- Счастье вновь к вам повернулось...
      - Идите к черту! - взревел человек. - Какого дьявола вы меня разбудили, мерзавец этакий?!
      Гуарази недоуменно пожал плечами, протянул портье двадцать пять центов, набрал номер еще раз; никто не подходил; я не мог перепутать, сказал он себе, я точно помню номер, неужели из Панамы успели передать сигнал тревоги? Или Лаки отменил предприятие, пуганув своих д р у з е й тем, что он уже начал дело? Р е б я т а понимают ситуацию с полуслова, могли сговориться; нет, возразил он, я бы получил указание. Если Лаки уже договорился, надо решать с Роумэном, - слишком много узнал: Личу мы бережем как зеницу ока, это наш панамский капитал, а <Жареный> тем более...
      Когда Пепе решил было положить трубку, ему ответили:
      - Слушаю.
      - Счастье вновь к вам по...
      - Какого черта вы столько времени тащились сюда?! - радостно прокричал Солано. - Я уже думал, не случилось ли что?! Давайте ко мне! Одиннадцатый километр карретеры <С>, сто метров вверх, дом налево...
      - Вы мне скажите точный адрес, - попросил Гуарази.
      - У нас здесь такие адреса, приятель: <сто метров вниз, напротив аптеки, где лечат одноглазие, дом в глубине сада с тремя колоннами, только одна отвалилась>, посмотрите телефонную книгу, если не верите! Жмите! Я велю готовить завтрак...
      - Сомоса примет нас в одиннадцать, - после обязательных взаимных приветствий сказал Солано. - С ним договорено.
      - Я могу спросить, как вам это удалось? - обратился Роумэн к этому кряжистому старику в полувоенном хаки.
      Солано посмотрел на Гуарази:
      - Можно ответить?
      Пепе кивнул:
      - Ему надо ориентироваться в ситуации.
      - Так вот, - сказал Солано, - я был последним, кто видел живым генерала Сандино. Вам говорит что-нибудь это имя?
      - Да, - ответил Роумэн. - Не очень многое, правда, какой-то здешний анархист, да?
      Солано вздохнул:
      - Это как посмотреть... Словом, Сомоса обнял его при мне, похлопал по плечу и повторил: <Ты мне брат, генерал Сандино, ты гордость никарагуанцев, спаситель нации, освободивший нас от янки>... А через три часа Сандино убили... А я получил приказ Сомосы провести расследование... Правда, не я один... Это меня и спасло... А еще меня спасло то, что в моем доме часто отдыхали итальянский мальчишка по имени Аль Капоне и его братья... Еще вопросы есть?
      - Есть, - ответил Роумэн. - Кто убил Сандино? И почему?
      Солано снова посмотрел на Гуарази.
      - Можешь открыть, - сказал тот. - Только быстро, надо успеть поспать хоть пару часов... С Сомосой надо вести себя точно и прижимисто, иначе он нас сломает.
      - Вам знакомо имя Сакаса? - спросил Солано, не отводя своих черных, с голубым отливом глаз от осунувшегося лица Роумэна.
      - По-моему, он был вашим президентом...
      Солано закурил, улыбнулся, посмотрев на Гуарази, и горестно покачал головой:
      - В Латинской Америке ни о ком, никогда, ничего нельзя говорить однозначно, сеньор... Сакаса был избран президентом, как некий компромисс с новым хозяином Белого дома, Рузвельтом... Тот ведь провозгласил, что уведет американские войска из Никарагуа... То есть Рузвельт открыто признал победу Сандино... Но президент - одно, а аппарат, сложившийся в течение десятилетий, - другое... Словом, либерал Сакаса устроил Вашингтон потому, что выказывал прилюдное уважение Сандино, когда тот приезжал в Манагуа, но при этом дружил с Сомосой, который был женат на его племяннице, Маргарите Дебайле... Президент Сакаса хотел быть п о с р е д и н е... Между Сандино и Сомосой... Они, кстати, однажды так и сфотографировались... А ведь посредине быть нельзя... Особенно в политике... Правда, Пепе?
      - Можно, - усмехнулся тот. - Мы ведь живем п о с р е д и н е...
      Солано шутливо погрозил ему пальцем:
      - Вы живете в н у т р и! Это совершенно другое дело... Словом, в тот день, когда совершилось преступление, Сандино получил официальное заверение президента Сакасы, что гвардия Сомосы будет распущена и вместо нее он создаст национальную армию... Ведь гвардейцев п р и д у м а л и янки, когда оккупировали Никарагуа... А что значит Сомоса без гвардии? Ничего! Нуль. Пшик... Вот он и поехал к посланнику - <гринго> Блиссу Лейну, а от него отправился в свой штаб, запер все двери и предложил присутствующим членам штаба подписать санкцию на убийство Сандино... Всем... Круговая порука... Сам он подписался с краешку, незаметно, чтобы в случае чего можно было сказать, что это сделано под нажимом гвардейцев... Казнь Сандино была поручена майору Дельгадильо... Сомоса уехал на вечер поэзии, аплодировал стихам Элюара, даже прослезился... А после прощального ужина в честь Сандино, когда президент лично усадил его с отцом и братом в машину, по дороге на аэродром нашего героя остановили. А потом расстреляли из пулеметов... Нет, отца пощадили, но он умер вскорости, когда узнал, что Сомоса расстрелял его внучек... Наутро президент Сакаса собрал в своем дворце министров, иностранных послов и пригласил Сомосу.
      Его обращение потрясло собравшихся:
      - Я поручаю генералу Анастасио Сомосе возглавить комиссию по расследованию злодеяния, совершенного сегодня ночью, которое пало позором на всех никарагуанцев, ибо они позволили бандитам убить нашего национального героя. Я требую от генерала Сомосы публичной клятвы на верность конституции и мне, президенту...
      И Сомоса поклялся...
      ...Я узнал все про майора Дельгадильо, который руководил расстрелом Сандино... Но Сомоса пригласил к себе на ужин капитана Поликарпио Гутьереса: <Ты должен признаться, что убил Сандино, мой молодой друг... Ты должен выйти на процесс и открыто, при журналистах, во всем признаться во время перекрестного допроса моих судей... Я готов поклясться на крови, что ты не будешь казнен... Твоя семья получит деньги уже сейчас, завтра же... Большие деньги. На год, что ты проведешь в камере, им хватит с лихвой... А потом, когда пройдет это паршивое время тараканов и я стану президентом, ты превратишься в национального героя... <Зеленые рубашки> сделают тебя своим фюрером, мой молодой друг, клянусь...>
      - Кто такие <зеленые рубашки>? - спросил Роумэн.
      - Фашисты. У нас их было много... Главные любимцы Сомосы... Крепкие ребята. В декабре сорок первого они сменили свои зеленые рубашки на мундиры гвардейцев...
      И Гутьерес вышел на процесс... Он сыграл то, что ему написали, хотя крепко мандражил, потому что всех рядовых гвардейцев, расстрелявших Сандино, через час убили выстрелами в висок, чтоб не было никаких следов... Убили и тех двух полковников, что вместе со мной проводили расследование... А я до сих пор жив... Почему? А оттого, что я сказал Сомосе: <Генерал, то, что я знаю, надежно хранят в Чикаго люди моего б р а т а Аль Капоне. Я передал им документы, которые станут вашим смертным приговором, если с моей головы упадет хоть один волос>... И вот живу... И только поэтому могу помогать Пепе и его боссам... Как это важно - з н а т ь и х р а н и т ь...
      Гуарази мягко поправил:
      - Храним мы, Солано... Ты знаешь... Все, пошли отдыхать, с Сомосой надо говорить на свежую голову...
      ...Гвардейцы Сомосы - низкорослые, иссиня-черные, отчего-то все как один кривоногие, с вывернутыми икрами, абсолютно индейский тип - обыскали Гуарази и Роумэна; Солано отдали честь, но начальник охраны диктатора столь страстно обнимал старика и обхлопывал, что стало ясно: обыск обыску рознь.
      <Первого> и <второго> оставили в машине; Гуарази - после тяжелого раздумья - запретил им брать с собой шмайсеры и гранаты, все равно не отобьемся, п а р е н ь к а охраняет сто человек, рядом, в бункере, полк, какой смысл подыхать всем? Если мы не выйдем через час или услышите стрельбу, гоните на север, к Леону, пробирайтесь через джунгли в Сальвадор, идите в посольство, вас отправят домой, скажете, что нам крышка, пусть затребуют тела, я хочу быть похороненным рядом с отцом и братьями.
      ...Сомоса был невысок, красив низкопробной красотой сутенера; видимо, подумал Роумэн, такое впечатление рождает то, что он слишком тщательно одет, уложен парикмахером и наманикюрен, - он похож на прощелыгу; настоящий мужик должен быть небрежен в одежде.
      Навстречу гостям Сомоса не поднялся; кивнул Солано на кресло; Роумэну и Гуарази предложил сесть за длинный стол, за которым он, видимо, проводил заседания.
      - Ну, как добрались? - спросил Сомоса. - Мои гвардейцы не мучали вас на дорогах? Совершенно неуправляемые люди! Откуда только в них берется эта слепая жестокость?! И церковь зовет их к добру, и в школах мы ввели специальные предметы, воспитывающие тягу к прекрасному, и по радио передаем специальные программы для родителей <Воспитывайте малышей в духе добра и нежности друг к другу>. Ничего не помогает! Иногда я думаю, а не бросить ли все это дело и не уехать куда-нибудь на остров, где нет людей, тишина и единение с всевышним...
      - Я доехал благополучно. Ваше превосходительство, - ответил Гуарази, сразу же отделяя себя от Пола. - Сердечно признателен за добрый прием и за то, что нашли время для мистера, - он кивнул на Роумэна, - который имеет вам кое-что сообщить...
      - Вы американец? - спросил Сомоса, не глядя на Роумэна.
      Тот молчал, разглядывая диктатора, сидевшего в кресле чуть развалясь, закинув ногу на ногу; кресло, видимо, было на колесиках, - легкий упор ноги, и оно откатится в сторону, очень удобно.
      - Вы американец? - повторил Сомоса, по-прежнему не глядя на Роумэна.
      Солано кашлянул:
      - Мистер Макс, сеньор президент интересуется, американец ли вы?
      - Ах, это он меня спрашивал? - удивился Роумэн. - Нас же здесь трое... Я просто не понял, к кому обращен вопрос сеньора президента. Да, я американец... По рождению, впрочем, немец... Я натурализовавшийся американец...
      Сомоса вздохнул:
      - Будь моя воля, я бы вздернул всех немцев...
      - Генерал Эйзенхауэр придерживается иной точки зрения, - заметил Роумэн. - Поскольку я возглавлял диверсионную группу в тылу рейха, он, награждая меня орденами Соединенных Штатов, сказал, что немец немцу рознь... Впрочем, никарагуанец тоже отличается от никарагуанца... Я помню, мой босс, он сейчас работает в Центральном разведывательном управлении, бросил меня с десятью мальчиками из группы <командос> на захват гитлеровских архивов... Мы там нашли занятные документы: письма одного никарагуанца великому фюреру германской нации...
      Сомоса, наконец, поднял глаза на Роумэна:
      - Как интересно... И кто же подписывал эти письма?
      - Они у моего приятеля, лондонского журналиста, сеньор президент... Он очень силен в испанском, да и потом у него хобби: хранит в банке подписи всех выдающихся руководителей Латинской Америки...
      Солано несколько растерянно посмотрел на Гуарази; тот сидел напряженно, ни один мускул на лице не дрогнул, хотя о том, что сейчас говорил Роумэн, не знал, тот не посвятил его в это; вспомнил слова Лаки Луччиано о янки; неужели Лаки, как всегда, прав?
      - Интересно, - повторил Сомоса, не сводя тяжелого взгляда пронзительно-черных глаз с лица Роумэна. - И что же ваш друг из Лондона намерен делать с этими письмами некоего никарагуанца?
      - Это зависит от меня, - ответил Роумэн. - Только от того, какой будет моя судьба...
      - Я хорошо гадаю по руке, - сказал диктатор. - Подойдите ко мне, я скажу, что вас ждет в будущем.
      Роумэн поднялся, протянул Сомосе левую руку.
      Тот долго, внимательно рассматривал линии его ладони, потом удивленно усмехнулся:
      - Вы рано осиротели и поздно женились... Совсем недавно, судя по пересечению узелков... Вы были ранены? - он поднял глаза на Роумэна. Перенесли тяжкое увечье? Это было года три назад? Видимо, во время войны?
      - Четыре года назад, - кивнул Роумэн, - верно...
      - Хорошая ладонь, - заметил Сомоса. - Будете долго жить, если не наделаете глупостей... Характер у вас вздорный.
      - Значит, именно такой характер был угоден богу, если он наградил им меня...
      Сомоса ждал, что Роумэн вернется за стол, но тот полез в карман куртки; Сомоса чуть тронул ногой стол, его кресло стремительно откатилось в сторону, а из-за занавесок вышли трое гвардейцев с пистолетами в руках.
      Роумэн удивился:
      - Ваше превосходительство, нас обыскали в приемной...
      - Что за безобразие! - Сомоса возмутился. - Кто позволил обыскивать моих гостей?! Солано, почему вы не сказали мне об этом?
      - Я... то есть... я, - Солано явно растерялся.
      - Сеньор президент, - жестко продолжил Роумэн, - ту часть разговора, которую мне предстоит провести, желательно окончить без свидетелей.
      - Вы имеете в виду этих психопатов? - он кивнул на гвардейцев. - У них вырезаны языки, это символы, а не люди, не обращайте внимания... Хорошо натасканные охотничьи двуногие... Я весь внимание, вы что-то хотели мне показать?
      Роумэн, наконец, усмехнулся:
      - Они не станут стрелять, если я вытащу из кармана бумагу?
      - В этом кабинете не стреляют, - ответил Сомоса. - Наш безумный, неуправляемый, темный народ стреляет в других местах, правда, Солано?
      - Да, Ваше превосходительство, наш народ непредсказуем.
      - Ну почему же? - Сомоса снова улыбнулся, он теперь постоянно улыбался, и в этом было что-то машинальное, растерянное. - Чем больше воспитательной работы с подрастающим поколением, чем больше книг и библиотек, тем он будет предсказуемой! Мы же гуманисты, верим в торжество доброты...
      Роумэн протянул ему исковое заявление Франца Брокмана.
      Сомоса читал неторопливо, иногда пожимал плечами, порою удивлялся, обиженно разводя руками.
      - Ну и что? - спросил он, возвращая иск. - Зачем вы принесли мне это? Какое я имею отношение к этому делу?
      - Сеньор президент, я взял на себя миссию вернуть честным немцам то, что вами было у них конфисковано. Вы же друг Соединенных Штатов, не правда ли? Вы знаете, как мы начинаем помогать несчастной Германии восставать из пепла. В Вашингтоне не поймут вашу жестокость к тем, кто внес свою лепту в развитие нашей страны... Тем более, все немцы согласны оставить вам половину своей собственности... Это два миллиона долларов... И половину недвижимости... Это еще пять миллионов... Причем речь идет не о немедленном акте правительства... Дело можно урегулировать постепенно, к взаимной выгоде...
      - Каков ваш интерес в этом предприятии? - спросил Сомоса.
      - Десять процентов. Ваше превосходительство, - ответил Гуарази. - Мы получаем с немцев десять процентов, пять отдаем Никарагуа...
      - Шесть, - поправил его Роумэн. - Мы отдадим шесть процентов на развитие народного образования Никарагуа... Но если сеньор президент согласится выделить на четыре дня небольшой аэроплан - для моих нужд, - я отблагодарю его в случае, если операция пройдет успешно, миллионом долларов.
      - Сеньор Лаки Луччиано, - сказал Пепе, чувствуя, как сгустилась атмосфера в кабинете, - и его братья готовы уделить внимание вашей столице...
      - Это твои хорошие друзья, Солано? - спросил Сомоса, скрывая зевоту.
      - Да, сеньор президент.
      - Ты знал, с чем они придут ко мне?
      - Нет, сеньор президент.
      - А если бы ты знал про их интерес? Все равно просил бы меня принять их?
      - Не знаю, сеньор президент.
      Гуарази, оставаясь по-прежнему недвижным, маска, а не лицо, полная флегма, ответил:
      - Он бы сделал это, зная все. Ваше превосходительство.
      Сомоса удивился:
      - А почему это вы за него отвечаете? Я ведь еще не приказал отрезать ему язык...
      - Если вы отдадите такой приказ, Ваше превосходительство, то все мои друзья - начиная с брата покойного Аль Капоне малыша Ральфа, который провожал меня сюда, - перестанут быть вашими добрыми знакомыми, - тихо заметил Гуарази. - Мы перекупим людей из вашей охраны, Ваше превосходительство... Я обещаю вам это... Как и этот мистер, - он кивнул на Роумэна, - я работал в американской разведке, когда мы освобождали Сицилию... Так что у меня остались друзья, которые проливали кровь вместе со мной... У меня на глазах фашисты расстреляли отца, трех братьев и бабушку... С тех пор я не боюсь смерти, Ваше превосходительство... Впрочем, если вы предложите мне контракт, который даст мне денег больше, чем я получу от этого, - он кивнул на иск, лежавший на столе, - я расторгну договор, я служу тем, кто больше платит...
      - Сколько вы получите, если я помогу некоторым немцам? - Сомоса неотрывно смотрел на Гуарази, словно гипнотизируя его.
      - Гроши... Тысяч сто...
      - Но если вы дадите нам самолет, - сказал Роумэн, - я получу миллионов двадцать... Точнее - могу получить, работа сопряжена с риском...
      - Не хотите поселиться в Манагуа? - Сомоса по-прежнему не отрывал глаз от Гуарази.
      - В качестве кого?
      - Моего личного друга... Здесь вам не нужны деньги... Дома, особняки на побережье, слуги, женщины, мальчики - все за мой счет.
      - Ваше превосходительство, я воспользуюсь вашим предложением, если доживу до пятидесяти, - ответил Гуарази. - Пока мне тридцать восемь. Я в бизнесе. Деньги должны крутиться, иначе они превратятся в бесценные бумажки... Тем не менее я благодарен за предложение...
      - Куда должен лететь самолет? - спросил Сомоса.
      - Туда, куда следует, - ответил Роумэн.
      Сомоса, снова зевнув, повторил:
      - Куда должен лететь самолет?
      Роумэн достал свои мятые <Лаки страйк> и, не спрашивая разрешения, закурил:
      - Вам, подписывавшему письма Гитлеру, в которых вы выражали свой восторг практикой германского нацизма, выгодно дать нам самолет, мистер Сомоса... Если вы не дадите, ваши письма будут опубликованы в лондонской прессе. И вы лишитесь поддержки Вашингтона. Вы же читаете наши газеты, знаете, что у нас началась кампания против тех, кто сотрудничал с Гитлером, - Роумэн нервно сглотнул ком в горле. - Лишившись поддержки Вашингтона, вам не преминут напомнить о Сандино.
      - Вашингтон полон респекта к борьбе немецких военных против коммунизма, - ответил Сомоса, хрустнув своими толстыми, наманикюренными пальцами. - Вашингтон знает, кем был Сандино. Да и потом пугать меня смешная затея, правда, Солано?
      - Да, сеньор президент, - ответил тот. - Только они вас не пугают. Они так поступят.
      - Вашингтону не нужен президент, который, как оказывается, обожал Гитлера, - повторил Роумэн. - Это помешает Белому дому провести конференцию в Рио-де-Жанейро. Если среди делегатов будет человек, объяснявшийся в любви фюреру, торпедируется идея конференции. Америка борется с коммунизмом чистыми руками, и ее поддерживают в этой борьбе политики с безупречным прошлым.
      Гуарази поднялся:
      - Ваше превосходительство, мы будем ждать ответа в доме Солано. У нас в запасе два часа времени.
      Сомоса кивнул:
      - Солано, останься, друг мой. Я хочу выпить с тобой чашку кофе... Вы свободны, сеньоры.
      Проводив тяжелым взглядом Роумэна и Гуарази, диктатор долго рассматривал свои маленькие, женственные руки, потом поднялся из-за стола:
      - Подожди меня, дорогой Солано... Я должен позвонить... Сколько ложек сахара класть в твою чашку?
      Тот чуть привстал с кресла, прижал руки к груди:
      - Я не думал, что они придут с этим, сеньор президент! Клянусь честью!
      - Ты знаешь их настоящие имена?
      - Да... Вито Гуарази, адъютант Лаки Луччиано... И Пол Роумэн... Оба из разведки... Не знаю, как сейчас, но раньше они служили на Донована и Даллеса...
      - Мне они нравятся... Люблю крепких ребят, - сказал Сомоса, дружески улыбнулся Солано и вышел из кабинета в соседнюю комнату, где отдыхал, принимал душ и порою отдавал себя в руки массажиста.
      Там он снял трубку прямого телефона, соединявшего его с резидентом американского посольства:
      - Майкл, вам ничего не говорят имена - Гуарази и Роумэн?
      1
      Фрэнку Визнеру.
      Весьма срочно!
      Совершенно секретно!
      Интересующие вас лица находятся в Манагуа и требуют самолет для
      полета на юг, в Аргентину. Жду указаний.
      Резидент
      Майкл Грис.
      2
      Резиденту ЦРУ на Кубе
      Эндрю Лирсу.
      Весьма срочно!
      Совершенно секретно!
      Немедленно свяжитесь с Лаки Луччиано. Поставьте перед ним
      следующие задачи:
      1. Его люди сейчас же вылетают в Асунсьон и Кордову, входят в
      контакт с нашими резидентурами, садятся к радиоприемникам,
      обеспечивающим связь со всеми интересующими меня самолетами, и ждут
      указаний.
      2. Получив наш приказ, они передают пассажиру самолета Вито
      Гуарази, псевдоним <Пепе>, рекомендации Лаки Луччиано: <Если на борту
      самолета - после выполнения задуманной операции - окажется не один
      пассажир, а два, причем один из них будет явно похищен, необходимо
      устранить тех, кто вылетел с ним из Манагуа, а также похитителя.
      Похищенного беречь как зеницу ока>.
      3. Самолет должен приземлиться в Асунсьоне. Здесь люди Лаки
      Луччиано устраняют Гуарази. Похищенный передается лично нашему
      резиденту.
      4. Если эти позиции будут выполнены, обещайте Лаки Луччиано мою
      личную помощь и поддержку во всех будущих начинаниях.
      5. Ответ жду немедленно.
      6. Если Луччиано находится в Варадеро, свяжитесь по телефону,
      времени для личной встречи у вас нет.
      Фрэнк Визнер.
      3
      Фрэнку Визнеру.
      Весьма срочно!
      Совершенно секретно!
      Разговор состоялся по телефону. Луччиано согласен. Выезжает для
      консультаций и выработки плана.
      Его люди уже отправились на аэродром; самолет Лаки в их
      распоряжении; операцию осуществит <Хорхе>.
      Луччиано благодарит за дружбу и доверие, считает досадный
      инцидент, глубоко его оскорбивший, законченным.
      Резидент на Кубе
      Эндрю Лирс.
      4
      Манагуа, резидентура,
      Майклу Грису.
      Весьма срочно!
      Совершенно секретно!
      Пусть Сомоса примет предложения интересующих нас лиц. Самолет
      должен быть передан в их распоряжение. Однако он не должен быть
      скоростным, чтобы легче осуществлять контроль. В случае, если летчик
      получит указания по радио от <Хорхе>, он обязан им подчиниться.
      Первый пункт при его возвращении из Аргентины должен быть Асунсьон.
      В подробности операции летчика не посвящать.
      Визнер.
      5
      Гелену.
      <Организация>.
      Весьма срочно!
      Совершенно секретно!
      Прошу сообщить, какие поселки или городки в южноамериканской
      сельве, особенно в Аргентине, являются наиболее опасными с точки
      зрения организованной нацистской эмиграции.
      Фрэнк Визнер.
      6
      Фрэнку Визнеру.
      Весьма срочно!
      Совершенно секретно!
      Сомоса настаивает на том, что документы, бросающие на него тень,
      которые ныне находятся в руках синдиката, - речь идет о деле Сандино
      - должны быть переданы ему людьми Лаки Луччиано и Капоне-младшего. В
      свое время эти уликовые материалы были переданы синдикату неким
      Солано.
      Резидент в Манагуа
      Майкл Грис.
      7
      Манагуа,
      Майклу Грису.
      Весьма срочно!
      Совершенно секретно!
      Сообщите президенту, что документы, хранящиеся у Луччиано и
      Капоне-младшего, будут ему переданы после окончания операции.
      Фрэнк Визнер.
      8
      Фрэнку Визнеру.
      Весьма срочно!
      Совершенно секретно!
      Сомоса настаивает, чтобы ему были возвращены письма,
      отправленные им до начала войны в канцелярию Гитлера, когда <зеленые
      рубашки> возглавляли борьбу против Сандино. Он также требует, чтобы
      претензии немцев, настаивающих на возвращении реквизированных им
      кофейных плантаций, разбирались совместно с представителями нашего
      посольства.
      Сомоса против того, чтобы отдавать немцам хоть что-либо. Он
      готов, если мы его поддержим, разрешить им обработку пустующих земель
      вдали от столицы.
      Майкл Грис.
      9
      Майклу Грису.
      Резидентура в Манагуа.
      Весьма секретно!
      Срочно!
      Обещайте ему все и пошлите к черту. Пусть сейчас выполняет то,
      что ему предписывают.
      Фрэнк Визнер.
      10
      Резидентурам в Аргентине,
      Чили, Бразилии, Парагвае, Перу,
      Боливии, Колумбии, Венесуэле.
      Немедленно свяжитесь с нашими военно-воздушными атташатами.
      Передайте им просьбу руководства: немедленно войти в контакт с
      местными службами слежения за воздушным пространством.
      Постоянно наблюдайте за самолетом, который будет следовать на юг
      из Манагуа. Марку аэроплана и номер передаст резидент в Манагуа Майкл
      Грис.
      Информировать меня о происходящем ежечасно - вплоть до окончания
      операции.
      Дополнительные сообщения будете получать по мере развития
      событий.
      Фрэнк Визнер.
      11
      Гелену.
      <Организация>.
      Весьма срочно!
      Совершенно секретно!
      Прошу немедленно ответить на мои предыдущий запрос о нацистских
      поселениях в сельве.
      Фрэнк Визнер.
      12
      Фрэнку Визнеру,
      по месту нахождения,
      Весьма срочно!
      Совершенно секретно!
      <Организация> такого рода информацией не располагает, поскольку
      ее деятельность прежде всего сконцентрирована на Восток.
      За Гелена - Лорх.
      13
      Лорху, для Гелена.
      <Организация>.
      Весьма срочно!
      Строго секретно!
      Такой ответ меня не устраивает!
      Визнер.
      14
      Фрэнку Визнеру.
      Весьма срочно!
      Строго секретно!
      Иного дать не можем.
      За Гелена - Лорх.
      ...Через час в дверь дома Солано позвонили.
      Гуарази посмотрел на своих людей; те по-кошачьи разбежались к окнам, с которых просматривалась улица; <первый> показал пальцем, что стоит одна машина.
      <Второй> отворил дверь.
      На пороге стоял молоденький офицер в форме ВВС:
      - Сеньоры, я прибыл в ваше распоряжение. Самолет ждет на аэродроме.
      Когда они взлетели, летчик, обернувшись, прокричал в маленькую, всего на пять мест, кабину:
      - Откройте чемодан! Начальник охраны сеньора президента просил передать вам завтрак.
      <Первый> хотел было открыть чемодан; Роумэн рявкнул:
      - Не трогай!
      Гуарази, стремительно взглянув на него, спросил пилота:
      - Слушай-ка, браток, а ты можешь сесть вон на то поле?
      - Это чудо что за самолет, - ответил пилот. - Он садится, где угодно.
      - Ну-ка, покажи нам свое искусство, - сказал Гуарази. - Нам еще предстоит садиться на полях, давай-ка потренируемся...
      Самолет легко покатился по траве. Гуарази первым выскочил из люка, отбежал в сторону, лег на землю; рядом с ним бросился Роумэн; пилот, внезапно побледнев, обрушился на землю рядом с самолетом и быстро пополз за большое дерево; <первый> и <второй> ползли рядом с ним.
      - Джузеппе, вынь чемодан, - негромко приказал Гуарази.
      Небритый сразу же поднялся, пошел в самолет; вытащив чемодан, он поставил его на землю, прямо перед собою.
      - Отнеси его за дерево, к ручью, - по-прежнему негромко приказывал Гуарази.
      Парень, не сказав ни слова, потащил чемодан к ручью - метров двести от самолета, низина, там взрыв не страшен.
      - Открой чемодан! - крикнул Гуарази.
      - Передай маме мой поклон, - ответил ему Джузеппе и, встав на колени, открыл замки. Он стоял на коленях какое-то время, а потом засмеялся; в знойной тишине его смех был противоестественным, истеричным, подвывающим.
      Гуарази поднялся и пошел к нему; в чемодане лежала голова Солано; в резиновом пакетике было письмо; Гуарази вскрыл его: <Предав сеньора президента, он может предать и вас. Я боюсь за вас и молю бога, чтобы вам сопутствовала удача... Ваш искренний друг>.
      ШТИРЛИЦ, РОУМЭН, МЮЛЛЕР, ПЕПЕ (сорок седьмой) __________________________________________________________________________
      - Что это мне вторую ночь не дают спать ваши чертовы аэропланы? спросил Штирлиц за завтраком. - Зачем днем и ночью гоняют моторы? Готовитесь к полету на Южный полюс? Тренируете десант в Европу? Намечена неожиданная бомбежка Москвы?
      Мюллер погрозил ему пальцем:
      - Нехорошо забывать дни национальных праздников, Штирлиц. Завтра <день Люфтваффе>, неужели запамятовали?
      - Бедный Геринг, - усмехнулся Штирлиц, - если бы он был рядом...
      - Не надо, Штирлиц! Вы прекрасно понимаете, что рядом со мной боров невозможен... Ладно, пейте кофе, я продолжу изучение дела Линдберга... Давайте текст...
      <...Тридцать детективов Нью-Джерси посвятили тысячи часов сбору информации и изучению всех подозрительных личностей в округе; была допрошена прислуга Линдбергов: архитекторы, каменщики, плотники и рабочие, участвовавшие в строительстве дома, их родственники, знакомые и друзья.
      Один из агентов съездил в Англию, чтобы с помощью Скотланд-Ярда заняться предками прислуги Линдбергов - верных им Бетти Гоу и Вотели.
      И, наконец, по прошествии месяцев полиция выдвинула версию, объяснявшую причину смерти Чарльза-младшего.
      Использовав тот же тип дерева и размеры лестницы, найденной возле дома, была изготовлена новая лестница, абсолютно идентичная той, по которой в дом забрался <Джон>. В ходе экспериментов, проведенных под окном детской, лестница сломалась в том же месте, что и оригинал. Сломалась, когда вес агента, в руках которого был сверток, имитирующий ребенка, равнялся восьмидесяти килограммам. Спускающийся по лестнице имитатор <Джона> упал лицом вперед, а сверток, находящийся у него в руках, ударился о стену, причем та часть, которая соответствовала черепу, стукнулась о подоконник.