Глава 10

СПАСИТЕЛЬНАЯ ТЬМА

Томас Готфрид Глечке родился 1 января 2001 года в Нанкине, где его отец продолжал миссионерскую деятельность, начатую за три года до этого в Восточной Африке. Как свидетельствуют документы, пастор Ганс Глечке был широко образованным и любознательным человеком, наделенным тактом и чувством юмора. Маленький Томас рос в атмосфере любви и заботы.

Ему было семь лет, когда семья вернулась в Европу. Из Китая Томас вез несколько папок с рисунками, коллекцию мечей — разумеется, игрушечных, но очень похожих на настоящие — и богатый запас впечатлений. Он умел говорить по-китайски, пользоваться палочками и непринужденно выполнять упражнения древней восточной гимнастики. Все это, соединенное с талантом рассказчика (причем рассказы обильно оснащались невероятными подробностями), обеспечило ему на первых порах стойкий интерес однокашников, граничивший с восхищением. Однако он скоро растерял свой авторитет: отчасти из-за своего физического недостатка (от рождения он хромал на левую ногу) и некоторой робости, но главным образом по причине неуемного желания командовать своими товарищами, от которых он требовал полной покорности — черта, которую дети не прощают, если претензии ничем не подкреплены. Теперь его рассказы встречали насмешками, над ним издевались. Он отгородился от них стеной отчуждения; Хупертс, Шиффер — вот весь круг его общения в старших классах.

Учился он неровно. Рано обнаружив способности в литературе, живописи, вообще в сфере художественного, он плохо успевал по естественным наукам, особенно по математике. Как обычно бывает в таких случаях, вначале он страшно переживал свои неудачи, а с определенного возраста, напротив, стал ими бравировать, легко вступая в перепалки с учителями. Понятно, что он доставлял родителям печали больше, чем радости. Особенно огорчало Ганса Глечке равнодушие сына к тому, что составляло смысл его собственной жизни — к религии, церкви, ее догматам и обрядам, — равнодушие, казавшееся особенно вызывающим на фоне стойкого интереса Томаса к другим областям трансцендентного. Его не интересовало бессмертие души, ее спасение, смысл жизни — нет, его увлекало сверхъестественное само по себе, как тайна, как спрятанный волшебный меч, который удачливый герой может отыскать, враз обретя превосходство над врагами. Еще в гимназии он зачитывался Каббалой и магическими трактатами, от которых перешел к трудам немецких и индийских мистиков и всевозможным модификациям восточных учений.

Переживания, связанные с этими поисками, навеянные ими образы составили основное содержание стихов, которые он начал писать еще в выпускном классе. Видимо, что-то было в этих темных, словно зашифрованных строчках, какой-то талант — ему довольно легко удалось издать первый сборник, а затем, уже в годы учебы в Берлине, и второй. Обе книжки получили хорошую прессу, о Томасе Глечке заговорили, как о талантливом представителе мистического направления поэзии. Однако третий сборник, на который он возлагал большие надежды, был встречен весьма холодно, отзывы о нем разочаровывали. Глечке тяжело перенес эту неудачу — он внезапно бросает университет и надолго исчезает из Европы…

Я захлопнул блокнот. И без его подсказки я наизусть знал дальнейшую биографию Томаса Глечке — во всяком случае, ее значительную часть. Немудрено — ведь я сам писал ее, или, если быть более точным, складывал, словно кусочки мозаики. Выполняя приказ Римана, отложил на сутки свои неотложные дела, все сотрудники Управления по крупицам собирали сведения о нашем герое; мне оставалось лишь уточнить кое-какие детали и собрать все воедино. Картина получилась неровная — ясная вначале, она по мере приближения к нашим дням, к тому, что, собственно, составляло интерес следствия, все чаще заменяла факты размытыми предположениями; в самом конце зияли провалы. Как и прежде, мы не знали главного: где сейчас находится уроженец Нанкина и что он собирается предпринять.

Туман еще сгустился, и когда, отойдя на сотню метров от «головастика», я оглянулся, его уже не было видно. Впрочем, идти было недалеко. Что-то большое прошелестело в воздухе над головой: может, сова отправилась на охоту, спутав день с ночью? Дорожка плавно поднималась, огибая холм. Впереди что-то темнело, с каждым шагом все яснее проступали очертания стены, башенок по бокам ворот; вот уже видна и калитка. Старинный замок, оказав достойное сопротивление моим неумелым усилиям, в конце концов уступил, и я вошел в вымощенный булыжником двор. Загораживая полнеба, передо мной возвышался собор, рядом с ним угадывалась колокольня. Еще здесь были (я помнил план) две часовни, жилые помещения, с помощью крытой галереи соединенные с трапезной, хозяйственные постройки… Все вместе составляло аббатство святого Северина. Построено оно было в начале прошлого века для братьев-бенедиктинцев, однако в нынешнем столетии, после ослабления и распада ордена, успело сменить нескольких хозяев. С 49-го года, после переезда из Голландии и до своего закрытия в 60-м году, здесь располагался центр «Праджапати». Список сотрудников центра, обнаруженный в кельнском городском архиве, стал, пожалуй, самой ценной находкой за время наших поисков: Томас Готфрид Мария Глечке значился в нем под пятым номером, а замыкал список уроженец города Мурманска Максим Путинцев.

Следуя указаниям служителя мэрии, вручившего мне ключи, я обогнул собор и направился к боковой двери. Прежде чем вступить в борьбу с еще одним замком, я произвел небольшой опыт. Поднеся к лицу радиобраслет, я попробовал вызвать свой флайер.

Ответом было молчание. Столь же безуспешно закончились попытки связаться с Управлением, с его кельнским отделением, с мэрией Кисслингена. Связь отсутствовала. Невидимый, не улавливаемый никакими приборами экран по-прежнему окружал аббатство, отрезая его от внешнего мира.

Центр «Праджапати» был обычной организацией, отчасти лечебной, отчасти просветительской (если приобщение к так называемым тайнам Востока можно считать просвещением), которые в те годы возникали сотнями. Рекламный текст обещал каждому посетителю центра «полную и ясную картину состояния вашего организма, всех угрожающих ему недугов, как тех, что беспокоят, так и скрытых. Используя проверенные тысячелетиями методы восточной медицины, вы сможете существенно поправить свое здоровье. ЗДЕСЬ ВЫ СПРАВИТЕСЬ С НЕДУГОМ! Тем же, кто чувствует в себе стремление и силу продолжить движение по пути саттвы, здесь окажут помощь в овладении навыками самоуглубления, самосовершенствования и восхождения к Высшему Атману (за отдельную плату)».

Поначалу желающих получить «полную и ясную картину» было немного, и старинный особняк на окраине Харлема, где расположился центр, пустовал. Однако вскоре дела стали идти успешнее. Этому способствовали эпидемии кишечных и легочных заболеваний, вызванных не известными науке вирусами, которые сначала обрушились на Азию, а затем докатились и до Европы. Бессилие ученых, не поспевавших за появлением все новых и новых разновидностей возбудителей болезни, и регулярность эпидемий вызвали нечто схожее с наникой; в обществе пошли разговоры о новом СПИДе, о Божьей каре и вновь стала распространяться угасшая было вера в магов и колдунов. Смертность от эпидемий была не слишком высокой, гораздо больше было людей, потерявших зрение или слух или перенесших сложные операции на желудке. И вот выяснилось, что этим людям «Праджапати» часто может помочь, добиваясь частичного, а то и полного восстановления функций пораженных органов. Когда же стало известно, что никто из прошедших курс лечения в центре не стал жертвой новых эпидемий, поток посетителей резко увеличился.

Каждый из них вначале проходил своего рода медосмотр, включавший в себя, наряду с рутинной сдачей анализов и получением кардиограмм, также собеседование с кем-то из сотрудников центра и весьма своеобразное тестирование. Насколько можно было понять из документов, оно заключалось в том, что посетителю предлагалось представить собственный организм, каждый его орган; мысленно совершить путешествие по особняку, в котором проходило тестирование, заглядывая в каждую комнату (в которых посетитель, естественно, никогда не был) и как можно точнее описывая увиденное; наконец, вообразить какое-нибудь несуществующее, сказочное существо (гнома, дракона, нечто совершенно новое — фантазии поощрялись), с которым испытуемый хотел бы жить по соседству, и как можно детальнее его описать. После осмотра начиналось собственно лечение, которое в центре предпочитали именовать «возвышением». Надо признать, что оно не включало в себя ни многократного произнесения мантр, ни возложения на страждущего рук архата, ни поедания сушеных ящериц — ничего того, что так охотно практиковали в других подобных заведениях; заключалось оно в общем-то в чрезвычайно интенсивном двухнедельном курсе обычной йоги, дополненным упражнениями, разработанными основателем «Праджапати» Кандерсом, и сопровождаемым специальной диетой.

Не все выдерживали этот строгий режим и достаточно тяжелые нагрузки; кто со смущением, а кто и с бранью — эти люди покидали особняк. Однако те, кто проходил курс до конца, действительно чувствовали себя значительно лучше. Некоторым настолько нравилось новое самочувствие, что они выражали желание «продолжить движение по пути саттвы». Некоторых из таких «обратившихся» (термин, принятый в центре) ждал приятный сюрприз: хотя текст объявления предупреждал о необходимости оплатить «восхождение к Атману», Кандерс предлагал им продолжить занятия совершенно бесплатно. Впрочем, это касалось не всех: другие платили, а весьма многим желающим и готовым платить немалые деньги и в саттве, и в Атмане было решительно отказано.

Люди, продолжившие занятия и овладевшие навыками, со временем становились сотрудниками центра. Такой путь проделал и Глечке. Хотя вряд ли он явился в Харлем в поисках здоровья; скорее его привела сюда жажда мудрости, или абсолютного знания, или столь же абсолютной силы — в общем, того, что он до этого почти девять лет искал на Востоке. Он побывал в Непале, Тибете, на своей первой родине — в Китае, оттуда направился в Лаос, потом в Индию… Видимо, чему-то он там научился, поскольку, в 35-м году, вернувшись в Европу, основал свою школу и даже начал проповедовать собственное учение — пеструю смесь йоги, теософии и биоэнергетики. У него даже было пять или шесть учеников, о нем вновь стали упоминать в теленовостях — однако, как и в случае с поэзией, успех вновь был неполным и частичным. Так или иначе, в 37-м году Глечке внезапно бросил и школу, и учеников и появился в Харлеме. Вскоре он стал сотрудником «Праджапати», а спустя несколько лет — одним из активных участников события, круто изменившего отношение общества и к центру восточной медицины, и к его создателю.

В Харлеме располагался приют для детей-сирот с ослабленным зрением — жертв упомянутых эпидемий. Однажды, когда Европу посетил очередной неизвестный вирус, директор приюта обратился к Кандерсу с просьбой провести оздоровительный курс с его воспитанниками. Основатель центра охотно согласился, и все дети прошли осмотр и курс «возвышения». Эпидемия миновала, однако Кандерс выразил желание продолжить занятия с детьми. После некоторых колебаний руководство приюта дало на это разрешение.

Колебания врачей и педагогов были вызваны рассказами детей, их впечатлениями от встреч с основателем «Праджапати». Дети сообщили, что они вместе с господином Мартином побывали в замечательной стране, где небо плавно меняет свой цвет с зеленого на оранжевый, разноцветные гляделки летают над зарослями тротонии и где отлично можно валяться в густой бирюзовой траве. Понятно, почему дети ждали каждого следующего занятия как праздника. Столь же понятно, почему эти восторженные рассказы вызвали у врачей приюта отнюдь не восторг, а тревогу и возмущение: было очевидно, что с детьми проводились сеансы гипноза, у них вызывались болезненно яркие и устойчивые галлюцинации; врачи слишком хорошо знали, какими последствиями для психики чревато такое «лечение». Однако ни у кого из детей не наблюдалось ни депрессии, ни повышенной раздражительности, ни погружения в иллюзорный мир и потери контакта с окружающим — словом, ни одного из известных расстройств, сопровождающих подобные опыты. Зато были налицо другие результаты: еще в ходе курса «возвышения» двое слабовидящих детей стали различать цвета, а после его окончания одна девочка, ослепшая давно и безнадежно, вдруг заявила, что знает, где находится окно и где лампочка. В итоге разрешение было дано, и в течение нескольких следующих недель сам Кандерс и трое его сотрудников — Гуннар Вергерус, Джон Руперт и Томас Глечке — продолжали встречаться с детьми, проводя свои сомнительные, с медицинской точки зрения, сеансы. Неизвестно, какие результаты дали бы эти встречи, если бы продолжались дольше, — но тут грянуло вышеупомянутое событие, которое все изменило.

В тот день приют был захвачен группой «Спасемся вместе». Группа базировалась в Алкмаре и считалась весьма опасной (категория «С»). Совместное спасение, проповедуемое руководителем группы Шакьямуни Эйкеном, заключалось в торжественном коллективном самосожжении; вся предшествующая жизнь рассматривалась как прелюдия к этому замечательному акту. За сектантами велось постоянное наблюдение, но Эйкен сумел перехитрить наблюдателей. Рано утром члены группы на трех машинах, нагруженных канистрами с бензином, ворвались в ворота приюта. Специальный агент Воллерзейн, приставленный к группе, выполнил свой долг до конца: будучи тяжело раненным, он вступил в схватку с Эйкеном, в результате подоспевшая полиция сумела его задержать. Но дети и персонал приюта оказались в руках его последователей.

Как было позже установлено, решение захватить с собой «в высший лимб божественного света» слепых родилось у полубезумного руководителя группы внезапно. Намечалось, изолировав персонал, собрать детей в актовом зале, начертить вокруг собравшихся три магических круга, после чего залить помещение привезенными жидкостями, поджечь их и, произнося сакральные тексты, «перейти в иную сущность». Оставшись без своего руководителя, члены группы (самой старшей из них было 20 лет, самому юному — 15) несколько растерялись. Они не знали, надо ли им довершать задуманное без Эйкена или следует вступить в переговоры, стремясь обменять его на врачей и воспитателей. Кроме того, никто в группе не знал текстов, которые надо было произносить в торжественный момент. Обсуждение этих вопросов отсрочило трагедию, однако отсрочка в любой момент могла закончиться.

В это время к комиссару, руководившему операцией по спасению детей, подошел Кандерс и сообщил, что сейчас он выведет детей из здания; от полиции требуется не мешать, не поддаваться панике и не наделать со страху глупостей, а когда все кончится, заняться несчастными юнцами, захватившими приют. Выслушав этот бред, комиссар пожал плечами. Этот жест был расценен как разрешающий. Кандерс в сопровождении троих сотрудников подошел к воротам (здесь то и дело свистели пули — сектанты внимательно следили за осаждающими и не давали им приблизиться) — и наступила тьма.

Это была не темнота беззвездной ночи, не мрак подземелья — полицейские, не понявшие, что произошло, напрасно щелкали зажигалками: огонь обжигал, но не давал света. Голос Кандерса призвал их не двигаться и не мешать. Бойцам специального отряда ничего не оставалось, как подчиниться этому странному приказу. На протяжении примерно двадцати минут они лежали там, где их застигла тьма, прислушиваясь, переговариваясь шепотом: слышишь — кричат? да, но это не дети, это те ублюдки; похоже, молятся; да, а теперь — слышишь? где? да вот же, вот — шаги; слушай, это они возвращаются! да, и дети с ними, слышишь? Затем свет вернулся, и все увидели рядом с собой воспитанников приюта, окруживших своих спасителей. Придя в себя, полиция пошла на штурм и схватила находившихся в полной прострации сектантов.

Позднее многие расспрашивали детей об обстоятельствах их чудесного освобождения. Их спрашивали полицейские, и врачи, и журналисты, и тихие вежливые люди в штатском, и просто любопытные. К ним так настойчиво приставали, что директор наконец велел запереть двери и не пускать никого. Ему казалось, что нездоровый интерес к его воспитанникам может им повредить. Самим детям этот интерес ничуть не мешал.

Спустя неделю они рассказывали обо всем так же охотно, как и на следующий день: о том, как какие-то чокнутые парни и девчонки собрали их в зале и принялись ходить вокруг них, бормоча что-то вроде считалок, и это было жутковато, но интересно, только там довольно противно пахло, хотя некоторые находили этот запах приятным; а потом во тьме, которая всегда их окружает, появились такие светящиеся туннели, разноцветные. По этим туннелям к ним пришли господин Мартин, и Гуннар, и Томас, и Джон; они велели им взяться за руки, чтобы никто не потерялся, и повели их куда-то. А те чокнутые их не видели и даже не слышали, как они ушли! Они все еще молились, лежа на полу среди этой вонючей жидкости, которую они разлили.

В одночасье центр «Праджапати» стал мировой знаменитостью. Основателя центра и его сотрудников непрерывно снимали на видео, сотни журналистов желали взять у них интервью, показать в своих программах процедуру осмотра посетителей, а главное — процесс восхождения к саттве, и пусть эти люди — как вы их называете, обреченные? ах да, обратившиеся, — пусть они подробно расскажут, что они в данный момент чувствуют. Вот вы, господин Мюллер, что чувствуете, когда сидите в этой странной позе?

В считанные дни число желающих попасть в центр выросло в тысячи раз. С утра улица перед особняком была запружена толпой. И вот что интересно: почти никто из новых посетителей не стремился укрепить здоровье и избавиться от недугов; нет, все жаждали просветления, все желали быстро — за две недели, ну максимум за три — пробежать по ступеням совершенства и обрести ту же силу, которой владел «властелин тьмы» — кличка, придуманная кем-то из журналистов, крепко пристала к руководителю центра. Энергичные личности с горящими энтузиазмом глазами охотились за сотрудниками центра: им предлагали большие, очень большие деньги, целые состояния за секрет построения «темных пространств» — другой журналистский термин, созданный для описания событий в приюте.

Впрочем, «темными пространствами» интересовались не только маньяки; мои коллеги также настойчиво расспрашивали Кандерса о том, каким образом он добился такого эффекта. Ответ основателя центра носил весьма уклончивый характер: Кандерс заявил, что, много лет изучая йогу, тибетскую и лаосскую медицину, он значительно расширил возможности своего организма; видимо, он наделен в числе прочих и способностью превращать собственное тело в электромагнитный индуктор, воздействующий на световые волны; как это происходит, он не знает и повторить эффект не может — по всей видимости, эта способность у него появляется лишь в минуты опасности. (Кстати сказать, примерно то же он говорил и в многочисленных интервью.) Специалисты Управления решили, что руководитель центра что-то скрывает, и за особняком и его обитателями было установлено постоянное наблюдение.