Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Моя история

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Геллер Ури / Моя история - Чтение (стр. 11)
Автор: Геллер Ури
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


      Казалось, в этом месте вообще никто до нас не нырял. Это нас еще больше раззадорило. Вода была глубокая, голубая — отличное место для ныряния. Мы плыли уже довольно на большом расстоянии от рифа, когда вдруг я увидел огромную голубую акулу прямо под нами. Я тут же подплыл к Шипи и постучал ему по маске, показывая вниз. Акула подходила все ближе, начала кружиться вокруг нас. Было впечатление, что она вот-вот нас атакует. Я вынул изо рта кислородную трубку и сделал так, чтобы поднялись пузыри. Это якобы отпугивает акулу. Но гигантская рыбина на это даже не обратила внимания. Я думал только о том, как скорее вернуться на берег. Пытался сосредоточить все свое внимание на этой ужасной твари, чтобы как-то отогнать ее, но ничего не вышло. Я следил за одним из маленьких глазков сбоку на голове акулы все время, пока она плавала вокруг нас, — жуткое зрелище.
      У нас в баллонах оставалось где-то минут на двадцать воздуха, но подниматься наверх мы должны были медленно, и это, конечно, заняло бы слишком много времени и, уж конечно, не спасло бы нас от акулы. Мой внутренний компас подсказал, что мы идем в правильном направлении крифу, но акула находилась как раз между нами и нашей целью. Она шла все быстрее и быстрее и уже находилась на расстоянии около 15 метров. У нас было с собой подводное оружие, но яне умел им пользоваться. Стало страшно. Я подумал о том, как этот монстр разорвет наши тела в течение нескольких секунд. Я отвечал за Шипи перед его родителями, и от сознания этого стало еще тяжелее. Мысленно я кричал: «Уходи! Уходи! Исчезни!»
      До акулы оставалось всего пять метров, и она шла прямо на меня. Я почувствовал себя так, словно стою в дверях самолета перед прыжком без парашюта. Я сделал единственное, что мне оставалось: направил гарпун на акулу и, закрыв от ужаса глаза, нажал на курок. Я подумал, что если меня будет тянуть за гарпуном, который был присоединен кабелем к подводному пистолету, то я его попросту отпущу и, может быть, акула уйдет вместе с ним. Но я ничего не почувствовал. Открыв глаза, я увидел, как гарпун медленно уходит в глубину. Акулы нигде не было видно. Я везде посмотрел. Я ничего не мог понять.
      Мы плыли еще несколько минут, и больше она не появлялась. Добрались до рифа, тихо всплыли, стараясь дышать очень осторожно. Лишь поднявшись на поверхность, мы поняли, как нам повезло. И он, и я пережили страшное потрясение. Но теперь у нас была новая проблема. Уже темнело, и мы никак не могли найти то место, через которое пробрались в открытое море. Со всей аппаратурой, которая на нас была одета, было просто невозможно пройти по очень острому коралловому рифу. У нас оставалось совсем мало воздуха, а на улице становилось темно. Нужно было искать то самое место. Я снова сосредоточил все свое внимание, и что-то мне подсказало направиться в правую сторону. Мы нырнули вдоль рифа, потом всплыли и двигались по поверхности воды, пытаясь плыть с кислородными баллонами на спинах. Это было очень тяжело. Окончательно стемнело, и я даже не видел машину, стоявшую на берегу. Пытаясь хвататься за камни, мы очень сильно порезали руки. Вконец обессилев, мы все же нашли эту маленькую лазейку, кое-как добрались до пляжа и еще какое-то время отдыхали на песке. Я лежал, смотрел в небо и благодарил Бога за то, что, во-первых, мы спаслись от акулы и, во-вторых, выбрались в сторону пляжа.

* * *

      В Тель-Авиве у меня совсем испортились отношения с менеджером. Я узнал, что мне будет нелегко аннулировать контракт с ним, хотя были факты, подтверждавшие нарушения с его стороны. Пока мой юрист пытался найти возможность с наименьшими потерями для меня расторгнуть соглашение, мне предстояло выступление в Италии, где я должен был проверить, как будут восприняты демонстрации вне моей страны. Я уже выступил перед таким большим количеством израильтян, что скоро попросту могло не остаться ни одного человека, который бы меня не видел.
      Выступление в большом клубе в Риме было полным провалом. Переводчик был плохой, его никто не понимал, и вообще никто не понимал, что происходит. У меня-то все получалось, как обычно, но никто мне не верил. Я был в отчаянии и, когда вернулся в Израиль, решил, что пора искать другой способ зарабатывать себе на жизнь. Я подумал: «Ну, Геллер, ты вернулся в Израиль. Это единственное место, где ты можешь работать».
      Тем не менее несколько человек в Риме из тех, кто видел меня в тот вечер, остались довольны и заинтересовались мной. Один из них, уже довольно пожилой, хорошо одетый итальянец, неплохо говорил по-английски и сказал мне, что у него есть ко мне важное дело, которое он хотел бы обсудить в спокойной обстановке, скажем во время обеда на следующий день, если, конечно, у меня нет других планов. Он заинтриговал меня, и поэтому я согласился.
      На следующий день он сам за мной заехал в гостиницу в шикарном ролс-ройсе «Серебряная нить». Пока мы ехали, он показывал все достопримечательности Рима. А потом во время обеда сказал мне, что может организовать большое количество выступлений в Америке, особенно в Лас-Вегасе, если, конечно, я решусь туда поехать. Он дал мне время подумать, мягко, но настойчиво уговаривая согласиться. Задавал очень много вопросов. Сама по себе идея турне по Америке была очень хорошей, но меня очень смущал этот человек. Не знаю, была ли это моя фантазия или нет, но что-то неуловимо говорило мне о его причастности к мафии. Я решил, что в следующий раз, когда мы с ним встретимся, я извинюсь и откажусь в связи с неотложными делами в Израиле. Ну, может быть, когда-нибудь в будущем, если я снова вернусь в Италию и надумаю ехать в Америку, то я его разыщу. Мне не хотелось связываться с человеком, которого я не знал, особенно в свете тех проблем, которые возникли у меня с менеджером.
      На следующий день, когда я уже выходил из гостиницы, чтобы лететь в Израиль, мне сообщили, что внизу меня ждет конверт. Я спустился и, к огромному удивлению, обнаружил внутри конверта все необходимые документы и ключи от машины.
      Документы были оформлены на мое имя. Дежурный сказал мне, что машина находится на улице. Я вышел на улицу и посмотрел — там стояла новенькая «Альфа-Ромео-Спайдер». Естественно, эта машина была от того человека, с которым я разговаривал накануне. И я вовсе не хотел подставлять себя каким-то образом. Ни секунды не колеблясь, я вычеркнул свое имя на документах и отдал их дежурному, сказав, чтобы все это было возвращено тому человеку, который их принес. На конверте был записан телефонный номер, и я велел дежурному позвонить и организовать так, чтобы пришли за машиной. Какой-то неприятный осадок после всего этого тем не менее оставался. Мне очень не хотелось оказаться в чем-либо замешанным. Но ни разу после этого я ничего не слышал об этом мужчине.
      Я вернулся в Израиль в депрессии, в отвратительном настроении. По условию контракта мне снова пришлось работать со своим менеджером. Юристу удалось узнать, что он меня постоянно обманывал, вписывая во все документы сумму, гораздо меньшую, чем мне причиталось, и присваивал себе остальное. Оставалось только собрать доказательства и можно было начинать судебный процесс по расторжению контракта. А мне тем временем вновь предстояли большие гастроли по Италии. Итальянские менеджеры, видевшие мои выступления, понимали, что главная проблема заключалась в преодолении языкового барьера, и искали хорошего переводчика. Кроме того, было решено до начала моих выступлений организовать встречу с Софи Лорен, которая могла бы сослужить хорошую службу для рекламы предстоящих демонстраций.
      Я все еще мечтал стать кинозвездой, и идея встречи с Софи Лорен мне очень понравилась. Я слышал, что она очень редко давала интервью и вообще ее не так-то просто было уговорить на встречу.
      Но чем ближе подходило время этой встречи, тем больше препятствий возникало на ее пути. Мисс Лорен недавно вернулась из Нью-Йорка, где был ограблен ее гостиничный номер. Естественно, она была очень расстроена и не хотела никого видеть. Мы говорили с ее мужем, Карлом Понти, который все это объяснил и принес свои извинения. Однако в самом конце разговора он неожиданно сказал, что, может быть, есть смысл съездить к ней на виллу, которая находится в предместье Рима.
      Вилла оказалась огромной и красивой. А сама мисс Лорен была просто очаровательной, несмотря на недавние неприятности. Я разговаривал с ней тет-а-тет примерно полчаса. Я пересказал ей, о чем она думает в настоящий момент, и она была поражена точностью. Когда мы присоединились к остальным, нам предложили вместе сфотографироваться, но мисс Лорен сказала, что у нее есть личный фотограф и она доверяет только ему. К сожалению, в тот день его не оказалось поблизости. Мы ее поблагодарили и уехали. Человек, устроивший нашу встречу, был ужасно расстроен. Совместная фотография казалась ему очень важной для будущего, и он переживал, что не удалось ее сделать.
      Тем временем я вернулся обратно в Израиль, где меня ждали новые выступления. Я еще не догадывался, что произойдет событие, которое очень серьезно повлияет на мою репутацию и на всю мою карьеру, едва не уничтожив полностью веру людей в меня. А дело было вот в чем. Этот человек, устроитель встречи с мисс Лорен, остался в Риме еще на два дня, после того как я уехал. Я и понятия не имел о том, чем он там занимался. Но не прошло и недели, как я обо всем узнал. Оказывается, он взял одну мою фотографию и один снимок Софи Лорен и договорился с итальянским фотографом, чтобы тот сделал фотомонтаж, соединив два кадра так, словно мисс Лорен и я сфотографированы вместе. Эта фотография появилась во всех крупнейших израильских газетах. Под фотографией была подпись, которая гласила, что Ури Геллер посетил мисс Лорен у нее на вилле в Италии. Это была чистейшая правда, но фотография-то была подделкой. И, разумеется, об этом в скором времени узнали. Теперь уже огромные заголовки по всему Израилю говорили о том, что фотография Ури Геллера с Софи Лорен — дешевая подделка.
      По моей репутации был нанесен тяжелейший удар. Я погрузился в глубокую депрессию. Я понял, что именно это прикончит меня. После этого я пошел к менеджеру и сказал, что, если он сейчас же не разорвет наш контракт, я буду вынужден с ним судиться. У меня не было другого выбора. Фальшивая фотография была сделана без моего ведома. Вместе с другими материалами, которые мой юрист собирал против менеджера, этот факт сыграл бы в мою пользу на любом суде. Хоть поддельная фотография доставила мне массу огорчений, она тем не менее резко увеличила посещаемость во время моих выступлений.
      Целая серия того, что можно назвать серьезными профессиональными выступлениями, началась в Израиле ранней весной 1970 года. А в июне того же года я выступил перед группой студентов технологического факультета крупного института в Хайфе. Этот институт готовил ученых-исследователей и инженеров для всей страны. Через некоторое время после этого ко мне пришел один довольно широко известный в стране отставной полковник израильской армии. Он сказал, что на его сына произвело огромное впечатление мое выступление в технологическом институте. Полковник, как выяснилось, уже связался с какими-то американскими учеными, заинтересованными в том, что я делаю. Он сообщил мне, что Ицхак Бентов — израильский ученый, работающий в Бостоне, хотел бы всесторонне изучить «эффект Геллера», если, конечно, я дал бы согласие на то, чтобы меня подвергнули научным опытам. С тех пор как Амнон Рубинштейн впервые предложил это, я все чаще и чаще думал о работе с учеными. Честно говоря, у меня были противоречивые чувства по этому поводу. Не потому, что я считал, что у меня есть то, что я должен прятать, а потому, что сама идея подвергаться каким-то тестам и экспериментам внушала мне некоторые опасения. Особенно меня смущало изначально предубежденное отношение многих ученых ко мне и к моим опытам. Еще не в чем не убедившись, они уже публично обвиняли меня в шарлатанстве и обмане. Естественно, это меня очень расстраивало. И кроме того, надо мной довлел мой вечный комплекс неудачи. Я очень боялся, что в присутствии ученых ничего не произойдет.
      Полковник же был, по всей видимости, в прекрасном настроении. Хотя мне показалось, что он и сам не знает, верить мне или нет. Он мне сказал: «Посмотри. Я не хочу на тебя давить. Но если ты согнешь вот сейчас в моем присутствии кусочек металла, я могу послать его к своему другу — ученому в Америку, и он сделает квалифицированный анализ в своей лаборатории. Это только для начала». Мне не хотелось гнуть какие-то свои предметы, потому что это могло вызвать подозрение. А единственный кусочек металла, который был у него с собой, — простая булавка. Я сказал ему, что булавка очень тонкая и ее слишком легко согнуть. Но он убедил меня, что в качестве первого теста это вполне подойдет. Тогда я попросил полковника зажать булавку в кулаке, а сам ладонью провел над его сжатой в кулак рукой, не дотрагиваясь до нее. Потом сосредоточился, сконцентрировал все свое внимание на булавке, как я это обычно делаю, говоря себе: «Сгибайся, сгибайся». Когда он раскрыл ладонь, булавка оказалась сломанной пополам. Я, разумеется, к ней даже не прикасался. Это произвело на него сильное впечатление. Он тут же положил оба кусочка в конверт и сказал мне, что отправит их в США. Тогда я не отдавал себе отчета в том, как это может изменить всю мою жизнь.
      Я продолжал заниматься своими обычными делами. Выступал в школах, университетах, театрах, дискотеках. Несмотря на поток обвинений в прессе и заметное падение моей репутации после инцидента с Софи Лорен, большинство выступлений проходили успешно и вполне позволяли содержать нас с мамой.
      Я проводил все больше времени с Айрис и все меньше и меньше видел Яффу. Несмотря на полную безвыходность ситуации, я все равно любил ее. Я рассказал ей все об Айрис. Но как бы я ни был открыт и откровенен с Айрис, я никогда ничего не рассказывал ей про Яффу. И это меня очень волновало. Во мне происходила какая-то внутренняя борьба. Что-то меня постоянно удерживало. Может быть, я знал, что любовь к Яффе навсегда останется в моем сердце, а может быть, мне просто не хотелось причинить боль Айрис.
       Яникак не мог принять окончательного решения по поводу научных экспериментов, пытался преодолеть свой страх. Меня постоянно мучил вопрос: соглашаться ли мне на поездку, если она будет мне предложена? Или, может быть, лучше тихо и незаметно завершить свою карьеру демонстратора и вернуться к обычной работе?
      До меня дошло известие, что несколько ученых изучили поломанную булавку, которую послал в США полковник, получив довольно любопытные результаты. Теперь они хотели бы предложить исследования сперва в Израиле, а потом, может быть, в Америке. Для меня открывалась возможность уехать из Израиля в большую страну, и я подумал, что ничего не потеряю, если попробую поработать с учеными. Мне удалось расторгнуть контракт с менеджером, я был теперь снова свободен, и никто не мог указывать мне, что я должен делать.
      Начиналась новая страница моей карьеры. Она круто изменила мою жизнь и превратила ее во что-то поистине потрясающее. Мне даже никогда не снилось, что я буду занят тем, чем я сейчас занимаюсь.

Глава 14. Голоса

      17 августа 1971 года — очень знаменательный день в моей жизни. Из США приехал профессор Андриа Пухарич, Он предварительно написал, что узнал обо мне от своего друга Ицхака Бентова. Бентов и Андриа Пухарич решили приехать в Израиль, познакомиться со мной и проверить, настоящие ли это силы. Мне было известно, что Андриа должен приехать именно в этот день, но я не знал, что он сразу же придет в тот ночной клуб, где я выступал.
      Как выяснилось, Андриа был американским физиком, в последние годы активно занимавшимся изучением различных физических феноменов. Кроме того, он читал курс лекций в медицинской школе университета в Тель-Авиве по своей основной специальности — заболевания уха. В клуб он приехал вместе с полковником.
      Как только я увидел Андриа, я сразу инстинктивно понял, что смогу с ним работать. Он не был похож на ученого в моем представлении — скорее смахивал на хиппующего Эйнштейна. Он и в самом деле оказался очень приятным человеком, с ним было легко и просто. Теперь я не сомневался, что силы будут работать даже под самым жестким контролем с его стороны.
      Увидев их, я пересел за их столик. И первые слова, которые я сказал Андриа, были: «Мне кажется, мы сможем работать вместе. Пускай Вас не смущает и не расстраивает то, что я буду делать на сцене». Я знал, что артист сцены может сразу не понравиться ученому, который слишком серьезно смотрит на все эти проблемы. Я объяснил Андриа, что мои выступления на сцене необходимы мне: во-первых, я получаю от них удовольствие и, во-вторых, мне нужно как-то зарабатывать на жизнь.
      В тот вечер я начал так же, как и обычно. Сказал, что с помощью присутствующей публики попытаюсь продемонстрировать простую телепатию и психокинез и надеюсь, что мне это удастся. Демонстрации в ту ночь прошли успешно и удавались примерно на 80 процентов. Через несколько месяцев я спросил Андриа: «Ты действительно поверил в меня с самой первой встречи?» Он ответил: «Нет. Я думал, что все это просто ловкие трюки, потому что любой фокусник может сделать то, что ты делаешь на сцене».
      В ноябре 1971 года Андриа снял себе квартиру в высотах Херцлийах и перевез туда несколько ящиков аппаратуры: магнитометры, фотокамеры, магнитофоны, компасы, разные виды минералов, металлов. У него были и какие-то электронные приспособления, которые я видел первый раз в жизни, а также система зеркал, при помощи которых они с Бентовым могли наблюдать за мной с любой точки. Еще в период подготовки к серии экспериментов и тестов я понял, что он мне очень нравится, рядом с ним я чувствовал себя совсем как дома. Точно так же к нему отнеслись и Ханна с Шипи. Андриа был веселый человек, очень открытый, молод душой и очень интеллигентен. А главное для меня — он был не типичный ученый, без всякого высокомерия и амбициозности. Он сказал, что много лет изучал парапсихологический феномен — это о многом говорило, потому что в научном мире сложилось особое, крайне негативное отношение к тем, кто занимался этим направлением.
      Его научное прошлое было очень интересным. Он получил медицинское образование в институте Нордвестерн, а также дипломы ряда ведущих американских институтов в области технического знания медицинской электроники. Он был очень педантичен и точен в каждом эксперименте, который проводил со мной. Все записывал, наблюдал, стараясь предусмотреть все возможные варианты, проверить все гипотезы.
      Он стремился обнародовать результаты исследований по мере их получения, и я уже предвидел те огромные сложности, которые его ждали. И в самом деле, наверное, тяжело работать, когда на твоих глазах научная фантастика превращается в реальность. И еще труднее доказать это другим. Уверен, что именно из-за этого он вскоре стал настаивать на проведении серии научных экспериментов в лабораторных условиях в Америке. Без лабораторных подтверждений происходившего шансы, что поверят его наблюдениям, были равны нулю. Каждый следующий день приносил какие-то новые результаты, и поэтому необходимо было продолжать исследования. Конечно, они отнимали много времени, сил и нервов. Но я решил — будь что будет, Я уже успел пожить в свое удовольствие, будет и впереди возможность делать то, что хочется. А пока нужно было отрешиться от всего этого, потому что я чувствовал, насколько важными могут оказаться наши усилия.
      Мы проводили все новые и новые тесты, и в общем-то я все меньше и меньше волновался. Оба — Андриа и мистер Бентов — относились ко мне с пониманием и не пытались давить на меня слишком сильно. Сперва мы попробовали телепатию. Я сосредоточивался, посылая трехзначные цифры в память Андриа. Это, если можно так сказать, действие совершенно обратное тому, что обычно делают фокусники. Потом я заставил его часы убежать далеко вперед, не прикасаясь к ним. Но особенно он был поражен, когда стрелки лабораторного секундомера продвинулись на тридцать минут, потому что, по его словам, практически невозможно заставить секундную стрелку сделать столько оборотов в считанные мгновения. Весь процесс он заснял на пленку.
      Мне удавалось делать почти все, что он меня просил. Различные проявления телепатии, опыты с часами, сгибание металлических предметов в лабораторных условиях, влияние на стрелки компаса и другие вещи.
      Он все больше и больше воодушевлялся с каждым экспериментом. Как-то раз он сел и объяснил мне, что все это значит для науки. Он объяснил мне, что невозможно гнуть или двигать металлические тела способами, противоречащими законам физики. Он убедил меня в необходимости многократного повторения одних и тех же опытов, потому что, чем непостижимее феномен, тем больше доказательств требуется для его объяснения. Если все тесты пройдут удачно, сказал он, тогда, возможно, придется полностью пересмотреть некоторые аспекты философии и науки. Теперь я понимаю всю важность нашей работы.
      Андриа сказал мне, что планирует отвезти результаты всех этих экспериментов в Америку и, возможно, в Англию. Ему хотелось посмотреть, какую поддержку в этих странах он сможет найти для более глубокого исследования. Для начала он написал по поводу тестов бывшему астронавту капитану Эдгару Митчеллу, который, правда, прочитав письмо, решил, что Андриа, по-видимому, курит какую-то травку и описывает ему свои галлюцинаций.
      Но вскоре Митчелл написал мне очень хорошее письмо, которое он передал через Андриа. В нем он писал, что хотел бы обязательно встретиться и поработать вместе со мной над экспериментами, когда я приеду в Америку. И он не сомневался в том, что обязательно найдутся научные лаборатории, которые захотят всесторонне изучить энергетические силы. Мне было очень приятно услышать это от него напрямую. Когда он проводил эксперименты с телепатией во время полета Аполлона-14 на Луну, одна израильская газета назвала его: «Ури Геллер среди астронавтов».
      Первая серия тестов в августе 197! года длилась более недели. Андриа вел журнал, куда записывал все очень скрупулезно. Затем он уехал из Израиля, чтобы разработать планы будущего изучения, и его довольно долго не было. Он вернулся лишь к середине ноября 1971 года. На этот раз он привез еще больше аппаратуры, чтобы создать маленькую лабораторию в другой квартире, которую он снял специально для этих целей. Он предупредил меня, что ему понадобится несколько часов ежедневно на протяжении нескольких недель, чтобы провести новые тесты, в которых я должен был принимать участие, находя время между выступлениями, которые я продолжал в Израиле.
      Вторая серия испытаний чем-то напоминала первую. Все из раза в раз срабатывало. Я даже начинал уставать. Мне не хватало привычного контакта с людьми. Андриа снова очень внимательно и дотошно все записывал, конспектировал и писал обо всем этом в своей книге, которую назвал «Ури: журнал мистики Ури Геллера». Книга была выпущена в Америке издательством Анкор Пресс Даблдэй. То, что он описал в этой книге, значительно подробнее того, что сохранилось в моей памяти.
      Тесты шли очень успешно, и ученые в какой-то момент заинтересовались моим прошлым. Я все им рассказал в мельчайших деталях. Андриа предложил так: он меня попытается загипнотизировать и я, возможно, вспомню вещи, которые не помню в сознательном состоянии. Я и раньше был знаком с гипнотизерами и даже разрешал им пробовать проводить со мной такие вещи. Но никогда ничего из этого не получалось. У Андриа уже был небольшой опыт в гипнозе, и он сказал, что очень хотел бы попробовать его на мне, если я, конечно, не против. Сперва я боялся этой идеи, но потом что-то мне подсказало, что нужно попробовать. Может быть, я таким образом узнаю о себе что-то новое.
      Мы решили провести сеанс 1 декабря 1971 года. Я только что закончил выступление перед публикой. Айрис была со мной. Все происходило в квартире Андриа, куда были приглашены Бентов и еще два израильтянина — друзья Андриа, также заинтересованные в результатах экспериментов. Андриа начал сеанс гипноза.
      Когда я проснулся, мне сказали, что я находился в гипнотическом состоянии более часа. Они записывали все, что я сказал. Когда они прокрутили запись, я был поражен, услышав и не узнав своего собственного голоса, произносившего слова как-то таинственно и монотонно. Под гипнозом я вернулся на Кипр, вспомнил свою собаку Джокера. Мой голос говорил, как Андриа пишет в своей книге: «Я пришел сюда учиться. И вот сижу в темноте вместе с Джокером. Я учусь и учусь, но не знаю, кто меня учит». Тут на пленке врывается голос Андриа, который спрашивает: «Чему ты обучаешься?» — «Это связано с людьми из космоса. Но мне об этом еще рано говорить».
      Снова голос Андриа на пленке: «Это тайна?» — «Да, — отвечает мой голос. — Но когда-нибудь придет день, когда вы все узнаете».
      Я знаю, что гипноз может давать очень странные результаты, может преувеличивать, раздувать фантазии. И тем не менее люди в таком состоянии обычно говорят то, в чем они полностью уверены, что считают правдой. Я не знал, как расценивать то, что слышал. Чувствовал я себя как-то неуверенно, опустошенно, и это меня немного пугало. На пленке я вспоминал раннее детство. Я слышал, как вдруг заговорил на иврите, и далекий голос мистера Бентова, задававшего вопросы на том же языке. Потом пленка дошла до того места, где мне три года и я вспоминаю то происшествие в арабском садике, когда яркий свет ударил меня и я потерял сознание. Услышав все это, я весь внутренне напрягся. Тембр моего голоса на пленке внезапно стал очень странным, даже немного жутковатым. И я, услышав такие изменения в голосе, почувствовал какой-то необъяснимый ужас. Я не помню, что случилось после этого. Потом мне рассказали, что я схватил магнитофон, выключил его и резко вынул кассету. Ни слова не говоря, я выскочил из квартиры, и через некоторое время они обнаружили меня в лифте. Пленки нигде не было. Не знаю, почему я так поступил. Айрис отвезла меня домой. Но пленку мы так и не нашли.
      Те, кто был тогда в комнате, вспоминали потом, как звучал этот голос — очень ровный, механический, как будто бы компьютерный. Он говорил, что серебристый свет и есть та сила, которая вошла в меня в арабском садике, и с тех пор я призван помогать людям. Голос продолжал, что я не должен помнить то, что произошло тогда. Дальше голос неожиданно переходил на другую тему, касающуюся израильско-египетского конфликта. «Следующие несколько недель, — говорил голос, — будут очень критическими. Человечество стоит на грани новой мировой войны».
      Айрис и все остальные подтвердили, что эта странная сцена произошла именно так, но пленки, которая могла бы доказать это, увы, нет. Кто знает, что там может быть сказано под гипнозом, даже если принять во внимание, что вдруг заговорил совершенно другой голос? Известны случаи, когда под гипнозом человек начинал говорить электронным или компьютерным голосом. Сколько раз бывало так, что какие-то удивительные вещи появлялись или исчезали прямо на наших глазах. Но кто в это поверит? Это эксперимент без контроля, без подтверждения. Это ведь даже не телепатия или просто сгибание металла. Как бы потрясающе это ни было — а это действительно было потрясающе, — все это нужно было повторять множество раз, записывать, проверять и перепроверять. И все равно, думаю, люди едва ли поверили бы во все это. И тем более не верят, когда только читают об этом в книге.
      К нашему удивлению, после этого в экспериментах началась серия изумительных, совершенно уникальных явлений. Одно явление возникало за другим, как огромный водопад, уносящий куда-то в очень далекое прошлое. По какой-то неизвестной причине тесты Андриа привели их в действие. Я вдруг почувствовал себя более уверенно. Стрелка компаса поворачивалась сразу на 30°, когда я подносил к нему руку, даже не сосредоточиваясь.
      Однажды Андриа положил металлическое кольцо в закрытый деревянный ящичек из-под микроскопа посмотреть, смогу ли я согнуть кольцо, не прикасаясь к ящику? Я вдруг сказал: «Послушай, у меня есть предчувствие, что я могу сделать так, что оно вообще исчезнет». Я заставил его заснять на пленку, как он кладет кольцо в коробку, как я начинаю сосредоточиваться. Через несколько секунд во мне возникла уверенность, что кольца уже нет в коробочке, и я велел Бентову и Андриа проверить. Они открыли коробку — она была пуста.
      После этого я разрешил Андриа снова себя загипнотизировать, и он с Бентовым записали этот сеанс на магнитофон. Я снова находился под гипнозом примерно около часа. Мне нужно было спешить на выступление перед войсками в тот вечер, поэтому мы не успели послушать пленку. Андриа вез меня на машине, и я попросил его как следует запомнить все, что я говорил под гипнозом, потому что мне показалось, что кассета исчезла из магнитофона. Андриа остановил машину, проверил магнитофон: кассета была на месте. Он нажал на кнопку пуска, чтобы проверить пленку, но воспроизведение не работало. Он снова открыл магнитофон проверить. Пленка исчезла из кассеты. Я понятия не имею, что заставило меня сказать, что пленка исчезнет. Думаю, вы можете себе представить, что испытывает человек после того, как с ним такое происходит? Хочется ущипнуть себя, убедиться, что это не сон. И уж совсем не хочется ни с кем говорить на эту тему, кроме человека, который был с тобой и все видел своими глазами. Зачем говорить, если люди тебе все равно не поверят. Но приходит время, когда ты уже не в состоянии жить, зная, что тебе не верят. Нужно сохранить уверенность в себе, в своем восприятии мира, а когда тебя постоянно подвергают сомнению, это особенно тяжело. И тем не менее чем более поразительные вещи происходили со мной, тем важнее, я считал, их исследовать.
      Пока я готовился выступать перед израильскими войсками в Синайской пустыне, Андриа и Бейтов пытались восстановить в памяти все, что было на второй пленке. Под гипнозом я якобы сказал, что вылетаю из своего тела, лечу к широкому плоскому месту, окруженному горами. Потом мой голос снова превратился в ровный механический и начал, как и в тот раз, предупреждать о новых конфликтах между Израилем и арабскими странами. Голос утверждал, что я призван воспользоваться своими энергиями, чтобы помочь миру в этом кризисе. Андриа и Бентов пытались доказать мне, что голос как бы не из меня выходил, а возникал сам по себе. Но я, конечно, понимаю, что это абсурд — голос без тела, который наговаривает сам по себе на кассетный магнитофон «Сони», делая при этом какие-то странные заявления. Позже я и сам слышал этот голос на других пленках, он действительно звучал фантастически, как-то потусторонне. Я спрашивал себя: «Что происходит?» Но потом вспомнил лукавую мысль, которая как-то меня посетила: «Может быть, это какой-то космический клоун, который просто устраивает нам свою большую космическую шутку?» Верить во все это я отказывался, и поэтому приходилось подбадривать себя такими забавными мыслями.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15