Они договорились встретиться через два часа в «Белом олене» за чаем.

Верити и миссис Трегелли провели много времени с двумя мелочными торговцами, которые согласились продавать на празднике ленты, кружева и другие безделушки для женщин. Они также договорились с мастером-игрушечником о том, что он откроет ларек деревянных игрушек для детей. Верити обнаружила, что экономка Пендургана умеет убеждать и потрясающе ведет переговоры. У нее были строгие требования, и она не терпела ни напрасного расточительства, ни неоправданной прижимистости. Когда Верити повела ее в лавку травника, чтобы подобрать некоторые травы, которых она не могла найти в Пендургане, миссис Трегелли сумела очаровать сурового владельца и уговорить его торговать на празднике.

Женщины были на пути к пирожнику, когда поняли, что прошло много времени, и вместо этого отправились в «Белый олень». Джеймс уже ждал их и провел в маленькую гостиную, которую снял и где был накрыт стол со свежим чаем и пирогами.

– Артисты приедут, – сказал он, когда Верити наливала чай.

– О, чудесно! – воскликнула она. – Теперь-то люди точно придут.

Подавая Джеймсу чашку, она перехватила его неуверенный взгляд. Хотя Джеймс никогда ей этого не говорил, она знала, что он до сих пор осторожно относится к идее праздника. И тем не менее Джеймс без попреков шел навстречу ее пожеланиям. Он не только заполучил для праздника труппу артистов, но и договорился с хозяином местной пивной, старым Артфулом, о поставке эля, подрядил кузнеца из Сент-Перрана наделать запасных метательных колец для игр и уговорил рабочих с ферм арендаторов построить ларьки, площадки для состязаний и временную сцену. И самое невероятное – он не забыл про костер. Джеймс дал задание Томасу собрать достаточное количество дров, чтобы сложить из них огромную кучу.

Верити хотелось обнять его и поблагодарить за все, что он сделал, несмотря на свои опасения.

– Верити!

Она вздрогнула. Боже правый, она ведь смотрит на него в упор. Что он о ней подумал?

– Извини, – сказала она, – я размечталась.

– Я спросил, как прошел у вас день. Удалось вам нанять каких-нибудь торговцев?

Верити взяла себя в руки и рассказала ему, что они сделали. Она оживленно болтала, сообщая больше деталей, чем ему это, видимо, было интересно знать. Но по крайней мере это отвлекло ее от глупых фантазий.

– Надо сходить еще к нескольким, – сказала она, доставая список бодминских торговцев и ремесленников. – Сначала к пирожнику, потом...

– Миссис Трегелли, – прервал ее Джеймс, – вероятно, вы и одна справитесь с булочником и остальными?

– Конечно, милорд.

– Я так и думал. Вот, возьмите список миссис Озборн. Мне надо на некоторое время забрать ее, если она не возражает.

Верити охватило волнение. После утвердительного кивка миссис Трегелли она сказала:

– Я не возражаю.

– Хорошо, – откликнулся Джеймс. Он договорился с экономкой встретиться через час, потом встал и подал руку Верити.

Он вел ее по главной улице явно с какой-то определенной целью, хотя и не сказал Верити ни слова. Что-то в его поведении нервировало ее. Что он задумал?

– Как прошла встреча с адвокатом? Удачно? – спросила Верити.

Она слишком нервничала, поэтому не могла больше молчать. Джеймс взглянул на нее и одарил своей загадочной полуулыбкой.

– Пожалуй, да. Я выяснил все, что хотел узнать. Посмотри сюда, Верити. Что ты думаешь об этой шляпке?

Он остановился перед витриной, где были выставлены шляпы, платки и сумочки. Он показывал на очаровательную шляпку из итальянской соломки, украшенную цветами, с модными широкими полями и низкой тульей. Это была самая прекрасная вещь, какую Верити когда-либо видела. Она вопросительно посмотрела на Джеймса.

– Очень красивая шляпка.

– А на тебе будет выглядеть еще красивее.

Джеймс улыбнулся одной из своих редких улыбок в ответ на удивленный взгляд Верити, поднял руку и слегка дотронулся до ее щеки.

– Дорогая моя Верити, ты до сих пор носишь те же платья, тот же плащ и те же две шляпки, которые привезла с собой в Пендурган. И, полагаю, уже тогда они не были новыми. Позволь мне купить для тебя что-нибудь новое.

– О, Джеймс, – Верити покраснела, – я не могу позволить тебе это сделать. Я уже обязана тебе...

– Если ты упомянешь те двести гиней, я отправлю тебя в Пендурган пешком. Ты мне ничем не обязана и действительно заслуживаешь нового платья на праздник. Думаю, и новую шляпку тоже. Посмотрим, что нам может предложить миссис Ренфри.

У Верити в самом деле так давно не было новых вещей – с тех пор как она вышла замуж за Гилберта, – что ей опять захотелось броситься Джеймсу на шею. Она попыталась улыбнуться, но нижняя губа ее дрожала.

– Не надо плакать, умоляю, иначе весь город подумает, что я тебя избиваю.

Верити издала дрожащий смешок и смахнула слезы и только тогда немного взяла себя в руки.

– В самом деле, не надо этого делать, Джеймс.

– Надо. Ты так много работаешь, и я знаю, для чего ты это делаешь. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем несколько платьев.

– Ты слишком добр ко мне.

Джеймс положил ей руку на спину и легонько подтолкнул к дверям магазина.

– Не так добр, как хотел бы, – тихо сказал он.

– Что ты собираешься делать?

Гилберт Расселл перестал мерить шагами комнату и недоумевающе уставился на своего друга.

Энтони Нортруп спокойно развалился на диване, в то время как жизнь Гилберта могла вот-вот рассыпаться на куски.

– Мне нужно это место, Тони, – сказал он. – Ты знаешь, что нужно. Но Беддингфилд жутко упрям. Если он узнает...

– Он не узнает.

– Как ты можешь быть уверен?

Нортруп опустил ноги и поставил локти на колени.

– Не думай, что старый хрыч такой уж пуританин. Он ходил в школу. И наверняка пробовал кое-что, как и все остальные.

– Даже если так...

– Кроме того, у тебя прекрасное прикрытие. Все, что тебе надо, – это представлять себя на людях обычным семейным человеком. Пока у тебя есть жена, которая будет время от времени присутствовать рядом с тобой на торжественных днях, никого не будет волновать, чем ты занимаешься на стороне.

Гилберт почувствовал, как кровь прилила к его лицу.

– Жена?

– Ты же все еще женат, не так ли? Если только этот Хартлесс не убил ее.

Беспокойство, как кислота, закипело у Гилберта в животе. С тех пор как он узнал о репутации мужчины, который дал ему двести гиней за Верити, совесть грызла его, как собака кость. Он знал, что должен что-то сделать, но вместо этого просто старался не думать о произошедшем, забыть.

– Боже милостивый, Тони, ты имеешь в виду, я должен...

– Ты хочешь продолжать пользоваться благосклонностью Беддингфилда, не такли?

– Конечно, хочу. – Гилберт запустил дрожащие пальцы в волосы. – Я измотан и хочу получить у него это место.

– Тогда развей его подозрения. Верни свою жену.

– Ну разве он не прелесть, миссис Озборн? Разве не прелесть?

Дейви Ченхоллз не сводил влюбленных глаз с новорожденного жеребенка, появившегося на свет неделю назад. Это была любовь с первого взгляда. Каждый день Дейви тащил Верити в старые конюшни, где содержались пони, чтобы полюбоваться новым жеребенком.

– Конечно, он чудесный, – сказала Верити, взъерошивая яркие волосы мальчика. – Ты уже придумал ему имя?

– Я думаю, думаю, – ответил мальчик. – Оно должно быть особенным, потому что это мой первый пони. Я буду ездить на нем, папа говорит, что скоро он будет достаточно взрослый и достаточно большой.

– Он будет для тебя прекрасным пони.

– Конечно, будет! – воскликнул Дейви. – Если бы он был девочкой, я назвал бы его Верити, потому что это ваше имя.

– О, Дейви!

– Но это будет плохо звучать для пони-мальчика, поэтому я хочу назвать его Озборн, потому что это тоже ваше имя, но оно больше похоже на имя для мальчика.

Верити всплеснула руками и обняла малыша, изо всех сил сдерживая слезы.

– Дейви, дорогой мой, я так польщена, что ты хочешь назвать пони в мою честь.

– Ну, – заявил мальчишка, вырываясь из ее объятий, чтобы опять посмотреть на крохотного жеребенка, – я же сказал, что мне нужно было особенное имя, а вы самый необычный человек из всех, кого я знаю.

Верити поцеловала Дейви в макушку и подумала, насколько полюбила этого маленького проказника.

– Идем, Дейви, – сказала она. – До праздника осталось всего два дня, а мне надо еще столько всего сделать.

Хочешь пойти со мной в деревню? Мне надо проверить, закончил ли кузнец эти кольца.

– Еще бы я не пошел! А можно я зайду к Бенджи Спраггинсу?

– Да, конечно. Ты можешь зайти к Бенджи, пока я схожу к бабушке Пескоу. Ну, пошли.

Взглянув еще раз на жеребенка, Дейви запрыгал по тропинке, которая извивалась по пастбищу, д потом вливалась в дорогу, ведущую на Сент-Перран. Верити смотрела на его резвые прыжки, и вдруг ее захлестнула тоска. Господи, как же она глупа! Она уже много лет назад оставила мечту иметь своих собственных детей. Откуда же теперь эти мысли? Неужели дело только в подкупающей привязанности к ней маленького Дейви? Или в чем-то еще?

Когда они добрались до окраины деревни, перед домом Данстанов мысли Верити прервал громкий свист. Она обернулась, увидела Дигори Клегга, машущего ей рукой, и устало вздохнула.

– Мистер Клегг, я знаю, что вы собираетесь мне сказать, и не хочу этого слышать.

Как только Верити взялась за подготовку праздника, маленький темноволосый мужчина стал изводить ее, изо всех сил стараясь запугать мрачными предсказаниями. Верити было жаль мистера Клегга, но его постоянные предостережения становились надоедливыми.

– Я просто предупреждаю вас, миссис, – сказал человечек, прищурив глаза и грозя пальцем. – И этого малыша тоже. В том доме наверху может быть только огонь и смерть, миссис, огонь и смерть.

– Всего вам доброго, мистер Клегг.

– Огонь и смерть, – повторил он, когда Верити быстро пошла прочь, за руку увлекая за собой Дейви. – Если вы устроите этот праздник там, наверху, с этим дьяволом лордом, будет огонь и смерть, попомните мое слово. Огонь и смерть!

Верити почти бежала, чтобы не слышать ужасных слов Клегга. Дейви посмотрел на нее в недоумении, продолжая держаться рядом.

– Кто этот человек, миссис Озборн?

– Не обращай внимания, Дейви. Просто больной сумасшедший старик. Держись от него подальше.

– Хорошо. Он страшный.

– Ты беги к дому Бенджи. Я зайду к бабушке. Приходи туда примерно через час, и мы вместе сходим за кольцами. Согласен?

Верити стояла на тропинке исмотрела на мальчика, пока не убедилась, что он благополучно вошел в дом Спраггинсов. Она надеялась, что Господь оградит его от Дигори Клегга. Она не понимала, почему тот приплел к своим мрачным пророчествам Дейви. Верити настолько расстроилась, что ей захотелось немного посидеть с бабушкой Пескоу и успокоиться, слушая ее мирные и мудрые советы.

– А вот и Верити Озборн, – сказала бабушка, когда Верити вошла, – со своими праздничными списками. Не знаю, как ее карманы вмещают все эти списки?

Входя в гостиную, Верити засмеялась, услышав поддразнивание старушки. Кейт Пескоу и Борра Нанпин тоже были там.

– Что тебя тревожит, Верити Озборн? – спросила бабушка, передав ей чашку жиденького чая.

– Разве?

– Я же вижу, что тебя что-то беспокоит.

– О, это Дигори Клегг. Мы с Дейви встретили его, когда входили в деревню.

– Все еще изрыгает мрачные предсказания? – спросила Кейт. – Предрекает огонь и смерть?

– Да, но на этот раз он вовлек Дейви в свои тирады, поэтому мне стало особенно не по себе.

– О Боже! – воскликнула Борра.

– Что мне с ним делать, бабушка? – спросила Верити. – Я столько сил потратила, чтобы праздник удался. Что, если он отпугнет людей?

– Об этом не волнуйся, – ответила бабушка. – Клегга все знают. Его жалеют, но никто не станет слушать, что он говорит. Большинство думают, что он немного повредился умом.

– Вы не думаете, что он может быть опасен? – осведомилась Верити. – Он не способен сделать какую-нибудь гадость?

– Бедняга, – сказала Борра. – Должно быть, тяжело потерять ребенка.

– Да, к тому же этот ребенок – все, что у него было, – подхватила Кейт. – После того как умерла его Грейси, он до безумия любил сына. Пожар в Пендургане убил и его тоже, такое страдание он ему причинил. Мужик никогда не будет таким, как раньше.

– Похоже на то, что случилось с Джеймсом, так, Кейт? – сказала бабушка.

Кейт фыркнула, но не ответила.

Верити сидела и болтала до тех пор, пока не вернулся Дейви и не утащил ее в кузницу. Кольца были готовы, и вскоре Верити с Дейви отправились обратно в Пендурган по той же тропинке. Не успев дойти до главной дороги, они увидели капитана Полдреннана, который шел в том же направлении. Верити отпустила Дейви вперед, а сама дождалась, пока подойдет капитан.

– Добрый день, – сказала Верити, приветливо улыбаясь. – Я не ждала вас сегодня, иначе вернулась бы пораньше. Может быть, зайдете и выпьете чаю?

Верити показалось, что капитан удивлен и не особенно обрадован встречей с ней. Хотя он и улыбался, глаза его оставались холодными.

– Какая приятная неожиданность встретить вас, миссис Озборн, – сказал он. – Спасибо за приглашение, но я только что пил чай с Агнес.

– С Агнес?

– Да. Я время от времени навещаю ее. Вы знаете, мы с ней старые друзья.

– Нет, я не знала, – сказала Верити, удивляясь, как она могла не подозревать об этих визитах. – Однако рада это слышать, – добавила она. – Бедная Агнес всегда кажется такой одинокой и, похоже, не хочет со мной подружиться, как я ни стараюсь. И становится все более раздражительной по мере приближения праздника. Я за нее беспокоюсь.

– Ей тяжело видеть, что кто-то занял место Ровены.

– Но я не...

Капитан приподнял бровь:

– Разве?

– Когда я предложила провести праздник, то и не думала вытеснить память о леди Харкнесс. Я делала это только для того, чтобы вернуть Джеймсу доброе имя в округе.

– Ах да. Праздник. Я с нетерпением жду его. Как идет подготовка? Ведь осталось всего несколько дней?

– Да, конечно. И подготовка идет прекрасно. Вы ничего не слышали о моих знаменитых списках?

Капитан искренне рассмеялся, и взгляд его смягчился.

– Слышал, слышал. Веллингтон мог бы назначить вас начальником интендантской службы генерального штаба.

– Иногда я чувствую себя генералом, командующим войсками.

– Тогда желаю вам удачи Веллингтона в вашей летней осаде.

– Благодарю вас, капитан.

– Я чувствую, что праздник будет самым замечательным событием в округе за много лет.

– Надеюсь, так и будет.

– Непременно будет! – Капитан широко улыбнулся Верити. – Поверьте мне, непременно будет.

Верити рассказала ему, что она нашла достаточно много местных музыкантов, поэтому не пришлось нанимать со стороны. Полдреннан, в свою очередь, сообщил Верити, что договорился о смоляных бочках, которые будут доставлены вдень праздника и зажжены повсюду в пределах имения. Казалось, он сбросил с себя странную напряженность, которая при встрече чувствовалась в его поведении, и снова превратился в любезного джентльмена, которым она восхищалась. Они проболтали около получаса, когда Верити вспомнила, что они стоят посреди дороги. Она снова пригласила капитана вернуться в Пендурган, но он отказался, и они расстались в приподнятом настроении.

Верити была расстроена, возвращаясь в Пендурган. За оставшиеся два дня надо было сделать так много, учесть столько мелочей! Она даже не заметила экипаж в задней части двора.

Верити толкнула тяжелую дубовую дверь и вошла в большой холл, доставая на ходу список. Она направилась к коридору, ведущему к главной лестнице, но ее остановил голос миссис Трегелли.

– Извините меня, мадам, – сказала она, – но здесь вас ждет джентльмен.

Верити положила список обратно в карман и подняла глаза на экономку.

– Простите?

– Джентльмен, мэм. Он спросил вас. Я проводила его в новую гостиную.

– Джентльмен?

Верити смотрела на миссис Трегелли, в недоумении подняв брови. Конечно, это была какая-то ошибка. Она не знает здесь ни одного джентльмена, кроме капитана Полдреннана, а тот только что ушел из Пендургана. Кто это может быть?

– Вы знаете, кто он такой? – спросила Верити.

– Нет, мэм. Но он заявил, что будет говорить только с вами.

Верити вздохнула. Кто бы это ни был, ей придется с ним встретиться. Она надеялась, что этот человек не займет у нее много времени. А может быть, он приехал обсудить что-то относительно праздника? Возможно, он слышал о приготовлениях – слухи распространяются по округе как лесной пожар – и представляет труппу актеров, или музыкантов, или торговцев, кого-то, кто хотел бы участвовать в празднике.

– Конечно, мне надо с ним увидеться, – сказала Верити. – Возьмите, пожалуйста, мою шляпу и мантилью, миссис Трегелли. Господи, я вся в пыли после дороги! Наверное, ужасно выгляжу?

– Ничуть, мэм. Только одна прядь выбилась из прически, вот здесь. Давайте поправим... Теперь вы выглядите как новый пятипенсовик. Прислать вам чай и бисквиты?

– Не знаю, – сказала Верити. – Сначала узнаю, что у него за дело. Если вы мне будете нужны, я позвоню.

– Как хотите, мэм.

Верити, как в зеркало, заглянула в висящий на стене отполированный нагрудник доспехов. Она наскоро поправила волосы, отряхнула юбки и вытерла мыски ботинок о заднюю часть чулок. Это вес, что она могла сейчас сделать. После этого она направилась к восточному крылу дома.

Дверь в гостиную была открыта. Верити заметила мерцающий свет огня. Она вошла и увидела мужчину, стоящего к ней спиной, лицом к камину.

– Сэр! Вы хотели меня видеть?

Мужчина обернулся, и Верити открыла рот от удивления. Она оказалась лицом к лицу со своим мужем, Гилбертом Расселлом.

Когда Джеймс вернулся с поля, Джаго Ченхоллз был на редкость молчалив, но Джеймс настолько устал, что у него не осталось сил удивиться такому необычному поведению. Джеймс и Марк Пеннек собирали сено в стога, работали долго и тяжело. В такие дни Джеймсу больше всего не хватало управляющего.

В те месяцы, что прошли после увольнения Баргваната, Джеймс очень доверял Марку Пеннеку. Ему было неудобно просить помощи у Марка, поскольку тот относился к Джеймсу так же, как остальные местные жители. Но участок, арендуемый Пеннеком, был самым большим в Пендургане, а Марк – самым опытным фермером, поэтому Джеймс все-таки обратился к нему.

Сначала они чувствовали себя неловко, работая вместе. Однако за несколько месяцев, в течение которых им пришлось трудиться бок о бок, они стали друг друга уважать, и работа пошла хорошо. Джеймсу пришло в голову, что рассуждения Верити по поводу его дурной репутации в какой-то мере справедливы. То, что он держится ото всех на расстоянии, в самом деле только увеличивало враждебность по отношению к нему. Но Верити, казалось, не понимала, что он сторонится всех не по своей воле. Это было необходимо.

Джеймс пригнулся, входя под арку двора, потом остановился разогнуть спину. Все мышцы чертовски болели, и было похоже, что завтра утром он не сможет пошевельнуться. Джеймс открыл тяжелую дубовую дверь большого холла и застонал от усилия, которое для этого пришлось приложить. Боже, он стареет. Сейчас лучше всего было бы лечь в горячую ванну. Может быть, у Верити есть какое-нибудь травяное средство, чтобы снять напряжение мышц спины, плеч и бедер?

Перед тем как пройти к лестнице, ведущей в его башню, Джеймс захотел просмотреть почту. Он ждал письмо от Вулфа относительно увеличенного парового цилиндра, а также новый номер «Эдинбургского обозрения». Он бы взял все это с собой наверх и спокойно почитал, лежа в горячей ванне.

В библиотеке он подошел к письменному столу, на котором миссис Трегелли всегда оставляла для него дневную почту. Посреди стола лежал толстый кожаный кошелек. Что за черт? Джеймс поднял кошелек. Он был тяжелый. Джеймс отодвинул кожаный ремешок, закрывающий кошелек, и увидел внутри много золотых монет. Намного больше ста фунтов, может быть, фунтов двести. От волнения Джеймса охватила дрожь. Рядом с кошельком лежала сложенная и запечатанная записка. Джеймс взял ее осторожно, как будто она могла обжечь ему пальцы. Он был в ужасе от того, что ему предстояло прочесть. Горло у него сразу пересохло, так что он едва мог сглотнуть, дыхание стало неровным. Джеймс долго смотрел на пергамент, прежде чем собрался с духом и сломал печать.

Еще один сложенный листок выпал оттуда и лег на стол. Джеймс не обратил на него внимания: его глаза бегали по короткой записке, нацарапанной тонкими каракулями.

Я забираю свою жену домой. Вы найдете кошелек с фунтами, возмещающими Ваши затраты в ноябре прошлого года, и некоторую дополнительную сумму за Ваши хлопоты. Прилагаю оригинал купчей. Давайте считать эту сделку потерявшей юридическую силу. Сожалею о доставленном беспокойстве.

С уважением, Гилберт Расселл.

Джеймс чувствовал себя так, будто огромный кулак ударил его в живот и выбил из него весь воздух. Он не мог вздохнуть. Не мог двинуться с места. Мог только смотреть на слова, написанные на странице, читать их снова и снова, как будто, если прочесть еще раз, смысл их изменится.

«Я забираю свою жену домой». Джеймс рассматривал, как написано каждое слово, как чернильные линии расширяются в одном месте и утончаются до размера волоса в другом.

Он смотрел и смотрел до тех пор, пока огромный ком отчаяния не начал подниматься у него в животе и пробираться выше, сначала к груди, потом к горлу.

– Нет... – Это прозвучало чуть громче, чем сиплый шепот, почти как стон. – Нет. Нет. Нет.

Она уехала. Верити уехала.

Пальцы Джеймса медленно сжали хрустящий пергамент. Он огляделся и почувствовал себя потерянным, сбитым с толку. Так он чувствовал себя только после провалов в памяти.

Верити уехала. Эта мысль сверлила его мозг. Уехала. Расселл забрал ее домой.

Но ведь ее дом здесь. Она здесь дома так же, как и Джеймс. Как она могла уехать? Как он будет дальше жить без нее?

Джеймс крепко закрыл глаза, борясь с болью. Страдание и отчаяние грозили захлестнуть его. Эти несколько чернильных строк проделали огромную брешь в его душе, оставили его высохшим, пустым и мертвым внутри.

Он не имел права любить ее, не должен был позволять себе влюбиться в нее. Но он полюбил ее, а она уехала.

Джеймсу захотелось умереть.

– Нет!

Он смял пергамент в маленький шарик и швырнул на пол. Схватил мешочек с деньгами и изо всех сил запустил его в противоположную стену. Кошелек задел китайскую вазу, и та с оглушительным грохотом упала под дождем золотых соверенов.

– Милорд!

На шум пришла миссис Трегелли. О Господи, он сейчас не был готов никого видеть.

– Милорд...

Джеймс глубоко вздохнул и сосредоточился на гневе, бушующем у него в груди. Гнев был ему понятен. Джеймс знал, как с ним обращаться. Он знал, как его использовать. Он знал, как в гневе находить убежище. Джеймс проверил его, приманил и смаковал до тех пор, пока гнев не превратился в чистую, подлинную, всепоглощающую ярость.

Джеймс обернулся и оказался лицом к лицу со своей доброй экономкой. Неукротимая ярость в его глазах заставила ее на шаг отступить.

– Что, черт побери, здесь произошло, пока меня не было дома?

Его рык отражался от толстых стен и сотрясал воздух своим грохотом.

Миссис Трегелли слегка вздрогнула, но не отвела глаз.

– Она уехала, милорд.

Эти слова полоснули его как бритва.

– Я знаю, что она уехала, черт побери! – вскричал Джеймс. – Как это произошло?

– Она уехала с тем молодым человеком, мистером Расселлом. Она сказала, что он... ее муж. Она была очень расстроена, милорд.

– Боже правый! Он увез ее силой? Он...

– Нет, милорд. Она спокойно пошла с ним, взяла все свои вещи. На это было жутко смотреть. Гонетта и повариха рыдали так, что сердце разрывалось, а маленький Дейви повис у нее на шее и умолял остаться. Бедному Томасу пришлось оттаскивать от нее мальчика. При этом миссис Верити плакала так же безутешно, как и Дейви.

Голос миссис Трегелли задрожал, и она замолчала, чтобы вытереть рукой глаза.

– Она всех нас обняла, – продолжала миссис Трегелли, – как будто мы ее семья. Она хотела подождать, пока вы вернетесь, но мистер Расселл ждать не стал. Он сказал, что им надо выезжать немедленно. Миссис Озборн оставила для вас записку. На вашем столе. Вы видели?

– Нет.

Джеймс повернулся и наклонился над столом. Он подобрал листок, который выпал из письма Расселла, но это была всего-навсего копия купчей. Такая же хранилась у Джеймса под замком в течение всех этих месяцев.

– Я не вижу ее, – сказал он и перевернул все бумаги у себя на столе. – Где она? Где?

– Вот, милорд. – Миссис Трегелли показала на запечатанную записку, прислоненную к чернильнице серебряного письменного прибора старого лорда Харкнесса.

Джеймс схватил записку, при этом перевернул сосуд с промокательным песком, разбрасывая его по столу. «Лорду Харкнессу», – было написано на сложенном листе изящным, легким почерком. Даже не «Джеймсу», только титул. Он подавил в себе досаду, сломал печать и жадно прочитал.

Джеймс!

Мне очень жаль, что пришлось уехать не простившись. Мой муж вернулся за мной, и, поскольку закон на его стороне, я вынуждена покинуть Пендурган. Пожалуйста, прими мою благодарность за твою доброту и дружбу и за возможность узнать добрых людей Пендургана и Сент-Перрана, которую ты мне дал. Я буду по вам скучать. Я очень сожалею, что не смогу присутствовать на празднике Иванова дня. Уверена, что он пройдет успешно. Люди с нетерпением ждут его. Знай, что воспоминание о тебе навсегда останется для меня самым дорогим, что было в моей жизни.

Твой друг Верити Озборн Расселл.

Джеймс повернулся спиной к миссис Трегелли и снова прочитал письмо, смакуя каждое слово, отыскивая под болью надежду. Он нашел ее проблеск в последней строчке. «Самое дорогое, что было в моей жизни».

«О, конечно, – думал Джеймс, – и ты для меня тоже».

Джеймс долго стоял, выискивая точный смысл каждого слова. Верити было жаль уезжать. Она была благодарна за его доброту и его дружбу. Она хотела попрощаться. Она будет о нем скучать. Нет, она будет скучать о них всех, но в это чувство включен, конечно, и он. Она будет о нем скучать. Ей было жаль. Она благодарна. Верити к нему привязалась.

Конечно, именно это читалось между строк. Она привязалась. Может быть, она даже любит его. Нет, тут уж он слишком далеко зашел. Но она привязалась к нему. Она беспокоилась о нем. Об этом он знал.

Но что толку понимать, что она испытывала к нему теплые чувства, если она уехала? Какой смысл объяснять боль, разрывающую его сердце?

За такое короткое время Верити перевернула всю его жизнь, жизнь всех в Пендургане и Сент-Перране. Она так много изменила в его мрачном доме. Он уже никогда не станет прежним.

Самым большим изменением был сам Джеймс. Верити начала возвращать его к жизни. Пока это были только крохотные зерна в глубине его несчастной черной души, но они изо всех сил стремились прорасти и выпустить свои побеги навстречу солнцу. Это стремление появилось только благодаря Верити, потому что она верила в него, вселила в него надежду, тогда как он не осмеливался даже мечтать.

Верити разбудила в нем желание жить, научила изгонять терзающих его демонов. Верити посеяла эти зерна, и, видит Бог, Джеймс не хочет дать этим побегам зачахнуть и погибнуть. Он знал, что другой возможности вернуться к жизни у него не будет. Верити была его последней возможностью. И она уехала.

«Я вынуждена покинуть Пендурган». Она уехала не по своему желанию. Этот ублюдок Расселл вынудил ее уехать, прикрываясь законом. Он не очень-то вспоминал о законе прошлой осенью, когда повел свою гордую молодую жену на аукцион в Ганнислоу. Жену, которая фактически так и не стала его женой.

Видит Бог, Джеймс не позволит Расселлу опять причинять ей боль и унижать ее. Расселл, может быть, и связан с ней законными узами брака, но все равно он не имеет на нее прав. У Джеймса, конечно, и вовсе нет никаких прав, кроме одного: он любит ее. Расселл никогда ее не любил. Джеймс ни за что не позволит этому мерзавцу обращаться с Верити как с марионеткой, заставлять действовать по его команде. Он будет бороться за нее, за ее право делать свой выбор.

Он поедет за ней. Он сделает ее вдовой, если это понадобится. Но, ей-богу, он будет бороться, чтобы вернуть ее.

– Миссис Трегелли?

Экономка давно тихонько вышла из комнаты, оставив Джеймса одного со своими страданиями.

– Миссис Трегелли!

Его вопль заставил бедную женщину бежать со всей скоростью, на которую были способны ее полные ноги.

– Да, милорд? – сказала она запыхавшись.

– Как давно они уехали, Верити и Расселл?

– Подождите, сейчас вспомню.

Она поджала губы и, вспоминая, постукивала пальцем по подбородку.

– Несколько часов назад. Думаю, примерно около одиннадцати.

– В одиннадцать? – Джеймс посмотрел на каминные часы.

Было чуть больше трех. Они уехали по меньшей мере четыре часа назад. – Какой у них экипаж?

Миссис Трегелли удивилась:

– Какой экипаж?

– Да, да! – воскликнул Джеймс, не в силах сдерживать нетерпение. – Сколько лошадей? Две или четыре?

– Мне кажется, четыре, милорд. Да, я уверена. Четыре лошади.