Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Красный Петух (№2) - Террорист-демократ

ModernLib.Net / Полицейские детективы / Гийу Ян / Террорист-демократ - Чтение (стр. 8)
Автор: Гийу Ян
Жанр: Полицейские детективы
Серия: Красный Петух

 

 


- А как ты узнал его сигнал вызова? - спросил Зигфрид Маак, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучало ни малейшего удивления.

- Да он мне сам показал, не думая, понятно, что я им воспользуюсь. Заблуждение, Зигфрид, заблуждение, также как и с кинжалом. Я сейчас пытаюсь продемонстрировать тебе это с компьютером. Итак, о чем мы? Ах да, сейчас я, значит, запрашиваю Кёльн, кто такой Зигфрид Маак... Дай-ка мне исходные данные.

Через мгновение в другом конце комнаты засветился экран с текстом, занимавшим почти весь дисплей.

- Но что это, Зигфрид? Неужели это правда?

Зигфрид Маак уже вскочил с такой скоростью, что опрокинул стул, бросился к экрану компьютера и уставился в неумолимый зеленый текст.

- Нет, чертовщина какая-то, - выдавил он из себя, переводя дыхание. - Да, с доктором - это, в общем-то, правда. В Германии становишься "господином доктором" после защиты диссертации. Но гомосексуалистом я никогда в жизни не был! Не понимаю, откуда они это взяли, не понимаю...

- Да! - сказал Карл, возвращаясь к своему мини-терминалу. - Если я таким же образом через телефонную сеть захочу поразузнать о себе самом в шведской картотеке безопасности, то рискую получить что-нибудь в том же роде. Например, что я - коммунистическая угроза для шведской службы безопасности. Но не всему же следует верить. Кроме того, я сам позаботился о картотеке несколько лет назад. Возьми эту чертовщину, например...

Карл что-то отбил на клавиатуре, и на экране всплыла фотография террориста Хорста Людвига Хана.

- ...да, извини. Я использовал твой код вызова в этот раз. Ну, посмотри на этого типа. На фотографии он старался быть непохожим на самого себя. Но я его узнаю, будь он с этим горизонтальным шрамом на лбу или без него. Я даже слышу его голос. Ростом он 175 сантиметров и примерно нашего с тобой возраста. Кто знал, что он станет террористом? Это не какой-нибудь чертов кинжал. Бели б они могли выбирать между Зигфридом Мааком, вооруженным кинжалом и револьвером, и им же, вооруженным компьютером, они бы не сомневались. Это компьютер поймал Хана, когда он говорил по телефону, поэтому мы с тобой сейчас здесь. Поэтому я знаю, как он выглядит и где примерно находится. И поэтому у нас есть шанс его поймать. Именно этот замечательный, умный, как и ты сам, компьютер - последнее слово техники - позволяет с высокой степенью надежности рассказать о твоей работе. Это не какой-то там кинжал. Вот что дает нам власть над террористами. Понимаешь, в действительности ты творишь так же много насилия, как и я, Зигфрид. Все остальное - предрассудки. Как и страх перед приемами ближнего боя, которые ты видел в спортивном зале. Своего рода суеверие. Можно сказать, вроде как боязнь темноты.

- Ты, следовательно, не боишься темноты?

- Нет, честно говоря, меньше всего. По-моему, темнота - это защита, а не угроза.

- Вероятно, мы похожи в этом отношении. Признаю твою точку зрения. Так сказать, возражения усиливают аргументы, это мои миролюбивые наклонности, заметь - не гомосексуальные. Хотел бы я знать, откуда это вообще взялось. Так, мы остановились на последней бутылке "Гехаймрат Й" - тайный судья, как ты подумал, хе-хе. Скоро мы будем поддерживать связь только через камеру хранения. Сдаюсь, компьютер - это тоже насилие. Никто не перережет горло нашему другу Хорсту Людвигу Хану.

С наслаждением, почти торжественно они молча прикончили последнюю бутылку "тайного советника" из Йоханисберга.

Когда на следующее утро Карл проснулся, Зигфрид Маак уже ехал в темно-синем BMW по автобану в направлении к Гамбургу. Очень многое должно было случиться, прежде чем им снова представится возможность встретиться.

Когда они снова увидятся, Хорст Людвиг Хан будет убит острым кинжалом. Его шея будет разрезана с почти хирургической точностью. По различным причинам, юридически, однако, не обоснованным, власти Федеративной Республики никогда не станут разыскивать убийцу.

Глава 6

В Гамбурге, на Центральном вокзале, началось перевоплощение Карла Хамильтона. Он ощущал себя охотником; чувство это было подсознательное, но удивительно сильное, хотя в действительности он готовил себя к тому, чтобы стать добычей террористов. И еще с этого момента он испытывал неприязнь, даже отвращение ко всему, что его окружало. Превращение произошло сразу, за несколько мгновений, когда он, выйдя из купе первого класса, ступил на асфальт перрона. Словно бабочка вылетела из куколки.

Он обвел взглядом помещение вокзала. Здесь, под мощными черно-коричневыми от времени сводами, все было пропитано современной немецкой историей, весьма мало привлекательной. Пахло "Крупном" и второй мировой войной: стоило закрыть глаза - и слышалось шипение и пыхтение паровозов; сталь, копоть, грязь и полумрак - настоящая картина капиталистической Германии, чьим первым врагом стали он сам и двадцать пять его товарищей, которых ему предстояло встретить.

На своей последней стадии превращения Карл вел темно-синий "Мерседес-190" во Франкфурт. Основной замок в машине был того же типа, что и в белых "мерседесах", которые он видел в Сент-Августине, модель 280 SE. Открыть этот замок и включить зажигание он может теперь за несколько секунд. Именно эту модель, 190, он будет использовать для налета на банк: с одной стороны, замки уберегут от воров, а у полиции такая машина вызовет меньше подозрений, с другой - тип автомобиля послужит сигналом для его руководителей из Ведомства по охране конституции, если случится невероятное и он попадет в положение, из которого не сможет выйти на связь, как было условлено.

Он поставил машину на заранее обусловленное место во Франкфурте, запер ее своей отмычкой и до Гамбурга уже добирался поездом. Когда-то, в детстве, он не раз проезжал по Рейнской долине, правда, на игрушечном поезде детской железной дороги. В коридоре Карл долго стоял, задумавшись, смотрел на пробегавший рейнский пейзаж в черных, коричневых, темно- и светло-серых тонах и представлял, что все это выглядит совершенно иначе в другое время года, когда кругом зелень. Не то что сейчас, когда, кажется, даже старинным замкам зябко под моросящим дождем.

Он понимал, что это своего рода прощальный ритуал, и чувства, которые он испытывал, еще больше усиливали тоску. Пожилая дама, сидевшая напротив него в купе, одолжила ему свой плейер и несколько кассет. Одна из них - новая аранжировка небольшой соль-минорной симфонии Моцарта в исполнении Николауса Харнонсурта. Когда Карл слушал кассету в первый раз, ему показалось, что качество записи не очень хорошее и слишком высок уровень шума. И все же, прослушав пленку несколько раз подряд, Карл запомнил музыку на всю жизнь. Отныне первая часть 25-й симфонии Моцарта у него всегда будет ассоциироваться с легким декабрьским туманом, вернее, с Рейнской долиной в декабрьской дымке и с ним самим, покидающим одну Германию - Германию Моцарта, чтобы тотчас оказаться в другой Германии - Германии террористов.

Переход этот произошел очень быстро, когда он вышел из купе поезда на грязный асфальтированный перрон Центрального вокзала. Он точно знал, куда ему нужно идти, знал даже, как работают оранжевые билетные автоматы в метро.

Молодой человек, выходящий в дождь со станции метро "Сент-Паулис", мог быть кем угодно. Когда он начал спускаться по Реепербану, его могли принять за туриста или, скорее, за матроса с висящим на одном плече рюкзаком. Без сомнения, он был иностранцем, во всяком случае, толстая зеленая куртка выглядела не по-немецки, да и он сам, похоже, впервые в этом районе. Но ни одна проститутка все-таки не осмелилась предлагать ему свои услуги. Уж слишком решительной была его походка, слишком независимо смотрел он вокруг и вдобавок был абсолютно трезв. А что если это переодетый в зеленую куртку полицейский, а рюкзак за плечом - лишь своего рода маскировка под матроса?

Карл чувствовал на себе оценивающие взгляды, вызывавшие тошноту или в лучшем случае тошнотворное удивление. Большинство попадавшихся ему навстречу людей, казалось, несли на себе отпечаток порока. И женщины легкого поведения, и мужчины, крадущиеся вдоль стен или тротуаров, похожие на маленьких лохматых шакалов, избегали его взглядов. Световая реклама предлагала купить женское тело в любом виде: были предложения и "традиционных" услуг, широко рекламировался стриптиз. Если Карл правильно понял, достаточно войти в маленькую кабину и опустить монету, как откроется окошко и на какой-то миг в нем покажется фрейлен Розита, абсолютно голая, но только на миг, и не больше, и окошко тут же захлопнется. Внутри кабин в темноте находилась компания немцев, заплативших сразу по целой марке за обзор тела через окошки, которые постоянно открывались и закрывались.

Каждый стоял в своей кабине, с собственным рулоном туалетной бумаги и пригоршней монет, а окошко открывалось и закрывалось в полном соответствии с законом спроса и предложения, этим основным принципом капитализма.

Когда Карл, проходя по кварталу в третий раз, подошел к большой витрине, полной самого различного оружия, он не мог поверить своим глазам. Там лежал специальный револьвер "лама", пользующийся особой популярностью у американских полицейских. В продаже подобное оружие Карл видел впервые. Остановившись, он, к своему удивлению, заметил, что вся витрина заполнена различными пистолетами и револьверами, в среднем по две сотни марок за штуку. Там было представлено, пожалуй, больше тысячи единиц различного оружия. Оно было так сделано, что даже Карл с первого взгляда обманулся. Между тем это был рынок подделок, всевозможные копии мелкого стрелкового оружия, которые наверняка обманули бы кого угодно.

Кому же нужны все эти игрушки? Покупают ли их домохозяйки для защиты от вооруженных грабителей? Но ведь те могут быть вооружены по-настоящему, как в США. А может быть, им пользуются эти подозрительные, снующие вдоль водосточных канав шакафоподобные типы, чтобы походить на настоящих грабителей?

Карл постоял перед витриной, рассматривая разложенные рядами ножи и кинжалы. Видно было, что часть из них - охотничьи, другие - самых разных видов. Были и так называемые "ножи для выживания". Вот этот, например, стал популярным благодаря одному американскому киноактеру, единолично побеждавшему северо-вьетнамскую, а заодно и советскую армии, вооруженному среди прочего этим ножом, больше похожим на кухонный, чем на боевой.

Значительную часть витрины занимали классического типа стилеты с узкими лезвиями, которые мгновенно выскакивали, если нажать на спуск пружинного механизма, расположенного в черной ручке. Всевозможных ножей и кинжалов в витрине было сотни две, большей частью - жестокие игрушки: их применение по назначению, пожалуй, было маловероятно. Немецкая витрина с подобными игрушками может существовать только в Германии. Добротная, законная городская витрина с немецкими игрушками для любого, кто пожелает поиграть со смертью или угрожать смертью, а то и просто убить. Некоторые образцы вызывали улыбку, другие выглядели так, будто их единственное предназначение - действительно убивать людей. Карл открывал для себя другую Германию, что было прямым результатом его внедрения в новую жизнь.

Он поплотнее застегнул куртку, подтянул "молнию" к подбородку, пересек Реепербан и очутился прямо у полицейского управления на Давидштрассе, куда по различным причинам попадали многие из его соотечественников, завершая свое пребывание в этом районе злачных мест, непонятно почему прозванном "кварталом радости". Это звучало примерно так, как если бы этих худых, болезненных профессиональных проституток именовать "девочками радости".

Карл достаточно хорошо ориентировался в Гамбурге, хотя был в этом городе впервые. Миновав полицейский участок, он почувствовал радостную дрожь; никто не ожидал, что вооруженный грабитель банка скрывается здесь, рядом с полицией. Он продолжал свой путь по Давидштрассе и дальше, через лишенную деревьев улицу с неоправданно красивым названием - Каштановая аллея. Карл остановился и перекинул рюкзак на другое плечо. Улица была почти пуста - не больше двух-трех проституток, что, наверное, не так уж много для такого района, учитывая еще и близость полицейского управления.

Напротив выделялся красный щит с белой надписью: "Женщинам и лицам до 18 лет вход воспрещен". Но ни одного входившего или выходившего мужчины Карл не видел. А не войти ли йода, подумал он, чтобы убедиться, действительно ли там в витринах сидят женщины, предлагая свои услуги? Однако входить не стал, хотя отель, в котором он должен был остановиться, находился совсем недалеко - за щитом, на Хербертштрассе.

Двигаясь дальше по улице, Карл увидел знакомый по описаниям ресторан "Кунео". Скромный вход выглядел так, будто в стене дома была пробоина, выложенная красным кафелем. Сюда он, конечно, станет захаживать чаще, чем в другие рестораны. Ведь именно отсюда говорил один из террористов, когда ему звонил другой. Карл одернул себя: здесь находился один из товарищей-антиимпериалистов, когда ему звонил другой товарищ.

Свернув направо, Карл прошел еще несколько кварталов, миновал семь или восемь пивных, ресторанов, видеосалонов, антикварный магазин со старинными монетами в запыленной витрине и еще трех или четырех томящихся под дождем проституток. Он был у цели. На другой стороне улицы находился отель "Шмаальс".

Дом, стоящий вплотную, был в руинах, и все вокруг окутано туманом с Эльбы - черной, широкой, в водах которой, наверное, не было никакой биологической жизни. Все живое, видимо, стравлено на долгом пути реки: сначала через наиболее благополучную коммунистическую страну - Восточную Германию, затем через самую благополучную страну капиталистического мира - Западную Германию.

Карл знал, что должно находиться с другой стороны этого мрачного полуразрушенного дома: он бросил искоса взгляд на фронтон другого дома и, как и ожидал, увидел пивную. Отель перед ним был с новой неоновой вывеской прямо над входом, но было трудно представить себе, что в этом полуразрушенном сооружении находится гостиница. Это была не гостиница, а скорее ночлежка, куда приходят лишь для того, чтобы провести ночь. Для Карла, однако, было очень важно получить комнату именно в этом четырехэтажном отеле на Хафенштрассе, в районе трущоб. Это была его первая стратегическая цель. Глубоко вдохнув, он решительно пересек улицу и толкнул дверь. Внутри была меленькая конторка, а над ней висели три или четыре ключа и было много пустых ячеек. Из находившегося рядом бара вышла маленькая, почти шарообразная женщина в тренировочных штанах, с вытравленными бледно-соломенными волосами, иссиня-черными у корней.

Женщина даже не удосужилась поприветствовать его, только бросила быстрый удивленный взгляд, когда поняла, что Карл один. Итак, это был, скорее всего, просто отель для свиданий. Карл решил вести переговоры как можно короче и проще.

- Комнату, - сказал он и кивнул в сторону свободных ключей на стене.

- Тридцать марок за полночи, шестьдесят - за всю, - ответила блондинка в тренировочных штанах, как будто это был ультиматум.

- Две или три ночи, - сказал Карл.

- Давай задаток, - потребовала блондинка.

Карл вытащил две невесомые бумажки по 100 марок и положил на конторку. Блондинка бросила искоса взгляд на банкноты, пожала плечами и начала искать за прилавком то, чего там, очевидно, не было.

- Вы иностранец и должны заполнить специальную бумагу, - объяснила она.

- Точно, я швед, зовут Карлссон, вы в этом можете убедиться и без бумаг, - сказал Карл, подмигнув заговорщически, как только мог, и положил еще одну сотенную банкноту поверх двух первых.

Через мгновение он уже осматривал комнату господина Карлссона на четвертом этаже. Расколотый умывальник у стены. Никаких полотенец, только рулон хозяйственной бумаги. Кровать низкая, железная, с белыми отбитыми ножками, прочая же мебель состояла из двух стульев. Постельное белье, уже, без сомнения, бывшее в употреблении: в центре простыни он обнаружил несколько черных курчавых волосков. Карл снял простыню и смял ее, открыл два скрипящих деревянных окна. Интересно, не могут ли венерические болезни передаваться через простыни? Комната была очень холодной и сырой. Чистая простыня и камин - вот все, что сейчас рисовало его воображение. Он решил не жаловаться, а просто купить камин, если будет уж очень невтерпеж. Остаться здесь было для Карла важнее комфорта. Он застелил постель, натянув поверх покрывало, закрыл отвратительно скрипевшее окно, на один из двух стульев поставил рюкзак, а сам лег в одежде на кровать, которая жалобно заскрипела под его тяжестью. Удивительно, как она вообще выдерживает двоих, ведущих себя к тому же довольно бурно. Он повернулся, и кровать ответила громким стоном. Ситуация показалась Карлу неожиданно очень смешной.

Некоторое время он лежал тихо, рассматривая отслаивающуюся плесень на потолке. Потом поднялся и распаковал свои туалетные принадлежности, разместив их на маленькой неустойчивой полочке над раковиной. Умывшись холодной водой и вытеревшись хозяйственной бумагой, Карл засомневался, стоит ли бриться. В конце концов решил, что стоит, ведь они же не уговаривались, что он должен выглядеть оборванцем.

Во время бритья он размышлял, надо ли прятать что-нибудь из вещей: в комнате было не так уж много мест, где можно устроить тайник. Если эта блондинка или кто-нибудь еще сунет нос в рюкзак в его отсутствие - а, скорее всего, так оно и произойдет, - то надо решить, что спрятать: оружие или деньги. Пожалуй, не будет особых неприятностей, если она обнаружит в его комнате оружие. Вряд ли вызовет удивление тот факт, что гость вооружен. Но если она найдет слишком много денег, то очень скоро найдет и повод заявить полиции, что ей полагается пятьдесят тысяч марок, не облагаемых налогом, в качестве компенсации за наводку на террористов. Карл внимательно рассматривал грязную поверхность линолеума в поисках участка, который можно было бы приподнять. Там как раз самое место для пачек банкнот Федеративной Республики.

Карл аккуратно причесался, вытащил один из заряженных магазинов и вставил его в рукоятку пистолета, затем сунул его в обычное место, за ремень брюк, надел свитер, набросил куртку и вышел. Первой целью был итальянский ресторанчик "Кунео", расположившийся всего в нескольких кварталах от его нынешней основной базы в отеле "Шмаальс". До сих пор все шло так, как и было задумано.

Ресторан "Кунео" оказался больше, чем можно было ожидать по скромному входу. Зал вытянут, и когда проходишь через бар, слева можно обозревать всех, кто сидит внизу, куда ведут несколько ступенек. Точно так же посетители ресторана могут видеть входящих.

Ресторан был полупустой, и Карл сел за столик примерно в центре. Насколько он мог судить, публика была очень разношерстной. Одни весьма походили на сутенеров или карманников, отдыхающих от своего ремесла. Другие выглядели вполне добропорядочно, будто приехали совсем из другой части города, чтобы поужинать на честно заработанные деньги. Некоторые, наконец, казались настоящими интеллектуалами или, быть может, утонченными радикалами. Судя по всему, эта смесь была привычной для ресторана и не смущала никого из посетителей. На Карла едва ли кто обратил внимание, но он не был в этом полностью убежден. Скорее это было первое впечатление от пробного визита в охотничье угодье. Он съел лазанью - блюдо из запеченных макарон, с мясным фаршем и соусом, выпил бутылку кьянти. После двойного эспрессо Карл расплатился и вышел. Ему показалось, что никто в зале не напоминал кого-то из тех террористов, которых он искал.

Он направился обратно в свой квартал, но по дороге наметил зайти еще в одно из трех "горячих" мест. У него пока не было возможности изучить этот район, особенно с другой стороны гостиницы, а именно там, судя по всему, можно было получить самое красноречивое представление об обитателях этих домов.

С другой стороны квартала, прямо напротив отеля "Шмаальс", находилась Хафенштрассе, известная благодаря движению за захват домов, точнее трущоб. Вот уже несколько лет эти активисты удерживали не меньше восьми полуразрушенных зданий, которые таким образом были "спасены от капиталистической эксплуатации". Понятно, что здесь возникало немало поводов для многочисленных стычек с полицией, тем более что изначально оккупанты выдавали себя за революционеров, даже полутеррористов.

Чтобы как-то узаконить ситуацию, власти по инициативе социал-демократов вынудили оккупантов снять занятые ими дома за чисто символическую плату - 100 марок в год за каждый дом. Тем самым вся конфронтация с полицией была отодвинута на неопределенное время. К тому же в остальном Гамбурге восстановилось спокойствие, поскольку все "движение оккупантов" было сконцентрировано теперь на небольшом пятачке.

Тогда обитатели Хафенштрассе, легализованные таким унизительным способом, в отместку пытались произвести как можно больше беспорядка: малевали краской на стенах разные надписи, провоцируя полицию. Но даже эти надписи-граффити, где полицейские именовались не иначе как "жирные свиньи" и изображались всегда со свастикой, не привели к серьезным столкновениям с полицией, "этим репрессивным орудием капитализма".

Единственное, что помогло, была акция одного из "оккупантов", который на премьере ностальгического фильма о процессе над Баадер, Энслин, Распе и Майнхоф поднял такой шум, что фильм пришлось прекратить и потом уже показывать в другом месте и по другому случаю. Поскольку участники "оккупационного движения" симпатизировали террористам, полицейские время от времени все же наведывались в оккупированные дома. Нередко их встречали камнями, и тогда кое-кто из "оккупантов" оказывался в участке, но ненадолго.

После этого "оккупационное движение" стало рассматриваться как одна из разновидностей терроризма. В Ведомстве по охране конституции, правда, этому не придавали большого значения, пока не был зафиксирован таинственный телефонный разговор двух настоящих террористов, которые, возможно, обосновались именно в этом районе, по странному стечению обстоятельств находящемся рядом с оккупированными домами. И не было никаких сомнений, что сами "оккупанты" с большой гордостью относились к своему новому статусу террористов. Высоко на стене дома, выходившего на Хафенштрассе, в том же квартале, где сейчас жил Карл, черная надпись гласила, что симпатизирующие "из прилегающей области" (был использован именно этот полицейский термин) приветствуют товарищей по кварталу. Под "товарищами" имелись в виду, конечно, настоящие террористы.

Новое коварное выступление социал-демократических городских властей в то же время означало, что полиция опять отступила. "Оккупанты" несколько ночей подряд сами охраняли кучу булыжников и избили несколько ночных прохожих, подозревая в них переодетых полицейских. Но больше ничего не произошло, и сейчас все было тихо и спокойно, как несколько месяцев назад.

В пятнадцати метрах от входа в отель "Шмаальс" расположилась пивная "Дядюшка Макс". Она-то и стала следующим пунктом в программе внедрения Карла в новую жизнь.

Вход находился как раз в конце квартала. Рядом стояли развалины, зиявшие чернотой проемов, а выходившая на улицу часть разрушенной стены была испещрена надписями, по большей части неудобочитаемыми лозунгами. Самым невинным был отчетливо выведенный призыв: "Уголовники всех стран, соединяйтесь!"

У входа в дом никого не было, ступеньки лестницы блестели под дождем. Именно там, согласно выученной Карлом карте микрорайона, находилась пивная. Снаружи казалось, что внутри никого нет. Он не хотел показаться неуверенным и, открыв входную дверь, вошел в пивную "Дядюшка Макс", как будто решил, насколько это возможно, объединиться со всеми уголовниками мира.

Первое, что он увидел, был совершенно черный пол, хотя, вероятно, когда-то он был сделан из обычных коричневатых досок. В воздухе стоял едкий запах чего-то вроде жидкого асфальта. Внутри - шесть коричневых стоек с коричневыми же скамейками и коричневыми, кое-где изрезанными столами. Стены тоже были коричневыми, и даже музыкальный автомат - коричневый. Прямо перед входом за стойкой стояла средних лет женщина в обтягивающих брючках - то ли слегка подвыпившая, то ли чем-то сильно потрясенная.

Она протянула Карлу маленькую пузатую и, конечно же, коричневую бутылку пива, прежде чем он успел что-нибудь сказать. Карл взял бутылку, заплатил десять марок и сделал вид, что не понял, когда женщина вернула ему две марки. Получив сдачу, он сказал, что в Швеции было бы намного дороже, после чего подошел к свободному высокому столику и налил пиво в стакан (перед этим вымытый, как он очень надеялся).

Взгляд Карла невольно искал какой-нибудь другой, не коричневый, цвет. Но, пожалуй, только занавески когда-то были красными, хотя они, вряд ли знакомые со стиркой, почти сливались с доминирующими в зале коричневатыми тонами. Пятнами на этом фоне выделялись несколько красных пластмассовых пивных бочонков за стойкой да рекламные часы "Кока-кола" на стене с четкими красными буквами. Впрочем, они лишь подчеркивали унылую монотонность.

Помимо Карла в зале было шесть-семь мужчин и три женщины, все среднего возраста - лет под тридцать. Мужчины, кроме одного, одеты в черную кожу, а женщины казались здорово выпившими, но не были похожи на проституток. Мужчины - с длинными волосами, почти все - с серьезными следами драк на лицах. Раны у них были настолько запущены, что местами гноились. Синяки и ссадины выглядели так, будто были получены в одно время, и не от полиции. По залу бродили две тощие трусливые собаки - щенок овчарки и другая, непонятной породы. Вся компания здорово напоминала наркоманов, которых (как ни странно, но с этим он встречался и в Швеции) тянуло к собакам.

Карл решил здесь долго не засиживаться. В зале все отнеслись к нему с явным, даже неестественным, безразличием. Впрочем, в его планы не входило с кем-то знакомиться и затевать разговоры. Он скорее хотел сам услышать что-нибудь заслуживающее внимания.

Впервые немецкое пиво ему не понравилось, и он даже не стал его допивать. Выходя, Карл кивнул маленькой даме в брючках. Он показал себя, на первый раз этого вполне достаточно. Он спустился по лестнице и пошел к следующему кабачку, который находился на другом углу дома и назывался "Ахой" - "Привет". Обстановка была почти такая же, но здесь вместо музыкального был игровой автомат. А значит, и он с этого момента должен стать фанатом игровых автоматов. В остальном этот кабак был еще сквернее первого: та же грязь, к тому же зал совсем небольшой, без столиков, только семь-восемь сидячих мест у стойки. Почти все посетители стояли, многие, похоже, были под кайфом то ли от алкоголя, то ли от наркотиков, и вид у большинства - вполне уголовный. Как и в первой пивной, мужчины демонстрировали следы недавних драк, скорее всего "разборок" в своем кругу.

Карл взял пива на две марки, которые он протянул хозяину, смотревшему на него с подозрением, сел в угол и, медленно потягивая из стакана, задумался над тем, как избежать неприятностей в случае стычки с кем-нибудь из наркоманов, если те станут нарываться на драку. Наверняка большинство обитателей квартала примет его вначале за полицейского шпика. Сразу искать с ним конфронтации было просто глупо. Другое дело - несколько недель спустя. Тогда, возможно, небольшая стычка будет даже полезной для развития событий. Надо только найти подходящую фигуру. Но не сейчас, сейчас это невозможно. Рядом с Карлом расположился один из завсегдатаев. Его волосы были схвачены в "хвост", а руки покрыты такой татуировкой, которая, по крайней мере, в Швеции, должна была означать, что ее владелец не один раз побывал в тюрьме. Этот парень с "конским хвостом" не переставал пялиться на него. Было очевидно, что он подыскивал повод для драки.

Карл быстро отставил недопитый стакан, как и в первой пивной, и во избежание столкновения поспешил на улицу, где его сразу окутал декабрьский холод. Он решил, что на сегодня хватит разведывательных операций, и поднялся в снятую комнату на самом верхнем этаже гостиницы. Под потолком не было никакой лампы, а бра у кровати было почему-то красным, так что при таком свете много не почитаешь. Сама комната оказалась холодной, дуло из рассохшихся оконных рам, вдобавок все было пропитано застоявшимся запахом дешевой парфюмерии.

Сейчас вдруг ему показалось совершенно нереальным найти террористов среди обитателей оккупированных домов на Хафенштрассе. Люди, которых он видел, были мало похожи на социалистов или антиимпериалистов. Они вообще не производили впечатления людей грамотных. Это была просто-напросто полукриминальная среда наркоманов.

Не раздеваясь, он лег на кровать, положив руки под голову. Он размышлял, как в городе с почти двухмиллионным населением можно найти другую группу не на Хафенштрассе, чтобы установить нужный ему контакт. Карл попытался представить, что находится в Швеции, в Стокгольме, накануне Рождества, что он там должен найти политических экстремистов и вступить с ними в контакт, хотя известно о них лишь то, что они собираются где-то в городе. Это входило непосредственно в его рабочее задание. Второе - это налет на банк, подготовка к которому, правда, занимала не больше сил и времени, чем угон автомобиля. Самое важное - найти другую группу и установить хотя бы косвенный контакт. Едва ли не кратчайший путь к этому - разыскать книжный магазин левых, который, как он помнил, назывался "Книжная торговля Генрих Гейне". С самого начала ему казалось, что имя Генриха Гейне в этой связи звучало как провокация. В Швеции в 70-е годы магазины левых всегда притягивали к себе всевозможных провокаторов и осведомителей. Понятно, что те, кто там работал, были крайне подозрительны, и, уж конечно, вряд ли можно было рассчитывать завоевать их доверие и попытаться получить от них хоть какую-нибудь информацию, при этом не прослыв шпионом. Вероятнее всего, так бы оно и было.

После долгих размышлений у Карла возникла идея, показавшаяся ему достаточно стоящей, чтобы попытаться ее реализовать. Этим он решил заняться с утра, до того как днем снова примется за обход пивных, а вечером угонит подходящую машину.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22