Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Конан. Скрижаль изгоев (№1) - Зеркало грядущего

ModernLib.Net / Героическая фантастика / О`Найт Натали / Зеркало грядущего - Чтение (стр. 17)
Автор: О`Найт Натали
Жанр: Героическая фантастика
Серия: Конан. Скрижаль изгоев

 

 


Ораст знал это точно, ведь восемь дней подряд он следил из окна своей темницы, расположенной на самом верху Черной Башни храма, за приготовлениями палачей. Восемь дней он смотрел, как привозят во двор повозки с деревом, как распиливают подмастерья стволы на аккуратные гладкие чурбачки, как укладывают их вокруг помоста… Как каждый день на рассвете и закате обходят место казни жрецы, воскуряя благовония и вознося хвалы Солнцеликому… Как растет с каждым днем, набирая силу, деревянное чудовище, алчущее плоти и огня… Восемь дней! Восемь бесконечных, таких коротких дней! И это тоже было частью его казни.

Ораст помнил их отчетливо. Каждый из них. Каждый час, каждую секунду. Он помнил их все.

Он не пытался молиться новым богам, – если что и подарили ему науки тьмы, в которых он так силился преуспеть и за которые готов был пойти на смерть, так только беспощадное сознание одиночества и беспомощности, довлеющие над каждым смертным с рождения. И равнодушие небожителей, какие бы жертвы ни приносились, какие бы хвалы не возносились у их алтарей.

Не Митра осудил жреца на костер. И никакой другой бог не мог спасти его. Ораст даже не чувствовал отчаяния…

И поздно ночью, за несколько часов до рассвета того дня, что должен был стать для него последним, когда заскрежетал внезапно ключ в замке и вошли двое, пряча лица в тени капюшонов… Он не почувствовал ни интереса, ни надежды.

Ораст до сих пор не знал, что подтолкнуло Амальрика с Тараском спасти его. Ощущали ли они ответственность вершителей судеб за юного глупца, которого Судьба заманила на путь запретных знаний? Имели ли на него какие-то виды? Строили ли далеко идущие планы, рассчитывали поживиться запретными знаниями Скрижали? Ораст не задавал этих вопросов ни им, ни себе.

Из всех своих злоключений он вынес лишь одно: неистовую, необоримую, почти сверхъестественную жажду могущества. Силы алкала душа его – Силы, пред которой расступились бы моря, склонились горы, опустился небосвод. Силы не божественной – человеческой, но такой, превыше которой не было бы ничего. Он знал, что надежды почти нет – не хватит и жизни, чтобы обрести хотя бы пылинку того могущества, которым обладали легендарные маги древности – Ксальтотун из Ахерона, Азона-Расди из Лемурии, Шеоршаа из Туле.

О, если бы воскресить кого-нибудь из тех Посвященных, вернуть из холодных глубин небытия их кристальный, холодный рассудок, отрешенностью своей и беспощадностью напоминающий разум рептилий! За то, чтобы удалось прикоснуться ко всем тем тайнам бытия, что были скрыты за сводами их получеловеческих черепов, можно без сожаления отдать половину жизни, ибо оставшимся годам могли бы позавидовать даже небожители в своих небесных чертогах. Но это все мечты! Еще никому никогда не удалось обмануть Смерть и вытащить душу с Серых Равнин… Колдовские талисманы всего мира, вместе взятые, не обладали и сотой частицей той воистину ужасающей энергии, которая требовалась, чтобы поставить лицом к лицу материю живую и мертвую.

В начале ли пути, в конце его или в середине – он чувствовал это – его неминуемо ждет гибель. Однако путь был. И каждый шаг на нем представлял собой вызов. И каждый успех сулил наслаждение. Первый, возможно, ожидал его сегодня… Ораст поднялся, не в силах больше усидеть на месте. До заката оставалось не меньше получаса. Лучше уж он подождет на поляне…

Жрец вышел из комнаты. Ему вспомнилось, как днем он встретил Релату в коридоре у кухни. Глупость, мальчишество – опасно было так рисковать, когда кто угодно мог заметить их там… и все же он улыбнулся, и вновь ощутил томительный огонь в чреслах.

Как она была хороша… Одурманенная, испуганная, – такой она будет и сегодня, когда придет в его объятия. Как он насладится ею!..

Но, пожалуй, не сразу. Нет, не сразу. Она мучала его так долго! Проходила мимо, высокомерно вздернув подбородок, даже не ответив на поклон. Если он оказывался слишком близко, отстранялась брезгливо, точно от змеи… Нет, он возьмет ее не сразу!.. Он заставит ее мучаться. Унижаться. Она еще поползает у его ног, орошая пол слезами. Она…

Но высокомерная усмешка вдруг сползла с лица Ораста. Навстречу ему по лестнице, перемахивая через ступеньку, бежал Винсент – сын барона Тиберия. Лицо его было неестественно бледным, волосы растрепаны. Завидев Ораста, он протянул к нему руки.

– А, вы здесь! Хвала Митре! – Жрец не успел опомниться, как юноша ухватил его за руки, потащил за собою вниз. – Я как раз за вами… Ну, пойдемте! Быстрее! Что вы застыли, как неживой?!

Ораст попытался было воспротивиться, но маленький холодный паучок страха зашевелился в его душе. Что произошло? Может быть, кто-то прознал о тех святотатствах, которые он ежечасно творит в своей комнатушке? А этого щенка послали заманить его вниз, полагая, что гордый немедиец постесняется выказать такому молокососу хоть тень тревоги? А во дворе его уже ждут молчаливые стражники, которых послали его связать и отвезти в местный монастырь, где митрианские дознаватели уже калят железо? Хорош он будет, если позволит заманить себя в ловушку сейчас, когда он уже почти стоит на пороге будущего могущества! Здесь не удел барона Торского, и расчетливый дуйен вряд ли сможет чем-то ему помочь. Да и захочет ли он это делать еще раз? Жрец крепко вцепился рукой в перила.

– Подождите! Отпустите меня, мне больно в конце концов… – Он нетерпеливо дернул рукой, в которую впились железные пальцы Винсента.

Тот и не подумал ослабить хватку.

– Да пойдемте же скорее, Нергал вас забери! – Он не стал дожидаться, пока жрец на что-то решится, и поволок упирающегося Ораста по коридору, через пустынный зал к выходу. Они очутились во дворе, и лишь тут будущий владыка мира, слепо щурясь на закатное солнце, силившийся разглядеть грозных стражников, наконец понял, что двор пуст. Значит, не то… Его пока еще не тащат на плаху. Но что тогда могло понадобиться этому оглашенному юнцу? За все время пребывания в доме Тиберия он и словом не перемолвился с угрюмым жрецом. Раз так, попробуем показать зубы, а то эти аквилонские ничтожества что-то совсем подрастеряли свое хваленое гостеприимство.

– А ну, стой! – В голосе жреца зазвенел металл. Никто в доме Тиберия не ожидал от него подобного, и молодчик застыл в изумлении. – Куда ты меня тащишь, юнец? Объясни толком, что стряслось!

Тот резко разжал пальцы и отшатнулся.

– Да, да! – На лице юноши отразилось искреннее смущение. – Я прошу простить меня, господин… Нагрянувшая беда застила мне ум и, возможно, я повел себя недостойно по отношению к гостю – вы правы, что гневаетесь на меня. Но умоляю вас, поспешите! Отца ударила копытом лошадь. Он там, в конюшне… А наш лекарь, как назло, в отъезде! Прошу вас, сударь, не откажите в помощи…

Ораст сделал несколько шагов и замер вновь.

– Но почему я?

Глаза парня были полны слезной мольбы и надежды.

– Но вы же были раньше жрецом! А все знают, что служители Митры искусные врачеватели.

Это была правда. И они давали обет помогать страждущим в любое время, в любом месте, где только понадобится их помощь. И если в замке нет лекаря…

Однако Ораст больше не был жрецом. И принесенные клятвы были для него не более чем пустой звук. И он заметил, как мелькнуло на галерее, опоясывающей двор, белое платье Релаты, спешащей к воротам замка…

– Послушай, любезный… – Порыв злости бесследно улетучился, и последние слова он произнес обычным для себя смиренным тоном. – Я бы охотно помог твоему отцу, но беда в том, что я сложил с себя все обеты и не имею права врачевать. Обратись в ближайший храм, и твою просьбу не оставят без внимания.

Где-то он уже говорил нечто похожее… И кто-то вот так стоял перед ним и просил о помощи. Но где? Может быть, ему это приснилось? Да, но он отчетливо помнит, тогда случилось нечто очень скверное. Именно потому, что он выручил кого-то из беды. Воистину, правы жрецы тайного культа Аримана, которые не устают долбить своим ученикам: не стоит помогать страждущим, ибо добро, которое ты посеял, взрастет злом, и его черные всходы отравят твою пищу и воду. Кажется, так они говорят? Или все это он придумал сам? Неважно. Теперь все неважно, кроме леса и выжженного кусочка земли, на котором скоро будут переминаться в нетерпении две маленькие девичьи ножки.

Он неожиданно успокоился и развернулся, чтобы идти. Однако юноша опять железной хваткой вцепился ему в плечо, и глаза его зло засверкали.

– Если ты, жрец, не понимаешь простых человеческих просьб, то вспомни о законах гостеприимства! Или они также ничто для тебя? И разве помощь человеку, что дал тебе кров и пищу, – не твоя святая обязанность?

Почти не слыша его, Ораст пожал плечами. Человек У него за спиной что-то говорил, бормотал, гудел… звуки сливались в неразличимый гул, бессмысленный и далекий. Он видел, как выскользнула из ворот девушка и направилась, не оглядываясь, через луг, к лесу. Не думая, он рванулся за ней. Но тут что-то острое кольнуло его под ребра, Ораст ойкнул, ощутив жгучую боль и, обернувшись, встретился взглядом с глазами Винсента Амилийского. Он чуть не зажмурился – такая ненависть пылала во взоре молодого дворянина. Ораст не выдержал и потупил взор.

– Мой отец ранен, – процедил сын Тиберия, – и ты, пес, пойдешь и поможешь ему, пусть даже мне придется волочь тебя на себе. – В подтверждение своих слов, он сильнее надавил ножом, и Ораст с ужасом увидел, как окрашивается алым его рубаха. – Ты поможешь ему, – повторил юноша, едва разжимая губы. – И горе, если наш лекарь, по возвращении, найдет, в чем тебя упрекнуть! Тогда я собственноручно вздерну тебя на твоих собственных кишках.

Ораст поднял голову. На скулах заходили желваки. В глазах была пустота отчаяния. Он ощутил, как привычное безволие, которое он неустанно выкорчевывал из своей души, вновь прорастает бурным сорняком. Последний солнечный луч исчез за горизонтом, и Ораст усмотрел в этом дурной знак – видно, Огненноликий вновь посмеялся над своим недостойным слугой…

– Я сделаю все, что ты хочешь, – прошептал он чуть слышно.

День клонился к вечеру, и в лесу становилось зябковато. Кутаясь в плащ, подбитый жестким буровато-серым мехом первого убитого им волка – ему было тогда тринадцать зим… Боги, что за охота! – Валерий с угрюмой усмешкой сказал себе, что за годы скитаний, похоже, совсем отвык от прохладного климата родных краев. Да и не только от климата…

Над тем, о чем могли болтать сейчас его кузен с лесной колдуньей, принц Шамарский предпочел не задумываться. Ему в высшей степени наплевать на все их тайны и интриги, сказал он себе, – жаль только, никого больше не удается убедить в этом…

Поразмыслив на свежую голову, он также решил выбросить из памяти все нелепицы, что наболтала ведьма ему самому. Ровно столько же мог бы напророчить любой шарлатан с рыночной площади, да еще куда цветистее и красочнее! Валерию вспомнилось, как давным-давно в их замке в Шамаре – еще мать была жива тогда – появилась старая нищенка-зингарка. Все молоденькие служанки бегали гадать к ней на суженых… и даже с матерью Валерия старуха долго шепталась о чем-то в тиши запертых покоев. Мальчику навсегда запомнилась эта атмосфера предвкушения и тайны, радостные взвизги молоденьких девиц, поджатые губки, ревнивые взгляды исподлобья… На самого мальчугана, сколько он ни крутился вокруг нее, зингарка не обратила ни малейшего внимания.

… Однако в лесу постепенно сгущался сумрак, и Валерию вновь сделалось не по себе – словно некие тайные силы пробуждались вокруг, незримые течения кружились, обволакивая путника, и он ощущал их самой кожей своей. За густыми кронами деревьев не было видно солнца, однако, по тронутой багрянцем листве с западной стороны, он сделал вывод, что время близится к закату. Следовало поспешать. Валерию отнюдь не улыбалось оказаться в незнакомом лесу посреди ночи, да еще в совершенном безлунье. Он даже пожалел, что с ним нет сейчас Нумедидеса. Как бы сильно ни раздражал его кузен в последнее время, – сейчас он был бы рад любому обществу.

Внезапно Валерий насторожился. Инстинкт бывалого воина заставил его напрячься, пристально вглядываясь в просвет между деревьями впереди, чуть левее тропы, где он ехал. Что-то светлое мелькнуло там, на прогалине. Может, дикий зверь? После встречи с Цернунносом он уже не удивился бы ничему. Эх, жаль, обронил где-то кинжал…

Но тут же он расслабился. Последний луч угасающего солнца упал на поляну, высвечивая хрупкий тоненький силуэт. Валерий узнал белое платье, в закатных лучах кажущееся оранжевым, словно языки пламени в камине, и высокую смешную прическу, какие не носили при дворе уже несколько зим, единственной дочери барона Тиберия, и неспешно подъехал ближе.

Она до сих пор не заметила его. Может быть, девица ждет кого-то? Однако удивительные места для свиданий выбирали эти амилийские простушки… Но было что-то еще, что-то неуловимо странное… Он вгляделся получше, и по спине у него невольно побежали мурашки.

Девушка не шевелилась и, кажется, даже не моргала. Она казалась неестественно застывшей, как бы неживой. Лишь чуть заметно поднималась от дыхания высокая грудь. Взгляд синих глаз казался подернутым пеленой, она словно не замечала ничего вокруг. Точно свеча, в ожидании огня…

Валерий тряхнул головой. Чего только не примерещится в лесу под вечер! Наваждение рассеялось. Это была просто юная девушка, невесть как оказавшаяся в лесу. Возможно, ей нужна помощь… Он выехал на поляну.

– Благородная госпожа? Могу ли я чем-то услужить вам?

На звук голоса девушка обернулась, сперва как-то замедленно, словно пробуждаясь от глубокого сна, и вдруг странная перемена свершилась в ней. В глазах вспыхнул огонь, она вся напряглась, точно тетива, дрожь прошла по всему ее телу. Релата – кажется, так ее звали… – преображалась на глазах. Валерию показалось, он присутствует при рождении бабочки из куколки. И он впервые сказал себе, что эта девушка прекрасна.

Глаза ее, огромные, осененные густыми длинными ресницами, – серо-синие омуты, в которых можно было утонуть. Кожа бледная, точно слоновая кость, но нежнее тончайшего кхитайского шелка. Густо-медные волосы, убранные в изысканную высокую прическу, растрепались во время прогулки по лесу, и вьющиеся пряди обрамляли точеное лицо, волнами ниспадая на плечи и приоткрытую грудь. Белое платье тончайшей тафты, отделанное черным немедийским бархатом и кружевом, подчеркивало тонкую высокую талию. Из-под подола виднелась маленькая ножка в золоченой туфельке. Валерий успел еще подумать, до чего мало подобный наряд подходит к таким прогулкам… и тут девушка шагнула к нему.

– О, мой господин! Я искала вас – и вы пришли! Принц чуть не отшатнулся, так он был изумлен этой страстной горячностью в ее голосе, этой радостью. Она подошла совсем близко. И, впервые за долгое время, в присутствии женщины Валерий ощутил смущение. Чтобы скрыть неловкость, он брякнул первое, что пришло в голову:

– Вы заблудились?

И покраснел. Слишком сухо и отрывисто это прозвучало. Зря он так, ведь прелестная дочка хозяина и так, как видно, не в себе. Но, вопреки его ожиданиям, глаза девушки распахнулись в радостном удивлении, и алые губки дрогнули.

– Заблудилась? О, нет. Я ждала вас!

Что-то странное было во всем этом – в этой встрече, в самой девушке, в словах ее, внешне вполне связных, но лишенных какой бы то ни было внутренней логики и смысла… точно она отзывалась не на его речи, но отвечала кому-то внутри себя. И этот взгляд ее… Она смотрела на него, как мог бы смотреть утопающий на единственного своего спасителя. Раньше она была совсем иной. Ни на пиру накануне, ни когда они виделись перед охотой, за завтраком, она почти не обращала на него внимания. Однако кто может понять, что на уме у юной девицы. Они непредсказуемы, точно погода весной, и речи их бессмысленны, как журчание ручейка. Валерию вспомнилось учение жрецов Асуры. Те утверждали, что женщина, не познавшая мужчины, лишена собственной души, – и лишь первый ее возлюбленный, словно на девственном воске, оставляет отпечаток своей. Почему-то эта мысль привела Валерия в странное возбуждение.

Он так давно не знал женщины…

Под копытом коня что-то хрустнуло. Валерий спешился и увидел валяющуюся на палой листве статуэтку – миниатюрное изображение той девушки, которая стояла перед ним. Он с недоумением взглянул на Релату – зачем ей понадобилось таскать в лес, в вечерний час, свои изображения, даже столь искусные. Но девушка, казалось, не замечала ничего вокруг, а смотрела, не отрываясь, на принца.

Валерий протянул ей фигурку. – Вот, возьмите, госпожа, мне кажется, вы случайно оборонили…

Релата не обратила на безделушку никакого внимания и повторила:

– Я ждала вас…

Ее голос странно вибрировал, но Валерий приписал это волнению девушки.

– Большая честь для меня, сударыня, – он машинально сунул фигурку в седельный мешок и, поклонившись со всей галантностью, которую только сумел в себе изыскать, вежливо произнес:

– И я рад нашей встрече. Не хотите ли…

Пожалуй, он и сам толком не знал, что собирался предложить девушке. И хотя по глазам ее, восторженным и ясным, видел, что она готова согласиться на все, что он ни сказал бы, договорить Валерий не успел. За спиной послышался торопливый стук копыт.

Ораст пробирался сквозь чащу, не разбирая дороги, точно раненый зверь, ломая кусты, топча жухлую траву, пиная как назло попадающийся под ноги валежник. Уже почти стемнело, не разглядеть было ни выбоин, ни предательских коряг под ногами… несколько раз он падал, в кровь разбил руки, подвернул лодыжку, так что остаток пути ему пришлось хромать через силу, хватаясь за стволы и ветви деревьев.

Настойчиво, с яростной верой отчаяния, он твердил себе, что еще не поздно, что он не может опоздать. Что место в лесу было выбрано надежное, и вряд ли кто-то обнаружит там Релату. Он повторял это раз за разом – словно частота повторений могла претворить желание в реальность.

Словно в тумане, ему вспоминалось, как отправился он, покорный, ошеломленный происходящим, сломленный столь внезапным крушением всех своих планов, в конюшню вслед за Винсентом. Там, осторожно уложенный на деревянный пол в проходе между стойлами, лежал хозяин дома, накрытый попоной – бледный, в испарине. Норовистый конь ударил его копытом в плечо, когда Тиберий пытался прощупать у того опухоль на колене. Перепуганные конюхи толпились вокруг и бестолково галдели, советуя пользовать всевозможные народные средства, одно другого нелепее, вроде компресса из собственной мочи. Там же был испуганный, трясущийся брат Винсента – Дельриг.

Ораст медленно опустился на колени перед Тиберием и искоса взглянул на Винсента – не ушел ли тот. Как бы не так. Наследник барона с прищуром смотрел на мгновенно поникшего жреца, выразительно оглаживая рукоять убранного в ножны кинжала. Неудавшийся чернокнижник вздохнул, для вида пошептал губами, пусть все думают, что он перед врачеванием, как надлежит, возносит молитву Солнцеликому, и начал осмотр.

Он помнил, какое мертвенное, ледяное спокойствие овладело им в тот миг. Совсем недавно он летел во весь опор, окрыленный, не ведающий преград и опасностей – птица, устремленная к солнцу, – и вдруг путь его пресекся, точно золотой меч рассек туго натянутую нить, длань Митры встретила его, преградила дорогу, и самое дыхание его прервалось от внезапности и жестокости нападения.

Ораст слишком долго был жрецом, чтобы не научиться в любой мелочи, сколь ни ничтожной, усматривать знак судьбы и перст провидения. Все его богоборческие порывы и устремления – какой гнусной насмешкой обернулись они! Казалось, весь сонм Темных Богов хихикал в отдалении, наслаждаясь своим бездействием, дозволяя Митре по-прежнему править своим недостойным аколитом, вертеть, точно безвольной куклой, на миг позволяя приподнять голову, – и тут же с яростной насмешкой втаптывать обратно в грязь.

И все же, когда изначальное отчаяние миновало, Ораст сумел взять себя в руки. В волчьей ухмылке приподнялась верхняя губа, обнажая острые зубы. Было ли случившееся с ним случайностью или волей богов, он не знал. И сказал себе, что это не должно иметь для него никакого значения. Истинное могущество в том и состоит, чтобы одерживать верх над любыми соперниками, – будь то бессмертные небожители, или слепая нелепость судьбы. Не имело значения, кто встал у него на пути, кто пытается нарушить столь тщательно вынашиваемые планы. Ораст ощутил себя стрелой, выпущенной из лука. Он вновь почуял в себе несгибаемую силу, незримое притяжение цели. Никакие задержки больше не страшили его.

Ловкими опытными пальцами он ощупал поврежденное плечо Тиберия. Сустав был выбит. Ключица сломана. При прикосновении Тиберий поморщился, однако, сжав губы, удержал стон, лишь крупные капли пота выступили на лбу. Даже в своей отстраненности жрец не мог не восхититься стойкостью старого воина. Нажатием на три Узла Живой Силы он лишил чувствительности поврежденный участок тела. Раненый заметно расслабился.

Вправить вывих было бы несложно, – но приходилось действовать крайне осторожно, чтобы не сдвинуть сломанную кость. На мгновение Ораст сосредоточился, наложив руки в нужных местах, и, ощутив горячие токи, с силой рванул руку Тиберия и резким крутящим движением вправил сустав. Старик вскрикнул, выгнулся дугой. Винсент с воплем выхватил кинжал, подскочил к нему и приставил обнаженное лезвие к горлу жреца.

– Проклятый пес! Я убью тебя…

Загомонили примолкнувшие конюхи, что-то затараторил Дельриг, пытаясь образумить брата, но Ораст не нуждался в защите. Гибким, кошачьим движением он поднялся с колен и, выпрямившись, взглянул в глаза юноше, и хотя был почти на полголовы ниже его и куда уже в плечах, тот невольно отступил на шаг.

– Придержи язык, щенок! – Голос его звучал жестко и надменно. На какой-то миг им всем почудилось, будто алая накидка служителя Солнцеликого легла на плечи Ораста, и они невольно притихли. Винсент приоткрыл рот, точно пытаясь что-то сказать, но повелительный жест жреца сомкнул ему уста. – Я многим обязан твоему отцу – и сделаю для него все, что в моих силах. Но запомни. Моя благодарность не распространяется на его сыновей, и горе тебе, если я дам волю своему гневу!

Он выждал мгновение, чтобы слова его хорошенько осели в сознании взбудораженного юнца, и вновь наклонился к раненому.

Перебинтовать плечо, удерживая сломанную кость в правильном положении, чтобы выправить смещение и дать ей возможность как следует срастись, было лишь делом техники и не заняло много времени. Пожалуй, сказал себе Ораст, удовлетворенным взглядом провожая Тиберия, которого слуги на носилках, сооруженных из плащей, уносили в дом, даже Мениер, старший лекарь храма, его учитель, не нашел бы к чему придраться. Отсутствие практики не лишило его былой сноровки… Мысль эта доставила ему странное удовольствие.

Он успел еще, совершенно спокойный внешне, дать основные указания слугам о том, как ухаживать за хозяином, перемолвиться несколькими словами с Дельригом, который, намеренно не поминая недавней сцены с Винсентом, рассыпался в благодарностях и обещал щедрое вознаграждение, от которого Ораст вежливо, но твердо отказался… И лишь когда все разошлись по своим делам, не спеша направился к воротам замка. Никто не обратил внимания на его уход.

Однако, оказавшись вне зоны досягаемости для сторонних взглядов, он побежал.

… Всем его надеждам, однако, суждено было развеяться, точно утренней дымке, когда он достиг наконец заветной поляны. Пригнувшись в зарослях можжевельника, он наблюдал.

Релата. Он заметил ее первой, и пьянящая радость мгновенно охватила его. Она пришла… заклинание подействовало… Но он тут же сказал себе, что никакое удавшееся колдовство не имеет смысла, когда не достигает цели. Так что упиваться победой было нелепо. Достойно насмешки.

Но еще более он изумился, когда увидел, что на поляне стояли трое. Рядом с девушкой двое мужчин держали в поводу коней… те самые, что приехали в дом Тиберия накануне и отправились с утра на охоту. Что за черная судьба принесла их сюда в этот час?! Ораст был готов взвыть от ярости. Однако – если их двое… в душе мелькнула сумасшедшая, шальная надежда… возможно, заклинание не сработает! Он попытался прислушаться к разговору на поляне.

Однако упования его были тщетны; почти сразу же он убедился в этом. Чары подействовали. Да так, как он и надеяться не мог, когда замыслил все это.

Релата ни на шаг не отходила от одного из охотников, высокого, желтоволосого, обращалась лишь к нему, не сводила с него глаз. Вот рука ее легла на его локоть… Ораст заскрипел зубами. Сколь сильны были его муки, когда Релата пренебрегала им – но они оказались лишь бледным предвестьем той пытки, что он переживал теперь. Каждое ее движение, каждый взгляд, каждое с нежным придыханием произнесенное слово, точно отравленные Дротики, вонзались в его сердце. В горле он ощутил вкус желчи. Глаза застлала багровая пелена. Если бы не присутствие свидетеля, он набросился бы на них…

Ценою огромного напряжения сил Орасту удалось взять себя в руки. Он попытался разглядеть сцену подробнее, – но сумрак и густые заросли можжевельника препятствовали ему… впрочем, увиденного было достаточно, чтобы у него разорвалось сердце.

И, похоже, второй охотник испытывал схожие чувства. Сперва он пытался заигрывать с Релатой, неловко пошутил насчет юных девиц, что выходят ночами в лес и могут стать добычей диких волков, однако, слова его уходили в пустоту. Девушка словно и не слышала его. Он попытался взять ее под руку – она отстранилась негодующе и презрительно. И наконец, бросив что-то резкое – ветер отнес слова – он вскочил на коня и умчался прочь, во тьму.

Затаив дыхание, Ораст принялся ждать, что будет дальше. «Если он посмеет дотронуться до нее, – твердил он пересохшими губами, – я… я…» Что он сделает тогда, слабый, безоружный, против опытного бойца, он не знал. Но готов был решиться на любой самоубийственный жест.

Ничего подобного, однако, от него не потребовалось. Молодой человек вскочил в седло, нагнулся, обхватил девушку за талию, усадил перед собой. Она что-то прошептала ему на ухо. Он засмеялся. Тронул поводья. И жеребец его неспешным шагом пошел прочь.

Дождавшись, пока они скроются из виду, Ораст выскочил на поляну. Он и сам не знал, что понадобилось ему там теперь. Место Силы было пустым. Магия его исчерпалась. Он рухнул ничком и, огласив лес диким протяжным криком, забарабанил кулаками по холодной земле.

Внезапно что-то впилось ему в руку. Сучок или щепка, подумал он, машинально потянувшись вырвать занозу. Но в пальцах его оказался металл. Золоченая фигурка феникса, расправившего гордо крылья, чуть заметно блеснула во тьме.

Ораст медленно поднялся на ноги, пряча на груди драгоценную находку. И ровным шагом осужденного на казнь направился в замок.

ОБРАЗ ЛИСИЦЫ

– К вам явился посланец, мой господин…

– А? – Амальрик Торский с неохотой оторвался от созерцания серебряного кубка с тончайшей гравировкой, изображавшей битву демонов и драконов. Офирская работа, должно быть… Купец, принесший показать знатному вельможе свой товар (слухи о том, что барон неравнодушен к старинным вещам, и особенно к оружию, разнеслись далеко за пределы Тарантии), покорно дожидался внизу, покуда милостивый месьор соблаговолит сделать выбор. Немедиец потянулся и зевнул, прикрывая рот рукавом шелкового халата, потом буркнул: – Какой еще посланец? Я никого не жду. Да отвечай же скорее, собака!..

Гонцы из Бельверуса, встретившие его по возвращении из Амилии, отбыли накануне, увозя с собой грамоту для короля Нимеда. Там были обычные известия, слухи, дворцовые сплетни, предположения… Словом, ничего выдающегося. Так, обычное переливание из пустого в порожнее. Амальрик достаточно поднаторел на дипломатическом поприще, чтобы составление подобных докладов не составляло для него труда. Там было все, что могло удовлетворить любопытство его сюзерена – и ничего, что позволило бы монарху заподозрить, как обстоят дела в Аквилонии на самом деле.

Разумеется, на свою собственную деятельность барон набрасывал особо плотный покров тайны. Едва ли Нимед пришел бы в восторг, узнай он, что посланник интригует в Аквилонии против его венценосного собрата. Более того, он навряд ли сумел бы понять, что движет его преданным слугой. И даже мог счесть это государственной изменой… Нервным жестом Амальрик потер шею, словно ее уже коснулся топор палача.

Он знал, что играет в опасную игру. Однако и страх, и чувство долга давно утратили власть над его мятежным духом – слишком привычно стало жить, постоянно рискуя, ходить по лезвию ножа. Но, что поделаешь, без этого существование казалось бы слишком пресным.

Немедиец, ожидая ответа, поднял глаза на слугу, который съежился от немигающего взгляда своего господина и испуганно залопотал:

– Он не назвал себя, месьор. Но просил принять его как можно быстрее, говорит, что валится с ног от усталости.

Амальрик поморщился. Подумать только, какая наглость! Презренный раб, видите ли, устал с дороги! Может, приказать всыпать ему плетей? Хотя нет, с этим всегда успеется. Сначала надо узнать, кто прислал его, а то, чего доброго, его хозяин обидится на негостеприимный прием.

Однако кем же мог быть таинственный гонец? Амальрик был заинтригован, но тем не менее отослал слугу назад, не спешив отдать распоряжение позвать незнакомца – пусть поскучает в передней. В конце концов, это было частью этикета. Не может же, в самом деле, благородный немедийский дуайен принимать неизвестно кого, не помедлив хотя бы три четверти клепсидры. Хвала Митре, что он может себе это позволить, ибо не ждет никаких срочных известий. И барон принялся неторопливо раскладывать на лакированной столешнице изящные вещицы, принесенные давешним купцом.

Его холеные руки с длинными пальцами и ухоженными овальными ногтями небрежно брали изделия безвестных ремесленников с серебряного подноса, выкладывая сложную мозаику, где каждый предмет олицетворял собой отдельного человека, а все вместе являли картину будущего заговора против аквилонского венценосца. Немедиец напоминал ткача, сосредоточенно плетущего паутину кружева, соединяя разрозненные нити в единый узор.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27