данисбане, – наконец-то решил он. – Кроме того, я получу за нее кругленькую сумму». Эти рассуждения немного успокоили Скрипача: все правильно, он продаст раковину и таким образом от нее избавится. Пока никто не отрицал огромную силу Бродящей Души, еще слишком опасно прибегать к ее помощи. Священники танно отдали свои жизни во имя мира. «Но что, если Кимлок растерял свое честное имя? В таком случае гораздо надежнее будет положиться на зажигательные снаряды Моранта. лежащие в кармане, чем на какую-то таинственную раковину. Пламя сожжет Сольтакена так же просто, как и любого другого».

Крокус поравнялся бок о бок с сапером.

– О чем ты думаешь, Скрипач?

– Ни о чем. Где твой бхокарал? Молодой человек погрустнел.

– Я не знаю. Мне кажется, он был просто домашним животным, которое покинуло нас прошлой ночью, да так и не вернулось, – парень начал тереть свои щеки, и сапер заметил, что на них остаются грязные разводы от слез. – В Моби была частичка моего любимого Маммота.

– Твой дядя был хорошим человеком, прежде чем Ягут Тиран убил его?

Крокус кивнул головой. Скрипач помрачнел.

– Тогда он до сих пор находится с тобой, просто Моби своим сопением напоминал тебе о прошлой жизни. В городе немало семей знатного происхождения держали в своих домах бхокаралов. В конце концов, он же был вместо домашней собачки.

– Я полагаю, ты прав. Большую часть жизни я думал о Маммоте только как об ученом – эдаком старце, писавшем длинные свитки. А затем я случайно узнал, что он является верховным священником – очень важной фигурой с влиятельными друзьями, как, например, Барук. Но до того как я даже начал об этом догадываться, дядя внезапно умер – был уничтожен твоим отрядом…

– Остановись, парень! Тот, кого мы убили, не был твоим дядей. Его нет и сейчас.

– Я знаю. Убив его, вы спасли Даруджистан. Я знаю, Скрипач…

– Все давно позади, Крокус. И ты должен понимать, что звание дяди, который любил и заботился о тебе, гораздо выше звания верховного священника. Если бы ему представился шанс, то, я уверен, он произнес бы те же самые слова.

– Разве ты не видел? У него была огромная сила, Скрипач, но он и пальцем не пошевелил, чтобы использовать ее по назначению. Просто сидел в темной каморке своей осыпающейся обители! Он мог иметь собственное поместье, восседать на месте консула, издавать различные…

Скрипач был не готов к подобному аргументу. Придерживаясь всю жизнь правила «остаться без совета – гораздо ценнее, чем дать свой собственный», у сапера не нашлось для собеседника никаких дельных слов.

– А что, она затянула тебя сюда, чтобы оставаться всю дорогу такой угрюмой? – спросил он, бросив взгляд на девушку.

Лицо Крокуса потемнело, и, не закончив разговор, он пришпорил свою лошадь и занял место возглавляющего караван.

Вздохнув, Скрипач повернулся в седле и взглянул на Апсалу, которая следовала в нескольких шагах позади.

– Что, любовники, повздорили?

Девушка в ответ лишь только прищурилась, как сова. Скрипач повернулся обратно, удобно усевшись в седле.

– Да, этот шар выиграл Худ, – пробормотал он себе под нос.

Искарал Пуст с силой вставил щетку в дымоход и начал неистово там скрести. На пол у очага немедленно посыпались хлопья сажи, превратив мантию верховного священника в грязную черную робу.

– У вас есть дрова? – спросил Маппо, сидя на невысокой каменной платформе, заменявшей Искаралу его спальное ложе.

– Дрова? А разве они лучше, чем щетка?

– Для разведения огня, – ответил начинающий выходить из себя Трелл. – Нам нужно немного натопить здесь – такое впечатление, что эти каменные стены хранят холод еще с зимы.

– Дрова? – озабоченно повторил Священник. – Нет, откуда им здесь появиться. Зато у нас имеется помет – о да, много помета. Огонь – это прекрасно! Давай, сожжем их до хрустящей корочки… А Треллам знакомо такое качество, как коварство? Ведь об этом нет никаких упоминаний – только и слышно: простодушный Трелл здесь, Трелл там… Хм, найти старые записи о неграмотных людях практически невозможно.

– Треллы – вполне образованный народ, – обиженно ответил Маппо. – Уже в течение нескольких веков – кажется, семи или восьми.

– Да, надо бы обновить мою библиотеку, хотя эта проблема потребует довольно больших затрат. Поднявшиеся Тени грабят все величайшие библиотеки мира, – он присел у камина, и на его покрытом сажей лице появилось озабоченное выражение.

Маппо прочистил горло:

– А что нужно сжечь до хрустящей корочки, верховный священник?

– Да пауков, конечно. Мой храм скоро начнет разлагаться из-за этих проклятых тварей. Если увидишь их, Трелл, бей без пощады – можешь взять те сапоги на толстой подошве и кожаные перчатки. Убей их всех, ты понял?

Кивнув, Маппо поплотнее обернулся шерстяным одеялом, немного поморщившись, когда его грубая ткань дотронулась до распухшей раны на задней поверхности шеи. Лихорадка отступила – скорее всего, это произошло благодаря огромным резервам его собственного организма, а не тем сомнительным лекарственным средствам, которые приготовил молчаливый слуга Искарала. Клыки и когти Сольтакена и Д'айверса могли заразить страшной болезнью: у пораженного бедолаги начинались галлюцинации, превращающиеся в животное сумасшествие. Изредка все заканчивалось смертью, а у большинства выживших болезнь переходила в латентную фазу: человек сходил с ума на один два дня девять или десять раз в год. Самое страшное, что в этом состоянии больной себя абсолютно не контролировал и в нем просыпалась безудержная жажда крови.

Искарал Пуст уверял, что Маппо избежал данной участи, но сам он в этом был совсем не уверен. Трелл с тревогой ожидал, пока не пройдет, по крайней мере, пара циклов луны. Он не хотел думать о том, что в один прекрасный момент может стать хладнокровным убийцей для всех окружающих его людей: много лет назад Маппо оказался в составе банды головорезов, разоряющих Джаг Одан, и он видел, как люди по собственному желанию вводили себя в подобное состояние. Картины той резни навсегда остались в памяти Трелла, поэтому он твердо решил покончить с собой, если почувствует проявление хотя бы первых симптомов этой страшной болезни.

Искарал Пуст поколотил щеткой в каждом из углов маленькой перевязочной комнаты, в которой лечили Маппо, а затем добрался до потолка и повторил свои действия.

– Надо убить каждого, кто кусается, каждого, кто жалит: эта священная территория Тьмы должна оставаться девственно чистой. Убить всех, кто ползает или быстро здесь бегает! Но вы были осмотрены на наличие паразитов – о да, оба из вас. Мы не позволяем проникать сюда никаким незваным гостям, у нас специально приготовлены ванны со щелоком. Вас это не касается, хотя, конечно, у меня остаются некоторые подозрения.

– И долго вы здесь живете, верховный священник?

– Я не знаю, и мне это абсолютно не нужно. Для меня важны только совершенные действия, достижение какой-либо цели. Это время дано для подготовки – и ничего другого, причем каждый готовится столько, сколько ему это необходимо. Достигнуть своей цели – значит выполнить план, который заложен в тебе при рождении. Ты! рождаешься на этот свет, и пока все окружающие люди не станут подвластны Тьме, растворившись в священном небытии, ты наслаждаешься жизнью. А я живу, чтобы готовиться, Трелл, и это скоро произойдет.

– А где Икариум?

– Жизнь принятая за жизнь отданную, передай эти слова. Он сейчас в библиотеке. Монахини ушли, забрав с собой несколько книг. В основном они касались самоудовлетворения. Я открыл для себя, что их лучше всего читать в постели. Все остальные материалы – это моя скудная коллекция, которая только занимает место. Ты голоден?

Маппо внутренне покачал головой в знак полного замешательства. Способность священника перескакивать с темы на тему без предварительного предупреждения уже перестала злить и начинала завораживать. На каждый вопрос, заданный Треллом, следовал эксцентричный монолог, который заканчивался абсолютно другими темами. Это, однако, не истощало его запаса болтовни: Искарал оставался всегда готовым к новому бессмысленному словесному потоку. «Да, – подумал Маппо, – этот человек действительно превратит ход времени своей жизни в полную бессмыслицу».

– Ты спросил, голоден ли я? Признаюсь, да.

– Слуга приготовит еду.

– А можно ли принести ее в библиотеку? Верховный священник нахмурился.

– Это, конечно, нарушение этикета. Но если вы настаиваете…

Трелл заставил себя подняться на ноги.

– А где у вас библиотека?

– Сначала поверни направо, пройди тридцать четыре шага, затем поверни направо вновь, и еще двенадцать шагов, затем проникни через дверь, которая окажется по правую руку, и сделай еще тридцать пять шагов, а после этого пролезь под аркой, поверни направо и пройди еще одиннадцать. В конце поверни направо вновь, сделай пятнадцать шагов и войди в правую дверь.

Маппо с глупым видом уставился на Искарала Пуста.

– А можно, – спросил он, сузив глаза, – просто повернуть налево и сделать только девятнадцать шагов?

– Конечно, – пробормотал священник.

Маппо размашистыми шагами приблизился к двери.

– В таком случае я выберу путь покороче.

– Если это необходимо, – проворчал верховный священник, склонившись над метлой и пристально разглядывая ее потрепанную щетку.

Нарушение этикета стало понятным Треллу, когда он вошел в библиотеку. Эта невысокая комната также служила и кухней: Икариум сидел в нескольких шагах справа за массивным столом, выкрашенным в черный цвет, в то время как слуга колдовал поверх котла, подвешенного на железных цепях над очагом, который располагался на небольшом расстоянии по левую руку от двери. Голова слуги была практически не видна из-за клубов пара. Он промок до нитки, и капли конденсата, стекающие с рук и огромного деревянного черпака, капали прямо в котел.

– Пожалуй, я воздержусь от супа, – сказал, поморщившись, Маппо, обращаясь к повару.

– Эти книги гниют здесь, – произнес Икариум, услышав голос друга. – Ты уже выздоровел?

– Да вроде того.

Рассматривая Трелла, Икариум нахмурился.

– Суп? А, – выражение его лица приняло обычное умиротворенное выражение, – да это же вовсе не он. Просто слуга кипятит белье. На покрытом резным орнаментом столе ты найдешь более питательные блюда, – Икариум показал рукой на стену за фигурой слуги, а затем вновь вернулся к заплесневелым страницам древнего тома, раскрытого перед ним. – Это крайне удивительно, Маппо…

– Свидетельство крайней изоляции живших здесь бедных монахинь, – произнес Маппо, приблизившись к столу с провиантом. – В этом нет абсолютно ничего удивительного.

– Да я не об этих книгах, а о самом Искарале. Я встретил здесь работы, о существовании которых можно было догадываться только по самым смутным слухам. О некоторых их этих работ я и вообще никогда не слышал. Ну-ка, посмотри: «Трактат о планировании орошения в пятом тысячелетии Араркала», который был написан более чем четырьмя авторами.

Возвратившись к массивному столу библиотеки с оловянной тарелкой в руках, наполненной доверху сыром и хлебом, Маппо наклонился к плечу своего друга, чтобы пристальнее рассмотреть пергаментные страницы этой книги, а также ее необычный, обвитый шнурком переплет. Трелл нахмурился, во рту внезапно пересохло, и он пробормотал:

– Так что же в этом такого странного? Икариум откинулся на спинку стула.

– Чистейшее легкомыслие, Маппо. Тот материал, который был затрачен на производство этой книги, равняется по стоимости ежегодному жалованью ремесленника. Никакой ученый в здравом уме не станет тратить подобные ресурсы на столь бесцельный, банальный предмет – я уверен, что в прошлые времена люди тоже умели считать деньги. И это не единственный пример – посмотри: «Способы рассеивания семян цветов пуриллы на архипелаге Скар» или «Болезни морских моллюсков с белым ободком залива Лекур». Я уверен, что этим работам не одна тысяча лет – они очень древние.

«К тому же написаны на языке, который ты никогда не распознаешь, тем более не поймешь смысла», – подумал Маппо. Он вспомнил, как впервые увидел подобный рукописный шрифт – под маскировочным навесом на холме, стоящем у северной границы территориальных владений его племени. Он входил в состав горстки охранников, сопровождавших племенных старейшин. Это означало пророческий вызов на суд.

Осенний дождик барабанил над головой, а они полукругом сидели на корточках, обратившись лицом на север. Внезапно из-за пелены дождя показались семь фигур, одетых в мантии и капюшоны. Каждый из них держал посох, и, войдя под тент, они молчаливо остановились перед старейшинами. Вдруг Маппо увидел, как палки в их руках начали извиваться подобно змеевидным корням тех растений, которые оплетали обычные деревья, высасывая из них все соки. Затем Трелл наконец-то понял, что извивающиеся стержни были покрыты руническими письменами, мгновенно сменяющими друг друга. Это было похоже на то, как чья-то невидимая рука с каждым новым вздохом начинает гравировать все новые и новые символы, пытаясь донести до окружающих какую-то скрытую информацию…

Затем один из гостей откинул капюшон, и с этого момента будущая Тропа Трелла круто изменилась. Маппо заставил себя выбросить на время эти мысли из головы.

Дрожа от волнения, он присел рядом с другом, расчищая за столом пространство для тарелки.

– Неужели все это так важно?

– Исключительно, Маппо. Цивилизация, которая пронесла через столетия подобные рукописи, должна быть несметно богатой. Этот язык очень смахивает на современный диалект Семи Городов, хотя в некоторых случаях является даже более изысканным. А ты заметил тот символ, который стоит на каждом корешке этих томов? Изогнутый посох. Уверен, мой друг, что я видел его где-то раньше.

– Ты сказал, богатой? – спросил Маппо, пытаясь перевести разговор подальше от смутно маячившей впереди пропасти. – Наверное, они просто завязли во всяких мелочах. Это, возможно, объяснит, почему вокруг пыль и пепел. Исследователи размышляли о том, как развеять по ветру семена, в то время как варвары разрушали ворота.