Глава 10. ТОВАРИЩ

Наблюдатель указал вперед.

— Фарафра!

Капитан приказал подравнять паруса; корабль, обогнув мыс, вышел к кешианскому порту.

Один из матросов, стоявший у поручней, повернулся к Боуррику.

— Повеселимся сегодня, Бешеный?

Боуррик грустно улыбнулся.

— Все на ванты! — крикнул капитан. — Приготовиться взять рифы!

Матросы бросились выполнять приказ.

— Два румба налево! — скомандовал капитан, и Боуррик повернул большое рулевое колесо, направляя корабль на указанный курс. Попав на борт «Доброго Путника», Боуррик заслужил сдержанное уважение капитана и матросов. Некоторые команды он выполнял очень хорошо, тогда как о других делах, казалось, не имел ни малейшего представления, но быстро всему учился. Его умение чувствовать корабль, ощущать перемену ветра и течений дало ему возможность стать рулевым — только троим из экипажа капитан доверял это дело.

Боуррик взглянул вверх, где Сули с обезьяньей ловкостью взбирался по мачте, сноровисто управляясь с такелажем. Сули стал заправским матросом — словно родился на море. За тот месяц, что они провели в плаванье, на его мальчишеском теле прибавилось мускулов; благодаря постоянной работе и простой, но здоровой пище он окреп и теперь, взглянув на него, уже можно было представить, каким мужчиной он скоро станет.

Принц никому не раскрывал своего происхождения, да никого это и не интересовало. После его выходки со ржавым рыбацким ножом он получил у капитана и у экипажа прозвище Бешеный. Боуррик знал, что его заявление о том, что он — принц островного Королевства, ничего бы не изменило. Сули называли просто Мальчик. Никто не приставал к ним с вопросами, почему они оказались в море в тонущей лодке, словно расспрашивать об этом значило навлечь несчастье на свою голову.

— Фарафрский лоцман введет нас в бухту, — услышал Боуррик голос капитана, стоявшего позади него. — По мне, все это дурь, но местному губернатору так нравится, и нам придется лечь в дрейф и ждать, — капитан отдал приказание взять рифы и приготовиться бросить якорь. Корабль поднял два зелено-белых вымпела — запрос лоцмана. — Тебе надо уйти, Бешеный. Лоцман прибудет через час, но я прикажу, чтобы тебя высадили со шлюпки где-нибудь за пределами города.

Боуррик ничего не сказал. Капитан внимательно посмотрел на него.

— Ты ловкий парень, но, когда попал ко мне на борт, не был моряком. — Прищурившись, он продолжал:

— Ты знаешь корабль не как матрос, а как капитан — тебе ничего не было известно об обязанностях матросов. — Разговаривая, капитан все время смотрел по сторонам: он следил, как выполняются его команды. — Похоже, ты правел много дней на юте, а не на палубе и не на вантах, мальчик капитана, — он понизил голос, — или сын богатого владельца судов. У тебя на руках мозоли, но не как у моряка, а как у наездника или у солдата. Я не хочу знать твою историю, Бешеный. Но я знаю, что баркас, на котором ты плыл, из Дурбина. Вы не первая пара, которая так поспешно бежала из Дурбина. Чем больше я думаю об этом, тем меньше мне хочется узнать правду. Не могу сказать, что ты был хорошим моряком, Бешеный, но ты старался и делал всю черную работу не жалуясь, а большего никто не может спрашивать. Он поглядел на мачты, увидел, что команда выполнена, и приказал бросить якорь. — Вообще-то, я бы, конечно, заставил тебя еще погорбиться на разгрузке вместе с остальными, считая, что ты не отработал свой проезд, но что-то говорит мне — несчастья гонятся за тобой, и уж лучше я потихоньку отправлю тебя с корабля. Пойди возьми свои вещи. Мне известно, что ты вчистую обыграл моих людей в карты. Хорошо, что я им еще не платил, а то бы ты забрал не только то, что у них было, но еще и все жалованье.

— Спасибо, капитан, — ответил Боуррик. Он спустился на главную палубу и крикнул Сули:

— Мальчик! Иди собирай вещи!

Дурбинский попрошайка встретил Боуррика у входа на полубак. Они прошли в каюту и собрали свои скудные пожитки. Кроме ножа в ножнах и пояса Боуррик выиграл небольшую стопку монет, пару матросских рубах, штаны и несколько вещей для Сули.

К тому времени как они поднялись на палубу, матросы стояли кто где, праздно дожидаясь прибытия лоцмана. Некоторые попрощались с Бурриком и Сули, пока те шли к привешенной с подветренной стороны веревочной лестнице. У борта их дожидалась маленькая капитанская шлюпка; два гребца должны были доставить Боуррика и Сули к берегу.

— Бешеный! Мальчик! — окликнул их капитан, когда они уже собирались спуститься по лестнице. Он протянул маленький кошелек. — Здесь четверть вашей платы. Я не отпущу человека без денег в кешианский город. Милосерднее было бы дать вам утонуть.

— Капитан добрый и щедрый, — сказал Сули, беря кошелек.

Пока шлюпка плыла к берегу, Боуррик взвесил кошелек на руке. Потом убрал его за пазуху, туда, где хранились деньги, взятые им у Салайи. После чего стал раздумывать, каким будет его следующий шаг. Конечно, надо попасть в город Кеш, только как? Решив поразмыслить над этим на твердой почве, он спросил Сули:

— Что имел в виду капитан, говоря, что не отпустил бы человека в кешианский город без денег?

Мальчик не успел ответить — вместо него заговорил один из гребцов.

— Быть в Кеше без денег — значит быть покойником, Бешеный. — Он покачал головой, удивляясь невежеству Боуррика. — Жизнь в Кеше дешево стоит. Если ты какой-нибудь король Квега, но не имеешь ни гроша в кармане, тебя оставят подыхать на улице — просто перешагнут через тебя, спеша по своим делам, и проклянут твою душу, покинувшую тело прямо под ногами у пешеходов.

— Это правда, — подтвердил Сули. — Эти кешианцы — просто звери.

— Ты же сам кешианец, — рассмеялся Боуррик.

Мальчик сплюнул через борт лодки.

— Мы, граждане Дурбина, не совсем кешианцы — не больше, чем жители пустыни. Они нас завоевали, мы платим им налоги, но мы — не кешианцы. И эти

— тоже не кешианцы, — он указал на город. — Мы никогда не позволяли Кешу об этом забыть.

Настоящих кешианцев можно найти в городе Кеше. Вот увидишь!

— Мальчик прав, — сказал разговорчивый матрос. — Настоящие кешианцы — странные люди. Их не увидишь где-нибудь на побережье Драконьего моря. Они живут вокруг Оверн-Дипа. Бреют головы, ходят голыми и не возражают, если ты забавляешься с их женщинами. Вот они какие.

Второй матрос проворчал, что все это россказни, которые еще надо доказать. Первый ему ответил:

— Они ездят на колесницах и думают, что они лучше нас. Они могут убить тебя, как только глянут в твою сторону.

Оба гребца налегли на весла, приблизившись к линии бурунов. Потом первый матрос вернулся к своему повествованию.

— А если тебя кто-нибудь из них прикончит — суд выпустит его, будь спокоен. Даже если он такой же простолюдин, как ты, Бешеный. Они — чистокровные.

— Все это правда, — вставил второй матрос. — Будь осторожен с чистокровными. Они к себе относятся не так, как к другим. Если ты бросишь такому вызов, он может драться с тобой, а может и нет — ему наплевать. Но если он решит, что ты ему насолил, то будет травить тебя, как зверя на охоте.

— И погонит тебя хоть до края земли, если ему надо будет. Это истинная правда, — прибавил первый.

Волна прибоя подхватила лодку и понесла ее к берегу. Боуррик и Сули выпрыгнули в воду, которая оказалась им по грудь, и помогли гребцам развернуться, а потом, когда волна начала откатываться, хорошенько оттолкнули шлюпку, чтобы отлив унес ее в море.

— Не такого прибытия в Кеш я ожидал, — сказал Боуррик Сули, идя к берегу,

— но мы живы, и то хорошо. К тому же у нас есть на что купить еды и за нами никто не гонится. — Он оглянулся на корабль, дожидавшийся лоцманской лодки. Принц знал, что рано или поздно тот или другой матрос сболтнет что-нибудь о мужчине, которого корабль подобрал у Дурбина, и те, кто в этой части Империи дожидается новостей о нем, свяжут этот факт с его побегом. — По крайней мере, пока не гонится. — Он шутливо шлепнул мальчика по спине. — Пойдем посмотрим, что этот кешианский город может предложить по части хорошей горячей еды.

Сули горячо его поддержал.

Если Дурбин был тесным, грязным и нищим, то Фарафра была экзотичной. И тоже тесной, грязной и нищей. К тому времени, как они прошли полпути до центра города, Боуррик понял, что имел в виду капитан. В двадцати ярдах от выхода из порта в город лежало мертвое тело, гнившее под лучами жаркого солнца. По нему ползали мухи, и, судя по обглоданным местам на груди и ногах, собаки успели до рассвета полакомиться мертвечиной. Прохожие не обращали на труп никакого внимания, только ненадолго отводили глаза в сторону.

— Разве городская стража или кто-нибудь другой об этом не заботится? — спросил Боуррик.

Сули, который оглядывался в надежде разжиться медяком-другим, рассеянно ответил:

— Если кто-нибудь из купцов решит, что вонь мешает его торговле, он заплатит мальчишкам, те утащат труп и бросят его в залив. А то будет лежать здесь, пока не исчезнет. — Сули, кажется, считал само собой разумеющимся, что трупы убирала какая-то волшебная сила.

В нескольких футах дальше какой-то человек в длинном одеянии сидел на корточках, не обращая внимания на тех, кто шел мимо. На глазах у Боуррика мужчина поднялся и влился в поток прохожих, оставив на дороге яркое свидетельство того, что он сидел, не исполняя ритуал во имя какого-нибудь божества, а просто отвечал потребностям организма.

— Боги милосердные! — воскликнул Боуррик. — Здесь что, и отхожих мест нет?

— Каких таких мест? — с любопытством спросил Сули. — Я никогда ни о чем подобном не слышал. Кто бы стал их строить и чистить? Кому до этого есть дело?

— Не обращай внимания, — ответил Боуррик. — К новому, бывает, не сразу привыкаешь.

На улицах Боуррика потрясло разнообразие народов, населявших город. Встречать такое ему не доводилось. Можно было услышать речь на всех возможных языках и увидеть все возможные костюмы. Проходили женщины в одеяниях жительниц пустыни — до глаз закутанные в просторные синие или коричневые покрывала, а за ними — охотники из степей, на которых не было надето ничего, кроме набедренной повязки. Лица были отмечены татуировками разных кланов, а религиозные убеждения — рясами разных покроев. Проходили женщины с темной, как утренний кофе, кожей, одеяние которых составлял кусок холста, обматывавший тело от подмышек до колен. Младенцы с серьезными глазами смотрели на прохожих, идущих позади них, — матери несли детей в мягких люльках, укрепленных на спине. Дети в неописуемых костюмах гнались за собакой, которая ловко ныряла между ногами прохожих.

— Пес бежит так, словно спасает свою жизнь, — засмеялся Боуррик.

— Так и есть, — пожал плечами Суди. — Уличные мальчишки давно не ели.

Боуррик не мог всего заметить и осознать — так много новых впечатлений навалилось на него. Люди шли плотным потоком, кто быстрее, кто медленнее, но никто не замечал толпу вокруг себя. Для Боуррика ужаснее бесконечного шума голосов, непрестанной толкотни был запах. Немытые тела, дорогие духи, человеческие экскременты, кухонный чад, экзотические специи, запах животных

— все смещалось в вони этой, чужой ему земли. В толпе Боуррик ни на минуту не забывал о том, что за пазухой у него лежат два кошелька — более безопасного места он придумать не мог. Принц надеялся, что, когда чужая рука полезет за добычей, он не сможет этого не заметить. Боуррик почувствовал, что переполнен новыми впечатлениями и пора отдохнуть.

Они вошли в небольшую таверну, у которой не было передней стены. В полумраке комнаты было видно, что в углу за столиком сидят, о чем-то разговаривая, двое посетителей, а больше никого нет. Боуррик заказал горького эля себе и легкого эля — мальчику, заплатив из кошеля, полученного от капитана. Эль был на вкус самым обыкновенным, но Боуррик был рад и такому.

На улице раздались крики, стук копыт, удар плети. Боуррик и Сули обернулись посмотреть, что происходит. Пара прекрасных лошадей, запряженных в колесницу, пятилась и ржала, сдерживаемая возницей.

Причиной внезапного затора оказался высокий мужчина, который стоял посреди улицы. Человек на колеснице закричал:

— Болван! Убирайся с дороги!

Мужчина подошел к лошадям и взял их за уздечки. Прищелкнув языком, он толкнул лошадей, и те попятились. Возница, громко крича, щелкнул кнутом возле уха одной лошади. Но лошади повиновались не крику сзади, а давлению спереди. Они отступали, толкая Колесницу назад. Пассажир колесницы смотрел с недоумением. Возница взмахнул хлыстом, но мужчина сказал:

— Хлопни еще раз, и это будет последнее, что ты успеешь сделать в жизни!

— Удивительно, — произнес Боуррик. — Интересно, зачем наш большой друг это делает?

«Большой друг», судя по наружности, был солдатом-наемником — поверх зеленой туники и штанов на нем были надеты кожаные доспехи. На голове сидел изрядно помятый и нуждавшийся в починке шлем, а за спиной у мужчины висела сабля в кожаных ножнах. На поясе с обоих боков торчали рукоятки кинжалов.

Человек, ехавший в колеснице, гневно взглянул на наемника, преградившего ему дорогу. На нем почти ничего не было из одежды — только короткая белая юбка, да на голой груди перекрещивались ремни, державшие ножны. Перед ним на колеснице были укреплены копья, а сбоку лежал лук.

— Пусти, болван! — крикнул он.

— Человек в колеснице — из чистокровных кешианцев. К тому же, офицер имперской армии, — пояснил Сули. — Этот наемник или очень храбрый, или полный дурак.

Державший лошадей мужчина покачал головой и сплюнул. Он заставлял лошадей пятиться, пока колесница, свернув, не уперлась в лавку горшечника. Горшечник закричал и отбежал в сторону, но человек уже остановил лошадей. Отпустив уздечки, он нагнулся, поднял что-то с земли и быстро отошел в сторону.

— Можешь ехать, — сказал он.

Возница собирался пустить лошадей, но его господин вдруг вырвал у него кнут. Воин, словно предчувствуя то, что последует, резко развернулся и поймал взвившийся кнут рукой. Конец кнута обернулся вокруг кожаного браслета на его левой руке. Резко дернув, наемник чуть не стащил кешианца с колесницы. Потом» когда тот, пытаясь удержать равновесие, отшатнулся, наемник, выхватив кинжал, перерезал кнут. Кешианец повалился назад и чуть не слетел с колесницы с другой стороны. Пока он, вне себя от гнева, поднимался, воин ударил одну из лошадей по крупу и крикнул изо всех сил:

— Йе!

Захваченный врасплох, возница едва успел подхватить вожжи.

Вся улица наполнилась хохотом; разъяренный кешианец посылал наемнику проклятья. Воин посмотрел вслед колеснице, потом вошел в таверну и устроился рядом с Сули.

— Эля, — сказал он, кладя на стойку то, что поднял на улице. Это была медная монетка.

— Тебя чуть не переехали, потому что ты нагнулся поднять монету? — покачал головой Боуррик.

Мужчина, сняв шлем, обнажил лысую макушку — ему было под пятьдесят.

— Иногда ждать некогда, — ответил он с акцентом. — Это же пять луни. Я столько денег за месяц не видел.

Что-то в его выговоре показалось Боуррику знакомым.

— Ты не с Островов? — спросил он.

Мужчина покачал головой.

— Я из Лангоста, города у подножья Гряды Покоя. Хотя наш народ из островных — отец моего деда был из Дип-Таунтона. Я так понял, вы островитяне?

Боуррик пожал плечами, словно это было не очень важно.

— Сейчас — из Дурбина, — ответил он.

Мужчина протянул руку.

— Я — Гуда Буле, проводник караванов, пришел из Гвалина, а до того был в Ишлане.

Боуррик пожал руку, мозолистую от многих лет обращения с оружием.

— Мои друзья зовут меня Бешеный, — сказал он с усмешкой. — А это Сули.

Сули торжественно пожал наемнику руку — словно равный равному.

— Бешеный? Должно быть, с этим именем связана какая-нибудь история или твой отец не любил тебя.

Боуррик рассмеялся.

— Нет. Однажды я вел себя как безумец, вот прозвище и пристало ко мне. А ты — проводник караванов? Понятно, откуда ты знаешь, как управляться с лошадьми.

— Возницы доверяют мне охрану, — улыбнулся воин. — а о лошадях я знаю только то, что они не любят, когда их толкают в морду, и поэтому сразу начинают пятиться. С дураком, который тянет за вожжи и щелкает кнутом возле уха, можно такое попробовать, но я бы не стал это делать с верховой лошадью, на спине у которой сидит всадник со шпорами. — Гуда Буле допил свой эль. — Ну, пора идти в караван-сарай. Моя последняя женщина выгнала меня сегодня утром, когда, наконец, догадалась, что я не собираюсь на ней жениться и искать работу в городе. У меня нет денег, а это означает, что пришла пора найти заработок. Кроме того, я по горло сыт Фарафрой и хотел бы переменить обстановку. Был рад с вами познакомиться.

— Позволь мне угостить тебя, — сказал Боуррик после некоторых колебаний.

Гуда, взявший уже было свой шлем со стойки, положил его обратно.

— Уговорил, Бешеный.

Боуррик заказал выпивку. Когда трактирщик поставил кружки, принц повернулся к наемнику.

— Гуда, мне надо попасть в город Кеш.

Гуда огляделся.

— Так. Сначала иди туда, — сказал он, указывая вниз по улице, — пока не дойдешь до южной оконечности Светлых пиков — это большая горная гряда, ты ее сразу увидишь. Потом поверни, чтобы обойти ее слева, потом — направо, туда, где течет река Сарн. Иди вдоль реки до самого Оверн-Дипа. Там будет город, где живет много народу. Это и есть Кеш. Мимо не пройдешь. Если выйдешь прямо сейчас, через восемь, а то и через шесть недель будешь на месте.

— Спасибо, — сухо ответил Боуррик. — Мне очень надо туда попасть, и я бы хотел наняться охранять идущий туда караван.

— Так-так, — кивнул Гуда.

— Мне не помешает, если кто-нибудь замолвит за меня словечко.

— Так-так, — повторил Гуда. — Значит, ты хочешь, чтобы я взял тебя в караван-сарай и сказал какому-нибудь доверчивому караванщику, что ты — мой земляк и старый друг, очень хороший вояка, которого непонятно почему прозывают Бешеным.