Глава 4

Спустя десять минут, с заплетенными косами и в амазонке, Джинни появилась на конном дворе. Через руку у нее была перекинута накидка, потому что с моря дул свежий ветер. Солдат с коротко остриженными седыми волосами седлал великолепного черного жеребца, на котором Алекс Маршалл отправлялся конфисковывать имущество и земли, и Редферны были лишь одними из многих в этом списке.

— Замечательное животное, — сказала она, проводя рукой по бархатному носу жеребца. Он заржал от удовольствия и потерся упругими губами о ее ладонь.

— Да, госпожа, — согласился солдат, — чистокровный арабский скакун и в бою тверд как скала.

— Как его зовут?

— Буцефал.

— Буцефал! — Джинни не поверила своим ушам. Так назвал своего коня Александр Македонский. Ведь не может быть, чтобы Алекс Маршалл считал себя воином-императором? Подавив приступ смеха, она пошла в конюшню за своей кобылой. Это было изящное животное с привычкой высоко поднимать ноги при ходьбе. Лошадь радостно потянула воздух ноздрями, и мышцы на ее шее затрепетали в предвкушении прогулки.

— А, вы опередили меня, госпожа Кортни, — раздался голос Алекса позади нее, и чтобы скрыть свою радость, Джинни приникла лицом к теплой шее кобылы.

— Седлай лошадь госпожи Кортни, Джед, — быстро распорядился Алекс, беря под уздцы Буцефала. Джед весело улыбнулся.

— Нет, в этом нет необходимости. Я вполне способна оседлать собственную лошадь, — машинально возразила Джинни.

— Это не обсуждается. Займись ею, Джед.

— Слушаюсь, полковник. — Джед отдал честь и отправился в конюшню за седлом. Алекс повернулся к Джинни и заговорил тихо и отрывисто:

— Когда мы одни, ты можешь сколько угодно спорить и возражать, но в присутствии моих людей я запрещаю тебе делать это.

Джинни открыла рот, пытаясь возразить, что ничего такого она и не собиралась делать, но появился Джед, и она, сжав губы, повернулась, чтобы взять поводья у солдата. Алекс был уже в седле.

Джед подсадил ее, поправил кожаные стремена и подтянул подпругу. Лошади застучали копытами по двору.

Джинни рассердил безосновательный упрек. Алекс, судя по его непроницаемому лицу, тоже был раздражен.

— У меня не было намерения задевать чувство собственного достоинства императора, — заявила она.

— Черт побери, а это еще что значит? — нахмурился он.

— Только то, что лишь император может ездить на Буцефале, — мило улыбнулась она и, сжав пятками бока Джен, послала ее вперед рысью, потом галопом.

Алекс, опешивший на какое-то мгновение, ринулся вслед за Джинни. Кобыла явно уступала жеребцу, и, поравнявшись, Алекс наклонился, схватил поводья у самой уздечки и натянул их, остановив Джен.

— К твоему сведению, — заявил он, — конь был подарен мне отцом, когда я получил звание майора. У него уже было имя, и я не мог изменить его, не обидев при этом отца.

— О! — Джинни не отрываясь смотрела на море. — В таком случае приношу извинения за свои выводы, но ты дал мне для этого достаточно оснований. Я не собиралась намеренно противоречить твоим распоряжениям, и если бы ты не подозревал в любой фразе вызов, то понял бы это.

Они помолчали. Алекс продолжал держать поводья Джен. Потом он наконец сказал:

— Это довольно трудно объяснить, Джинни, потому что ты еще ничего не знаешь о военной жизни, но в ней есть строгие правила, и ты должна научиться придерживаться их. Мои приказы и слова на людях неоспоримы. Если я позволю кому-нибудь возразить, это принизит меня в глазах моих подчиненных, безопасность которых полностью зависит от моих распоряжений. Отряд должен действовать слаженно, подчиняясь одному человеку — мне. Только так можно обеспечить безопасность солдат, насколько это вообще возможно на войне.

— Но я же не в твоем отряде.

Алекс вздохнул:

— Предполагалось, что этот день пройдет без вражды, но, наверно, я должен сказать тебе с самого начала. Ты в глазах моих людей точно так же подчиняешься мне, как и они. Не оспаривай мою власть публично, Джинни. Последствия не доставят удовольствия ни тебе, ни мне.

— А если я признаю, что ты властен над пленницей и врагом, ты согласишься, что над возлюбленной такой власти у тебя нет?

Последовало молчание — зеленовато-карие глаза неотрывно смотрели в серые.

— Это другой вопрос и для другого дня, — наконец сказал Алекс. — Но ты должна помнить, что я взял на себя ответственность за твою безопасность и предприму все необходимое для ее обеспечения. — Он отпустил поводья Джен. — Ты ведь обещала показать мне остров?

Он был прав, эта словесная баталия была не ко времени. И вновь Джинни удивила его. Поскакав по пружинистому мху, она через плечо крикнула:

— Дайте жеребцу императора потягаться с кобылой дамы, полковник.

Каменная стена обозначала границу владения сквайра Элмхерста, и Джинни направила лошадь через нее. Алекс на своем великолепном жеребце преодолел эту преграду почти одновременно.

Буцефал нагнал Джен через секунду после того, как коснулся земли, и устремился вперед, едва касаясь мощными копытами вязкой земли. Наконец Алекс остановился и подождал Джинни. Она подъехала к нему, радостно возбужденная этой гонкой, с пылающими щеками и сверкающими глазами.

Как эта женщина, недоумевал Алекс, за несколько коротких часов сумела нарушить его покой, поколебать его целеустремленность? И в результате сейчас он рисковал карьерой, долгом, в которых всегда видел смысл жизни. Ее нельзя было назвать красавицей — высокая для женщины, загорелая, взгляд чересчур смелый, но было в ее осанке, в тяжелых прядях каштановых волос с мягким отливом, в чистоте серых глаз нечто пленительное, берущее за душу.

— Похоже, я проиграла эту скачку. — Джинни радостно засмеялась, откинув назад голову. — Посмотрим, выиграешь ли ты следующую, император на императорском жеребце. — Она направила свою лошадь по крутому, но широкому спуску к песчаному берегу. — Ты когда-нибудь скакал по волнам, Алекс? Это одно из самых больших удовольствий и для человека, и для лошади.

Она заехала в воду и непроизвольным жестом поддернула юбку до колен, как делала это в прежние времена, когда была с Эдмундом.

Алекс наблюдал за ней с улыбкой.

— Мы постараемся быть на высоте, моя цыганка-замарашка.

Через мгновение Джен неслась по воде, перепрыгивая через волны с изяществом танцовщицы, в то время как Буцефал, более тяжелый и не привыкший к такой зыбкой почве под ногами, оступался, пытаясь удержаться. И лошади, и их наездники окончательно промокли, когда сумасшедший галоп завершился и Джинни повернула свою лошадь к берегу.

— Думаю, ты проиграл эту скачку, — крикнула она через плечо, сдерживая лошадь, а у нее самой кровь бурлила от возбуждения.

Буцефал, выбравшийся из незнакомого для него водяного плена, понесся по песчаному берегу, и Джен удивленно попятилась, застав свою хозяйку врасплох, так что Джинни свалилась с ее спины. В воздухе мелькнули промокшие юбки, и Джинни самым нелепым образом с глухим стуком свалилась на песок.

Алекс мгновенно спешился.

— Тебе больно? — Тревога звучала в его голосе, озабоченность появилась в глазах.

— Пострадал только мой престиж. — Джинни засмеялась и протянула ему руки, чтобы он помог ей встать. — Гордыня до добра не доводит.

— Думаю, это падение лишило тебя победы, — тихо сказал он, обхватывая ее лицо руками, поворачивая его, словно рассматривал редкое изделие из фарфора. Джинни, казалось, утонула в его глазах, огромных и сияющих теплым светом, когда он смотрел на нее. Она задрожала как осиновый лист на ветру.

— Какой штраф я должна заплатить? — услышала она свой голос, но прекрасно знала ответ.

— Никакой, — ответил он. — Я возьму лишь то, что ты отдашь с готовностью. Ты создана для любви, Джинни. — Сначала поцелуй был легким — его язык коснулся ее губ, потом скользнул между ними и немедленно отступил, как только она жадно раскрыла рот, чтобы принять его. Все еще держа в руках лицо Джинни, он мучил ее, казалось, целую вечность, а тело ее трепетало в уже знакомом томлении. Но, наконец, он уступил ее мягким, умоляющим стонам; его язык рванулся вперед, навстречу ее языку. Она потянулась к его телу, забыв о гордости, о скромности, и прижалась к его пульсирующей теплой плоти.

— Я хочу тебя, — сказал Алекс, отодвигаясь, чтобы посмотреть ей в глаза. — И ты будешь моей, Джинни, здесь, на берегу, где кричат чайки и вздымаются волны. Здесь, моя морская фея.

— И ты будешь моим, — ответила она. — Здесь, на песке. Его руки погрузились в тяжелые пряди ее волос, и они упали блестящим водопадом по ее спине.

— Я сделаю все, чтобы доставить тебе удовольствие. — Обнимая ее одной рукой, он сдернул накидку с седла Джен, терпеливо стоявшей рядом с Буцефалом.

Одна сильная рука подхватила Джинни под колени, другая поддерживала спину, и через мгновение она оказалась в воздухе. Она обвила руками его шею, притягивая к себе его голову, чтобы возобновить прерванный поцелуй, уверенная в правильности, неизбежности и безрассудности этого.

Алекс понес ее на руках к скале и мягко поставил на ноги, прежде чем бросить накидку на песок.

Сдерживая нетерпение, он расшнуровывал лиф ее платья, и Джинни стояла не шевелясь и дрожа, словно маленький зверек перед лисой.

— Не бойся, — сказал он, спуская амазонку с ее плеч. — Ты же знаешь, я не причиню тебе боли.

— Если я и боюсь, то только силы моего желания.

Волна нежности переполнила его, и он обхватил ладонями ее грудь.

— Я тоже боюсь этой силы, любовь моя, — прошептал он. — Позволь мне любить тебя, милая моя, и дай своему телу ощутить то, что оно должно чувствовать.

Его слова вновь ласкали, а руки возбуждали. Амазонка соскользнула до лодыжек, и Джинни осталась лишь в хлопчатобумажных панталонах и тонкой рубашке, глубокий вырез едва прикрывал грудь, которую он сейчас обнажил, чтобы прикоснуться губами к жаждущим ласки соскам. Джинни выгнулась назад, подавшись грудью к его ладоням и языку, который, гладя и дразня, приподнимал набухшие вершинки.

— Давай освободим тебя от этих последних оков, — сказал Алекс, и его губы переместились вверх, чтобы поцеловать ямочку на плече. Простой узел на спине рубашки Джинни был развязан, и она осталась стоять обнаженной под ярким солнцем на пустынном пляже.

Алекс зачарованно коснулся ее, потом повернул и провел руками по спине, по ягодицам и дальше вниз, по ногам. Когда его руки завершили это путешествие, он положил ее на бархатную накидку. Она потянулась к нему, но он шепотом велел ей лежать и наслаждаться; впереди было достаточно времени для взаимных ласк, и она упивалась пассивной негой, которая все же не была пассивной в полном смысле. С Гиллом она лежала неподвижно и бесчувственно, словно бревно, но ему нужно было только брать, и не важно, что это дается ему не добровольно, что это просто подчинение ненавистному супружескому долгу.

Алекс поцеловал часто пульсирующую жилку на ее шее, поднял по очереди каждое запястье, чтобы прижаться губами к таким же пульсирующим точкам, прежде чем ласкать дальше: палец его игриво коснулся выемки ее пупка, а глаза в это время следили за выражением ее глаз. Ее тело задвигалось под его ласками, и он медленно провел рукой вниз, от бедра до лодыжки, наблюдая за ее глазами, в которых он видел мечтательный восторг, когда она двигалась с томным наслаждением.

Он раздвинул ее бедра, и Джинни ахнула. Глаза ее засверкали, но не от страха, а от желания. Его пальцы легко пробежали по нежной коже, прежде чем двинуться выше. И все это время он наблюдал за ее лицом, сдерживая собственное возбуждение, стремясь увериться, что он действительно доставляет ей наслаждение.

Джинни застонала, когда внизу живота появилось непривычное напряжение, — оно все росло и росло под безудержными пальцами, которые наконец нашли то, что искали. Как он может создавать такое чудо? Мысль эта была мимолетной, Джинни почувствовала, что внутри нее что-то задвигалось с такой же стремительностью, как и пальцы снаружи, и потом пружина сжалась и, не выдержав, лопнула. Она как бы со стороны услышала собственные всхлипы, когда мускулы ее бедер и ягодиц сжались вокруг волшебства его пальцев и потом разжались, дав возможность расслабиться ее пульсирующему и отяжелевшему телу.

Алекс поцеловал ее. Рот его был уже неумолим, потому что сам он не мог больше сдерживаться. Сбросив одежду и подсунув руки под ее бедра, он приподнял ее себе навстречу. Джинни вскрикнула, когда он вошел в нее. Это был восторженный возглас, который, как он помнил, в прошлый раз она подавила, ведь люди в доме могли ее услышать. Ноги ее обвились вокруг него, теснее притягивая его к себе.

«Она создана для любви, — подумал Алекс, — чтобы любить и быть любимой». Когда он задвигался внутри нее, Джинни застонала и заметалась под ним, сжимая пятками его ягодицы, требуя удовлетворения для себя и обещая удовлетворение ему. Глаза ее были открыты и устремлены на него, и он увидел замечательную вспышку удивления, когда несказанное наслаждение настигло ее. Она снова вскрикнула и вцепилась в него. Волна наслаждения захлестнула обоих, и его плоть запульсировала в ее тугом лоне.

Джинни лежала под тяжестью его тела; его бешеный пульс бился в унисон с ее пульсом, солоноватая испарина экстаза покрывала их кожу. Алекс неохотно скатился с нее и, подперев рукой голову, стал рассматривать ее лицо. Ее застенчивая улыбка усилила сияние ее кожи, а в серых глазах все еще мелькали остатки изумления.

— Думаю, что меня никогда так не любили, — тихо прошептал он.

— А меня вообще никогда не любили, поэтому мне не с чем сравнивать. — Она дразнила его, и он засмеялся.

— За это, госпожа Кортни, вас следует окунуть.

Джинни завизжала, когда он во внезапном порыве вскочил и потянул ее за собой, потом согнулся, подхватил ее на плечо и побежал со своей ношей к морю.

— Не смей! — закричала она, когда он сделал вид, что бросает ее спиной в воду. — Я не хочу, чтобы волосы стали солеными. Они же недавно вымыты.

Алекс засмеялся, стоя по пояс в холодных водах Атлантики.

— Тогда держи их, потому что сейчас ты будешь в воде. — Он спустил ее вдоль своего тела, и она ахнула, когда вода обжигающе коснулась ее живота.

— Она же ледяная, Алекс! — Зубы застучали, и тут она почувствовала, как его руки раздвигают ее бедра под водой, смывая с ее кожи остатки их страсти чувственными поглаживаниями, от которых она опять задрожала. Алекс озорно улыбнулся, поворачивая ее, чтобы ласкающим движением пальцев пробежать по расщелине между ее ягодицами.

— А теперь марш на берег. Я собираюсь поплавать. Вода слишком холодная, чтобы спокойно стоять в ней. — Игривый шлепок сопроводил распоряжение, и Джинни запрыгала по воде, держа волосы на весу, пока не добралась до берега. Она повернулась, чтобы посмотреть, как он уверенно рассекает воду; каштановая голова темным пятном выделялась на фоне серо-зеленого моря. Джинни подумала было отомстить ему и вытереться его рубашкой, но потом решила, что он не заслуживает такого отношения. Она энергично растерлась своей рубашкой — единственным предметом одежды, без которого могла обойтись по дороге домой. Амазонка была мокрая после сумасшедшей скачки и вся в песке после ее падения. Со своими волосами она ничего не могла сделать без гребня и деревянных шпилек, но Алекс их вытащил.

Джинни натянула панталоны и неожиданно для самой себя прыснула со смеху: мысль о том, чтобы проехать через лагерь в таком растрепанном виде, почему-то показалась очень забавной. Но потом ее смех внезапно замер. Для нее не имело никакого значения, что подумают другие о ее скандальном поведении. Ей нечего было терять, кроме репутации, да и это сейчас казалось совершенно не важным. Невольно она защитным движением обхватила себя за плечи, прикрыв грудь. Ей было что терять — мужчину, Алекса Маршалла, и все, что сопровождало любовь и страсть мужчины к женщине и женщины к мужчине. Но как она могла не потерять его? На этой войне не было места для взаимной страсти между полковником Армии нового образца Кромвеля и дочерью мятежника. Был только эфемерный восторг между двумя людьми, у которых нет ничего общего, кроме взаимного притяжения тел.

— О! — Глубоко задумавшись, она не услышала, как Алекс подкрался к ней сзади. Он схватил ее за талию и приподнял, прижимая голой спиной к своей холодной влажной груди. — Поставь меня! — потребовала она, возмущенно брыкаясь ногами в воздухе. — Теперь я вся мокрая.

— Устоять было невозможно. — Он засмеялся, поставив ее на ноги. — Перед твоим видом в одних панталонах, с волосами, распущенными по спине, взором, устремленным вдаль. О чем ты думала?

— Совершенно ни о чем, — заявила она, — только как мне замечательно.

— Что-то мне не верится, — тихо сказал Алекс, — но пока оставлю эту тему, потому что вынужден.

— Полковник должен вернуться к своим войскам, — сказала Джинни, благодарная за его слова. Передав ему свою рубашку, она сказала: — Можешь вытереться ею.

Алекс нахмурился, но ничего не сказал, быстро растираясь и одеваясь.

Джинни стряхнула песок со своей накидки, набросила ее на плечи и заправила волосы под капюшон.

— Насколько распутной я выгляжу? — спросила она, чуть улыбнувшись, но ее улыбка не сняла напряженности, которая, хотя и не касалась происшедшего с ними чуда, но все же тетю надвигалась на их настоящее и туманное будущее.

— Если останешься закутанной, то экзамен выдержишь, — сказал Алекс, приподнимая ее подбородок, чтобы поцеловать в нос. Если она хочет играть в эту игру, то и он будет. — Единственная сложность, на мой взгляд, заключается в том, куда спрятать одну промокшую вещь от любопытных глаз. — Он выжал воду из мокрой рубашки, нахмурившись в притворном недоумении.

— Я спрячу ее под накидкой вместе с другими свидетельствами моего легкомыслия. — Она игриво рассмеялась. — Давай на некоторое время забудем о мрачном, и я гарантирую, что обгоню тебя если не быстротой, то хитростью.

Она взяла поводья, перекинула юбки через руку и вставила ногу в стремя.

— Помогите мне, полковник.

Положив руку ниже ее спины, Алекс подтолкнул ее вверх.

— Ты вполне могла сесть на коня и без моей помощи, — сказал он, когда она, смеясь, запротестовала против такой бесцеремонности.

— Может, и так, сэр, — согласилась Джинни, — но вы могли по крайней мере притвориться галантным.

— И упустить такую возможность? — спросил он, вопросительно приподняв одну бровь. Джинни засмеялась.

— Я буду первой на конном дворе, Алекс. — Она умчалась еще до того, как он сел на Буцефала. Алекс бросился в погоню, но к тому моменту, когда он достиг вершины скалы, и Джинни, и ее лошадь исчезли. Она явно знала короткую дорогу, и Алекс покорно воспользовался единственным известным ему путем.

Она поджидала его на поле, примыкавшем к владениям Редфернов, и сказала лукаво:

— Знаешь, появись я без тебя, твои люди могли бы подумать, что я от тебя ускользнула, и тогда их командир был бы вынужден наказать пленницу за нарушение слова.

Алекс почесал нос, задумчиво нахмурившись.

— Очень не хочется разочаровывать тебя, цыпленок, но я намерен проигнорировать и этот твой вызов.

— Все удовольствие испортил, — бросила она ему, посылая Джен рысью.

Они достигли конного двора со сдержанной благопристойностью. Там их встретил взволнованный Дикон, передавший Алексу сложенную бумагу. Адъютант явно сдерживал сильное нетерпение.

Алекс прочел послание и насупился, сведя густые брови к переносице. Это выражение Джинни уже хорошо знала.

— Когда оно прибыло?

— Два часа назад, сэр, — ответил Дикон. «Два часа назад, когда полковник парламента занимался любовью с врагом на пустынном пляже». — Джинни прочитала мысли Алекса так ясно, словно он высказал их вслух.

Алекс соскочил с коня и помог спешиться Джинни. Лицо его было непроницаемым, руки — чужими.

— Боюсь, госпожа Кортни, вам придется отправиться в вашу комнату. Я сожалею, что вынужден держать вас за закрытой дверью, но я буду очень занят и не смогу выделить ни одного человека, чтобы охранять вас.

— А если я дам вам слово, что в охране не будет необходимости?

Алекс заколебался, приподняв брови. Он не мог спросить ее во дворе, заполненном солдатами, значит ли это, что на данный момент она не воспользуется свободой и отсутствием охраны в своих целях.

— Разве у тебя были когда-либо основания сомневаться в моем слове? — тихо спросила она.

— Нет. — Алекс покачал головой. — Но если ты только дашь мне повод засомневаться…

— Нет никакой необходимости угрожать.

— Очень хорошо. Но держись ближе к дому. — Зеленовато-карие глаза заблестели, и он заговорил тише. — Мои руки могут соскучиться по тебе.

— Я буду рядом, полковник, — пробормотала Джинни, опуская глаза, чтобы скрыть их ответный блеск.

Алекс зашагал по двору, отдавая распоряжения Дикону, который следовал за полковником, словно резвый щенок.

Джинни понятия не имела, что содержалось в послании, но очутилась в самом центре какой-то беспорядочной суеты. Это было первое впечатление, но потом, присмотревшись, она поняла, что готовился поспешный, но организованный отъезд. Горн трубил без устали, палатки в саду складывались, лошади седлались, провизия загружалась в повозки. Солдаты и офицеры торопливо двигались вокруг нее. Отдавались громкие распоряжения, выполнялись приказы. Никто, похоже, не замечал ее, пока она наблюдала, слушала и делала свои выводы о действенности и расторопности отряда Алекса Маршалла.

День уже клонился к вечеру, когда возле нее появился молодой прапорщик.

— Полковник желает видеть вас, госпожа Кортни.

Она кивнула.

— Он в столовой?

— Да, госпожа.

— Тогда я не нуждаюсь в сопровождении. — Она сказала это мягко, но все же решительно, и молодой человек стал неловко переминаться с ноги на ногу.

Джинни пересекла холл, затоптанный грязными сапогами, но не обезображенный признаками обычного опустошения после оккупантов. Они явно покидают поместье. И каковы же планы в отношении подопечной парламента?

Алекс был один в столовой, но на боку у него уже висел меч, на нем снова были латы и шлем. Сейчас все в нем было от солдата и ничего — от любовника.

— Я должен провести учения с отрядом, — сказал он ей без всякого вступления. — И пока я занят, ты сложишь вещи, столько, чтобы легко добраться до Лондона.

— Я отправляюсь в Лондон как пленная? — Джинни посмотрела на него через комнату. Она снова была его противником, гордым и вызывающим; серые глаза смотрели холодно.

— В качестве подопечной парламента и под мою личную ответственность, — ответил Алекс почти с отчуждением. — Вы чрезвычайно изобретательная бунтовщица роялистов, госпожа Кортни, но на этом ваш мятеж закончен. Я не передам вас в руки надлежащих властей, но беру на себя личную ответственность за ваше поведение до тех пор, пока вас можно будет освободить без опасений. Шотландская армия перешла границу, и Кромвель готовится к марш-броску, чтобы встретить ее. Мне приказано соединиться с основными силами в Лондоне и там ожидать дальнейших указаний. Вы поедете с нами.

— А у меня сложилось впечатление, полковник, что вы не разрешаете женщинам следовать за лагерем. — Она поддевала его с дерзкой улыбкой, которая так выводила его из себя; казалось, что никогда не было прекрасных часов, проведенных на берегу. Время словно отступило, и они опять оказались в плену первоначальных отношений.

— Значит, таковы будут наши отношения? — спросил он, похлопывая перчатками по ладони. — Ты не уступишь красиво?

— Пленнице вражеской армии трудно уступать, красиво или как-то еще. Разве не решено, что мы враги? Вам, сэр, будет нелегко удержать меня от выполнения моего долга.

Мимолетная улыбка коснулась его губ, когда она бросила ему этот вызов.

— Конечно, нелегко, Джинни, но я справлюсь. А теперь поторопись. Мы выступаем в Ньюпорт в течение часа, а оттуда, с приливом, на пароме переправимся в Саутгемптон.

Ее командир отдал приказ, но есть ли у нее выбор? Может, ей и удалось бы выскользнуть из имения во время сборов, укрыться у друзей на острове. Но за час она далеко не уйдет, а Алекс не успокоится, пока не найдет ее. Отыскав, еще больше ограничит ее свободу. Кроме того, вдали от дома она мало что может сделать на острове, сейчас, когда парламентская петля затянулась. И ее совсем не радовала перспектива расстаться с Алексом, хотя сейчас между ними и встала вражда. Нет, лучше пока согласиться с его планом. По крайней мере, он не означает немедленной разлуки, и кто знает, какие возможности у нее могут возникнуть для продолжения борьбы?

Час спустя она снова была в седле, на лошади, в лучах заходящего солнца перед замком. Молчаливые ряды солдат напряженно смотрели вперед: их офицеры были столь же молчаливы и неподвижны, когда деревянные планки набивались поперек дверей особняка Джона Редферна, заколачивая дом как собственность парламента до тех пор, пока он не будет выставлен на аукцион и не перейдет в руки преданных сторонников парламента. Джинни сморгнула слезы, глядя на родной дом в последний раз. Алекс рядом, но ей было невыносимо смотреть на него. Он ждал выполнения своего приказа. И вот прозвучал горн, голос на плацу рявкнул команду, и отряд двинулся вперед, снова навстречу войне.

Глава 5

Они ехали во главе колонны солдат на марше по проселочной дороге, по обочинам которой благоухали полевые цветы и травы, нежась в лучах теплого вечернего солнца. Стаи каркающих ворон парили над соснами, шумными группами устраиваясь на ночлег.

Внезапно появившийся нарочный низко пригнулся к конской гриве, что могло означать неотложность его дела. Всадник по своим знакам отличия был под началом полковника Хэммонда.

— Так, а теперь что взбрело в голову Хэммонду? — пробормотал Алекс, и Джинни бросила на него удивленный взгляд. В его голосе слышались нотки раздражения, что, вероятно, говорило о давнем недовольстве комендантом замка Кэрисбрук, человеком, который, как ни крути, был тюремщиком короля.

— Полковник Маршалл? — Нарочный лихо отдал честь, резко осадив коня, явно демонстрируя крайнюю поспешность.

— Он самый, офицер. — Алекс отдал честь, не останавливая коня. — У вас послание из Кэрисбрука?

Офицеру пришлось разворачивать коня на узкой тропе и совершить для этого сложный маневр, чтобы не отстать от первых рядов отряда, который продолжал свой путь. Джинни даже стало жалко молодого человека. Если он и испытывал самодовольство в связи с важностью возложенной на него миссии, то полковник быстро поставил его на место. Интересно, думала Джинни, почему Алексу доставляет удовольствие вымещать свое недовольство полковником Хэммондом на этом юнце? Но что тут удивительного, ведь она очень многого еще не знает об Алексе Маршалле.

— Ваше послание, офицер? — спросил Алекс. Брови его дернулись, когда юноша наконец сумел развернуться.

— Полковник Хэммонд желает срочно переговорить с вами до того, как вы покинете остров.

— По какому делу?

— Я не знаю, полковник. — Нарочный вспыхнул, словно был виноват в этом. — Но комендант очень обеспокоен и говорит, что должен посоветоваться с вами, прежде чем вы переправитесь из Ньюпорта.

Некоторое время они ехали молча. Алекс, нахмурившись, смотрел перед собой. Напряженность росла. «Он никак не может отказать коменданту в его просьбе», — подумала Джинни, чувствуя себя удивительно спокойно и расслабленно. Она понимала, что раздумья Алекса связаны с какой-то, возможно, политической, игрой. На острове она жила в уединении и о последних событиях знала совсем немного, только отрывочные сведения, о которых сообщали ей беглецы, прятавшиеся в ее доме. Эдмунд и Питер мало что могли добавить. Король устраивал приемы, ездил верхом, охотился, когда ему вздумается; поля и лужайки для игр содержались в безупречном состоянии; его свита каждый день устраивала пышные обеды, на которых подавалось до двадцати блюд. Замок Кэрисбрук вполне мог быть похожим на дворцы Сент-Джеймс или Гемптон-Корт, если бы не снование солдат с непроницаемыми лицами из стана «круглоголовых».

— Майор Бонхэм! — нарушил тишину отрывистый голос Алекса. — Вы возглавите командование отрядом в пути до Ньюпорта, будете руководить погрузкой. К утреннему приливу я буду с вами.

Майор выслушал приказ без особого удивления.

— Вы едете один, полковник?

— Нет. — Алекс повернулся в седле. — Дикон, будешь сопровождать меня. И Джед. Он сейчас в обозе с запасными лошадьми. Позови его.

— А как же подопечная парламента? — пробормотала Джинни задумчиво. — Она сама должна позаботиться о себе?

— Прошу прощения, госпожа Кортни. Вы что-то сказали? — улыбнулся ей Алекс. Если она и подумала, что он забыл о ней в эти минуты, то выражение его глаз быстро исправило ложное впечатление.

Она пожала плечами с нарочитым безразличием.

— Ничего важного, сэр. Я тоже отправлюсь в Ньюпорт?

— В конечном итоге — да, — сказал он. — Но я не буду загружать майора Бонхэма наблюдением за вами, у него достаточно дел. Вы поедете со мной в Кэрисбрук, где леди Хэммонд позаботится о вас до утра.

Волнение охватило Джинни. Она проведет ночь под одной крышей со своим королем! Может быть, если действовать разумно, ей удастся получить у него аудиенцию, и возможно — если только возможно! — ей будет поручено что-нибудь такое, что она сможет выполнить во время похода с армией Кромвеля.

Показался Джед на коренастой лошади; денщик и кобыла имели мирный и довольный друг другом вид, словно их обоих только что оторвали от привычной работы в поле или во дворе. Джинни подумала, что так, наверно, и было когда-то до начала войны.

Четверо всадников в сопровождении нарочного прибавили ходу, оставляя позади ровный строй отряда, и направились к Кэрисбруку.

Вид серого каменного замка был вполне привычен для Джинни, как и для всех жителей острова. В мирное время не было особой нужды в его охране, и Джинни, не бывавшая здесь в последние месяцы, оказалась неготовой увидеть на крепостном валу укрепления, многочисленную вооруженную охрану, поднятый подвесной мост. Полковника Маршалла узнали, мост тут же был опущен, и всадники въехали в первый внутренний двор, где комендант Хэммонд, обеспокоенный джентльмен с встревоженными глазами, ожидал их.