- Кто перехватывал?
      - Один раз оружие просто исчезло. Остальные три - операция ФСК. Но без чьей-то "доброй" помощи "фискалы" об этом не пронюхали бы...
      Андрей подумал:
      - А вы всех проверяли?
      - Ну, всех - не всех, а кое-кого проверили... Пока следов никаких...
      - А если кто-то со стороны? Мало ли кому мы могли перебежать дорогу...
      - Если всех перебирать, то и карт в колоде не хватит... безнадежно отмахнулся Скорпион-старший.
      - Значит, перебирать нужно среди тех, кому мы порядком насолили... Эдакий "Ворон", видимо...
      - Да, но в отличие от "Ворона" этот из плоти и костей: в духов мщения я не верю, да и ты, надеюсь, пока тоже до этого не докатился... А значит, его можно вычислить, его можно поймать и, в конце концов, его можно убить... Поработай над этим ублюдком. Рушинский обещал не остаться в долгу...
      - Нужна мне его благодарность...
      С лица Константина Геннадьевича тут же словно смахнули всю его умильность. Сверлящие глаза уставились на Андрея в упор:
      - Я сказал тебе: займись!
      И программа снова не дала сбой. Андрей опустил веки и стиснул зубы, но это означало уже согласие.
      "Подай скорее мне мой меч, ученичок! Земля - маленький шарик, от себя не убежишь! Я жду тебя у самого кедра, куда ты придешь, чтобы помочь мне! Идем, полетаем, мой лучший воин!"
      - И сбавь спесь, - уже помягче, с улыбкой, добавил отец. Хоть ты этим и не занимался лично, а умывать руки теперь тебе никто не даст. В семье друг друга не кидают, а если и кидают, то долго не живут. Законы тебе не надо рассказывать, сам знаешь, без меня...
      - У твоего Рушинского мания накопительства, папа. Он сам когда-нибудь потонет и тебя за собой утянет. Вместе со Стасом, - тихо проговорил Андрей, пытаясь отделаться от шептавшего ему в ухо чужого вкрадчивого голоса.
      - Мы все когда-нибудь потонем, если будем руководствоваться твоими принципами. Голова - прежде всего. Извини меня, но все, что ниже пояса - потом...
      Зрачки Андрея сверкнули:
      - Не будем об истоках, папа! Если уж на то пошло, то еще неизвестно, кто больше руководствуется тем, что у него в штанах - я или твой импотент-Рушинский! У кого о чем болит, тот о том и думает. А когда у него не получается, то готов удавить всех на свете за свое слабосилие...
      - Ладно, перемыли Витьке косточки - и будет. Нехорошо о человеке за глаза...
      Скорпион-младший криво усмехнулся.
      - Так что? Я могу на тебя рассчитывать?
      Андрей поднялся и ушел к раскрытому окну. Там он, стоя на самом сквознячке, взглянул на гадкое черное небо и сглотнул вдруг накопившуюся во рту вязкую слюну:
      - Мне нужны подробности. Много подробностей. Чем больше, тем лучше, - и стиснул пальцы в кулак.
      - Ну вот, другой разговор! Узнаю своего сына, своего наследника! Между прочим, единственного!
      Андрей развернулся, как на шарнирах, подошел к столу и залпом допил свой коньяк. Взгляд его остался по-прежнему мрачен.
      - Значит, решено! - отец поднялся.
      Ясно, что от сына ему было нужно только это. И черт с ними!
      ЗА НЕСКОЛЬКО НЕДЕЛЬ ДО ЭТОГО, НАЧАЛО ЗИМЫ...
      Он был кедром, громадным, прекрасным кедром, раскинувшим ветви в прозрачно-сиреневом воздухе. По его стволу бегали суетливые белки, на него присаживались птицы... А он любовался шальной, неуправляемой в своем веселье златовласой девушкой, что танцевала на берегу у ручья.
      - Ты - колдун! - восторженно кричала она. - Никуда не денешься! Заворожу! Усыплю! Укачаю! - каждое слово, ударяясь о порывы ветра, рассыпалось мелкими бусинками эха.
      Он шевельнул ветвями, но она не заметила, думая, что это тоже от ветра. Но Он был счастлив, что видит ее, что после всех невзгод она жива и помнит о нем, хоть и не может найти среди густого леса таких же, как он...
      "Я с тобой, мы вместе! - шелестел кедр свежими, темно-зелеными иглами. - Мы никогда не расставались! Вспомни меня, вспомни до конца!"
      Она оглядывалась, но глаза не могли найти того, что слышала душа. Но это не главное... Не главное.
      Внезапно рывок боли заставил его вздрогнуть и застонать.
      Смеющийся, пьяный от лихости, бессмысленно жестокий владыка всадил топор в красноватую кору:
      - Смотрите, дети мои, смотрите и учитесь!!!
      Сидящий на самой верхней ветке кедра пернатый медвежонок обратился в облачко и всплыл в небо:
      - Извини, Попутчик, мне нечего здесь делать...
      Ствол умер и, тесня остальных, медленно рухнул наземь. И Он остался жить калекой. Друзья по несчастью грустно поприветствовали собрата, который только что закрывал их от палящего солнца сенью своих ветвей.
      Боль продолжала рвать рану, но он так давно привык к боли... Однако теперь он не видел той девушки, танцующей у ручья, а она не подозревала, как далеко от нее он теперь... Если бы разломать тиски изуродованного ствола и вырваться к ней... Так нельзя. Ладья плыла в бурном море, брошенная на произвол судьбы. И тот, кто должен был помочь ВСПОМНИТЬ ей, ничего не помнил сам. Там, где не в силах справиться двое, на помощь приходит третий... А третий и сам запутался в своих ошибках, запутался так, что все казалось безнадежным. Так трудно было находить ее каждый раз... Еще труднее - каждый раз терять ее, не зная, не ведая, не последний ли это.
      А теперь - последний...
      Боль душила его. Смола струями текла по коре, горячая и неуемная. Он хотел бы крикнуть ей...
      ************************************************************************************
      Влад проснулся оттого, что Хусейн подталкивал его в бок:
      - Ты что? - спрашивал он, видя, как Ромальцев возвращается в этот мир.
      Глинистые края траншеи, накрытой брезентом и маскировочной сетью... Да, это - реальность. Реальность этого мира... Забытое всеми богами местечко близ Аргунского ущелья.
      - Чего скулил? Нога замучила, что ли? - Усманов кивнул на простреленную в позавчерашней стычке лодыжку Влада. Может, и нога... Может, и топором владыки... Время от времени не поймешь, где причина, а где - следствие...
      - Спи, - сказал Ромальцев и подтянул к себе автомат. - Спи, нам нужны будут завтра силы...
      - На, глотни, - Горец протянул ему флягу со спиртом. Может, отпустит.
      - Спи, - повторил Ромальцев и сделал несколько глотков.
      Хусейн повернулся к нему спиной. Разбуженный стоном Оборотня, он не смог больше уснуть. Думалось. Так, ни о чем и обо всем. И огненная жидкость фляги не сбила его с ровного течения различных мыслей. Может быть, скоро они отработают свои деньги, и до того, как наступят суровые холода, появится время для отпуска. Закончится время чумазых небритых физиономий, время промерзшей земли, пота пополам с кровью и пеной, время постоянно караулящего в груди страха, который все равно, как ты его ни гони... время, которое стало интервалом для них с Асей, запавшей в самую душу... Хусейн не знал, что способен на это: постоянно думать о ком-то одном, перебирать воспоминания, когда никто не стреляет и когда можно привалиться к холодному камню, вытянуть ноги и закрыть глаза...
      Странно, почему же больше не хочется спать? Он поднялся и хотел незаметно отползти в сторону, чтобы выбраться из траншеи, но Ромальцев тут же открыл глаза:
      - Куда?!
      Хусейн удивился: вот еще новости!
      - Как куда? Туда! Надо мне...
      Ромальцев поднялся и, прихрамывая на неразработанной со сна ноге, поплелся за ним.
      - Девочка я тебе, что ли, что ты меня провожаешь?.. недовольно проворчал Горец.
      - Был уговор не ходить по одному. Или забыл?
      Хусейн отошел к кустам:
      - Ага, только пасешь ты исключительно меня, я уж давно засек... Сначала думал: не доверяет, что ли? Потом вижу, что-то другое... Ну, говори уж, что не так?
      Влад зевнул и прислонился к дереву:
      - Уезжай, Горец.
      Тот застегнул штаны и вразвалку подошел к нему. Было похоже, что Ромальцев был занят своими мыслями, далекими от предмета разговора, и неожиданный бунт Усманова сбил его с правильного их течения, потому что тот, теряясь в догадках, но стараясь казаться спокойным, потребовал объяснить причину столь внезапной "немилости":
      - Ну, выкладывай, что еще за новости? Все-таки не доверяешь? Или я в чем-то провинился? Недостаточно храбрым себя показал?
      Ромальцев рывком избавился от своей задумчивости. В голубых, как лед, глазах его вдруг сверкнула неподдельная угроза. Хусейн подумал, что будь Влад зверем, в тот момент он ощерил бы клинки клыков и глухо зарычал. Оборотень не сказал ничего. Только так посмотрел на Горца, что тому захотелось залезть на дерево, под которым они стояли, или, еще лучше, забиться куда-нибудь в нору. К мамке. Под теплый бок. Уж она не даст его в обиду этому извергу... Ан нет! Воображаемая "мамка" тоже лязгнула зубами, отгоняя его: "Сказано тебе?!" Хусейн встряхнулся. Было ли все это?! Вон и Влад - снова рассеянный, погруженный в свои раздумья... Только и добавил, что:
      - Мы и сами вскоре разъедемся на отдых. Так что лишний день не послушаешь пальбы. Давай, без разговоров...
      Хусейн вспомнил обрывок своего сна. Что-то похожее говорил ему сказочный "Акела" этой ночью... Это как "ложная память" ситуация повторяется с точностью до микрона... Только "Акела" не Акела.
      Они сели у обрыва, но со стороны гор послышался прерывистый рокот, эхо которого в разные стороны трепало менявшимся капризным ветром. Влад поднялся и ушел под деревья. Хусейн тоже. Два вертолета вылетели из-за ближайшей вершины и направились в сторону Грозного. Летели они так низко, что на борту у одного в сумрачном свете зимней зари наемники разглядели нарисованную морду собаки с яростным оскалом. Ромальцев и Усманов переглянулись. Российская техника. "Волкодавов" кидают на мелочь, а задавить всё никак не могут... "Оружия, - сказал тот раненый боевик, - на вас на всех хватит"... ПМН - секретные разработки, а уже в чеченском загашнике их сколько угодно... Конечно, страшнее не умные старые псы, а злобные маленькие шавки... Шакалы...
      Усманов встряхнул головой. Обидно за своих, ну да что ж поделать, если они так себя пред всем миром выставили?
      - Что за война такая, - глухо, с неизвестно откуда взявшимся в горле комом, произнес он, - что мы за люди такие, что уж и дьявол на нашей стороне, а мы все никак победить не можем, глотки друг другу рвем?..
      Влад поглядел мимо него и промолчал. Только возвращаясь в траншею, он напоследок сказал:
      - Уезжай, Горец. Я добра тебе хочу. Поверь... - и коснулся озябшего от утренней сырости плеча Хусейна.
      Завтракали консервами. Вскрытые кинжалами банки после еды аккуратно закапывали и закрывали срезанной вместе со слоем почвы побуревшей травой. То же самое ждало и затушенный костер.
      Затем занялись картами. Зайцев позаботился о том, чтобы у наемников Ромальцева было все, что могло бы обеспечить благоприятный исход кампании. И он был не за горами: по замыслу Влада, им оставалось провести еще несколько операций в этом районе. Где-то здесь, где-то здесь... Он чуял носом, он ощущал всем телом, всей душой... Верный след найден, и цепочка вот-вот приведет его к финалу...
      Очередной лагерь боевиков, откуда на днях было вывезено четверо заложников, обмененных на захваченных в плен чеченцев, должен был стать отправным пунктом в таинственном плане, задуманном Ромальцевым. Операцию проводили российские власти, но наемники Оборотня были поставлены в известность и, не вмешиваясь в ход обмена, проследили все пути, ведущие к логову банды.
      Чтобы подойти к базе, необходимо было убрать все поставленные "духами" растяжки, выявить и снять снайперов, стерегущих лагерь от "охотников"... И последнее - дождаться сигнала об отсутствии в лагере заложников, которыми чеченцы могли бы прикрыться как щитом. Пожалуй, труднее всего будет установить именно это.
      - Кто займется? - спросил Афганец, оглядывая еще не замаскированные лица наемников.
      Скиф небрежно выбросил в воздух два пальца. Была его очередь. Влад вручил ему маленький наушник, вставлявшийся только в одно ухо, микрофончик, "усилок", рацию. Остальным Скиф обзавелся загодя, учить его было не нужно. Все прошли через это задание - кроме Мастера - уже по несколько раз.
      Стемнело уже к половине седьмого. Вернулся сапер и сказал, что все обработано как надо.
      - Ну, пошел я на дело, - сообщил Скиф, подымаясь с места и растворяясь в чаще.
      Вслед за ним ушли Афганец и Самурай, поигрывавший вделанной в браслет удавкой - настолько тонкой, что человеческому взгляду ее не дано было разглядеть, и настолько удобной, что, оправдав свое предназначение, она за доли секунды скручивалась в исходное состояние и пропадала внутри браслета, оставляя на поверхности невинное стальное колечко, как в рулетке.
      Хусейн ощущал обычное напряжение, но сердце уже не выпрыгивало из груди, как в первые вылазки, и желал только скорейшего прихода сигнала от Скифа. Озирая лица парней, он видел на них то же сосредоточенное выражение, что было, наверное, и у него. Через какие-то минуты они исчезнут под масками...
      Юрка и Володька вернулись до того, как разведчик подал сигнал. Афганец не показал вида, что удивился, застав команду на прежнем месте. Самурай же внес некоторую смуту в настрой изготовившихся наемников. Он шумно пыхтел и трещал ветками. Ромальцев взглянул в его сторону, но тут же услышал в наушнике сигнал Скифа и поднял парней:
      - Начали!
      И до того, как натянуть на лицо шапку-"чулок", Хусейн успел взглянуть в небо. Чем отличается мысль от слова, так в первую очередь тем, что за считанные мгновения она успевает воспроизвести удивительное количество информации, а иногда при этом и запутаться так, как не запутает ее речь. То же произошло и с Горцем: увидев разъевшийся желтый череп искоса поглядывавшей на него Луны, Хусейн вдруг вспомнил один эпизод своей жизни. Он был тогда еще мальчишкой. Лето стояло уморительно-знойным, пьянящим, необычайно прекрасным, каким оно бывает только в детстве. К соседям - деду с бабкой - приехали внуки, сверстники Хусейна, брат и сестра. Удивительно было смотреть на бледно-белую, как неживую, кожу северян, по полгода не видевших дня в студеной Воркуте. Сестра, красивая томная девочка, рано сформировавшаяся, пышнотелая, однажды соизволила выйти к мальчишкам во двор и послушать песни под гитару. Кажется, Хусейн тогда был чуть-чуть влюблен в нее, смешно, неловко и по-детски, а потому с радостью пел для нее все, о чем она ни просила. И - он не помнил, к чему - Женя однажды рассказала не то чукотскую, не то ненецкую легенду, которую еще помнили воркутинцы и которая истолковывала в сказочном стиле происхождение этих пятен на Луне. Если приглядеться получше, то кажется, что на фоне желтого круга кувыркается два человека, соединенных между собой длинным шестом. Северяне говорят "Брат брата вилами закалывает". Очертания верхней фигуры действительно напоминают примитивно изображенного человечка в национальной чукотской одежде (Женя как-то называла ее, но Усманов не запомнил)...
      К чему он это? И Хусейн закрыл лицо, чтобы подскочить вслед за Оборотнем и бесшумной тенью заскользить среди кустов.
      Афганец первым достиг высоты близ лагеря. Пока другие рассредоточивались по окрестностям, он тем временем стал на колено и, положив на плечо трубу гранатомета, нажал рычаг спуска, практически не целясь.
      Саманный дом в центре базы превратился в огненный букет. Затем в горящую свечку обратилась вышка - над нею поработал уже Скиф.
      В свете огня по лагерю заметались человеческие фигуры. Ориентируясь по направлению прилетевших гранат, они стали отстреливаться из пулемета, установленного на джипе, но Афганец, любивший, когда сопротивляются, просто-таки с удовольствием выпустил по смельчаку второй заряд.
      Леший и Бабай вместе с Оборотнем и Горцем бежали вдоль выщербленного осколками кирпичного забора базы. Беспорядочная пальба полностью заглушала крики людей. Влад отдавал приказания знаками. Горец мчался, чуть отставая от него, и, когда на них полился свинцовый град, едва успел припасть к земле и откатиться в канаву. Леший костерил боевиков на чем свет стоит и одновременно, ухватившись зубами за один из концов повязки, пытался перетянуть у плеча простреленную руку. В канаве было более или менее безопасно: чеченцы стреляли наугад, с навесом, и пули летели все больше поверх голов.
      Оборотень мотнул головой в сторону пригорка, за который заворачивала канава. Горец пополз за ним, а Леший, расправившись с повязкой, сильно отстал, орудуя уцелевшим локтем, как совком. Толку от его "гребли" было мало, и потому Бабай вернулся, ухватил его за шиворот и поволок за собой. Верно говорится: воздастся нам за добрые порывы, ибо только он подался назад, в том месте, где мгновение раньше находилась его голова, в обрубленный корень дерева, запутавшегося в глине, ударила точная пуля.
      - Там снайпер! - что было мочи заорал Владу Бабай.
      Кажется, в адском шуме тот все же услыхал его и выхватил ночной бинокль. Оптика не помогла: все видимые открытые зоны были пусты. Хусейн ощутил, что в вязаной шапочке, натянутой на голову, его лицо пылает, и пот течет в глаза, мешая ориентироваться и отвлекая внимание. Кругом все горело, и точно так же горело его тело. Он сдернул шапку и сунул ее за отворот куртки, а затем с облегчением вытер пот.
      - Горец! - опустив бинокль, Влад в упор смотрел на него. Чулок на место!
      Усманов не подчинился. Перед смертью все на равных. Надо было завязать косынку...
      Оборотень не успел проверить, выполнен ли его приказ, и уже требовал от кого-то по "уоки-токи" снять снайпера, давая приблизительные координаты.
      - Сейчас повалят... - повторял Бабай, - сейчас... Как тараканы повалят...
      Он не ошибся: боевики начали отступать, и сидящая в тылу у них четверка - заградотряд на новый лад - принялась косить их, не давая уйти. То ли не ожидая этого, то ли растеряв остатки разума с перепуга, те уже просто беспорядочно бежали, стреляя во все стороны, мешая друг другу, падая и не находя хоть какого-то мало-мальски надежного, не простреливаемого, укрытия.
      Распалившись от предчувствия победы, Хусейн бросился вперед, не обратив внимания, что Оборотень не торопится покидать место за каменистым пригорком, надежно охраняющим их от пуль. Одного мгновения снайперу вполне хватило на то, чтобы нажать на курок. С пробитым виском Горец рухнул навзничь, на менявшего магазин Влада. Тот бросил автомат и, смягчая падение, охватил тело Усманова за пояс. Тем не менее, оба они снова покатились в канаву. Еще не остановившись, Оборотень понял, что Горец мертв: только мертвый падает таким образом, только труп может быть настолько тяжелым и обмякшим.
      Глаза Хусейна были широко распахнуты, не замутнены внезапной смертью. В них не было даже удивления, только пыл борьбы, словно он сейчас вновь готов вскочить и ворваться в бой...
      Влад склонился к его лицу и зажмурился. Его несколько раз дернуло, словно от удара током, затем он скрючился, как подбитый пес, и поволок свое непослушное тело в сторону. Увалившись на землю, Оборотень дрогнул и замер.
      Бабай схватился с одним из боевиков, что добежал до насыпи с целью укрыться, невзирая на ранение и свинцовый поток из их канавы. Оглушив его прикладом, он увидел своих, короткими перебежками несущихся к ним от дерева к дереву. Стрельба прекратилась так внезапно, что Леший подумал, как бы это не у него ко всему прочему еще и лопнули барабанные перепонки.
      Влад зашевелился, ткнулся лицом в сгиб локтя, как бы сдерживая рвоту, а затем повернулся к убитому. Глаза Хусейна, теперь уже немного помутившиеся и засыпанные землей, вылетевшей из-под ног Бабая и чеченца, когда те сцепились у самого края, по-прежнему смотрели на луну.
      Парни были злы. Огрызались друг на друга, ругались, до одури спорили между собой, кто вел себя более по-дурацки и как было нужно. Обветренные, уже открытые лица, горели яростью.
      - Твою бога, мать, душу, в ребро!.. - ревом загнул Афганец, спрыгивая в канаву и бросаясь на Оборотня. - Какого х... вы лезли на эту сторону?! Мы, бля, че решили?! А вы?! И тит вашу душу в такое-то коромысло!..
      Проведя ладонью по лицу Хусейна от лба до подбородка, Влад выпрямился и встал перед Володькой.
      - Что ты орешь? - вкрадчиво спросил он, сверля его холодными глазами.
      Афганец скользнул взглядом по мертвому:
      - Это - Горец, что ли? - понижая голос тона на три сразу, спросил он.
      Увидевшие то, что происходит под насыпью, наемники тоже прекратили собачиться. Ситуация изменилась. В их команде появилась первая жертва... Кто следующий? Все поняли, что и они, "оборотни" вовсе не так неуязвимы, как казалось...
      Афоня пнул оглушенного боевика. Тот застонал и начал приходить в себя. Со стороны базы шли Скиф и Самурай, толкая впереди чеченца с заложенными за голову руками. Самурай вытащил нож и разрезал на штанах боевика ремень и пояс: вздумает убегать - споткнется ...
      Оборотень был точно не в себе. Парни остыли, перешли на нормальное общение, накрыли труп брезентом, а он стоял, как посторонний, и смотрел то на них, то на луну. Ночь была такой ясной...
      Пленных затолкали в карцер, где, может, они и сами не так давно держали заложников. База тихо догорала. Зданий, оставшихся в сносном состоянии, было раз-два - и обчелся. Сохранился небольшой домик в самом углу территории. Туда и положили убитого. Влад отыскал где-то полуобгорелый, но очень дорогой персидский ковер и приказал перенести тело Усманова на него.
      - На пол, что ли?! - буркнул Самурай.
      Влад кивнул. "Все не как у людей!.." - подумал Юрка, но вместе с Афоней уложил труп на ковер.
      - Ну вот, - когда все наконец затихли, проговорил Афганец, - въехал с нами в Грозный на танке...
      Раненный Леший поежился:
      - Кто-нибудь знает, че там надо делать по ихним законам? Ну, над мертвым? Намаз, что ли, какой прочитать?..
      - Можно подумать, больно уж он соблюдал эти законы... недовольно высказался Самурай.
      Афганец взглянул на Влада. Тот указал ему глазами на дверь. Володька понял и махнул остальным:
      - Пошли...
      Скиф выходил последним и услышал за спиной тихий напевный голос... Так Горца же убили! Кто там заговорил вдруг на непонятном языке?!
      - Бисмиллах рахмани рахим... - наемник обернулся. - Ассалам аллейкум...
      Оборотень, скрестив под собой ноги, сидел над Горцем. Просто, без привычки, таким образом не сядешь: на пятках, откинувшись назад, вывернув стопы внутрь. В такой позе должно быть очень больно ногам, однако же Влад не проявлял никаких признаков беспокойства. Двумя руками он проводил руками по своему лицу - от корней волос до подбородка - точно медленно умываясь... И бормотал Ромальцев... по-арабски, что ли...
      Но останавливаться и прислушиваться Скиф не стал. Он и так почему-то почувствовал странную неловкость, словно подглядел за чем-то запретным.
      В обломках и головешках, оставшихся от построек, наемникам пришлось поковыряться немалое время, чтобы найти главное хорошо замаскированное хранилище с оружием. Совершенно случайно Афганец наткнулся на обугленную, еще раскаленную скобу подвальной крышки и, залив ее водой, расчистил от штукатурки. Самурай не без труда отодрал ее от пола:
      - Во прикипела, сволочь! - и сунул в черный квадрат открывшейся пустоты фонарик.
      Ящиков было много. Пламя не добралось до них, и они стояли в углу так невинно, словно хранили в себе банки с маринадами, закатанные рачительной хозяйкой. Пока все завороженно рассматривали содержимое, Самурай оттерся за их спины и как бы невзначай выбрался из подвала.
      "Ну, гады! - вертелось у него на уме. - Ну и спущу я с вас шкуру за Горца, мать вашу!"
      Связанные чеченцы валялись в карцере в том же виде, в каком их туда и закинули. Самурай не стал делать никаких предисловий: просто бил вначале одного, потом - другого, до полусмерти. Особенно ему понравилось, как хрустнул хрящ носа одного из них, когда в него угодил тяжелый ботинок. Возбужденный происходящим, Самурай и не заметил, что делает это уже не один. Много желающих обнаружилось... Втихую сбежали от Афганца и выместили все, что нагорело, на связанном враге...
      "Братишка-братишка! Ты не верил мне, что люди не меняются... И вот ты среди них, и ты - один из них...Будем спорить?.."
      Оборотень спустился в подвал, где Афганец и еще четверо парней расставляли ящики на полу - чтобы легче было исследовать содержимое. Остальных - словно ветром сдуло.
      - Где все? - рассеянно, усталым голосом спросил Влад.
      - Кто их знает... - как-то фальшиво ответил Володька и скосил глаза в угол на потолке.
      - Убьют - с тебя спрошу, - констатировал Ромальцев и уселся на один из ящиков.
      - Да ну, на хрен... Не убьют... - и Афганец отбросил в сторону газету, закрывавшую сложенные в кучку автоматы. - Самим сведения нужны... Соображают же...
      Оборотень машинально поднял ее с цементного пола и направил луч фонарика на передовицу.
      - Чё там чурки читают? - спросил Санчо-Панчо. - Поди, какой-нибудь "Грозненский рабочий"?
      Влад спокойно показал ему название: "Челябинск сегодня".
      - Уральская? И откуда она здесь? - поинтересовался Афганец, перебирая еще не очищенные от масла новенькие стволы.
      Влад пожал плечами.
      - Подстава... - Санчо-Панчо бросил взгляд на передовицу и склонился над вторым, тоже уже распотрошенным, ящиком. - Долго купить такую, что ли?..
      - Ну да... - согласился Ромальцев. - Если специально ехать за нею на Урал...
      Афганец подпер бока обеими руками и вопросительно взглянул на Оборотня.
      - Эта газета не выходит за пределами области. Ее и в Екатеринбург доставляют небольшим тиражом...
      - Откуда такая уверенность? - Володька понимал, что Влад говорит правду, но для полной очистки совести хотел знать, откуда тот взял свою информацию.
      - Я знаю редактора "Челябинска".
      - Лично?
      - Да, пришлось, когда его брата ох... - и тут Влад осекся.
      - Его брата - что? - тут же переспросил Афганец.
      - С его братом в командировке познакомился, - Влад криво усмехнулся: - Пили мы вместе, да и все! Там и узнал. А вообще это тебе ничего не говорит? - он указал на число, которое черкнули на полях газеты - не то 117, не то 177...
      - Ну, когда по квартирам разносят подписные, так делают... - пробормотал Санчо-Панчо. - Чтоб ящиком не ошибиться...
      Ромальцев перевел взгляд на Афганца:
      - Теперь ты понимаешь, почему мне нужно, чтобы хоть один из них мог говорить?
      Володька, когда было надо, информацию переваривал очень быстро, со световой скоростью:
      - Как ты себе это представляешь? Сидит такой скромный пенсионер и заворачивает в газетки с прикроватной тумбочки пушки, калаши, огнеметы... Да?
      - Пути дьявола, как и господни, неисповедимы...
      - То есть, ты хочешь сказать, господь нам сейчас помогает... - с иронией отозвался Афганец. - Ничего, не хилый союзник...
      Оборотень пожал плечами и, вдруг на мгновение сменившись в лице, сказал не совсем своим голосом:
      - Да не удивлюсь, если и дьявол подсуетился...
      Санчо-Панчо засмеялся:
      - Клевая шутка, Ромаха!
      Тот удивленно шевельнул бровью, но не ответил. Ничего "клевого" он, похоже, в этой "шутке" не нашел.
      - Так спроси у своего дьявола, если на то пошло, кто нам сюда такие посылочки отправляет, - Афганец сплюнул куда-то вбок и подтолкнул ногой ящик.
      - Если, конечно, твои самураи еще оставят нам возможность у кого-то об этом спросить... - невозмутимо согласился Ромальцев.
      - Тогда советую поторопиться, - и Афганец довольно прытко направился к металлической лесенке, ведущей наверх.
      ************************************************************************************
      - Так все и было... - заканчивая рассказ со слезами на глазах, Рената подперла голову ладонью. Она старалась не смотреть в глаза Марго. - Теперь... - она не договорила и слегка дернула плечами.
      Ритка подлила вина в ее бокал и вздохнула:
      - Уф... Вот как оно всё, оказывается... - она подумала. Да уж, жизнь всегда пробьет себе дорогу... А я удивлялась вашим с Гроссманом скандалам... Тоже ведь жалела тебя: вот, думаю, сволочь - как мой Глебыч... Ты ему, мол, наследника, а он нос воротит: то имя ему не нравится, то еще чего-нибудь... Не знаю, мать... Ник твой - клад. Ты на него молиться должна...
      - Знаю я все это. А молиться не могу... С души воротит...
      - Пей!
      - Мне еще стирать, а я совсем пьяная... - сквозь слезы улыбнулась Рената.
      - Да ты и не пила почти!
      Рената не слушала ее. В кои-то веки удалось выговориться! Может, легче стало и не намного, но все же лучше, чем ничего...
      - А сны мне снятся, господи!.. - она закрыла лицо ладонями и поставила локти на стол, бессильно ссутулившись и навалившись на них, словно тело ее стало ватным и безжизненным. - Я готова всю жизнь спать ради этих снов, Марго! Если бы не Сашкин, я давно бы уже так и сделала... вслед за ним... тогда еще, в Одессе...
      - Придумала тоже! - возмутилась Ритка. - Ты чем на жизнь смотришь? В каком веке живешь?! Не скули ты, как дура последняя! Ты хоть чуть-чуть счастливой побыла... Да и теперь. Дурная ты совсем! Я как посмотрю, насколько Колька с тобой носится: "Садись, ладонька! Ты не устала, куколка?!" - так и все внутри от обиды с завистью переворачивается... Может, не нужна ты была своему телохранителю, откуда ты знаешь? У этих типов, по-моему, так: мавр сделал свое дело, мавр может уйти. Как роботы: оборонил - исчез. Глупые мы, бабы. Все думаем, мужики в точности так, как и мы, чувствуют... Фигушки! Что у них там на уме - черт его разберет...
      - Да ведь любят-то не умом!
      Марго фыркнула в свой бокал:
      - Мне тебе рассказывать, чем любят, что ли? - она рассмеялась, и даже Рената не удержалась от невольной улыбки. У твоего Саши была программа. Поверь, если бы на твоем месте был кто-то другой - девка, я имею в виду, конечно, - он бы и над нею трясся не меньше. Телохранители - они не люди. Скорее, нелюди...
      Рената почувствовала укол обиды:
      - Да мне выть хочется, как подумаю, что этот, как ты его назвала, "нелюдь" никогда не сможет прикоснуться к нашему Рыжику, на руках подержать! Знаешь, что на душе творится?! Я по дурости уже один раз чуть руки на себя не наложила. Мою окно, вниз смотрю и думаю: а ну как полететь? Во второй и последний...