Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Окаянный талант

ModernLib.Net / Ужасы и мистика / Гладкий Виталий Дмитриевич / Окаянный талант - Чтение (стр. 9)
Автор: Гладкий Виталий Дмитриевич
Жанры: Ужасы и мистика,
Триллеры

 

 


На художника вдруг навалилось стопудовой глыбой полное безразличие. Пошатываясь, словно пьяный, он добрел до кровати, упал на нее и закрыл глаза.

Ему хотелось уснуть навсегда…

Вялые и какие-то совершенно бестолковые мысли стали плоскими и параллельными – как слоеный пирог. Мыслительный процесс продолжался помимо его воли, но он состоял из отдельных несвязных фрагментов, которые, взаимопроникая, устроили в голове настоящую какофонию.

Когда Олег наконец открыл глаза и посмотрел на будильник, то увидел, что часовая стрелка стоит на цифре «2». С трудом выбравшись из мягких объятий постели – словно старец, больной остеохондрозом – художник поплелся в ванную.

Стоя под душем, он попытался сконцентрироваться на мысли, которая пока еще не сформировалась и постоянно ускользала от него в лабиринт подсознания. Ему казалось, что она весьма ценная и может вывести его из тупика, в котором он оказался.

Озарение пришло, когда он по привычке включил холодную воду, чтобы взбодрить себя контрастным душем.

Есть! Только так и не иначе!

Хватит изображать из себя большого моралиста. Принципы, это, конечно, хорошо, но когда жевать нечего, они обычно отходят на задний план.

«И вообще – почему я должен беспокоиться о каком-то неизвестном мне человеке?! – думал Олег. – Это его проблемы – следить, чтобы с ним ничего не случилось. Тем более, что будущий натурщик явно не какой-нибудь Ванька, простой человек, слесарь-сантехник или шофер, а скорее всего чиновный вор и взяточник. О чем еще может так сильно заботиться иностранец в нашей стране, как не о солидных прибылях, которые невозможны без дачи взятки большому начальнику – для начала хотя бы в виде парсуны? Так сказать, для более близкого знакомства. К тому же, живописный портрет сейчас в моде».

Уже стоя возле телефона, он продолжал уговаривать себя: «Пока еще не факт, что от меня исходит какая-то отрицательная энергия. Возможно, это всего лишь самовнушение. Тем более, что к будущей натуре я не буду испытывать никаких эмоций…»

Глядя в визитку, он медленно набрал указанный в ней номер и, когда ему ответили, сказал почему-то вдруг севшим голосом:

– Карл Францевич? Извините, что побеспокоил. Это Радлов. Я согласен…

Глава 13

Квартира, в которой жил немец, потрясла Олега. Она находилась в пентхаузе шестнадцатиэтажного дома новой постройки.

– Я, знаете ли, очень не люблю гостиницы, – сказал Карл Францевич, усаживая Олега в глубокое кресло с высокой спинкой, сработанное «под старину». – Поэтому мои добрые друзья нашли мне это жилье, которым я вполне доволен. Я перебрался сюда неделю назад.

– Да, впечатляет, – невольно вырвалось у Олега, но иностранец, кажется, его не услышал.

Он как раз занимался сервировкой фуршетного столика. Это действо было весьма занимательным и очень приятным на вид, но Олег совсем забыл, что он голоден, и с жадным интересом рассматривал интерьер гостиной.

Огромную квадратную комнату, казалось, вырезали целым блоком из музейной экспозиции, находящейся в каком-нибудь западноевропейском замке, и перенесли ее в Россию в полной целости и сохранности. Целостность восприятия нарушал только телефон (кстати, вполне современный, японский, с факсом и автоответчиком) на круглом столике возле массивной дубовой двери.

В комнате главенствовал большой камин, отделанный мрамором. Несмотря на летнее время, в нем тлели уголья, а над ними на вертеле скворчал приличный кусок мяса. Ароматный запах жаркого кружил голову и вызывал обильное слюноотделение.

Вся мебель была изготовлена из дуба. Она не только выглядела как старинная, но, скорее всего, и была таковой. «Наверное, куплена с аукциона», – подумал восхищенный Олег. Резьба на мебели явно была выполнена великим мастером; такую работу и в музее не часто встретишь.

А уж Олег знал в этом деле толк…

На полу гостиной лежал большой персидский ковер. Он выглядел новым, но что-то подсказывало художнику, что это впечатление обманчиво. Рисунок на ковре и его цветовая гамма были совсем из другой эпохи. Так теперь ковры не делают.

Такой же ковер, только другой расцветки, был прибит и на стене. На нем было развешано разнообразное холодное оружие – от длинного двуручного рыцарского меча, не раз побывавшего в бою, если судить по щербинкам на темном лезвии, до украшенной инкрустацией парадной шпаги с золотой рукоятью. Под этой же стеной стоял громоздкий диван, обтянутый хорошо вычиненной коричневой кожей.

Но больше всего Олега поразили окна. Это была чистая готика – словно срисованная со средневекового католического собора. Рисунок витражных стекол, конечно, был совсем не библейский, но и в нем чувствовалась, во-первых, старина, а во-вторых, некая загадочность.

С одного взгляда художник не сумел разобраться в сюжете витражных рисунков, а присмотреться к окнам пристальней не дал гостеприимный хозяин.

– Прошу-с, – сказал он с доброжелательной улыбкой, которая не очень гармонировала с его пугающе холодными глазами, и придвинул столик к креслу, в котором сидел Олег. – Рекомендую отведать… – Немец отрезал приличный кусок истекающего жиром горячего мяса и положил его на тарелку Олега. – Под водочку, знаете ли, очень даже хорошо идет. Это оленина.

– В магазине купили? – не без удивления спросил художник.

– Что вы, как можно?! – воскликнул иностранец. – Мясо из магазина не есть свежее. – Он вдруг начал коверкать слова; наверное, от переизбытка чувств, подумал Олег. – Этот олень бегаль еще сегодня ранним утром по альпийский луг. Он приезжаль утренний рейс. На самолет.

«Не хило… – подумал Олег. – Впрочем, чему тут удивляться? Были бы деньги. При наличии солидного счета в банке можно завтракать в Москве, обедать в Ницце, а ужинать в Рио-де-Жанейро. Что тогда говорить о куске свежей оленины, доставленной в Россию из Австрии?».

Мясо и впрямь было восхитительным. Отбросив стеснение, художник ел так жадно и много, словно его дня три морили голодом. Кроме жаркого, на столе находились белые маринованные грибы, красная икра на льду, белый хлеб – восхитительно мягкий и душистый, вологодское масло и фрукты – апельсины и бананы.

Насытившись, Олег потянулся за сигаретами, но тут же, бросив быстрый взгляд на невозмутимого Карла Францевича, выдернул руку из кармана, словно там было горячо.

– Курите, курите, не стесняйтесь. Курение, конечно, человеческая слабость, но простительная слабость. И поверьте мне, от сигарет вы не умрете.

Немец опять заговорил правильно; даже ударения начал ставить там, где нужно.

– Может, вы еще скажете, от чего и когда именно я умру? – нагло спросил художник, который выпил больше, чем следовало бы, и теперь чувствовал себя совершенно расковано.

– Ну, это не такая уж сложная проблема… – Иностранец изобразил улыбку, растянув свои тонкие губы в две узких полоски. – Что я? На сей вопрос при гадании вам может ответить практически любая цыганка, которая разбирается в хиромантии и физиогномике. Только она этого вам не скажет.

– Все гадалки врут, – упрямо боднул головой Олег.

– Так уж и все? – Карл Францевич вонзил в художника свои буркалы, которые достали Олега до самого донышка души.

Художник даже вздрогнул и инстинктивно подался назад.

«Неужели он знает про Ожегу?! – запульсировала в голове неприятная мысль, разом притушив хмельной огонь. – Откуда? Наверное, следил. И понятно, почему… Вот сволочь! Угораздило мне с ним встретиться… А я тоже хорош – задал такой дурацкий вопрос».

– Не могу сказать точно, – уклончиво ответил Олег. – У меня по этой части чересчур малый опыт. Но есть многочисленные научные труды на эту тему, написанные умными людьми. Они отвергают запрограммированность человеческой судьбы. Я верю в науку.

– Что вы говорите? – Иностранец развеселился. – Значит, вы верите в науку… Это хорошо. Это делает вам честь. Но позвольте поинтересоваться, а как насчет гениальных научных открытий, которые случаются при внезапных озарениях, нередко происходящих во сне? Не кажется ли вам, что они нашептаны ученому на ухо некими высшими силами? Притом это обычно происходит одновременно в разных частях земного шара.

– Не кажется, – раздраженно буркнул Олег. – Вы выдвигаете постулат, что человек всего лишь игрушка в руках некоего вселенского разума. Возможно даже биоробот. Лично мне совсем не хочется быть паяцем, которого дергают за невидимые ниточки. Я верю, что человек существо более сложное, умное и самоорганизующееся, нежели вы о нем думаете.

– Успокойтесь, я ничего такого не думаю. Мы ведем диспут, а потому имеем право высказывать любые предположения. Не так ли?

– Я пришел к вам не дискутировать, – хмуро ответил Олег.

– Ах, да, да… Дело прежде всего. Мое предложение остается в силе. Двадцать тысяч долларов за портрет. Вот аванс… – С этими словами Карл Францевич небрежным движением фокусника достал откуда-то пачку сотенных с изображением одного из американских президентов, и положил ее на столик перед Олегом. – Нет, нет, никаких расписок! Вы не из тех, кто нарушает слово.

– Что ж, спасибо… – Олега при виде такой суммы даже в пот бросило.

– За что? Это всего лишь деньги, которые помогут вам не испытывать никаких затруднений в предстоящей работе.

– Спасибо за хорошее мнение о моей скромной персоне.

Иностранец вновь натянул на свое мрачное лицо не очень естественную улыбку.

– Милейший Олег Ильич! Я в первую голову бизнесмен, а потому, прежде чем иметь с человеком дело, стараюсь узнать о нем побольше, желательно всю его подноготную. Чтобы потом не сожалеть.

– Ну и что вы узнали обо мне?

– То, что вы человек чести. Об остальном позвольте умолчать.

Последняя фраза была сказана таким тоном, что Олег поневоле прикусил язык, хотя и намеревался задать немцу еще несколько вопросов по этой теме. После небольшой паузы он сказал:

– У меня есть одна неприятная проблема…

– Вы хотите, чтобы я помог?

– Думаю, это в ваших силах.

– Говорите, я слушаю.

Олег быстро пересказал Карлу Францевичу утренний разговор с директором художественного фонда.

– Боюсь, что дело зашло слишком далеко, – сказал он угрюмо. – Я хорошо знаю Злотника. Это его интриги, скорее всего. Он уже кому-то пообещал мою мастерскую, поэтому, даже если я и погашу задолженность, мне все равно не видать ее, как своих ушей. Получается, что мне работать негде.

– Не волнуйтесь, Олег Ильич. Я постараюсь сделать все возможное и невозможное. Не решаемых проблем не существует. Сегодня вы отдохните от треволнений, настройтесь на работу, а завтра приходите в мастерскую. К двенадцати часам туда подъедет вот этот господин… – С этими словами немец всучил художнику цветную фотокарточку мужчины примерно сорока лет. – Будьте с ним повежливей.

– Буду.

– И еще одно… – Иностранец остро прищурился. – Нужно, чтобы при написании картины вы работали, используя методы и технику старинных мастеров. Вы это умеете, я знаю.

– То есть?… Извините, я не совсем понял, о чем идет речь.

Конечно же, Олег понял, ЧТО иностранец имеет ввиду. Он понял все и сразу. А вопрос задал от растерянности, которая постепенно переходила в безысходность. Он влип, влип по-крупному. Еще не поздно отказаться от заказа… Еще не поздно…

Поздно!

Олег покосился на пачку долларов и понял, что он просто не в силах вернуть их иностранцу. Искус был чересчур сильным.

Снисходительно глядя на Олега, Карл Францевич ответил:

– В принципе, техника написания не суть важна. Вы и так работаете в реалистической манере. Но что касается красок… Краски вы должны готовить сами.

– У меня нет исходных материалов, – глухо сказал Олег.

– Об этом я уже позаботился. Завтра, к десяти утра, они будут доставлены в вашу мастерскую. Да, да, и холст тоже. Ну, а с кистями, надеюсь, у вас все в порядке.

– Да…

– Вот и отлично.

Олег встал.

– Разрешите откланяться. Спасибо за обед. – Голос художника стал каким-то деревянным, словно из него выдавили прессом все эмоции.

– Домой вас отвезут. Внизу ждет моя машина.

– Зачем? Я сам…

– Нет, нет, ни в коем случае! По гороскопу у вас сегодня опасный день. Нужно поберечься. С такой суммой в кармане нельзя ехать трамваем. У вас тут много воров… как их?… ах, да, вспомнил – щипачей[38].

Олег встрепенулся и впился взглядом в лицо немца. Но оно было бесстрастным и неподвижным.

Художник коротко кивнул, изображая поклон, и вышел к скоростному лифту, который в один миг доставил его в парадное. На улице и впрямь переливалась золотом и перламутром уже знакомая «ауди», а возле нее торчала кряжистая фигура водителя с бычьей шее.

Он вежливо поприветствовал художника, отворил заднюю дверь, приглашая Олега в салон, и они поехали…

В своей квартире Олег упал, не раздеваясь, на диван и задумался.

Осведомленность иностранца в делах, о которых он, по идее, не должен был знать вообще, поражала. Дед предупреждал Олега, когда он учился в институте, что при написании портретов (а это все равно приходилось делать в учебных целях) ни в коем случае нельзя использовать собственноручно приготовленные краски, которые обычно долго и нудно перетирают курантом[39].

Так делали гениальные художники эпохи Возрождения. Их картины до сих пор волнуют невероятной энергетической мощью, исходящей от обычного холста. Для старинных мастеров краски были не просто пигментом, глиной, а эманацией души, которую они вкладывали в свои произведения.

Олег уже не раз убеждался, что приготовленные вручную краски гораздо лучше фабричных. Они отличаются от красок массового производства не столько своей яркостью, светостойкостью, долговечностью или каким-то иными качествами. Они просто ДРУГИЕ.

Это все равно как сравнить суп настоящий, домашний, в котором плавает половина курицы, с тем бледным пойлом, что получается из пакетика.

Портрет Лиляны Олег писал собственноручно приготовленными красками…

Резкий, требовательный телефонный звонок разрушил мрачные мысли Олега. Он поднял телефонную трубку и услышал преувеличенно бодрый голос Злотника:

– Усё! Можешь не беспокоиться насчет мастерской. Я порешал этот вопрос. Деньги я нашел и уже заплатил. Выписал тебе помощь от худфонда. На наш счет как раз пришла необходимая сумма. С тебя причитается.

– Премного благодарен, – довольно сухо ответил Олег. – Я всегда знал, что вы хороший человек.

На другом конце провода раздался звук, похожий на сдавленное рычание, и Злотник отключился. Олег торжествующе рассмеялся. Как же, благодетель… Деньги он нашел. Наверное, в валенке за печкой.

На памяти Олега еще не было случая, чтобы Злотник оказал материальную помощь художнику не из своего ближнего круга…

Да-а, этот Карла и впрямь имеет большие связи. Надо же, с какой оперативностью прижал твердокаменного ленинца Злотника… да так, что тот лишь слюной в телефонную трубку брызжет, а ничего поделать не может.

Олег встал, достал пачку долларов, разорвал упаковку, и швырнул деньги на диван. Зеленые бумажки разлетелись, образовав умопомрачительно приятную картину. Художник вдруг почувствовал прилив сил; эйфория от неожиданного богатства ударила в голову, заставив совесть замолчать.

«Пойду в кабак! – решил Олег. – Что сидеть одному в пустой квартире. К тому же кишки марш играют, а в холодильнике – пустыня. И вообще – плевать я хотел на все проблемы!»

Куда идти, Олег уже знал – в ресторан «Арарат». Это было, пожалуй, самое шикарное заведение подобного рода в городе. Кухня там была потрясающей. Шеф-повар «Арарата» даже какой-то приз привез из Франции, когда ездил туда на конкурс.

Сборы много времени не заняли. Уже спустя полчаса Олег ехал в такси. Сегодня был его вечер, и он должен – нет, просто обязан! – отметиться в ресторане по полной программе.

На город опускались сумерки.

Глава 14

Когда едешь в машине на месте пассажира, обычно не замечаешь дорожных ориентиров. И уж тем более не запоминаешь повороты, перекрестки, улицы и переулки. Олег тоже грешил этим то ли недостатком, то ли счастливой особенностью человеческой психики не нагружать мозг излишними подробностями.

Главное для пассажира – благополучно доехать в пункт назначения. И если он едет в такси – поменьше заплатить.

У таксистов обычно свой счетчик, в голове, а не тот, что установлен в кабине. И считает он почему-то не длину пути, пройденного машиной, а сумму расстояний, которые преодолели все ее четыре колеса по отдельности. Это болезненное состояние у таксистов особенно проявляется в ночное время.

Сегодня Олег не следил за счетчиков. Он был богат. Тысяча рублей туда, тысяча сюда – какая разница? Человек с большими деньгами в кармане о таких мелочах не задумывается.

Художник по-прежнему пребывал в состоянии эйфории. Мыслями он был далеко и от машины, в которой ехал, и от города, и даже от страны.

А потому мелькающие за стеклами кабины здания, проспекты, скверы, уличные фонари были просто не стоящим внимания задником сцены, на которой разворачивалось действо его фантазий.

Наверное, Олег еще долго находился бы в состоянии прострации, не попадись на пути «волги» глубокая колдобина. Его сильно тряхнуло, побеспокоенные мысли разбежались, и художник наконец начал присматриваться к дорожным ориентирам.

Местность была совершенно незнакома. Олег, проживший в городе практически всю свою сознательную жизнь, знал его достаточно хорошо. Конечно, в темноте иногда даже свой дом видится чужим. Но все же…

Олега поразила темнота. Ему показалось, что она опустилась на город внезапно, словно над небесным куполом задвинули плотные шторы. Уличных фонарей не было, большей частью одно– и двухэтажные дома вдоль дороги угадывались лишь тогда, когда на них попадал свет фар, а в небе не просматривалась ни одна звезда.

Шокированный увиденным, Олег окликнул таксиста:

– Эй, куда мы едем?!

– Объезд… – буркнул тот, закладывая вираж, чтобы не угодить в очередную выбоину.

Это объяснение не успокоило художника. Он, конечно, знал, что летом на городских улицах сплошь и рядом ведутся дорожные работы, но такси, судя по всему, уже выехало на окраину города, тогда как ресторан «Арарат», куда Олег направлялся, находился почти в центре.

Неужели такой длинный объезд? Нет, здесь кроется что-то другое… Чувствуя, как откуда-то из неведомых глубин подсознания начинает подниматься мутная волна страха, возбужденный Олег скомандовал:

– Стой! Тормози!

– Ну… чего там еще? – недовольно спросил водитель, но машину не остановил.

– Тормози, говорю! И поворачивай обратно.

– Зачем?

– Не твое дело. Я плачу, ты рулишь. Я передумал. Отвези меня домой.

– Дело ваше…

«Волга» съехала на обочину и остановилась.

– Что такое? – воскликнул Олег.

Водитель повернулся к нему всем телом и спокойно ответил:

– Ничего. Просто ты, козел, уже приехал.

С этими словами таксист подсунул под нос художнику баллончик и нажал на кнопку распылителя. Струя какой-то гадости ударила в нос, попала в глаза и рот, и Олег почувствовал, что теряет сознание.

Последнее, что он успел сделать, это изо всех сил двинуть в ухмыляющуюся физиономию таксиста. Удар отчаяния оказался настолько силен, что голова негодяя мотнулась назад, словно была тряпичной, и ударилась о лобовое стекло.

Больше Олег уже ничего не помнил. Он ухнул в глубокую бездонную ямину, на дне которой ревели и бесновались какие-то звери…

Очнулся художник от разговора. Разговаривали двое – таксист и еще кто-то. У второго голос был грубее и с начальственными нотками.

– Ты что, дурак?! Тебе бы только мочить.

– А что ж он… сука!… приложился, как кувалдой.

– Все, будем считать, что вы квиты. Не надо было свою ряшку под его кулак подставлять. Сам виноват.

– Висок рассек… – продолжал злобно бубнить таксист.

– Достань из аптечки пластырь, я тебя подремонтирую.

Какое-то время в наступившей тишине слышалось только обиженное пыхтенье таксиста. Олег повернул голову направо, затем налево, и убедился, что лежит на спине связанный скотчем по рукам и ногам.

На небе уже появились звезды, и стало немного видней. В их неверном свете художник различил, что его, похоже, отвезли на городскую свалку, потому что вокруг высились бугры мусора и доносился неприятный запах разлагающейся биомассы, который никак нельзя было спутать с каким-то другим.

«Все, мне конец… – вяло подумал Олег, еще пребывающий под воздействием усыпляющего препарата. – Тут меня и зароют… Глупо. Даже деньги, что дал мне Карла, я не успел спустить. А он был прав. Сегодня у меня действительно опасный день. Надо было прислушаться к его советам… дурак!»

– Нормалек? – спросил обладатель грубого голоса.

– Сойдет…

– Не скули, немного поболит и перестанет. Какой ты нежный… А все потому, что армии не попробовал. Там бы тебя научили, как свободу любить.

– Меня не взяли по здоровью, – буркнул таксис.

– Не надо лохматить бабушку. Скажи, что откупился, это будет честнее.

– А тебе какое дело?!

– Да, в общем, никакого. Но мне не нравятся крысы, которые отсиживаются на гражданке, когда нормальные парни тянут войсковую лямку.

– Ты чего завелся?

– Ничего. Это я так… Все, по машинам. Время…

Спустя несколько минут над свалкой воцарилась настороженная тишина. Олег попытался освободиться от пут, но клейкая лента, которой были связаны его руки и ноги, оказалась чересчур прочной.

И в это время неподалеку заработал дизельный мотор бульдозера. Этот звук Олегу был хорошо знаком, потому что в студенческие годы на летних каникулах он ездил с бригадой однокурсников на лесоповал – больше для того, чтобы вкусить романтики, нежели для заработка.

Бульдозер приближался. Он натужно ревел, толкая перед собой груду мусора – планировал свалку. Олег попытался откатиться в сторону, но его положили в канаву, и он никак не мог из нее выбраться.

Художник в отчаянии замычал (его рот был заклеен все тем же скотчем), но рокот дизеля заглушал все звуки. Обессиленный Олег в конечном итоге прекратил все попытки выбраться из канавы и беззвучно заплакал, прощаясь с жизнью.

Неожиданно шум мотора утих, и в наступившей тишине послышались шаги и посвистывание. Бульдозерист подошел к канаве, в которой лежал Олег, расстегнул брюки и начал мочиться, блаженно охая.

Собрав последние силы, Олег снова замычал и заворочался, надеясь привлечь к себе внимание.

– Блин! – вскричал бульдозерист. – Что там такое? А, наверное, пес… Пшел!

Олег продолжал извиваться и мычать. Он даже сумел, изогнувшись дугой, одним прыжком встать на ноги, но не удержал равновесия и упал. Однако этого мгновения для бульдозериста хватило, чтобы он наконец заметил, что перед ним человек.

– Черт побери! Опять пьяный бомж под отвал полез. Выползай оттуда, слышишь? Иначе похороню. Ни ответа, ни привета… Наверное, пьяный в стельку. Придется спуститься…

Недовольно кряхтя, бульдозерист спустился вниз, нагнулся над Олегом – и отшатнулся назад.

– Чтоб мне пусто было! – вскричал он в страхе. – Опять мафия поработала… И что мне теперь делать?

Олег замычал.

– Да знаю, знаю, жить хочешь… Все хотят. А каково мне? Начнут таскать в ментовку, на допросы, протоколы там и все такое прочее… Скажу нечаянно не то, что надо, придут братки. Замочат прямо здесь и загребут как падаль. Что делать, что делать?!

Какое-то время царило молчание. Но вот бульдозериста, наверное, осенила какая-то толковая мысль, и он торопливо сорвал кусок пластыря, которым был заклеен рот Олега. При этом он сокрушенно покачал головой, и что-то пробормотал под нос – наверное, выругал себя за слабохарактерность.

– Хр-р… Кх, кх! – прокашлялся художник. – Мужик, развяжи меня. Я денег дам. И никому не скажу, что ты участвовал в моем освобождении. В ментовку я не пойду, можешь быть на этот счет спокоен. Развяжи… ты ведь добрый, порядочный человек. Я в этом уверен. Не бери грех на душу, дай мне отсюда уйти живым.

– Будем считать, что ты убедил меня, – с сомнением ответил бульдозерист и достав нож, начал резать путы на ногах и руках Олега. – Ох, и пожалею я еще об этом…

Размяв затекшие конечности, художник вскарабкался наверх, к бульдозеру. Его спаситель уже был там. Он достал из кабины термос с чаем и налил полную кружку.

– Попей, – сказал бульдозерист, протягивая кружку Олегу. – Считай, что сегодня ты второй раз на свет народился. Хорошо, что меня прижало сходить по малой нужде, а не то был бы тебе кырдык.

– Не знаю, как тебя и благодарить… – Олег уже обшарил все свои карманы и убедился, что они пусты; грабители забрали у него пятьсот долларов. – Но я сюда еще вернусь и привезу деньги, как обещал. Клянусь.

– А вот этого не нужно. Мне и так хорошо платят. Вдруг я когда-нибудь попаду в такое положение… тьху! тьху!… Может, и меня кто выручит. Бог все видит…

– Как мне добраться до города?

– Это не проблема. Мусоровозки курсируют всю ночь. Пойдем, я определю тебя к какому-нибудь шоферюге. Нет, деньги не понадобятся. Я договорюсь…

Когда Олег наконец вошел в свою квартиру, был третий час ночи. От его одежды шел отвратительный запах прокисших щей, солярки и еще какой-то дряни, поэтому он быстро снял ее с себя и выбросил в мусоропровод. А затем залез под душ.

Никогда прежде художник не чувствовал себя таким счастливым. А горячие струйки воды вообще показались немыслимым блаженством. Он намыливался пять раз. Олегу казалось, что только так он сможет истребить запах свалки и отмыть дочиста не только тело, но и мысли.

Потом он уснул. Сон был таким крепким, что утром, когда зазвенел будильник, Олег минуты две пытался освободиться от его оков. Не будь сегодня встречи с будущей натурой, художник проспал бы до обеда…

У двери мастерской валялась бумажка, которой опечатывали дверь. Злотник подсуетился, злорадно подумал Олег. Не вышел номер у этого старого прохвоста.

Едва художник переоделся в свой рабочий балахон, как у входной двери звякнул колокольчик. Олег повесил его вместо электрического звонка.

Он с юности был поклонником стиля ретро. Кроме колокольчика, Олег сложил еще и настоящий камин, – совсем небольшой – который облагородил собственноручно изготовленными оригинальными изразцами.

Правда, огонь в камине обычно зажигался не чаще двух раз в году, – 31 декабря и на Рождество – но главным был сам факт существования такого раритета; своим гостям (в основном женского пола) Олег рассказывал байки, что он-де перевез камин в мастерскую из какой-то заброшенной дворянской усадьбы.

И ему верили, потому что изразцы и впрямь выглядели самой что ни есть патриархальной стариной.

А еще в мастерской висело старинное, немного потускневшее, зеркало из бемского стекла. Олег купил его по случаю на толкучке еще в студенческие времена. Его продавал совсем уж дряхлый старик, который еле передвигался. Зеркало так понравилось Олегу, что он заплатил, почти не торгуясь.

Оно было заключено в красивую резную раму. Судя по манере резьбы, а также по композиционному построению орнамента, зеркало висело на стене в замке какого-нибудь немецкого барона и попало в Россию после Великой Отечественной войны, реквизированное советским офицером высокого ранга.

Генералы, полковники и даже майоры имели тогда возможность привезти домой разное барахло, среди которого нередко попадались антикварные вещи. Хотя, конечно, больше всего ценились машины и мотоциклы, но они достались немногим.

В моменты, когда с ним случались приступы черной меланхолии, художника почему-то тянуло к зеркалу. Он останавливался перед ним и долго всматривался в его таинственную глубину. Олега не интересовало собственное отображение; его взгляд проникал в зазеркалье – туда, где шевелились странные бесформенные тени и рождались образы, от которых становилось жутко.

Зеркало действовало на него как наркотик, добавляя в кровь адреналина и вытаскивая художника из состояния тоски, а нередко и отчаяния, смешанного с безысходностью.

– Кто там? – осторожно спросил Олег.

Ночное приключение еще не совсем выветрилось из головы, и художник нервно вздрагивал от каждого шороха.

– Вам посылка.

– Почта?…

– Нет. Мы от Карла Францевича.

Олег отворил дверь и увидел на лестничной площадке двух молодцев. У их ног стоял большой картонный ящик, перевязанный бечевой. В такие обычно упаковывают телевизоры.

– Мы сами занесем, – предупредили порыв Олега посыльные. – Ящик тяжелый…

Им и впрямь пришлось попыхтеть, пока они втащили ящик в неширокий проем входной двери.

Наверное, парни были служащими какой-то почтово-транспортной конторы, потому как попросили Олега расписаться на фирменном бланке, что он получил посылку. Художник сам несколько раз пользовался услугами таких частных фирмочек, обеспечивающих быструю доставку почты в любой конец страны и за рубеж.

Открыв ящик, Олег убедился, что его содержимое подбирал человек, весьма подкованный в художественном ремесле. Кроме набора пигментов, необходимых для приготовления красок, представляющих практически всю палитру, там было хорошо выдержанное ореховое масло, широко применяющееся старыми мастерами, и копаловый лак явно кустарного производства, что только увеличивало его преимущества.

Но главным гвоздем программы был холст, натянутый на подрамник. От него просто веяло стариной. Создавалось впечатление, что некий средневековый мастер изготовил много таких заготовок под картины, а затем законсервировал их.

Олег, знающий толк в реставрации живописных произведений, взял большую лупу и спустя несколько минут вынужден был с удивлением констатировать – да, все верно, холст явно не современный и уж тем более не фабричный. Переплетенные по-особому нити основы указывали на то, что холст имел иноземное происхождение.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18