Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Жизнь замечательных людей (№255) - Данте

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Голенищев-Кутузов Илья / Данте - Чтение (стр. 7)
Автор: Голенищев-Кутузов Илья
Жанр: Биографии и мемуары
Серия: Жизнь замечательных людей

 

 


Но Корсо как бы претерпел метаморфозу, чему, конечно, содействовали и его ненависть к Черки и личный расчет. Конкуренция банкирских домов Черки — Спини породила во Флоренции разделение граждан по совсем новой линии, а именно на сторонников и противников власти и влияния папы и гвельфской лиги во главе с неаполитанским королем. Белые противопоставили этому направлению в гвельфской партии идею о полной независимости Флоренции и Тосканы от папы, что невольно сближало их с изгнанными гибеллинами.

Папа Бонифаций VIII был убежден в том, что белые являются его личными злейшими врагами, а он не терпел ни малейшей оппозиции. Римский первосвященник твердо решил положить конец всяческому своеволию в Тоскане, рассматривая эту провинцию вместе с Романьей как неоспоримую часть папских владений в Италии. Именно поэтому и был послан в неспокойный город кардинал Акваспрата, любивший повторять, что «ни один гибеллин не спасется».

Не на шутку испуганный покушением на его жизнь, кардинал Акваспрата приписал все случившееся проискам белой партии и твердо решил помочь укрепиться и усилиться черной партии и унизить белую. Приоры стремились загладить невольную вину и послали к кардиналу, находившемуся за Арно, во дворце Моцци, своих представителей, среди которых, по-видимому, находился и автор флорентийской хроники Дино Компаньи. От имени сеньории они произнесли речь, полную извинений, и делегаты поднесли кардиналу серебряную чашу с двумястами новых флоринов. Кардинал ответил, что ему этот подарок мил, он долго глядел на золотые, но чашу не взял.

В это время направлялся в Италию, чтобы восстановить пошатнувшуюся власть французов в Сицилии, брат французского короля, Филиппа Красивого — Карл Валуа, которого Бонифаций VIII назначил губернатором владений церкви, правителем Болоньи и примирителем Флоренции. Французский принц обещал следовать гвельфской политике и быть покорным воле папы. Карлу нужны были деньги, и он не прочь был прихватить какую-нибудь землицу. С небольшим войском, состоявшим всего из пятисот рыцарей, Карл в начале июля 1301 года прибыл в Торино, затем посетил Милан, Парму, Модену и Болонью. Из Болоньи Карл направился мимо Пистойи, которую считал враждебной, и Флоренции в Сьену, а из Сьены проследовал в Ананьи, где находился папа.

В эти дни над Флоренцией появился огненный хвост кометы, напоминавший крест. Флорентийцы увидели в ней знамение войны, несчастий и разорения. По словам Джованни Виллани, «комета эта означает появление господина нашего Валуа». Так вместе со всеми думал и Данте. Принц Карл направился на север Тосканы. Много лет спустя на страницах своей великой поэмы Данте, вспоминая эти тревожные для флорентийцев дни, заклеймит позором французскую династию. Рассказ о ее позорных деяниях он вложит в уста Гуго Капета, родоначальника французских королей. Недобрым словом помянет он Карла Анжуйского, короля Неаполя, и нового Карла, который повторит поход своего старшего родственника к вящей славе их рода:

Один, без войска, многих он поборет

Копьем Иуды; им он так разит,

Что брюхо у Флоренции распорет.

Надеясь предотвратить надвигающуюся на Флоренцию беду, обе партии флорентийских гвельфов решили направить в Рим свои депутации. Делегацию белых составили крайне неудачно, так как все три посла были известны своими антипапскими настроениями. Первого, Мазо Минарбетти, Дино Компаньи характеризует как «ложного пополана». Второй — Гвидо Убальди, по прозвищу «Кораццо», твердо верил в то, что в городе он единственный настоящий гвельф. И наконец, третий посол, Данте Алигьери, столь же мало был пригоден для этой миссии, как и его товарищи, ибо в Риме знали, что он голосовал против военной помощи святому отцу. Черные, конечно, опередили белых, чье посольство прибыло в Рим с большим опозданием.

Дело в том, что белые флорентийцы должны были дождаться союзной делегации из Болоньи, состоявшей из юристов, людей весьма достойных и знающих, но плохих политиков. Среди болонцев находился мессер Убальдино Малавольти, человек, любящий настоять на своем, а в делах предпочитавший промедление. Он затеял спор с флорентийцами о каком-то пограничном замке, который, по его мнению, принадлежал ему. Все это задерживало отъезд, и, когда Карл Валуа был уже на пути во Флоренцию, замешкавшаяся делегация белых еще только отправлялась в Рим.

Папа встретил белых флорентийцев очень холодно. Он обратился к ним с речью, в которой говорил, что все граждане Флоренции должны смириться и стать ему покорными. Вскоре папа отослал обратно во Флоренцию двух послов, задержав только Данте, однако вряд ли принял его вторично.

Бонифаций VIII, в миру Бенедетто Каэтани из Ананьи, был личностью далеко не заурядной. Он происходил из богатой и знатной римской семьи. Говорят, что, будучи кардиналом, он принудил советами, а может быть, и угрозами отречься от престола смиреннейшего папу Целестина V, детски-наивного отшельника, тяготившегося своей властью и совершенно неспособного к управлению. Бонифация выбрали папой в 1294 году. Человек большого ума, остроумный, получивший солидное теологическое образование, необычайно волевой, он по своей природе был не священнослужителем, а скорее светским государем. Бонифаций поставил целью подчинить себе не только Италию, но заставить, как в былые времена, склониться перед папским престолом императоров и королей. Он любил деньги, которые были нужны ему для осуществления его необъятных замыслов. Он не терпел никаких противоречий и объявил гибеллинов своими врагами. Данте, ненавидевший Бонифация, назвал его в своей поэме «князем новых фарисеев» и бросил в нижние бездны ада. Во время юбилейного 1300 года папа Бонифаций шел в процессии, возложив на себя знаки мирового господства. Перед ним несли два меча, символизирующие власть светскую и духовную, скипетр и державу, и он принимал императорских послов, одетый сам, как цезарь. В присутствии иностранных гостей папа торжественно провозгласил: «Я цезарь, я император!» По-видимому, Данте, впервые посетивший Рим в 1300 году, видел папу Бонифация во всем блеске его безмерного честолюбия.

Бонифаций вел непрестанные войны с непокорными феодалами в самом Риме, которые не принесли ему славы, и, наконец, решил при помощи своих вассалов, неаполитанского короля Карла Анжуйского и вновь прибывшего Карла Валуа, подчинить своей власти Тоскану и Романью.

Принц Карл вошел во Флоренцию 1 ноября. Он рассчитывал изрядно потрясти флорентийских толстосумов и заставить их наполнить золотом его пустые мешки. Дело белых было безвозвратно проиграно. Черные сначала притаились, как звери, а затем бросились на ослабевшего противника. Народ растерялся и заперся по домам. Через четыре дня, на рассвете, Корсо Донати с несколькими десятками вооруженных всадников неожиданно появился у стен Флоренции и почти без сопротивления проник в город через Порто Сан Пьер Маджоре. Он занял дома богачей Корбицци и там укрепился, потом проник в темницу и выпустил оттуда своих сторонников. Усилившись, он поспешил к дворцу подеста и заставил синьорию (приоров) отказаться от своих должностей и разойтись по домам. Корсо любил такие неожиданные стремительные операции, застававшие противника врасплох. В них он проявлял свою дерзость, находчивость и военный талант. Напрасно звонил колокол, призывая народ к восстанию, все были словно зачарованы именем французского принца. Флорентийские купцы чувствовали себя польщенными посещением и искательством брата могущественного Филиппа Красивого. Представители жирного народа готовы были идти в торжественной процессии навстречу тому, кто пришел их грабить.

Начались грабежи и поджоги домов белых. Окрестности города пылали. Из окон замка, предоставленного ему за Арно, Карл с равнодушным любопытством наблюдал за пожарами и иногда со скучающим видом спрашивал: «А это что горит?» 7 ноября белая синьория подала в отставку, и черные гвельфы образовали свое правительство. Подеста города был назначен мессер Канте Габриэль ди Губбио, человек необычайной жестокости. Когда он взял в свои руки власть, он прекратил неорганизованные грабежи и убийства. Наказания стали приобретать юридический характер: сперва собирались материалы, затем следовали кары. 19 января 1302 года молнии правосудия поразили трех приоров, которые состояли в этом звании от декабря 1298 года до февраля 1299-го. Данте был упомянут в следующем списке политических преступников — 27 января 1302 года. Вместе с несколькими представителями белой партии Данте обвинялся в хищении, незаконных доходах, а также в том, что он утаивал деньги, принадлежавшие коммуне, и употреблял их для организации сопротивления папе и господину Карлу. Приор Алигьери стремился помешать приезду принца, нарушить мирное состояние города Флоренции и внести разлад в гвельфскую партию. Последняя часть обвинительного акта была наиболее близкой к истине. Мы не можем себе представить, чтобы Данте занимался хищением доверенных ему денег и имущества в свою пользу, но он был открытым противником вмешательства святого отца в дела города и, конечно, противился прибытию во Флоренцию французского принца, папского наместника.

Городской герольд Кьяро ди Кьяриссимо провозгласил перед домом Данте, что оный Данте Алигьери из квартала Сан Пьер Маджоре, обвиненный в том… (следовало перечисление упомянутой клеветы), приговаривается к изгнанию и к уничтожению и конфискации его имущества. Чтение приговора сопровождалось звуком серебряных труб.

Весьма вероятно, что предупрежденная событиями Джемма Алигьери вместе с маленькими детьми успела скрыться, забрав из дома все лучшее, у своей матери или у родственников во владениях рода Донати. Там она была уверена, что ее оставят в покое и не будут дальше преследовать. Мать Джеммы была особой довольно состоятельной и влиятельной, и можно было надеяться, что ее родственник Корсо, один из главных вожаков черных, окажет Джемме и ее детям защиту в случае необходимости, несмотря на его ненависть к самому Данте.

Был ли Данте в это время во Флоренции? Боккаччо сообщает, что после переворота и окончания своего посольства (то есть когда папа соблаговолил выпустить его из Рима) Данте поскакал во Флоренцию, торопясь сколько мог. И, простившись с семьей еще до объявления приговора, быстро покинул город. По-видимому, он успел устроить еще кое-какие свои дела, получить немного денег и поручить Джемму и детей заботам своих родственников. Впрочем, положение его единокровного брата Франческо не внушало большой уверенности, поскольку и он мог каждую минуту подвергнуться преследованиям.

Данте больше никогда не вернулся во Флоренцию. Джемма осталась как бы вдовой с тремя детьми на руках, без всякого будущего, ожидая, что по достижении пятнадцатилетнего возраста ее подросших сыновей отправят в изгнание вслед за отцом. Ее отношения с Данте так и остались неразгаданной загадкой. Эта красивая и стойкая женщина, переносившая все тяготы семьи и воспитавшая достойных отца сыновей, заслуживает не только уважения, но и глубокого сочувствия.

Данте покинул Флоренцию под вечер, когда городские ворота были еще открыты. Всадник поспешно удалялся от стен и башен родного города, ни разу не оглянувшись. Путь его лежал к замкам графов Гвиди. Он ехал по болонской дороге вдоль Сьерры, к истокам этой реки, и, затем свернув, миновал гору Консума и высоты Монте Фальтероне. Убедившись, что за ним нет погони, он переночевал в горной деревушке, находившейся уже во владениях графов Гвиди, как он выяснил из разговора с местным жителем. Крестьянин предложил путнику кружку молодого вина, кусок грубого ячменного хлеба и козий сыр. Он поставил в стойло коня и бросил для Данте в углу просторного дома, сложенного из грубых каменных глыб, охапку свежей соломы. В горах было холодно. Началась первая ночь в изгнании. Данте лежал на соломе и думал. О том, что он во всем потерпел неудачу. Кто он? Недоучившийся болонский юрист, неудавшийся политик, который, как неумелый игрок в кости, проиграл все, что имел. Он потерял друзей, родных, семью, жену. И он лишился того, что любил больше всего на свете, — Флоренции, злой и неблагодарной родины. Что ждало его впереди? Скитания, может быть, кровавая месть, скорее всего гибель. Следовало ли бороться вместе с такими же несчастными, как он, объединившись с кем угодно, с гибеллинами прежде всего? Порой грудь его разрывалась от ненависти к папе Бонифацию, которого он считал главной причиной своих несчастий. Иногда проблескивала мысль: может быть, следует оставить все, уйти в уединение, найти себе где-нибудь прибежище и покровительство, чтобы стать великим писателем и поэтом, не певцом любви, но поучающим Италию мудрецом? Ему снился монастырь и что он пишет — пишет в какой-то келье среди гор. Потом появились две женщины на прекрасной зеленой лужайке. Одна из них, в венке из цветов, плясала. Танец ее был легок, музыкален и, казалось, вмещал в себе всю гармонию мира. Другая сидела перед огромным серебряным зеркалом и любовалась своей красотой, не замечая ничего вокруг. Первые лучи утреннего солнца проникли через полуоткрытую дверь вместе с горным холодом. Данте проснулся и подумал: «Я видел Лию и видел Рахиль, жизнь деятельную и жизнь созерцательную». На душе у него стало легко, словно в этом сне таилось какое-то обещание. Он вскочил на коня, пустил его вскачь и скоро достиг верховьев Арно, которые лишь небольшая гряда отделяет от истоков Сьерры. На перевале он увидел твердыни местных сеньоров, и среди них замок Поппи, бывший некогда опорой флорентийцев в борьбе с Ареццо. Данте направил коня к воротам замка.

Глава десятая

Гражданская война

В одном из замков графов Гвиди собрались вожаки белых. Они пытались убедить не покорившихся Флоренции феодалов, что пришла пора восстать против угнетения флорентийской коммуной, особенно против «Установлений Справедливости», которые унижают грандов. Графы Гвиди, бежавшие из Флоренции в горы, не имели все же достаточно силы, боялись разрушения своих укреплений и потому вечно колебались между гвельфами и гибеллинами. В одном из сохранившихся писем, автором которых ошибочно считают Данте, говорится, что предводительство над белыми гвельфами взял на себя граф Алессандро да Ромена. Однако документы называют руководителем белых (правда, несколько позже, в 1304 году) не Алессандро, а Агинульфо да Ромена.

По-видимому, значительная часть белых устремилась сначала в Сьену и Ареццо. В Ареццо правил местный вождь гибеллинов Угуччоне делла Фаджуола; он заставил выбрать себя подеста в шестой раз, что было явным беззаконием. По своим убеждениям он принадлежал к «зеленым», то есть умеренным гибеллинам, которые более охотно шли на соглашения с гвельфами. Как раз в 1302 году этот достойный муж, отличающийся огромной физической силой, направился в качестве бессменного подеста Ареццо к папе Бонифацию VIII. Он стремился заключить мир между гвельфами и гибеллинами, а также помириться с папой. В папской курии кондотьера соблазняли обещаниями сделать его сына кардиналом. В то же время, ища связей, он сватал свою дочь за Корсо Донати, который овдовел во второй раз. Конечно, при таких обстоятельствах Угуччоне делла Фаджуола не мог терпеть флорентийских белых в стенах управляемого им города, и большинство их было выжито из Ареццо. Впрочем, после изгнания Угуччоне в Ареццо снова нашли прибежище и покровительство немало белых флорентийцев, и среди них отец Франческо Петрарки. В начале своего изгнания Данте находился в горных замках в окружении Черки. Он присутствовал вместе с шестнадцатью представителями флорентийцев в церкви Сан Годенцо при заключении договора между флорентийскими белыми гвельфами и Уголино, старшим в роде Убальдини. Для феодалов, новых союзников белых, подпись Виери Черки была, конечно, важнее остальных, ибо она гарантировала им возмещение военных убытков. Подпись Данте Алигьери, бывшего приора Флоренции, имела только морально-политическое значение.

Горная церковка, представляющая собой гладкую трехнефную старую базилику, прилепилась к самому подножью огромной стены Апеннин. Чтобы подняться из Сан Годенцо наверх, к монастырю Сан Бенедетто, требуется огромное напряжение. Сан Годенцо разделяет горное плато Муджело и верхнюю долину Арно. Муджело, преграждающее путь на восток, к Фаенце, Форли, Болонье, находилось в руках семьи Убальдини.

Арно вытекает малым ручейком из скал Апеннин, затем, набирая силы и становясь все полноводней, минует замки Ромена, Порчано, Кампальдинское поле, замок Биббиена — все знакомые места, где Данте мог вспоминать о войне с Ареццо, в которой он участвовал. Оставив в стороне Ареццо, река делает петлю с другой стороны горного массива Прато Маньо, высота которого превышает полторы тысячи метров. Около городка Понте Сьеве Арно принимает приток Сьеве, затем сворачивает резко на запад и вскоре достигает Флоренции. Наконец неподалеку от Пизы, вечной соперницы Флоренции, Арно вливается в Средиземное море.

В годы изгнания долина Арно казалась Данте то райской и благословенной, то проклятой землей. В «Аду» он говорит: «Я родился и возрос в великом городе на ясном Арно». В «Чистилище» поэт дает как бы топографический набросок пути, который проходит река. Вот какой представляется ему здесь долина «ясного Арно»:

Но жалкая долина привела

Людей к такой утрате их природы,

Как если бы Цирцея их пасла.

Сперва среди дрянной свиной породы,

Что только желудей не жрет пока,

Она струит свои скупые воды;

Затем к дворняжкам держит путь река,

Задорным без какого-либо права,

И нос от них воротит свысока.

Спадая вниз и ширясь величаво,

Уже не псов находит, а волков

Проклятая несчастная канава.

И наконец, меж темных омутов,

Она к таким лисицам попадает,

Что и хитрец пред ними бестолков.

Иносказания этого отрывка истолковать нетрудно. Видя жителей долины Арно, можно подумать, что их пасла Цирцея, превратившая спутников Одиссея в свиней. Говоря о «свиной породе», поэт имеет в виду прежде всего графов Порчано (по-русски — Свиньины), чьи владения находились в верховьях реки. Задорные дворняжки, от которых река воротит нос, конечно, аретинцы, ибо, обходя гору Прато Маньо, Арно делает петлю, как мы уже сказали, и течет на север по направлению к Флоренции. Волки, которых находит на своем пути «проклятая несчастная канава» (так Данте в пылу гнева называет светлые воды Арно), — дорогие соотечественники Данте, при одном упоминании которых его охватывает ярость. И наконец, хитрейшие лисицы — жители приморской Пизы.

Живя в горах, Данте услышал от новых беглецов из Флоренции, что, поскольку он не явился на суд, его имущество конфисковано коммуной. 10 марта 1302 года последовало новое решение суда черных: если Данте Алигьери вернется во Флоренцию, «то пусть его жгут огнем, пока не умрет».

Главная надежда белых гвельфов возлагалась на Убальдини, так как вскоре все убедились в полнейшей неспособности Виери Черки быть военачальником. Банкир-рыцарь мог лишь финансировать военные предприятия. В начале лета 1302 года Танно деи Убальдини вторгся в соседнее с Флоренцией владение, принадлежавшее городу, и учинили там насилия и грабежи. Рыцари и наемники Убальдини поджигали дома, в которых заживо сгорали беззащитные жители.

Войска Убальдини спустились в долину Флоренции с гор, следуя по течению реки Сьеве, притоку Арно. Что же касается белых гвельфов, то они напали на замки Флорентийской республики на юго-востоке, со стороны Ареццо. Но черные не растерялись, их вооруженные отряды сами вклинились во владения горных сеньоров, жгли деревни, разрушали замки. Флорентийскому правительству удалось за большие деньги подкупить нобиля Карлино деи Пацци, и он сдал черным замок Пьянтравинье вместе со всем гарнизоном, состоявшим в значительной части из изгнанных белых. Расправа с защитниками крепости была жестокой. За эту подлую измену Данте осудил Карлино еще до его смерти на вечные муки на самом дне ада, во льдах Коцита, как предателя своей партии.

В самой Флоренции пополан по происхождению, брат Ре-миджо Джиролами, известный проповедник в церкви доминиканцев Санта Мария Новелла, оплакивал судьбу своих родственников, подвергшихся несправедливым преследованиям и частичной конфискации имущества. Монах не вмешивался в политические дела. По просьбе новых правителей Флоренции он произнес приветственную речь Карлу Валуа. Но, уединяясь в своей келье, брат Ремиджо сочинял трактат под заглавием «О всеобщем добре», каждое слово которого дышит болью и возмущением. «Какую радость, — писал он, — может испытывать флорентийский гражданин, когда он видит печальные события в своем городе? Площади, дома опустели, целые семейства удручены, нигде не встретишь радостного лица. Вокруг Флоренции деревья вырваны из земли и торчат корнями вверх, виноградники опустошены, дворцы разрушены. Цветок Флоренции увял, его благоухание превратилось в смрад… Какую пользу при всех этих обстоятельствах может иметь гражданин Флоренции? Торговые предприятия заперты, склады товаров стоят пустыми, утих шум ремесел. Верность и вера исчезли».

Плакал над судьбою Флоренции и оставшийся в городе сторонник белых Дино Компаньи, знаменитый автор Хроники, в частной жизни — торговец шелком. Был он как бы «внутренним эмигрантом» и всю жизнь оставался в оппозиции.

Весною 1302 года флорентийские черные начали войну с Пистойей. Операциями руководил подеста Канте де Габриэли. Историк Флоренции Давидзон утверждал, что «по природе он был скорее палач, чем судья». Однако Габриэли обладал немалыми военными способностями. Пистойя долго и упорно сопротивлялась флорентийцам, у нее также был опытный военачальник — Лудзатто дельи Уберти, приходившийся двоюродным племянником знаменитому Фаринате. Уберти пришлось оборонять крепость пизанцев Серравале, находившуюся в семи километрах от Пистойи. Командовал осаждавшими Серравале союзными войсками Лукки и Флоренции маркграф Мороэлло Маласпина, которому в конце концов удалось взять крепость и разбить наголову пизанцев. Об этой победе «пророчит» пистойец Ванни Фуччи в двадцать четвертой песне «Ада»:

Марс от долины Магры пар надвинет,

Повитый мглою облачных пелен,

И на поля Пиценские[8] низринет,

И будет бой жесток и разъярен;

Но он туман размечет своевольно,

И каждый белый будет сокрушен.

Разразившаяся война между гибеллинами и белыми гвельфами, с одной стороны, и черными — с другой, так называемая Муджеланская война, продолжалась все лето 1302 года. Вступившие в долину Муджело флорентийцы разорили эту горную область, которую называли «сад Убальдини», и разрушили несколько маленьких городов. Так дошли они до замка Монтеччанико, где им 17 августа того же года было нанесено чувствительное поражение. Замок защищал отряд из Пистойи, многочисленные белые флорентийцы и рыцари Убальдини. Осажденные кричали на смеси итальянского и латинского языков: «Пусть погибнет, пусть погибнет коммуна и народ Флоренции и да здравствуют гибеллины!» Белым удалось удержать не только Монтеччанико, но и еще один небольшой замок, принадлежавший Убальдини. Этим и закончилась война 1302 года. На стенах Монтеччанико боролись с ожесточением бывшие флорентийские банкиры, судьи, торговцы, магнаты и пополаны, изгнанные из Флоренции и, может быть, впервые взявшие в руки оружие. Весьма возможно, что и Данте участвовал в этих сражениях с мечом в руках.

Однако когда борьба стихла без больших результатов, Данте ясно понял, что белые победить не могут. Тогда произошел в его душе тот сдвиг, который он затем формулировал в словах Каччагвиды, своего предка, в шестнадцатой песне «Рая»: «Ты станешь сам себе партией». Он внутренне отказался от дальнейшей борьбы.

Но худшим гнетом для тебя отныне

Общенье будет глупых и дурных,

Поверженных с тобою в той долине.

Безумство, злость, неблагодарность их

Ты сам познаешь; но виски при этом

Не у тебя зардеют, а у них.[9]

Вождем изгнанных флорентийских белых стал в 1303 году Скарпетта дельи Орделаффи, фактический сеньор города Форли. Он был, по-видимому, не слишком древнего происхождения, но гордо носил герб: зеленого льва на золотом поле. Этот тиран прославился как один из самых храбрых военачальников в Романье. Он вел политику, которую можно назвать не только ловкой, но и двуличной По своим убеждениям Скарпетта был гибеллин, но ему удалось добиться покровительства папы Бонифация VIII, который к тому же назначил его викарием святой церкви. Папа стремился найти силы, на которые он мог бы опереться для проникновения в Болонью и остальную Романыо. В окружении Орделаффи решили развить дипломатическую деятельность, чтобы подготовиться к походу против Флоренции в следующем году. Флавио Биондо, гуманист, родом из Форли, живший в XV веке, сообщает, что Данте писал письма сеньорам Италии, прося помощи для второй Муджеланской войны. К этому времени в среде белых возникло недовольство Данте, даже враждебное к нему отношение. Поэта обвиняли едва ли не в предательстве, а его предложение не лезть в военные авантюры, по крайней мере следующим летом, не подготовившись основательно, сочли чуть ли не изменой. В «Божественной Комедии» остались следы этих отношений. Брунетто Латини говорит, что Данте найдет врагов в обоих лагерях, то есть во Флоренции, и в партии белых, однако «клювы этих хищных птиц его не тронут». За все добро, сделанное своим союзникам, его сочтут врагом.

Весьма возможно, что Данте выражался слишком откровенно о военном положении белых, а белые не терпели в своей среде колебаний. Устав от жестокостей и неудач, Данте посоветовал более осторожному Орделаффи отправиться за помощью к мощным гибеллинским правителям — веронским делла Скала. Мы полагаем, что Данте уехал в Верону весной 1303 года и больше не вернулся в Тоскану.

Когда Данте приехал в Верону, был еще жив Бартоломео делла Скала. Данте очутился в самом центре гибеллинского движения в Италии. Из древнего ломбардского города на зеленой реке Адидже Данте следил за дальнейшим развитием событий вокруг Флоренции и, вероятно еще колеблясь в начале своего пребывания в Вероне, вел переговоры о помощи с сеньором Вероны Бартоломео делла Скала. Новости были печальны, несмотря на то, что Болонья приняла сторону белых.

Приблизительно в восьми километрах севернее городка Борго Сан Лоренцо на Муджеланском плоскогорье находится замок Пуличчано, принадлежавший роду Убальдини. Когда замок попал в руки Флорентийской республики, его превратили в мощное укрепление для защиты дороги в Болонью и для того, чтобы угрожать непокорным феодалам. Не дождавшись лета, в начале марта 1303 года белые вместе с отрядом из Болоньи под началом Скарпетты дельи Орделаффи заняли местность и городок около замка, что было нетрудно. Неожиданно появились флорентийские войска черных под командой Фульчери да Кальболи, личного врага Скарпетты. Белые не смогли реализовать своего преимущества. Напуганные большим войском черных болонцы отступили. Поражение белых было неизбежно. Черные захватили большое количество оружия, провианта и палаток и около пятисот пленных. Оставшиеся в живых белые разбежались, и даже раненые старались уползти из этого проклятого места. На них нападали муджеланские крестьяне, грабили и часто убивали в надежде получить за их головы премии во Флоренции. С некоторыми своими личными врагами черные расправились тут же, на месте, остальных отвели во Флоренцию.

В руки черных попался судья мессер Донато ди Ристори, один из трех составителей «Установлений Справедливости». На него надели крестьянские лохмотья и провезли на осле по всему городу. Фульчери приказал поднять его на дыбу по системе Джанно делла Белла. Затем его спускали из окна на веревке, чтобы бывший судья лучше был виден толпе. Мессера Донато приговорили к смерти на основании законов, им же составленных. Потерявшего чувство судью сняли с дыбы и 11 апреля 1303 года на небольшом островке, который образует Арно около самого города, ему и еще нескольким молодым флорентийцам из именитых семей отрубили головы.

Некий художник Гриффо по приказу подеста изобразил на фреске на стенах Барджелло неудачную попытку белых взять Пуличчано. Мы знаем об этом из письменного документа, свидетельствующего о том, что за эту «живопись» Гриффо получил деньги сполна 30 сентября 1303 года.

Успех стал явно склоняться на сторону черных, им удалось довольно удачно закончить войну с Ареццо, в которой особенно отличился Корсо Донати, однако его услуги не признавались, и он стоял в стороне, вечно подозреваемый купеческой верхушкой Флоренции как магнат.

В том же 1303 году случилось событие, потрясшее весь католический мир. Папа Бонифаций VIII уже давно поссорился с бывшим своим союзником — французским королем. Папа настаивал на своей светской власти не только в Италии, но и на всем Западе. Среди священников, епископов и аббатов Франции появилось течение, которое живо и до наших дней, — так называемый галликанизм, который можно свести к следующей формуле: папе честь, а нам власть. Это течение, конечно, поддерживал всячески Филипп Красивый. Парижские юристы доказывали в своих трактатах, что власть папы распространяется только на церковные дела и, следственно, французский король от нее вполне независим. Среди этих ученых особенно прославился магистр де ла Перш, который одно время был учителем Чино да Пистойя, поехавшего в Париж усовершенствовать свои знания. Сочинения де ла Перша и его группы, несомненно, повлияли не только на Чино, но и на Данте.

Филипп Красивый был таким же самодержцем, не терпящим возражений, как и сам папа Бонифаций. Все попытки Бонифация вмешаться во французские дела были пресечены французскими властями. Папа и верные ему епископы стали выступать с речами, в которых резко осуждался Филипп. Папа продолжал жить в городе, где он родился, в Ананье, находившемся тогда в папской области, на юго-востоке от Рима.

Преданнейший французскому королю человек и участник всех его злодеяний Гийом Ногаре, который примет позднее участие и в уничтожении тамплиеров, направился в Италию с сравнительно небольшим отрядом солдат и рыцарей. К ним присоединился могущественный римский феодал Якопо Колонна и преданный королевский слуга Жан Муше.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22