Прошли года, и в пятьдесят седьмом году

В двухкомнатной квартире комнаткою оделили.

Пожили б сами в той отравленной среде —

С туберкулезными в открытой форме поселили.

Вот так текли года, и тихая интеллигентная семья

Из мамы-дочки с жизнью разбиралась.

Елена Алексеевна не вышла замуж снова никогда,

Для воспитанья дочки вся работе отдавалась.

Вот так и подарила мне красавицу-жену,

С редчайшей милой скромностью и тактом,

Жена со мною вот уж пятьдесят всегда,

И мамы смерть потерей обернулась безвозвратной.

Ей не было шестидесяти, когда она ушла.

Но понял я, что тайну жгучую о той войне хранила,

И если я расспрашивал ее в те времена,

Она от этой темы деликатно отходила.

С конца войны задавленная постоянно страхом, бытом,

Чтоб быть не забранной за правду в лагеря,

В какой-то тягостный момент она решила,

Что в этой вот стране, как многие другие, не нужна.

Какое горе! Мы с женой с таким столкнулись,

Что не забудем это горе никогда,

По-человечески, без взяток, ты не будешь похоронен.

Хоть распылись, из глаз исчезни навсегда.

На грязном поле копошились сгорбленные люди,

В могилах, вырытых на скорую, вонючая вода.

И я сказал жене, что лучше сам туда я лягу,

Ей не лежать в такой могиле никогда!

Нашли для похорон, при взятках, место еле-еле,

И не успела урна в месте том пробыть,

Когда сказали нам, чтобы ее немедленно убрали,

Чиновника большого в этом месте надо хоронить.

Мне было сорок два. Обидою чудовищной замучен.

Вдруг понял я, что эта Родина – не для меня.

И я решил со всей семьею

От этой злобной мачехи уеду навсегда.

Никто в последний путь нас не сопровождал,

А в стороне стояла мать, тихонечко рыдая.

Догадываюсь я, что думала она

В то никуда и без надежды встретиться, сыночка провожая.

Не провожали нас не потому, что не любили.

Ведь в молодости все тебе и брат и друг.

А потому, что души в страхе утопили

В те времена работы каждый мог лишиться вдруг.

Мы поднялись по лестнице в таможню,

По сторонам солдаты клацали затвором «калашей»,

Здесь нам сказали – чемоданы на стол,

Да пошевеливайтесь с этим поскорей.

Какие чемоданы – только чемодан и сумку

Сумели мы от прежней жизни накопить,

А главное, лежала в чемодане урна,

В которую прах матери жены успели положить.

А мать жены святою женщиной была.

Прошла войну с оружием до Вены.

И наградили, в коммуналке прожила,

И с жизнью счет свела, не дожидаясь перемены.

«А в этой вазе что?»– последовал вопрос.

Ну. и зачем таможеннице ждать ответа,

По урне молотком произведен удар,

И высыпан был прах святой на грязную газету.

«У вас, быть, может бриллианты здесь.

Мы знаем вас, предатели без чести,

Награды и медали тещины на стол!

Мы не позволим вывезти на Запад эти вещи».

И долго в прахе том возился сатана,

А я стоял в оцепененье жутком,

Не мог поверить в то, что вижу я,

Казалось мне, я тронулся рассудком.

Вот так, ограбленные телом и душой.