24.

Путешествие по реке от моря до водопада заняло три дня. Группа Хэдона разместилась в баркасе с десятью крепкими гребцами-солдатами. Клайхи с мальчиком плыла на головном судне. Несколько раз она приглашала Абет к себе в лодку, где дети могли бы вместе играть. Звала она и Хэдона пересесть на нос баркаса, чтобы иметь возможность переговариваться. Да и Лалила пару раз перебиралась туда.

Лалила, как и Хэдон, очень удивилась, когда Клайхи представила Кора. Она совсем не ревновала. Какие у нее для этого причины? Клайхи не имела никаких видов на Хэдона и вовсе не желала отнимать его у Лалилы. Она просто приняла его как любовника на несколько ночей, не позаботившись в то время о противозачаточных травах. Ей хотелось иметь ребенка от мужчины, который мог стать победителем на Великих Играх. У Клайхи хватало любовников и до Хэдона, не ощущалось недостатка в них и после него и, надо полагать, их еще немало впереди.

— Сон убедил меня, что Хэдон должен стать отцом, — сказала она Лалиле. — Мне явилась Бхукла, бывшая древняя богиня войны, пока Ресу не узурпировал ее обязанности. Она сказала, что я должна быть с Хэдоном и зачать от него. Что касается первого, то мне не требовались ничьи указания, хотя я была счастлива, что имею божие благословение. Что же до второго, то я почувствовала, что так или иначе настало время иметь ребенка.

— И какова теперь судьба Кора? — спросила Лалила. — Останется он с вами или отправится с Хэдоном?

Вопрос озадачил Клайхи. Потом, словно что-то вспомнив, она воскликнула:

— О! Я совсем забыла! Ты же не знакома со всеми нашими обычаями. Если бы я решилась выйти замуж, Кор остался бы со мной и моим мужем. Но я не собираюсь замуж; когда мальчику исполнится пять лет, он отправится на полгода к отцу. На это время ты будешь его временной матерью. Если я умру, Кор станет сыном Хэдона на все время. И твоим.

Вечером четвертого дня пути они разбили лагерь невдалеке от подножия могучего водопада. Здесь скопилось много разного люда, участников торговых караванов из Опара на пути к порту. По совету Клайхи Хэдон старался не выходить из шатра. Если его узнают, кто-либо из жрецов Ресу непременно поспешит с этой новостью обратно в Опар.

Хэдон, сидя в шатре, видел по крайней мере десяток людей, с которыми он был знаком по Опару. Да и в остальных узнавал жителей этого города. Кроме нескольких последних лет, всю свою жизнь Хэдон прожил в Опаре и потому был там заметной фигурой. Постоянное население Опара лишь тридцать тысяч человек. А он ведь победитель Малых Игр, конечно же, все горожане его знают.

Его шатер не сворачивали до тех пор, пока караван не отправился вниз по реке, затем отряд путешественников продолжил свой путь вверх, по дороге, которая пересекала ближний склон скалы. В полдень они добрались до вершины, а оттуда шли по тропе сквозь джунгли, пока не достигли территории дока. Здесь находились баркасы, оставленные путешественниками, встретившимися им у водопада. Группа воспользовалась двумя самыми маленькими лодками, и солдаты вновь согнули свои спины. Это была тяжелая работа: весь путь им пришлось грести против течения.

Маршрут, на преодоление которого ушло три дня, пролегал вдоль покрытых кустарником берегов, время от времени сменявшихся болотистыми низинами, где разинув пасти и издавая рев, оглядывались в поисках добычи крокодилы, порой они медленно соскальзывали в бурую воду реки. По ночам путники останавливались в защищенных местах, сидя у больших костров, прислушивались к покашливанию леопардов. От людей исходило отвратительное зловоние, поскольку им пришлось намазаться свиным жиром для защиты от москитов, которых вокруг было великое множество.

Четырежды встречались группы груженных товарами баркасов, направлявшихся в порт. В таких случаях Хэдон быстро пригибался в надежде, что широкополая шляпа на голове скроет его лицо.

— Как же теперь производится доставка товаров? Ведь пролив Кета перекрыт? — спросил Хэдон Клайхи.

— Есть еще Кетна, Вентисух и Сакавуру, — ответила она. — Хотя пираты микавуру и свирепствуют, торговля все же продолжается. Более того, к югу от Кемувопара основано новое поселение — Картенкло. Пока эта община занимается лишь добычей руды; в недрах той земли большой запас меди и некоторое количество золота. Но это ворота в саванны, лежащие за горами, где пасутся огромные стада слонов. Ожидается, что торговля слоновой костью обретет большой размах, и Картенкло станет контролировать все, что будет проходить через него. Управление поселением осуществляется из Опара, следовательно, Опару обеспечена большая часть доходов. Некоторые из этих товаров, как ты видишь, на пути в Картенкло.

Хэдон посмотрел на мальчика. Определенно, Кор был его сын: у него такие же рыжеватые волосы, такой же высокий и узкий лоб с легкими припухлостями на уголках. Маленькие уши заостренной сверху формы тесно прижаты к голове. Брови густые, почти сросшиеся. Нос его прямой и не слишком длинный, но мальчик еще слишком мал, стало быть, нос подрастет. Верхняя губа короткая, губы полные, но не толстые; подбородок раздвоенный.

У него были большие по отношению к торсу ноги, а руки выглядели совсем длинными. Должно быть, ширина шага и захват руки у него такие же, как у отца.

Глаза же у него, однако, был материнские: большие и темно-серые.

— Красивый ребенок, — произнесла Клайхи, перехватив взгляд Хэдона. — Я люблю его очень сильно. Но боюсь, что не смогу долго быть его матерью.

— Что ты хочешь этим сказать? — встревожился Хэдон. Клайхи всегда отличало исключительное веселье, она постоянно улыбалась и смеялась. Но сейчас она выглядела печальной.

— Незадолго до того, как ты прибыл в порт, я видела сон. Я находилась в темном месте глубоко под землей, бредя по чему-то похожему на туннель. Меня преследовало нечто ужасное. Оно поймало меня. Затем — вся в слезах и дрожащая — я проснулась.

— Но тебя же не убили во сне?

— Нет. Но у меня было ощущение неизбежности гибели. — Она улыбнулась: — Теперь, когда ты здесь и можешь позаботиться о мальчике, я не беспокоюсь. А что касается того, что может случиться со мной, что ж, никто не живет вечно. Я толстею, моя грудь начинает обвисать; я смотрю в зеркало и вижу лицо, которое еще в состоянии привлекать любовников, но пройдет еще лет десять, и это же лицо будет отталкивать их. Я прожила хорошую жизнь, гораздо лучшую, чем у большинства. И если мне предначертано умереть именно сейчас, я стану страдать лишь от того, что мой сын будет горевать обо мне.

— Если бы каждый рассуждал так, как ты, — проговорил Хэдон, — этот мир мог бы не быть таким несчастливым.

— И никаких войн не было бы, — молвила она, — и столь много безумных.

Когда Хэдон путешествовал вниз по реке, понадобилось четыре дня, чтобы добраться до водопадов, и еще три, чтобы дойти от них до порта. Теперь же, из-за того, что они шли против течения, им потребовалось четыре дня, чтобы дойти до водопада, и пять с половиной, чтобы достичь Опара. Через час после восхода луны баркасы миновали изгиб реки. Река, ширина которой составляла четверть мили, вдруг разлилась озером шириной полторы мили. Справа от них располагалась узкая полоска равнины, над которой возвышались крутые скалы. За скалами вздымались высокие вершины. Слева, в мили от них, находился Опар. Опар — город сказочных богатств, золота и драгоценных камней, город башен с золотыми крышами, высокими массивными стенами из гранита. Опар — его родной город.

Глаза Хэдона наполнились слезами. Он ощутил боль в груди; внезапно из нее вырвалось рыдание. Лалила, видя, как он растроган, обняла его и потянулась к его щеке с поцелуем.

Баркасы продолжали двигаться по середине реки, пока не оставили за собой полмили. Затем они пошли под углом от своего прежнего курса по направлению к городу. Здесь царило оживление: сновали рыбачьи лодки, ялики и баркасы, перевозившие продукты с ферм, разбросанных вдоль западного побережья к северу от Опара. Эта протяженная долина располагалась относительно низко и тянулась на 15 миль, пока не упиралась в огромный водопад на севере.

Западное побережье — более плоское и широкое, чем восточное, но сразу за ним начиналось предгорье, за которым появлялись мощные вершины столь же высокие, как и на востоке.

К востоку от города, на расстоянии одной мили, находился небольшой островок, единственный на этом озере. По его окружности росли деревья; над внутренней частью возвышался белый замок, увенчанный куполом. Все население острова насчитывало три человека — жрицы, состоявшие на службе в храме Лупоес. Этот островок был первым местом в долине, куда вступила жрица Лупоес — жрица-исследовательница. Именно здесь она повстречалась с первыми обитателями долины, первобытными гокако. И именно здесь она спросила одного из них о названии этого места. А он, отвечая ей на своем языке, сказал: “Опар”, что значило “я не понимаю вас”. Лупоес присвоила этой долине имя Опар, ошибочно полагая, что это и есть ее исконное название. Позднее поселение назвали также Опаром.

На этом острове жрица и окончила свой земной путь в возрасте 70 лет. Ее возвели в ранг божества, в ее честь построили храм. Остров Лупоес, подобно острову богини Карнет, был для мужчин запретным.

Лодки скользили одна за одной, минуя деревянные лачуги и вигвамы, выстроенные за пределами городских стен. Строения тянулись на полмили к западу и на четверть мили вглубь. Это были дома рабов гокако, а также свободных граждан, надсмотрщиков, мастеров и солдат, которые ими командовали. Здесь же размещались и огромные хранилища, фасадом выходящие на деревянные причалы. Выше северных стен раскинулся город, состоящий из таких же деревянных построек, но его населяли бедные слои свободных граждан.

Хэдон завязал тесемки шляпы под подбородком. Ветер сегодня такой сильный, нежелательно, чтобы шляпа улетела, открывая при этом волосы и лицо. Стараясь еще лучше замаскироваться, он надел на левый глаз черную повязку. Меч нуматену, завернутый в одеяло, Хэдон нес на плече вместе с плоским ящиком, в котором находились некоторые товары, предназначенные для продажи. Ему полагалось следовать за Клайхи, будто он ее слуга.

Баркасы привязали к причалу, принадлежащему Храму Кхо. Клайхи обождала, пока все подготовятся к отходу, а затем решительно зашагала по улице за стеной. Один солдат раскрыл бамбуковый зонтик от солнца и ринулся к жрице с намерением держать его над ней; другой ударил в маленький барабан; третий заиграл на свирели. Клайхи предпочла бы, чтобы вокруг нее не создавали столько шума, но, поскольку знали ее многие, решила, что будет лучше, если она пойдет как обычно. В противном случае могут заинтересоваться, в чем причина ее стараний быть столь незаметной.

Внешняя стена пятидесяти футов высотой состояла из гигантских гранитных блоков с вкраплениями розового кварца. Посередине восточной стены находились широкие ворота — сквозь них могли промаршировать плечом к плечу двадцать солдат. Обе массивные створки ворот толщиной десять футов были сделаны из бронзы; на них изображались сцены из истории Опара. Ворота, с тех пор, как их воздвигли восемь столетий назад, закрывались лишь трижды. Три раза, тем не менее, их швыряло наземь, и в каждом случае причиной тому было землетрясение. Город сам троекратно отстраивался заново и, вне всякого сомнения, будет еще не один раз строиться вновь.

Путешественники проследовали через базарную площадь, растянувшуюся вдоль набережной реки на полмили. Она походила на все другие рынки Империи, отличало ее лишь множество гокако. Эти волосатые люди — низкорослые, коренастые, с толстыми шеями, массивной грудной клеткой, со скошенными лбами — когда-то были многочисленны, но теперь попадались только в этой долине, хотя ходили слухи, что этих дикарей можно повстречать еще где-то возле Южного Моря.

По обеим сторонам ворот стояли копьеносцы. Каждый отряд насчитывал тридцать человек: те, которые стояли слева, принадлежали Королю; другие — Королеве.

Клайхи не сбавила шага, напротив, последовала с таким видом, будто ей нечего скрывать. Оно бы и так, если бы Гамори можно было доверять. Гвардейские офицеры отдали жрице честь; она благословила их и продолжила путь. Группа путешественников миновала внешнюю стену толщиной двадцать футов и направилась к внутренней. Высота этих стен была одинаковой, но сверху внутренней стены возвышались, чередуясь меж собой, маленькие круглые башенки и остроконечные гранитные глыбы. В башнях располагались караульные; монолиты же увековечивали память героев и героинь Опара. Здесь, должно быть, установлена пара в его честь, подумал Хэдон, ведь он выиграл как Малые, так и Великие Игры. Однако они, скорей всего, находятся ниже пределов видимости.

Внутренние ворота также оказались открытыми, их тяжеловесные бронзовые створы развернуты в обе стороны. Путники вступили на широкую улицу с названием “Божества-Птицы”. Большую часть улицы шириной 115 футов занимал еще один рынок. Здесь продавалось множество животных и птиц, предназначавшихся для жертвоприношений в Храме Кхо — на другой стороне улице.

Клайхи вела группу сквозь палатки, загоны для скота и сараи, оставляя позади шумных животных, птиц и еще более шумливых продавцов и покупателей. Ее целью был гигантских размеров девятиугольный вход в храм — массивное, выполненное из гигантских блоков здание, увенчанное огромным куполом в форме луковицы, крытым пластинами из золота. По обеим сторонам входа — три ряда монолитов из гранита, по двенадцать в каждом ряду. Высота каждого превышала в два раза рост Хэдона, верхняя часть каждого монолита высечена в форме птицы. Черты, характерные для птиц, за модель которых брались реально существующие пернатые, были преувеличены или искажены: головы, то больше, то меньше, чем следовало, клювы загнуты, а то и вовсе скручены, количество глаз варьировалось от одного до девяти, перья — то слишком длинные, то слишком широкие, почти огромные, а иногда и вовсе отсутствовали.

Хотя птицы и выглядели так, будто их высек сумасшедший, но если посмотреть внимательно, замысел становился понятен. Гранитные скульптуры изображали птиц, превращающихся в людей, стадии различных метаморфоз.

Хэдон нервничал и обливался холодным потом с тех самых пор, как группа покинула лодку. Только теперь на расстоянии всего лишь двадцати футов от входа в храм ему стало полегче. Во рту все еще ощущалась сухость, но он уже смог пить из фонтана, струящегося как раз рядом с храмом.

И тут он услышал, как позвали:

— Хэдон! Хэдон!

Он обернулся и увидел своего старого приятеля, Сембеса, товарища по детским играм и соперника по Малым Играм. Сембес выбыл из соревнования по борьбе вследствие победы Хэдона, но зла на него не затаил. Когда Хэдон отправлялся в Кхокарсу, Сембес вручил ему подарок и пожелал успеха.

Но теперь все могло измениться. Сембес вынужден подчиняться приказам; он, должно быть, хороший офицер и исполнит свой долг, даже будучи не согласным с приказом.

Хэдона насторожила униформа Сембеса, свидетельствующая о том, что он — лейтенант гвардии Храма Ресу, Пламенеющего Бога.

Сембес мог бы и улыбнуться, увидев друга, отсутствовавшего столь долго, но, вероятно, его просто потрясла встреча. Речь Сембеса несомненно звучала сдержанно, будто он испытывал сильное напряжение.

За ним стоял отряд из двенадцати копьеносцев.

Он шагнул к Хэдону, протягивая руку. Казалось, лицо сначала сморщилось, потом расправилось, затем вновь сморщилось. Узкие глаза лейтенанта пристально смотрели на прибывших, скользя с Хэдона на Клайхи, далее на остальных, потом снова на Хэдона.

— Послушай, Хэдон! Получилось так, что я только что приступил к патрулированию этого района и — надо же! Я вижу тебя! Я думал, что ты в Кхокарсе!

Позади Хэдона раздался шепот Лалилы:

— Берегись, Хэдон. Он лжет! Его прошиб пот от страха!

Клайхи остановилась. Теперь она шипела, как змея, говоря:

— Лалила права! Кто-то заметил тебя в доке, Хэдон, и поспешил к Королю! Его шпионы вездесущи!

— Приветствую тебя, мой старый друг! — сказал Хэдон. Он снял груз со своего плеча и засунул руку в одеяло. Пальцы его сжали рукоятку Каркена, куска слонового бивня, обрезанного по краю для удобства.

Сембес остановился:

— Что с твоим глазом, Хэдон?

— Я дал ему отдохнуть, — ответил Хэдон, срывая повязку. Потом тихо сказал Клайхи: — Отведи остальных в храм.

Сембес взялся за рукоять тяжелого меча из дорогой углеводородистой стали; оружие было выполнено из сваренных меж собой полосок и имело такую же листообразную форму, как и мечи добровольцев, но было примерно на фут длиннее.

— Итак, ты знаешь! — проговорил Сембес, поднимая брови. — Что ж, мне действительно неловко, Хэдон, но у меня приказ. Ты арестован по подозрению в измене!

Хэдон помедлил с ответом. Лалила, держа Абет и Кора за руки, обошла его и поспешила ко входу. На минуту Сембес перевел взгляд на нее, но, видимо, на ее счет инструкций не поступало. Пага, перекатываясь, последовал за ней с мрачным видом, держа руку на рукоятке своего короткого меча. Кебивейбес колебался какое-то время, потом сказал:

— Офицер, я бард и потому моя персона неприкосновенна. — И добавил — Это было бы непростительно в глазах великой Кхо и всего человечества.

— Тогда встань в стороне, — велел Сембес. Пот градом катился с него. Он смахнул его с глаз тыльной стороной ладони, а затем выдернул меч из ножен. Это послужило сигналом солдатам, которые выстроились полукругом, держа копья, направленные на Хэдона.

Кебивейбес, стоя теперь позади Хэдона, прошептал:

— Я так сказал лишь затем, чтобы выиграть время, Хэдон. — Я буду сражаться на твоей стороне.

— Благодарю, — сказал Хэдон, снизив голос. — Но иди в храм как можно скорее. Я не хочу, чтобы ты стоял у меня на пути.

Бард от удивления разинул рот, затем пробормотал какие-то оскорбления. Хэдону некогда было вдаваться в объяснения. Он вытащил тену из тюка и шагнул вперед.

В это самое время Клайхи также двинулась вперед. Она держала высоко свой посох и кричала:

— Остановись! Этот человек под покровительством Фебхи и, следовательно, самой Кхо! Он муж той женщины, к которой благоволит Кхо и к которой обращался Ее Голос! Троньте одного из них, и вы испытаете на себе гнев Богини!

Сембес взмок еще больше. Копьеносцы побледнели.

Хэдон оглянулся. Крики, возгласы и болтовня, доносившиеся с базара, стихли. Большинство продавцов и покупателей молча уставились на них; слышался лишь шум, производимый животными.

Сембес вымолвил:

— Жрица, у меня приказ, и он поступил от Короля, самого главного жреца самого Ресу. До тех пор, пока не поступят контрприказы лично от Короля или Королевы, я должен исполнять свой долг. И вы, конечно же, это понимаете.

— Я понимаю, что ты игнорируешь мои слова! — закричала она. — Мне повторить?

Хэдон вновь взглянул налево. Лалила и дети уже находились внутри храма. Пага стоял у входа, пристально смотря на них. Он выглядел неуверенным, будто не мог решить: остаться ли ему защищать Лалилу или вернуться на помощь Хэдону.

Хэдон проговорил:

— Беги так, будто сама Копоескин гонится за тобой, Кебивейбес! Я больше не могу их сдерживать! Иди немедленно!

С криком он еще раз шагнул вперед, держа рукоять Каркена обеими руками. Сембес с воплем двинулся правой ногой вперед, его торс изогнулся, образовав одну прямую линию с левой ногой. Лезвие меча Хэдона ударило офицера с одной стороны, и острый край скользнул вдоль яремной вены Сембеса. Хэдон отступил назад; из шеи Сембеса хлынула кровь, он упал. Хотя Сембес не был столь же искусным фехтовальщиком, как Хэдон, но пострадал он не из-за этого, причиной его поражения явился жесткий непререкаемый порядок. Только нуматену имели право пользоваться длинным, слегка изогнутым оружием с тупым концом. Несмотря на его очевидное превосходство по сравнению с более коротким кинжалом в индивидуальной схватке, военным и морякам по всей Империи запрещалось использовать его — исключение составляли микавуру, но пираты не ведали норм морали. Правда состояла в том, что, будь Сембес вооружен тену, он также мог погибнуть, но не столь быстро, а его копьеносцы могли бы продвинуться и отогнать Хэдона.

Теперь же, еще до того, как копьеносцы сумели изменить свои позиции, и метнуть копья, Хэдон скрылся из виду. Вход находился всего лишь в двадцати шагах, а Хэдон ведь был самым быстрым бегуном Империи. Но даже, учитывая это, он не мог рисковать. Когда оставалось преодолеть последние шесть футов, он резко опустился, держа одной рукой над собой тену, и заскользил по тротуару лицом вниз. Его грудь, колени и пальцы на ногах горели, но он стремительно бросился в полумрак палаты.

Пага отскочил в сторону как раз вовремя — это уберегло его от сокрушительного удара. Три копья вонзились рядом; одно ударилось о боковую стену входа, одно пролетело над головой Хэдона и воткнулось в привратника, еще одно, отскочив от цементной поверхности, проскользило по ней и, наконец, успокоилось близ Хэдона.

Он поднялся, прыжком отскочив в сторону. Хотя теоретически положение его было безопасно, он не был уверен, что копьеносцы достаточно хладнокровны, чтобы понимать это.

Хэдон вновь встал на ноги. Пага, который, казалось, состоит лишь из бороды и ног, отчаянно дрожал в углу. Несчастный привратник лежал на спине с копьем, торчавшим из груди; он кашлял кровью, несколько раз дернулся прежде, чем умереть.

Лалила и двое детей прошли, по-видимому, в следующую палату.

Затем появилась Клайхи. Она явно выглядела шокированной.

— Ты даже не попытался поговорить, — в ее голосе сквозил упрек. — Я в самом деле полагала, что смогу заставить их повиноваться и впустить тебя. Обошлось бы без кровопролития.

— Я предчувствовал подобную ситуацию, — сказал Хэдон. — Переговоры только отсрочили бы неизбежное. Более того, я знаю Сембеса, точнее — знал его. Он был отличный парень, ярый поборник правильных поступков и закона. Он состоял на службе у Короля. Сейчас он лишь долго колебался. Первый же мой шаг к храму стал бы последним; его меч вонзился бы в мою спину. Мне пришлось захватить врасплох его самого и его людей. Что тоже плохо — мне нравился Сембес. Но сейчас не время горевать о нем. Оно наступит позднее.

Если вообще когда-нибудь наступит, мысленно добавил он. Последние события развивались слишком стремительно, не оставляя времени для печали и сожаления. Хэдон понимал, что в самом ближайшем будущем скорость станет еще более решающим фактором, совсем скоро.

Палата, в которой он находился, не претерпела никаких изменений с тех пор, как он видел ее в последний раз — и неудивительно, ведь все здесь оставалось неизменным вот уже пятьсот лет. Пол залит цементом — несомненно, это не изначальный пол, — а гранитные стены покрывал толстый слой штукатурки. Они были расписаны фресками, представляющими сцены на темы религии и истории Опара. Действие преимущественно происходило в джунглях, которые изображались в ядовито-зеленых и кроваво-красных тонах. Тут и там, между фресками виднелись резные фигурки людей и животных. Там же к стенам крепились продолговатые таблички из золота с нанесенными на них иероглифами — реликвиями тех дней, когда еще не была принята слоговая азбука героя Авинеса. Место это древнее, подобно всем палатам и священным местам храма. Время, казалось, мрачно зависло над храмом, излучая плотную серую ауру сквозь болтовню людских толп, наполнявших его и днем и ночью. Время плотно осело здесь, впитываясь в гранитные стены и памятники материальной культуры и, казалось, заплатило ренту за вечность. Говорили, что храм просуществует десять тысяч лет; так пообещала Сама могущественная Кхо его создательнице — жрице Лупоес. И в самом деле, это было единственное строение в Опаре, не разрушенное в результате трех сильных землетрясений, хотя потребовался обширный ремонт.