— И что это доказывает? — спросил Джон-Том.

— Да ни хрена, кореш. И все ж таки я нутром чую: чтой-то здеся не так. Занятно было бы поболтать с одним-двумя питомцами в сторонке от этой пираньи с беличьим хвостом и разлюбезного экскурсовода.

— Я наслышан о разных приютах, но рядом с этим самый лучший из них покажется хуже гнилогоршковской кутузки, из которой мы дали деру.

— Как раз это, приятель, меня и тревожит. — Мадж обвел глазами безмолвные стены. — Слишком уж тут клево.

— Не уверен, что я тебя понимаю.

— Да ты сам подумай, шеф. Детеныши всегда грязные. Им точно так же свойственно пакостить, как мне — потеть. Это естественно. Тут наверняка полным-полно детенышей, — и вдруг чистота, как в будуаре у придворной дамы.

Рассматривая зарешеченные верхние окна, Розарык спокойно произнесла:

— Пожалуй, для такого заведения здесь и в самом деле слишком чисто. Почти как у вхача в кабинете.

— И ты, Розарык? — удивился Джон-Том.

— Что значит — и ты? Выдха хассуждает здхаво. Я не скхываю своей непхиязни к детенышу, но буду спать спокойнее, зная, что он в хохоших хуках.

— Ну, раз вы оба так считаете, надо поговорить с ней перед уходом.

Джон-Том двинулся к калитке, но Мадж удержал его за руку.

— Расслабься, чаропевец. Старый хрен держался вполне миролюбиво, но лишь потому, что мы не задавали каверзных вопросов и не совали нос куда не просят. Если б он хотел, чтоб мы повидались с кем-нибудь из детей, он бы так и сказал. Сомневаюсь, что он горит желанием нам помочь.

— У него на то веская причина. Дети, наверное, спят. Поздно уже.

— Все? Вряд ли. А как насчет ночных жителей? Сусликов и мотыльков?

— Вероятно, у них отдельные помещения, чтобы не мешали остальным, — предположил Джон-Том. — И ночным не нужно освещение.

— И все-таки должен быть хоть намек на жизнь. Вспомни, ведь мы говорим о шайке детенышей.

Джон-Том покусал нижнюю губу.

— Верно, тут чертовски тихо.

— Как в склепе, кореш. Ты мне вот что скажи: почему бы тебе не усыпить их всех чаропением, как ту кодлу на пиратской лохани?

— Не выгорит. На корабле все слышали дуару и мой голос, а тут слишком много стен.

Мадж кивнул.

— Ладно. Значица, теперь моя очередь маленько поколдовать.

— Твоя?

Выдр ухмыльнулся, изогнув усы.

— Парень, ты тут не единственный магистр необычных искусств.

Они отошли вдоль стены подальше от входа. По пути Джон-Том обратил внимание на отсутствие других наружных дверей. Впрочем, они могли находиться с другой стороны комплекса, да к тому же над Друзьями Улицы не довлел «Лос-Анджелесский свод правил пожарной безопасности».

Возле дерева, росшего ближе всех к зданию, Мадж остановился.

— А теперь, моя маленькая мурлыка, есть работенка и для тебя. — Он указал вверх. — Видишь вон тот сучок? Второй снизу?

Розарык кивнула.

— Сможешь залезть на него и проползти до конца?

Она нахмурилась.

— Зачем? Ветка не выдехжит моего веса.

— В этом-то все и дело, милашка.

Джон-Том тотчас разгадал замысел выдра.

— Не годится, Мадж. Ветка швырнет тебя башкой об стену, и вместо ценного друга у меня на руках окажется мохнатый сумасшедший самоубийца.

— За меня не волнуйся, шеф. Я знаю, что делаю. Мы, выдры, рождаемся акробатами. Жисть наша ваще проходит в забавах, но када надо, мы бываем серьезными. Дай попробовать.

— Не больше одной попытки. — Джон-Том передвинул дуару на грудь. — Почему бы не закинуть тебя на крышу с помощью чаропения?

Идея пришлась Маджу не по вкусу.

— Потрясный будет эффект, правда, чувак? Кошачья серенада под этими решетками даже летучую мышь разбудит.

— Мне не нхавится такое схавнение, водяная кхыса. — Розарык полезла на дерево. Мадж пожал плечами.

— Нравится, не нравится — какая разница? Ты бы всполошил весь гадюшник.

— Я бы пел тихонько…

— Ага, и катапультировал бы… виноват, Розарык, меня на середину какого-нибудь далекого океана. Без обид, приятель, ведь ты не хуже моего знаешь: бывают случаи, когда твое чаропение лупит мимо цели. Поэтому сейчас я предпочел бы дерево.

— Спасибо за вотум доверия, — пробормотал Джон-Том, глядя вверх. Розарык уже осторожно кралась по указанной ветке. — Валяй, но, по-моему, ты спятил.

— Почему, шеф? Впрочем, ты, безусловно, прав. Это доказывается тем, что я стою здесь и прошу забросить меня на каменную стену, вместо того чтобы кайфовать на мягкой койке где-нибудь в Колоколесье. — Он отошел от толстой ветви, опускающейся к земле под тяжестью Розарык.

Тигрица ползла, пока могла удерживаться всеми четырьмя конечностями, затем свесилась и двинулась к концу ветки на передних лапах. Через несколько секунд листья зашуршали о брусчатку.

Мадж угнездился на самом конце, в петле, образованной двумя сучками.

— Ну, милка, что ты на это скажешь?

Тигрице приходилось удерживать ветку всем своим весом. Она пристально поглядела на далекую крышу.

— Шансов пхомазать больше чем достаточно. Кому мы должны вхучить твои останки?

— Дернула же меня нелегкая связаться с оптимистами! — пробормотал выдр. — Спасибо вам обоим за ободряющее напутствие. — Он похлопал по суку, на котором сидел. — Вортайль. Надеюсь, веточка не треснет, пока будет разгибаться. Из такой древесины делают корабельные ребрышки. — Он оглянулся на Розарык. — Крошка, я весь к твоим услугам.

— Ты увехен, что не хасшибешься?

— Не уверен. Но не вижу смысла сидеть на заднице и рассуждать об этом.

— Ну, уж эта часть тела точно уцелеет. — Тигрица соскочила с дрожащего сука.

Ветка вортайля так хлестнула вверх, что завибрировал потревоженный ею воздух. Чудовищная сила швырнула Маджа в ночное небо. Выполнив сальто-мортале, выдр пошел на снижение по элегантной дуге.

Как выяснилось, он просчитался лишь самую малость. До крыши он не долетел, но и не разбился об стену.

Поначалу казалось, что Маджу предстоит шмякнуться о мостовую, но в последнее мгновение пальцы его правой лапы намертво вцепились в оконную решетку. Он довольно долго висел, переводя дух. Затем ухватился второй лапой и забрался на подоконник.

Его друзья стояли внизу, задрав головы.

— Сможешь туда пролезть? — тихо спросил Джон-Том.

Мадж ответил презрительным фырканьем. Раздался скрежет, и через несколько секунд до ушей Джон-Тома и Розарык долетел металлический щелчок.

— А твой пхиятель весьма ловок.

— У него большой опыт обращения с замками, — сухо пояснил Джон-Том.

Новый щелчок дал понять, что окно открыто. Человеку и тигрице было очень неуютно на пустой, залитой лунным светом улице. Минута тянулась за минутой. Наконец из открытого окна змейкой выскользнула розовая веревка. Джон-Том ухватился за нижнюю из связанных друг с другом простыней.

— Меня она выдержит, — сказал он тигрице. — А тебя — едва ли.

— Ничего. Ведь ты ненадолго, только попхощаешься с детенышем. — Она кивком указала на ближайшую кипу вортайлей. — Я подожду на дехеве. Там меня никто не заметит. А увижу что-нибудь подозхительное — свистну.

Джон-Том опешил.

— А я и не знал, что тигры умеют свистеть.

— Ну, так знай. — Она повернулась и тенью скользнула к деревьям.

Джон-Том полез вверх, упираясь ногами в стену. Мадж был наготове и помог ему забраться в окно.

В комнате юношу окружила кромешная мгла.

— Где мы? — прошептал он.

— Кажись, в какой-то кладовке, чувак. — Ночное зрение Маджа в несколько раз превосходило человеческое.

Но пока они осторожно пробирались по кладовой, глаза Джон-Тома привыкли к потемкам и сумели различить ведра, кадки, щетки, тряпки и другие предметы гигиены. Мадж остановился у двери и налег на ручку.

— Заперто с той стороны. — Выдр рысью умчался во тьму и вернулся с чем-то наподобие шила. Вставил его в замочную скважину и тихонько поковырялся. Звук, которого Джон-Том не расслышал, явно удовлетворил Маджа. Он вынул шило и толкнул дверь. Та бесшумно отворилась.

Мадж заглянул в темную спальню. Повсюду кровати, кушетки, подстилки и прочие разнообразные ложа для детенышей различных биологических видов. Окна на противоположной стене выходили во внутренний двор, где били фонтаны и росли деревья. Эти окна в отличие от наружных не были забраны решетками.

Они на цыпочках вышли из кладовки и двинулись между рядами спящих подростков. Все питомцы Друзей Улицы выглядели стерильно чистыми и ухоженными. Их прически заставили бы любую модницу позеленеть от зависти: волосок к волоску, шерстинка к шерстинке. Как и в столовой и в вестибюле, здесь царили уютная прохлада и безупречная чистота.

— Не вижу признаков дурного обхождения, — произнес Джон-Том, переходя от кровати к кровати.

Мадж с сомнением покачал головой.

— Слишком опрятно тут, кореш. Слишком клево.

Они пересекли длинный дортуар из конца в конец, но Глупости не нашли. Следующая дверь тоже оказалась запертой.

— И еще одно, чувак. Слишком много замков. — Мадж снова запустил шило в замочную скважину.

За дверью они обнаружили короткий коридор и слева — лестницу, ведущую вниз. Пройдя по коридору, Мадж снова пошуровал в замке, и друзья приступили к осмотру второй спальни.

Их шаги заглушались покряхтыванием, посвистыванием и похрапыванием. В центре зала они увидели Глупость. Джон-Том осторожно потряс ее. Она повернулась на спину, разлепила веки… И с трудом подавила крик.

По распахнутым во всю ширь глазам, по напряжению тела, по выражению лица безошибочно угадывался страх. Почти так же девушка встречала каждое появление Корробока на палубе пиратского корабля.

В следующее мгновение она узнала юношу, обняла и заплакала.

— Джон-Том! Джон-Том! И Мадж! Я думала, вы обо мне позабыли. Думала, ушли, а меня бросили.

— Нет, Глупость, мы тебя не забыли. — Он остро ощутил нежные округлости под тонкой ночной рубашкой и мягко отстранил девушку. — Что случилось?

Она затравленно огляделась.

— Вы должны вызволить меня отсюда! И побыстрее, пока не пришел ночной патруль.

— Ночной патруль? Может, ты имеешь в виду нянечек?

— Нет, я имею в виду патруль. Тут строжайше запрещено вставать после отбоя с кровати. Если тебя застанут на ногах, то изобьют. Не так сильно, как Корробок, но тоже мало не покажется.

— Но мы были тут недавно и не увидели никаких признаков…

— Кореш, не будь дураком, — нервно произнес Мадж. — По-твоему, опекуны этих богом обиженных настока глупы, чтоб колошматить их у всех на виду?

— Нет, конечно. Так тебя били?

Глупость сплюнула на пол.

— Только из любви ко мне. Здесь тебя дубасят ради твоего же блага. Бьют в классе, если не выучил урок. Бьют в столовке, если неправильно держишь нож. Бьют, если не скажешь «да, господин» или «нет, госпожа». А иногда, кажется, здесь бьют забавы ради, просто чтобы напомнить тебе, какой мерзкий мир ты оставил за этими стенами. — Ее ногти глубоко вонзились в руку Джон-Тома. — Джон-Том, ты должен вытащить меня отсюда.

Он не мог знать, насколько правдивы ее обвинения, но отчаяние в голосе звучало достаточно искренне.

Мадж стиснул рукоятку короткого меча.

— Приятель, давай-ка не расслабляться. Смотри, кой-кто из детенышей уже шевелится.

— Я начеку. — Джон-Том повернулся к соседней койке, принадлежавшей пуме в точно такой же, как на Глупости, черной ночной рубашке. Она села, протирая глаза.

— Глупость правду говорит? — спросил он молоденькую кошку.

— Кто… Кто вы? — испугалась самочка. Глупость поспешила ее успокоить.

— Все в порядке. Это мои друзья.

— А ты кто? — спросил, в свою очередь, Джон-Том.

— Меня зовут Мэйеалн. — К изумлению молодого человека, она шумно засопела. Он еще ни разу не видел плачущего представителя семейства кошачьих. — Сударь, по… пожалуйста, помогите и мне выбраться отсюда.

Ее голос вызвал каскад жалобного и робкого шепота:

— И мне, господин.

— И мне!

— Мне тоже…

Все обитатели дортуара проснулись и столпились вокруг койки Глупости, чтобы гладить взрослых и на разных диалектах умолять о помощи. По десяткам спин, обтянутых черной тканью ночных рубашек, взволнованно хлестали хвосты.

— Я не понимаю… — промямлил Джон-Том. — С виду у вас так мило… Но они, конечно, не должны наказывать вас по любому поводу.

— Если бы только это, — вздохнула Глупость. — Тебе еще не бросилось в глаза, как тут идеально?

— Ты хочешь сказать, чисто?

Она отрицательно покачала головой.

— Не просто чисто. Стерильно. Горе тому из нас, кто попадется с пятнышком грязи или ниткой на одежде. От нас требуют идеала во всем — в поведении за столом, учении, богослужении, — чтобы к тому времени, когда мы достаточно состаримся для возвращения на улицу, воспитать из нас идеальных граждан. Надзиратели — вся банда — выпестованы здесь и другой жизни не знают. Это отпетые подонки. Мы носим только черное, ведь живые цвета отвлекают. Никаких поблажек — танцев, пения и прочего. Может, у пиратов все шуточки грубы и жестоки, но в них хоть юмор есть. А в этой тюряге — ни тени юмора.

Мэйеалн выскользнула из постели, села на пол и прижалась к ногам Глупости.

— Есть еще кое-что, — взволнованно прошептала она. — Расскажи им.

— К этому-то я и веду. — Глупость нервно оглянулась на дверь в дальнем углу комнаты. — Поскольку веселье и развлечения образцовой личности строжайше противопоказаны, то чуть ли не в первую очередь от тебя требуют соответствия идеалу именно в этом отношении.

Мадж нахмурился.

— Милашка, а попроще нельзя?

— Я имела в виду, что никакие приятные пустяки не должны отвлекать нас от главной цели — превращения в идеальных граждан.

Выдр вытаращился на нее, затем окинул изумленным взглядом разношерстную компанию подростков в черном.

— Господи, куда нас занесло? Что за дьявольское логово? Так, значит, каждый из этих…

Она гневно кивнула.

— Да. Большинство. Самцы оскоплены, самки стерилизованы. Достижение совершенства путем устранения чувственных помех. Завтра должны прооперировать меня.

— Против твоей воли? — Джон-Том вырывался из бульдожьей хватки холодного, клинически чистого ужаса.

— А что мы можем поделать? — тихонько всхлипнула Мэйеалн. — Мы все сироты, кто за нас заступится? А у Друзей Улицы превосходная репутация, городские власти ценят их за идеальный порядок в приюте.

— К тому же Друзья Улицы возвращают обществу не простых граждан, а образцовых, — добавила Глупость. — Граждан, которые никогда не доставят властям хлопот.

Джон-Тома аж затрясло от ярости.

— Куда вы пойдете, — спросил он выхолощенных бедолаг, — если сумеете выбраться отсюда?

И снова — молящий хор: «Куда угодно…», «Все равно…», «В гавань — я хочу быть моряком…», «Я умею шить и гладить…», «А я рисую неплохо…», «Я бы стала…».

Он цыкнул на них.

— Мы вас выведем. Придумаем что-нибудь. Мадж, как насчет спальни, через которую мы пришли? Можно без риска вернуться с детьми этим же путем?

— Да хрен с ним, с риском, чувак. — Ни разу еще Джон-Том не видал выдра в таком гневе. — Мы не только воротимся в ту спальню, мы выпустим из этого гноилища всех сопляков. А ну-ка, айда за нами, — позвал он детенышей. — Тока тихо.

Джон-Том пошел последним, убедясь, что никто не остался, и гоня перед собой сирот, будто стадо овец.

Коридор и лестница встретили их безмолвием. В следующем покое, обойдя все койки, сироты разбудили своих товарищей и объяснили, в чем дело. Проход быстро заполнялся суетливой, взволнованной молодежью.

Мадж отворил дверь в кладовку, и в то же мгновение распахнулась вторая дверь в спальню. В проеме стояла широкая пятифутовая фигура взрослого самца рыси. Глаза полыхали зеленым.

— Что тут происходит? — заговорил рысь. — Клянусь восемью ступенями чистоты и непорочности, я шкуру сдеру с зачинщика! — Тут он заметил Джон-Тома, подобно башне высившегося над подростками. — Как ты сюда попал?

Джон-Том ответил с широкой невинной улыбкой:

— Да так, в гости зашел. Понимаю, уже поздновато, но у меня специальное разрешение Чокаса.

— Что-о?! Зашел в гости? А где пропуск? А почему не в положенные часы?

Джон-Том улыбался. Вокруг него сплотились детеныши.

— Приятель, я же сказал — у меня особое разрешение.

Надзиратель угрожающе отвел назад уродливый черный арапник.

— Кто бы ты ни был, ты пойдешь со мной к господину директору. Я не знаю, как ты сюда пробрался, и ты тоже, — добавил он, углядев Маджа. — Но вам придется многое объяснить. А все прочие, — взревел он, — по койкам!

Толпа заволновалась, поднялся шум.

— Послушай, шеф, ты совсем напрасно всполошился, — скалясь от уха до уха, Мадж мелкими шажками двинулся к рысю.

Арапник рассек воздух перед самым носом выдра. Громко хныча, дети бросились врассыпную.

— Погоди-ка, дружище. — Джон-Том выставил перед грудью посох. — Кнут — штука серьезная, верно?

— Пустяки, о заклинатель змей. — Мадж по-прежнему ухмылялся, а надсмотрщик зорко следил за его приближением. — Есть у меня в запасе один хитрый трючок.

— Довольно, нарушитель! Еще один шаг — и я тебе вышибу глаз.

Мадж остановился и в притворном страхе всплеснул лапами.

— Как, ты посягнешь на совершенство? Боже мой! Ты хочешь испортить мою идеальную внешность? — Он начал поворачиваться и вдруг прыгнул на рыся.

Природа не обделила Джон-Тома ловкостью, но куда ему было тягаться с Маджем — коричневым пятном в тусклом свете? Арапник свистнул и приложился к шее выдра, но за долю секунды до этого меч рассек кнутовище над самыми пальцами кота.

Надзиратель ринулся к открытой двери.

— Мадж, не надо! — воскликнул Джон-Том, но Мадж не услышал.

А может, и услышал, но не счел нужным отреагировать. Крутанувшись в воздухе, короткий меч треснул рысь рукоятью по затылку. Громко прозвучало звучное «бац!», и надзиратель рухнул как подкошенный.

Джон-Том с облегчением вздохнул.

— Недурной бросок, Мадж. Ни к чему нам отягощать свою вину убийством.

Мадж спрятал меч в ножны.

— Ты прав, чувак, но я не принимаю похвалу. Я честно пытался отделить ему башку от туловища.

— А теперь быстро! — наставлял подростков Джон-Том, ведя их к дверям кладовой. — Не суетиться, все успеют выбраться… И в спину друг дружку не пихать…

Когда за открытым окном зашевелились тени, Розарык напрягла зрение. Никто еще не заметил импровизированной веревки, но достаточно было бы одного случайного прохожего, чтобы поднялась тревога.

Тигрица ожидала появления Джон-Тома, Маджа и, быть может, девушки, но уж никак не бесшумного водопада детенышей. Некоторые — прирожденные верхолазы — соскальзывали по простыням быстро и грациозно, другим спуск давался потруднее, но все благополучно перебрались на мостовую. Покинув укрытие, тигрица бросилась к стене, а детеныши, в большинстве своем не обратившие на нее внимания, — в разные стороны. Тени деревьев одну за другой проглатывали их темные фигурки.

Исход продолжался несколько минут. Наконец в оконном проеме показались Джон-Том, Мадж и Глупость.

И в тот же миг по всему приюту замерцали огни.