Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Юлий Цезарь

ModernLib.Net / История / Глеб Благовещенский / Юлий Цезарь - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Глеб Благовещенский
Жанр: История

 

 


Между тем умер верховный жрец Метелл, и два известнейших человека, пользовавшихся огромным влиянием в Сенате – Сервилий Исаврийский и Катул, – боролись друг с другом, добиваясь этой должности. Цезарь не отступил перед ними и также выставил в Народном собрании свою кандидатуру. Казалось, что все соискатели пользуются равною поддержкой, но Катул, из-за высокого положения, которое он занимал, более других опасался неясного исхода борьбы и потому начал переговоры с Цезарем, предлагая ему большую сумму денег, если он откажется от соперничества. Цезарь, однако, ответил, что будет продолжать борьбу, даже если для этого придется еще бoльшую сумму взять в долг. В день выборов, прощаясь со своей матерью, которая прослезилась, провожая его до дверей, он сказал: „Сегодня, мать, ты увидишь своего сына либо верховным жрецом, либо изгнанником“. На выборах Цезарь одержал верх и этим внушил Сенату и знати опасение, что он сможет увлечь народ на любую дерзость.

Поэтому Пизон и Катул упрекали Цицерона, пощадившего Цезаря, который был замешан в заговоре Катилины. Как известно, Катилина намеревался не только свергнуть существующий строй, но и уничтожить всякую власть и произвести полный переворот. Сам он покинул город, когда против него появились лишь незначительные улики, а важнейшие замыслы оставались еще скрытыми, Лентула же и Цетега оставил в Риме, чтобы они продолжали плести заговор.

Неизвестно, оказывал ли тайно Цезарь в чем-нибудь поддержку и выражал ли сочувствие этим людям, но в Сенате, когда они были полностью изобличены, и консул Цицерон спрашивал у каждого сенатора его мнение о наказании виновных, все высказывались за смертную казнь, пока очередь не дошла до Цезаря, который выступил с заранее обдуманной речью, заявив, что убивать без суда людей, выдающихся по происхождению своему и достоинству, несправедливо и не в обычае римлян, если это не вызвано крайней необходимостью. Если же впредь до полной победы над Катилиной они будут содержаться под стражей в италийских городах, которые может выбрать сам Цицерон, то позже Сенат сможет в обстановке мира и спокойствия решить вопрос о судьбе каждого из них.

Это предложение показалось настолько человеколюбивым и было так сильно и убедительно обосновано, что не только те, кто выступал после Цезаря, присоединились к нему, но и многие из говоривших ранее стали отказываться от своего мнения и поддерживать предложение Цезаря, пока очередь не дошла до Катона и Катула. Эти же начали горячо возражать, а Катон даже высказал в своей речи подозрение против Цезаря и выступил против него со всей резкостью. Наконец, было решено казнить заговорщиков, а когда Цезарь выходил из здания Сената, то на него набросилось с обнаженными мечами много сбежавшихся юношей из числа охранявших тогда Цицерона. Но, как сообщают, Курион, прикрыв Цезаря своей тогой, благополучно вывел его, да и сам Цицерон, когда юноши оглянулись, знаком удержал их, либо испугавшись народа, либо вообще считая такое убийство несправедливым и противозаконным. Если все это правда, то я не понимаю, почему Цицерон в сочинении о своем консульстве ничего об этом не говорит. Позже его обвиняли в том, что он не воспользовался представившейся тогда прекрасной возможностью избавиться от Цезаря, а испугался народа, необычайно привязанного к Цезарю. Эта привязанность проявилась через несколько дней, когда Цезарь пришел в Сенат, чтобы защищаться против выдвинутых подозрений, и был встречен враждебным шумом. Видя, что заседание затягивается дольше обычного, народ с криками сбежался и обступил здание, настоятельно требуя отпустить Цезаря».


Интереснейший момент!

Он отражен и у Светония: «Цезарь привлек на свою сторону многих, в том числе брата консула Цицерона, и добился бы победы, если бы колеблющемуся сенату не придала стойкости речь Марка Катона. Но и тогда он не переставал сопротивляться, пока римские всадники, вооруженной толпой окружавшие Сенат под предлогом охраны, не стали угрожать ему смертью за его непомерное упорство. Они уже подступали к нему с обнаженными клинками, сидевшие рядом сенаторы покинули его, и лишь немногие приняли его под защиту, заключив в объятия и прикрыв тогой. Лишь тогда в явном страхе он отступил и потом до конца года не показывался в Сенате».

Да, нельзя не оценить, сколь очевидны порой тайные знаки Судьбы.

Да, для Цезаря, казалось бы, все обошлось в итоге вполне благополучно, но сами обстоятельства вооруженного конфликта с людьми Цицерона почти в точности предвещали последние минуты грядущего владыки Рима…

Однако вернемся к теме намеренных и непомерных трат и позволим Плутарху закончить: «Поэтому и Катон, сильно опасаясь восстания неимущих, которые, возлагая надежды на Цезаря, воспламеняли и весь народ, убедил Сенат учредить ежемесячные хлебные раздачи для бедняков. Это прибавило к остальным расходам государства новый – в сумме семи миллионов пятисот тысяч драхм ежегодно, но зато отвратило непосредственно угрожавшую великую опасность, так как лишило Цезаря большей части его влияния как раз в то время, когда он собирался занять должность претора и вследствие этого должен был стать еще опаснее».

«Должен был стать еще опаснее» – какой страшный смысл заключают в себе эти слова Плутарха! Они могут быть отнесены к любому, кто идет во власть…

Относительно извечной темы «хлеба и зрелищ» сказано и у Светония: «В должности эдила (то есть Цезарь одновременно курировал всю сферу развлечений, все строительство в Риме, а также осуществлял контроль за всеми храмами! – Г. Б.) он украсил не только комиций и форум с базиликами, но даже на Капитолии выстроил временные портики, чтобы показывать часть убранства от своей щедрости. Игры и травли он устраивал как совместно с товарищем по должности, так и самостоятельно, поэтому даже общие их траты приносили славу ему одному. Его товарищ Марк Бибул открыто признавался, что его постигла участь Поллукса: как храм божественных близнецов на форуме называли просто храмом Кастора, так и его совместную с Цезарем щедрость приписывали одному Цезарю. Вдобавок Цезарь устроил и гладиаторский бой, но вывел меньше сражающихся пар, чем собирался: собранная им отовсюду толпа бойцов привела его противников в такой страх, что особым указом было запрещено кому бы то ни было держать в Риме больше определенного количества гладиаторов».

Однако была и еще одна проблема: Цезарь был вдовцом. Семьи, в политическом понимании, у него не было. Правда, он заботился об их общей с покойной Корнелией дочери и впоследствии удачно выдал ее замуж, но это совсем не то.


Юлий Цезарь


Политик не может быть одинок!

Народ никогда не поймет этого.

Резон очевиден: уж если кому-то не под силу решить семейный вопрос, как же тогда он совладает с целым государством?!

Итак, Цезарю было просто необходимо жениться.

И он это сделал.

Теперь уже в третий раз!

(Впрочем, не в последний…)

Самое забавное, что его избранницей оказалась римлянка Помпея, приходившаяся племянницей… покойному диктатору Сулле!

Да, такова едкая ирония жизни.

Заметим, что батюшкой избранницы Цезаря был сам Руф Помпей Квинт, уже к тому времени покойный, но являвшийся в разные времена и трибуном, и претором, и консулом, а главное – верным партнером Суллы!

Спрашивается, чего ради Цезарю понадобилось связывать себя узами брака с представительницей подобного рода?

Да тут и думать нечего: этого требовали политические интересы!

Женитьба на Помпее давала возможность Юлию Цезарю привлечь на свою сторону тех, кто до сих пор почитал Суллу и скорбел о его кончине. Вот и весь секрет!


Катон


Однако за политическую изворотливость Цезарь заплатил изрядную цену. Да, Помпея была молода, очень даже недурна собой и отличалась веселым нравом. В силу своей молодости она толком еще и не помышляла о семье (не говоря о том, чтобы возложить на себя тяжкое бремя обязанностей супруги выдающегося государственного деятеля), ее влекли к себе удовольствия и развлечения. Выйти замуж ее побудили родственники, видевшие для себя особую выгоду в обретении родства с Юлием Цезарем. Сама же Помпея даже не была влюблена в Цезаря, а сердце ее принадлежало некоему Публию Клодию. Этот хитрец и проныра, пекущийся на досуге о нуждах плебса, горел желанием сделать Помпею своей любовницей. Тот факт, что она только что стала женой Цезаря, лишь еще больше его распалял. Помпея, в свою очередь, мечтала о том же. Как упоминает в своем исследовании «Жены двенадцати цезарей» Жак Роэрга де Сервье, она слыла невероятной ветреницей и отличалась просто невероятной влюбчивостью. И покуда Цезарь вершил дела Рима, любовники затевали самые невероятные козни, чтобы урвать несколько мгновений наедине.

О горестном для Юлия Цезаря адюльтере его супруги очень подробно рассказывает Плутарх:


«Был некий человек из числа старинной знати, известный своим богатством и красноречием, но в бесчинстве и дерзости не уступавший никому из прославленных распутников. Он был влюблен в Помпею, жену Цезаря, и пользовался взаимностью. Но женские комнаты строго охранялись, а мать Цезаря Аврелия, почтенная женщина, своим постоянным наблюдением за невесткой делала свидания влюбленных трудными и опасными.

У римлян есть богиня, которую они называют Доброю, а греки – Женскою. Фригийцы выдают ее за свою, считая супругою их царя Мидаса, римляне утверждают, что это нимфа Дриада, жена Фавна, по словам же греков – она та из матерей Диониса, имя которой нельзя называть. Поэтому женщины, участвующие в ее празднике, покрывают шатер виноградными лозами, и у ног богини помещается, в соответствии с мифом, священная змея. Ни одному мужчине нельзя присутствовать на празднестве и даже находиться в доме, где справляется торжество; лишь женщины творят священные обряды, во многом, как говорят, похожие на орфические. Когда приходит день праздника, консул или претор, в доме которого он справляется, должен покинуть дом вместе со всеми мужчинами, жена же его, приняв дом, производит священнодействия. Главная часть их совершается ночью, сопровождаясь играми и музыкой.

В том году праздник справляла Помпея, и Клодий, не имевший еще бороды и поэтому рассчитывавший остаться незамеченным, явился туда, переодевшись в наряд арфистки и неотличимый от молодой женщины. Он нашел двери отпертыми и был благополучно проведен в дом одною из служанок, посвященной в тайну, которая и отправилась вперед, чтобы известить Помпею. Так как она долго не возвращалась, Клодий не вытерпел ожидания на одном месте, где он был оставлен, и стал пробираться вперед по большому дому, избегая ярко освещенных мест. Но с ним столкнулась служанка Аврелии и, полагая, что перед ней женщина, стала приглашать его принять участие в играх и, несмотря на его сопротивление, повлекла его к остальным, спрашивая, кто он и откуда. Когда Клодий ответил, что он ожидает Абру (так звали ту служанку Помпеи), голос выдал его, и служанка Аврелии бросилась на свет, к толпе, и стала кричать, что она обнаружила мужчину. Все женщины были перепуганы этим, Аврелия же, прекратив совершение таинств и прикрыв святыни, приказала запереть двери и начала обходить со светильниками весь дом в поисках Клодия. Наконец его нашли укрывшимся в комнате служанки, которая помогла ему войти в дом, и женщины, обнаружившие его, выгнали его вон. Женщины, разойдясь по домам, еще ночью рассказали своим мужьям о случившемся.

На следующий день по всему Риму распространился слух, что Клодий совершил кощунство и повинен не только перед оскорбленными им, но и перед городом и богами. Один из народных трибунов публично обвинил Клодия в нечестии, и наиболее влиятельные сенаторы выступили против него, обвиняя его наряду с прочими гнусными беспутствами в связи со своей собственной сестрой, женой Лукулла. Но народ воспротивился их стараниям и принял Клодия под защиту, что принесло тому большую пользу в суде, ибо судьи были напуганы и дрожали перед чернью. Цезарь тотчас же развелся с Помпеей. Однако, будучи призван на суд в качестве свидетеля, он заявил, что ему ничего не известно относительно того, в чем обвиняют Клодия. Это заявление показалось очень странным, и обвинитель спросил его: „Но почему же тогда ты развелся со своей женой?“ – „Потому, – ответил Цезарь, – что на мою жену не должна падать даже тень подозрения“. Одни говорят, что он ответил так, как действительно думал, другие же – что он сделал это из угождения народу, желавшему спасти Клодия. Клодий был оправдан, так как большинство судей подало при голосовании таблички с неразборчивой подписью, чтобы осуждением не навлечь на себя гнев черни, а оправданием – бесславие среди знатных».


Вот так завершилась эта отвратительная история.

Если бы Клодий был осужден, его бы непременно удавили.

И поделом ему!

Однако свершилось иное.

Хоть и будучи знатного рода, Клодий впредь неизменно возвещал о своих симпатиях к народу (словно бы помня, благодаря кому сохранил жизнь) и в итоге добился для себя должности народного трибуна! В этом качестве он впоследствии попортил немало крови Цицерону, став чуть ли не главным оппонентом последнего на политическом олимпе.

Благодаря презренному Клодию, как вы уже знаете, завершился третий брак Юлия Цезаря. Это был не самый краткосрочный брак в его жизни (66–62 гг. до н. э.), и он, надо думать, все ж таки кое-чему его научил. Тем более что Цезарю предстояло впоследствии отважиться на еще одно бракосочетание; но об этом речь впереди…

Крушение брака было символичным.

Цезарь мучительно нуждался в переменах.

Причем самых коренных!

Он непоправимо увяз в грязной политической возне, а вдобавок ему не давали покоя кредиторы. Как известно, рано или поздно за все приходится платить. Лучшим выходом для Цезаря было бы оставить Рим.

Естественно, на время.

Речь отнюдь не шла о добровольном статусе пожизненного изгнанника.

Просто человеку было необходимо прийти в себя, разобраться с чувствами, осмыслить дела былые и реально подумать о грядущем.

Глава 4

Испания: первое боевое крещение

Будучи претором, он мог выбирать, куда ему отправиться.

Плутарх пишет:


«После претуры Цезарь получил в управление провинцию Испанию. Так как он не смог прийти к соглашению со своими кредиторами, с криком осаждавшими его и противодействовавшими его отъезду, он обратился за помощью к Крассу, самому богатому из римлян. Крассу нужны были сила и энергия Цезаря для борьбы против Помпея; поэтому он удовлетворил наиболее настойчивых и неумолимых кредиторов Цезаря и, дав поручительство на сумму в восемьсот тридцать талантов, предоставил Цезарю возможность отправиться в провинцию.

Рассказывают, что, когда Цезарь перевалил через Альпы и проезжал мимо бедного городка с крайне немногочисленным варварским населением, его приятели спросили со смехом: „Неужели и здесь есть соревнование из-за должностей, споры о первенстве, раздоры среди знати?“ – „Что касается меня, – ответил им Цезарь с полной серьезностью, – то я предпочел бы быть первым здесь, чем вторым в Риме“. В другой раз, уже в Испании, читая на досуге что-то из написанного о деяниях Александра, Цезарь погрузился на долгое время в задумчивость, а потом даже прослезился. Когда удивленные друзья спросили его о причине, он ответил: „Неужели вам кажется недостаточной причиной для печали то, что в моем возрасте Александр уже правил столькими народами, а я до сих пор еще не совершил ничего замечательного!“»


Но вот он достиг Испании.

Ему уже приходилось бывать в этой стране совсем еще молодым человеком, теперь же Юлий Цезарь был одним из самых влиятельных политиков Рима. Он уже в полной мере познал смертельное очарование власти и горечь измены и предательства. Для него Испания была своего рода отдыхом. Однако отличие Цезаря от обычных людей заключалось в том, что праздность для него была решительно неприемлема. Впрочем, на сей раз он был готов к тому, что рассчитывать на досуг в Испании ему едва ли приходится. Несмотря на то что он обладал уже вполне серьезным жизненным опытом, участвовал в схватках с пиратами, но вот в настоящих военных сражениях ему еще не приходилось принимать участия. Тем более что ему предстояло выступить в качестве военного стратега и распоряжаться жизнями вверенных ему легионеров.

Любопытная деталь: Испания явилась для Цезаря ареной его первой настоящей войны. Последняя война, которую Цезарю было суждено вести в жизни, также прошла на полях Испании. Своего рода кольцо обратного времени…

У Плутарха сказано: «Сразу же по прибытии в Испанию он развил энергичную деятельность. Присоединив в течение нескольких дней к своим двадцати когортам еще десять, он выступил с ними против каллаиков и лузитанцев, которых и победил, дойдя затем до Внешнего моря и покорив несколько племен, ранее не подвластных римлянам».

Война оказалась стремительной и недолгой.

Могло создаться впечатление, что это отчасти умаляло весомость его триумфа, но главный смысл всего свершившегося был иным. Цезарь глубоко осознал, что способен быть военным стратегом. Едва ли у кого-то могло возникнуть предположение о том, что Цезарю недоставало уверенности в своих воинских талантах. И в первое же свое сражение в Испании он наверняка вступал, будучи убежденным в своей неминуемой победе! Однако когда твердое внутреннее убеждение подкрепляется впечатляющими практическими результатами, вывод один: командирского полку прибыло! Опыт, полученный в Испании, уже сравнительно скоро пригодится Цезарю, когда Рим будет охвачен чередой гражданских войн. Но пока что до этого дело еще не дошло…

Возвращаться в Рим было рано, Цезарь еще не вполне восстановился от душевных ран. Поэтому, освободившись от боевых лат, он с неменьшим энтузиазмом приступил к разрешению гражданских проблем. Как известно, работа лечит все! Как отмечает Плутарх, Юлий Цезарь «установил согласие в городах и прежде всего уладил споры между заимодавцами и должниками. А именно, он предписал, чтобы из ежегодных доходов должника одна треть оставалась ему, остальное же шло заимодавцам, пока таким образом долг не будет выплачен. Совершив эти дела, получившие всеобщее одобрение, Цезарь выехал из провинции, где он и сам разбогател и дал возможность обогатиться во время походов своим воинам, которые провозгласили его императором».

Вот оно!

Уезжал претором, а стал императором.

Пусть это еще и не имело своей силы.

Важно, что титул был оглашен!!!

Обратите внимание и еще на одно обстоятельство.

Как правило, военачальники в случае успешной военной кампании предпочитали оставлять самые ценные трофеи для себя, уделяя своим солдатам лишь жалкие крохи, да еще норовили выдавать им жалованье ПОСЛЕ сражения. Вряд ли нужно объяснять, почему! Лицемерное утверждение, что солдат, получивший деньги, будет думать в первую очередь не о сражении, а о том, чтобы их как можно результативнее потратить, едва ли может быть сочтено справедливым. Ведь солдат, не только не бедствующий, а регулярно получающий вознаграждение от командира, стремится служить и сражаться еще лучше: ведь, чем успешнее война, тем богаче трофеи. А чем больше трофеев, тем счастливее заживет семья солдата после его возвращения домой.

Вы помните, как в Риме Цезарь, неслыханной щедростью снискал любовь и симпатии народа. Именно благодаря этому ему и удалось совершить столь стремительное восхождение на политический олимп!

Так что рецепт был ему известен.

Он поступил по отношению к солдатам так, как некогда – к римской бедноте. Итог более чем показателен: легионеры, не чая в нем души, немедленно объявили Цезаря императором!!!

Его умение управлять людьми, всецело подчиняя себе их сердца, поистине не знало равных…

Что ж, познав терпкий вкус военных побед и ощутив удовлетворение результатами своих мирных свершений, Цезарь неожиданно для всех очень скоро собрался и решил вернуться в Рим. Несравненному Плутарху принадлежит один блестящий афоризм: «Лицам, домогающимся триумфа, надлежало оставаться вне Рима, а ищущим консульской должности – присутствовать в городе».

Ох, как это верно!

В Риме как раз подошла пора избрания консула.

Кем был консул в те времена?

Абсолютным владыкой Рима!

Правда, надо оговориться: вообще-то этих консулов было два. Один избирался из благородного сословия, то есть был патрицием, а другой – как это ни парадоксально – плебеем. По крайней мере всего за историю Рима примерно около 30 процентов консулов происходили из социальных низов. Как бы то ни было, консулы разграничивали (или, скажем так, пытались разграничивать) сферы влияния, и все шло своим чередом. Консулу предоставлялся год (не четыре, как ныне). Считалось, что за год достойный владыка вполне может проявить свои истинные таланты. На благо Риму или во вред ему – вопрос уже другой.

Цезарь, как вы, наверное, помните, до этого избирался претором. Иными словами, он имел статус первого помощника консула. После этого оставалось преодолеть всего лишь ступеньку и править миром.

Но это лишь с одной стороны…

А с другой стороны, легионеры Цезаря уже объявили его императором, играючи проигнорировав тем самым древнеримскую табель о высших рангах. Он вполне мог принять этот титул и учинить затем приличное безобразие в Европе. Однако в перспективе это сулило встречу со всеми легионами Рима, что имело бы для Цезаря и его войска фатальные последствия.

Нет, следовало возвращаться в Рим и, обратившись за содействием ко всем друзьям и соратникам, попробовать добиться официального статуса.

Так Цезарь и поступил.

Глава 5

Властелин Рима. Четвертое бракосочетание Цезаря

Между тем возникла одна существенная проблема: Цезарь несколько припоздал со своим прибытием в Рим. Все та же пресловутая скорость передвижения… Шансов на титул он себя практически лишил, правда, еще оставалась возможность побороться за статус соискателя. Тут еще можно было преуспеть.

Обратимся к Светонию:


«Срок выборов был уже назначен, и он мог выступить соискателем, лишь вступив в город как частный человек. Он пытался добиться для себя исключения из закона, но встретил сопротивление и должен был отказаться от триумфа, чтобы не потерять консульство.

Соискателей консульства было двое: Марк Бибул и Луций Лукцей; Цезарь соединился с последним. Так как тот был менее влиятелен, но очень богат, они договорились, что Лукцей будет обещать центуриям (специальным коллегиям, в задачи которых входило избрание консулов. – Г. Б.) собственные деньги от имени обоих. Оптиматы (идейная фракция, сражавшаяся за привилегии аристократии, представлявшей римский сенат. – Г. Б.), узнав об этом, испугались, что Цезарь не остановится ни перед чем, если будет иметь товарищем по высшей должности своего союзника и единомышленника: они дали Бибулу полномочия на столь же щедрые обещания, и многие даже снабдили его деньгами. Сам Катон не отрицал, что это совершается подкуп в интересах государства.

Так он стал консулом вместе с Бибулом. По той же причине оптиматы позаботились, чтобы будущим консулам были назначены самые незначительные провинции – одни леса да пастбища (судя по всему, речь идет об отдаленных провинциях. – Г. Б.). Такая обида побудила его примкнуть во всех своих действиях к Гнею Помпею, который в это время был не в ладах с сенатом, медлившим подтвердить его распоряжения после победы над Митридатом. С Помпеем он помирил Марка Красса – они враждовали еще со времени их жестоких раздоров при совместном их консульстве – и вступил в союз с обоими, договорившись не допускать никаких государственных мероприятий, не угодных кому-либо из троих».


Став консулом (пусть даже и посредством соискательства), Юлий Цезарь почти совсем перестал себя сдерживать. Наверное, тогда многие припомнили, о чем их некогда предупреждал Сулла, призывая незамедлительно умертвить Цезаря – во избежание роковых последствий.

Светоний продолжает:


«По вступлении в должность он первый приказал составлять и обнародовать ежедневные отчеты о собраниях сената и народа. Далее, он восстановил древний обычай, чтобы в те месяцы, когда фаски (особые прутья, символизировавшие власть магистрата; их в течение месяца носили ликторы за одним конкретным консулом, а потом переходили с ними в ведение другого консула. – Г. Б.) находились не у него, перед ним всюду ходил посыльный, а ликторы следовали сзади. Когда же он внес законопроект о земле, а его коллега остановил его, ссылаясь на дурные знамения, он силой оружия прогнал его с форума. На следующий день тот подал жалобу в сенат, но ни в ком не нашел смелости выступить с докладом о таком насилии или хотя бы предложить меры, обычные даже при меньших беспорядках. Это привело Бибула в такое отчаяние, что больше он не выходил из дому до конца своего консульства и лишь в эдиктах выражал свой протест.

С этого времени Цезарь один управлял всем в государстве по своей воле. Некоторые остроумцы, подписываясь свидетелями на бумагах, даже помечали их в шутку не консульством Цезаря и Бибула, а консульством Юлия и Цезаря, обозначая, таким образом, одного человека двумя именами; а вскоре в народе стал ходить и такой стишок:

В консульство Цезаря то,

А не в консульство Бибула было:

В консульство Бибула, друг,

Не было впрямь ничего.

Стеллатский участок (единственная земля в привилегированном районе, не подлежавшая приватизации частными лицами. – Г. Б.), объявленный предками неприкосновенным, и Кампанское поле, оставленное в аренде для пополнения казны, он разделил без жребия между двадцатью тысячами граждан, у которых было по трое и больше детей. Откупщикам, просившим о послаблении, он сбавил третью часть откупной суммы и при всех просил их быть умеренней, когда придется набавлять цену на новые откупа. Вообще он щедро раздавал все, о чем бы его ни просили, не встречая противодействия или подавляя его угрозами. Марка Катона, выступившего в сенате с запросом, он приказал ликтору вытащить из курии и отвести в тюрьму. Луция Лукулла, который слишком резко ему возражал, он так запугал ложными обвинениями, что тот сам бросился к его ногам. Цицерон однажды в суде оплакивал положение государства – Цезарь в тот же день, уже в девятом часу, перевел из патрициев в плебеи врага его, Публия Клодия, который добивался этого долго и тщетно (это тот самый Клодий, что стал любовником третьей жены Юлия Цезаря. – Г. Б.).

Наконец, он нанял доносчика против всей враждебной партии в целом: тот должен был объявить, что его подговаривали на убийство Помпея, и, представ перед рострами, назвать условленные имена подстрекателей. Но так как одно или два из этих имен были названы напрасно и только возбудили подозрение в обмане, он разочаровался в успехе столь опрометчивого замысла и, как полагают, устранил доносчика ядом».


Однако пришло время Цезарю подумать и об устройстве своей личной жизни. Сильно обжегшись в последнем своем бракосочетании с Помпеей, Цезарь с величайшей серьезностью отнесся к выбору новой спутницы жизни. В кандидатках у него просто не было отбоя. Да и сам он явно тяготел к женскому полу. Он, безусловно, знал толк в женщинах. Среди его подруг были даже царицы! Успеху Цезаря у женщин удивляться не приходится. Он практически всегда был триумфатором. А женщины всегда восхищаются и льнут к победителям. Но не только своим царственным положением привлекал он к себе. Прежде всего, это была личность. С людьми, наделенными столь харизматическими качествами, какими отличался Юлий Цезарь, по-настоящему интересно. Вдобавок и внешность у него была соответствующая.


Юлий Цезарь


Светоний пишет:


«Говорят, он был высокого роста, светлокожий, хорошо сложен, лицо чуть полное, глаза черные и живые. Здоровьем он отличался превосходным: лишь под конец жизни на него стали нападать внезапные обмороки и ночные страхи, да два раза во время занятий у него были приступы падучей.

За своим телом он ухаживал слишком даже тщательно, и не только стриг и брил, но и выщипывал волосы, и этим его многие попрекали. Безобразившая его лысина была ему несносна, так как часто навлекала насмешки недоброжелателей. Поэтому он обычно зачесывал поредевшие волосы с темени на лоб; поэтому же он с наибольшим удовольствием принял и воспользовался правом постоянно носить лавровый венок.

И одевался он, говорят, по-особенному: он носил сенаторскую тунику с бахромой на рукавах и непременно ее подпоясывал, но слегка: отсюда и пошло словцо Суллы, который не раз советовал оптиматам остерегаться плохо подпоясанного юнца».


Выбирал Цезарь долго, но в итоге остановил свой выбор на Кальпурнии, красивой и добродетельной девушке из знатного рода. Уместно отметить, что жену подбирал себе Цезарь-консул, а не простой человек. Ему мало было просто удачно жениться. Он хотел жениться таким образом, чтобы максимально использовать родню своей избранницы для упрочения своей власти. В случае Цезаря это оказался даже не дуплет, а триплет, поскольку параллельно он сумел пристроить и свою дочь – этот союз также был ему на руку, даже весьма.

Но обратимся к Светонию:


«Около того же времени он женился на Кальпурнии, дочери Луция Пизона, своего преемника по консульству, а свою дочь Юлию выдал за Гнея Помпея, отказав ее первому жениху Сервилию Цепиону, хотя тот и был его главным помощником в борьбе против Бибула. Породнившись с Помпеем, он стал при голосовании спрашивать мнение у него первого, тогда как раньше он начинал с Красса, а обычай требовал держаться в течение всего года того порядка спроса, какой был принят консулом в январские календы (1 января. – Г. Б.).

При поддержке зятя и тестя он выбрал себе в управление из всех провинций Галлию, которая своими богатыми возможностями и благоприятной обстановкой сулила ему триумфы. Сначала он получил по Ватиниеву закону (то есть волей народа, а не по решению сената. – Г. Б.) только Цизальпинскую Галлию с прилежащим Иллириком, но вскоре сенат прибавил ему и Косматую Галлию: сенаторы боялись, что в случае их отказа он получит ее от народа.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7