- То есть?
      - Если в двух словах - такой человек становится умнее.
      - И что же, разница между... э-э... этими состояниями так заметна?
      - Разница колоссальна. Меняется скорость мыслительных процессов, резко обостряются творческие способности, аналитические... и так далее. Эти люди становятся политиками, учеными, занимаются искусством. Им всегда предоставляются руководящие посты в избранной ими области.
      - А не бывает так, чтобы человек вдруг утратил столь необычное дарование?
      - Нет, не бывает. Это пожизненно.
      - А в других странах ничего подобного не наблюдается?
      - Дарейты выходят на берег только в одном месте - у Желтого залива. А Желтый залив, как вам известно, находится на нашей территории.
      - И для того, чтобы говорить с ними, нужно приходить на берег?
      - Нет... не обязательно. Здесь все несколько сложнее, и мы, собственно, не знаем, в чем тут дело. Видите ли, иногда первый всплеск понимания наблюдается у человека, вообще находящегося далеко от побережья, в глубинных районах страны. Иногда - но тоже очень редко - у тех, кто находится в непосредственной близости к морю, в любом месте. Кстати, те люди, которых вы видели на набережных... ну, те, что сидят часами, глядя на воду... они надеются когда-нибудь услышать зов моря и стать великими. Но чаще всего...
      Ласкьяри внезапно замолчала.
      - Так что же - чаще всего? - настороженно спросил Ольшес.
      Вместо ответа девушка встала и произнесла торжественно и серьезно:
      - Вы должны покинуть нас немедленно!
      - То есть как - покинуть? - удивился Елисеев.
      - Вы должны улететь с нашей планеты. В ближайшие дни. Или, по крайней мере, перебраться в какую-то другую страну.
      - Но помилуйте, Ласкьяри, с чего бы вдруг?
      Ласкьяри снова села - вернее, почти упала в кресло, схватилась руками за голову и закричала:
      - Уходите, уходите, уходите от нас! Так нужно! Уходите скорее! Как можно скорее! И навсегда!
      Ольшес быстро встал, подошел к ней, взял за плечи и основательно встряхнул.
      - Успокойтесь!
      Ласкьяри замолчала, обвела всех растерянным взглядом - и расплакалась.
      - Ох, девочка...
      Земляне засуетились. Хедден побежал за валерьянкой, Росинский бросился на кухню за льдом...
      Наконец девушку удалось успокоить. Каждому из землян хотелось задать ей один и тот же вопрос - но никто не мог решиться, опасаясь нового взрыва чувств. Однако Ласкьяри заговорила сама.
      - Вы должны уйти от нас, потому что иначе... В общем, в день Великого Праздника вас хотят схватить...
      - Но, Ласкьяри, - осторожно перебил Елисеев, - мы ведь и сейчас не в крепости сидим, нас можно схватить в любой момент. Зачем ждать праздника?
      - Затем, чтобы все это выглядело так, словно ваши черные мысли почувствовали дикие люди - они придут в этот день в Столицу, и они часто нападают на кого-то... Видите ли, правительству выгодно поддерживать легенду, и, хотя кочевники на самом деле никакие не кочевники, и совсем не такие дикие, как думает большинство людей, они с удовольствием играют в эту игру - получая, естественно, неплохие деньги за все это, и многие другие выгоды... но об этом знают только имеющие власть. И часто степных людей просят "почувствовать" того или иного человека... Теперь намечены вы и Правитель.
      - Ну, хорошо, - сказал Елисеев. - Предположим, все будет выглядеть вполне благопристойно, нас арестуют по подсказке кочевых людей. Но для чего нас арестовывать? В чем смысл этого деяния?
      - О боже... - Ласкьяри прикрыла глаза, вздохнула и снова заговорила. Но теперь она выглядела растерянной, беспомощной... и уже не дочь первого министра, владеющая собой, воспитанная среди дипломатов и государственных деятелей, - нет, просто девочка, испуганная и зареванная, сидела в кресле, глядя на землян громадными глазами, в которых кроме страха ничего уже не было...
      - Нам нужно... я говорю "нам", потому что не могу отделить себя от своего отца и от Гилакса - он мой молочный брат... так вот, нам нужно ваше оружие. Неужели вы до сих пор не поняли? Странно. Нам нужна ваша техника. Ваша сила. Чтобы государство Тофет окончательно и безусловно стало первым. Чтобы никто не мог противиться его воле...
      - А почему, собственно, вы решили, что стоит захватить нас в плен, как тут же на вас упадут все блага земной цивилизации? - поинтересовался Ольшес.
      - Потому что вы слишком добры.
      - Не понял, - признался Елисеев.
      - Потому что ваши соотечественники отдадут все, лишь бы выручить вас из беды! - выкрикнула девушка.
      - Да с чего вы взяли, что мы станем сообщать нашим соотечественникам о таких вещах? - недоуменно развел руками Ольшес.
      - А как же иначе?
      - Да так уж... сами выкрутимся.
      - Неправда, - усмехнулась Ласкьяри. - Впрочем, - подумав, согласилась она, - может быть, и правда - то, что вы не захотите звать на помощь. Но они придут сами.
      - Неплохо рассчитано, - вынужден был признать Елисеев. - Только все равно ведь вы ничего не получите. Особенно оружия.
      - А если вам будет грозить смерть?
      - Ну и что?
      Тут уж Ласкьяри изумилась не на шутку.
      - То есть как - ну и что? Неужели ваши друзья там, в этой вашей Федерации, пожертвуют вашими жизнями?
      - Им не придется ничем жертвовать. В случае крайней необходимости мы и сами сумеем пожертвовать собой. Поймите, Ласкьяри, - принялся объяснять Даниил Петрович, - наши жизни, конечно, представляют некоторую относительную ценность, и у нас не принято рисковать людьми ни с того, ни с сего, это вы усвоили. Но бывают ситуации, когда один, и даже пять человек имеют право погибнуть. Например, если речь идет о судьбе целой планеты. О миллионах людей, которые могут пострадать из-за того, что Федерация неосторожно вторглась в их существование. Понимаете? Мы имеем право на смерть. И если у нас не останется другого выхода - мы это право реализуем. И наши друзья нас не осудят, поверьте. Так что хлопоты Гилакса напрасны.
      - У вас не будет возможности реализовать ваше право.
      Земляне рассмеялись одновременно и так весело, что Ласкьяри встала, глядя на них с ужасом.
      - Почему вы смеетесь?
      - Милая девочка, - сказал Елисеев, - вы, наверное, думаете, что если нас связать по рукам и ногами запереть в темной комнате, то мы окажемся беспомощны перед вами? Но ведь любой из нас может просто приказать сердцу остановиться, и всех-то дел! Нас этому специально учили.
      Корсильяс не удержался, чтобы не отметить тут же:
      - Ах, Адриан Станиславович, что это за манера выражаться - "всех-то дел"? И где вы этого нахватались?
      - У вас научился, - любезно ответил консул.
      Ласкьяни не сказала, а простонала:
      - Нет, вы все ненормальные!
      И выбежала из комнаты.
      8.
      Рассвет, затянутый плотными серыми облаками, мало отличался от ночи. Но в тот час, когда должен был появиться первый луч Оссианы, в Столице началось движение. Ольшес долго смотрел в окно, наблюдая за тенями, мелькавшими на площади перед зданием консульства, исчезающими в переулках и вновь появляющимися на открытом пространстве... затем решительно направился к выходу. Однако едва лишь он приоткрыл дверь, как в щели возникла фигура стражника.
      - Простите, пожалуйста, господин второй помощник консула, но на улицу уже нельзя выходить.
      - Почему?
      - Разве вы не знаете? В первый день Великого Праздника никто не выходит за дверь своего дома. Завтра - другое дело. Но сейчас... Кочевники уже вошли в Столицу. Извините, но вам лучше уйти наверх.
      - Подожди, подожди... Нам ничего не говорили об этом.
      - Господин второй помощник, я всего лишь рядовой страж, я не могу знать, почему вам ничего не сказали. Мое дело - стоять у двери.
      - Но если нам нельзя выходить, то почему тебе можно находиться снаружи?
      - Я в форме, и я стою у самой двери, не отойду даже на шаг. Так полагается.
      - Ясно. Ну, извини, друг.
      - Ну что вы, господин Ольшес...
      Даниил Петрович отправился наверх и прежде всего разбудил консула. Впрочем, Елисеев все равно проснулся бы через пять минут - он строго выдерживал режим. Выслушав Ольшеса, Елисеев спросил:
      - Значит, на площади вы видели кочевников?
      - В том-то и дело, что это горожане.
      - Вы не могли ошибиться?
      Ольшес только пожал плечами в ответ. Елисеев хмыкнул, подумал и сказал:
      - Ну, собирайте всех. В столовой.
      Через несколько минут сотрудники консульства уже находились в столовой; они стояли у окон, всматриваясь в медленно бледнеющую тьму. Фигуры на площади суетились по-прежнему, занятые какой-то непонятной и таинственной деятельностью, но их становилось все меньше и меньше.
      - Почему же все-таки нас заперли? - сказал наконец Росинский.
      - Поживем - увидим, - беспечно откликнулся Корсильяс.
      - Не нравится мне это, - пробормотал Ольшес. - Более чем не нравится...
      - Боюсь, что там, снаружи, это никого не интересует, - вздохнул Хедден. - Что нам нравится, что - нет...
      В конце концов сотрудники консульства решили позавтракать - что бы ни происходило на улице, подкрепиться все же было необходимо. Но едва лишь они уселись за стол, как раздался звонок - кто-то пришел со стороны сада. Ольшес помчался вниз, и через минуту вернулся с Ласкьяри. Девушка была невероятно бледна, ее всегда безупречная прическа выглядела сомнительно. Едва войдя, она торопливо заговорила:
      - Ваш автомобиль стоит во дворе... это очень хорошо. Вам нужно уходить отсюда. Немедленно!
      И в ответ услышала:
      - Хотите кофе?
      Ласкьяри бросила на Ольшеса тяжелый взгляд - словно булыжником швырнула, и, отвернувшись от второго помощника, обратилась к Елисееву.
      - Господин консул, в вашем распоряжении совсем немного времени. К полудню дом будет окружен кочевниками, и тогда...
      - И что - тогда? - мягко спросил Елисеев.
      - Вас просто убьют. Достаточно и одного заложника, чтобы начать торговаться с Федерацией... вполне достаточно, и хлопот гораздо меньше. Я, кстати, говорила с нашими врачами. Они уверяют, что никакой человек не в состоянии остановить собственное сердце, так что...
      - Ласкьяри, - вмешался Росинский, - скажите, пожалуйста, а как вы к нам добрались? Тут у нас под дверью стоит стражник, так он утверждает, что сегодня никому нельзя выходить на улицу. Хотя на площади...
      - Кто посмеет остановить дочь Правителя? - презрительно встряхнув головой, бросила Ласкьяри.
      - Правителя? - откликнулся Елисеев. - Вот оно, значит, как...
      - Да, именно так.
      - Скажите, пожалуйста, - спросил Хедден, - а вот эта мысль... ну, сделать нас предметом торговли с Федерацией... принадлежит вашему отцу?
      Ласкьяри рассмеялась - очень зло и очень коротко.
      - А вы думаете, Правитель Сапт хотел от вас чего-то другого? Уверяю, он рассчитывал получить же самое. Только отец опередил его, обошел, и теперь Сапта нет, а отец продолжает игру.
      - Ох, девочка, - вздохнул консул, - что они с вами делают...
      - При чем тут я? - искренне удивилась Ласкьяри.
      - При том, что вы доброе существо, а вас уродуют, внушая вам идеи зла, - сердито сказал Елисеев.
      - Э, нет, - спокойно ответила девушка. - Нет во мне добра. И эта ваша идея - что человек от природы добр, - сплошная глупость, я давно это вам говорила. Вам нужно уходить. И вы никогда не должны возвращаться сюда. В своих делах мы разберемся сами, и ни в чьей помощи не нуждаемся.
      Снова раздался звонок. На этот раз встречать посетителя отправился Хедден, а Ольшес, помедлив мгновение, выскользнул из столовой через другую дверь. Ласкьяри проводила его задумчивым взглядом, и Елисеев отметил для себя, что Даниил Петрович и Ласкьяри явно о чем-то сговорились... и испугался.
      Внезапно девушка сказала:
      - Меня здесь нет.
      И поспешно выбежала следом за вторым помощником. В столовой остались только трое землян.
      - Кто бы это мог прийти? - пробормотал Росинский.
      В ответ на его слова открылась дверь и появился Гилакс. За ним с растерянным видом вошел Хедден.
      - Доброе утро, господа, - холодно поздоровался Гилакс.
      - Здравствуйте, - сказал консул. - Господин Гилакс, вы явились сюда как официальное лицо?
      - Да.
      - В таком случае позвольте задать вопрос.
      - Слушаю вас.
      - Скажите, господин Гилакс, почему нас не поставили в известность о предстоящем празднике? И почему нас никто не предупредил, что в первый день праздника нельзя выходить на улицу?
      - Это недосмотр прежнего кабинета, - ответил Гилакс, натянуто улыбаясь. - А я прибыл как раз для того, чтобы принести вам извинения нового правительства по этому поводу.
      - Благодарю вас, - сказал консул. - Теперь все ясно. В таком случае у нас нет никаких претензий.
      - Кроме того, я уполномочен передать вам предложение нового Правителя.
      - Мы с удовольствием выслушаем вас.
      За спиной Гилакса в проеме двери бесшумно возник Ольшес. Почему-то он надел куртку, и Елисеев машинально отметил это обстоятельство. А за спиной Ольшеса в полутьме коридора появилась тонкая фигурка Ласкьяри.
      Гилакс продолжал:
      - От имени нового Правителя Тофета я хочу предложить вам сотрудничество не только в области культуры. Мы... э-э...
      Гилакс замялся под пристальными взглядами землян, и даже его великолепная наглость не помогла ему преодолеть смущение. На него смотрели так, что он почувствовал себя последней букашкой.
      Елисеев закончил мысль Гилакса:
      - Вы хотите, чтобы мы привезли вам оружие.
      - Да, - встряхнулся Гилакс.- И вы его привезете.
      - Вы в этом уверены?
      - Безусловно.
      - Позвольте поинтересоваться, на чем основана ваша уверенность?
      Гилакс ухмыльнулся, обвел взглядом присутствующих, и вдруг словно что-то толкнуло его - он обернулся. И увидел позади Ольшеса. Ласкьяри он заметить не успел - девушка отступила вглубь коридора, растворилась в темноте... но какой-то намек на движение отпечатался в сознании Гилакса, и он спросил:
      - У вас здесь кто-то посторонний?
      - Почему вы так решили?
      Гилакс не ответил. Он подошел к двери и всмотрелся в неосвещенное пространство. Но, похоже, ничего подозрительного он там не усмотрел, потому что вернулся в центр комнаты и сказал резким, неприятным тоном:
      - Наша уверенность основана на том, что вы - здесь, в наших руках, и уйти вам не удастся.
      - Вот как? - поднял брови Елисеев. - Вы это точно знаете?
      Гилакс фыркнул, как рассерженный кот, прищурился и заявил:
      - Разумеется, я это знаю точно. И должен предупредить, что времени на размышления у вас осталось не так уж много. Ровно в полдень кочевники зажгут на площадях костры из травы "рор", и...
      - И сразу ощутят, что мы замыслили зло против вашей планеты? - перебил его Ольшес. - А вам не кажется, что такому цивилизованному государству просто не к лицу средневековые методы избавления от неугодных людей?
      - Это не ваше дело, - огрызнулся Гилакс. - Но вот как вы об этом узнали - я должен выяснить.
      - Я им все рассказала, - раздался голос Ласкьяри, и Гилакс чуть не подпрыгнул от неожиданности.
      Ласкьяри вошла в столовую, спокойно обогнула Гилакса и, остановившись возле Елисеева, тихо сказала:
      - Господин консул, теперь вы убедились, что я говорила правду?
      - Ласкьяри, - сказал Елисеев, мгновенно побледнев, - вам нужно идти домой. Я вас очень прошу.
      - Нет, - покачала головой девушка. - Я не уйду. Пока я здесь - они не посмеют вас тронуть.
      - Вы ошибаетесь, Ласкьяри, - тихо сказал консул - Ваше присутствие не остановит тех, кто хочет воевать. Пожалуйста, уйдите.
      - Нет.
      Она повернулась к Гилаксу, задумчиво осмотрела его с головы до ног Гилакс поежился под ее взглядом, - и заговорила неторопливо:
      - Ну что, братец, не ожидал? Знаю, знаю, не думал сегодня встретить меня здесь. Но я пришла. И не уйду, пока эти люди не окажутся в безопасности. А если ты захочешь помешать этому - я убью тебя. Ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю. Подумай, дорогой родственничек.
      - Ну, хорошо, - пробормотал Гилакс, невольно делая шаг назад. - Я сейчас уйду. Но я вернусь через два-три часа, и вы должны будете мне ответить, хотите вы того или нет, - обратился он к Елисееву.
      Елисеев сдержанно кивнул, ничего не говоря, и Гилакс вышел. Даниил Петрович отправился проводить его, и пока он не вернулся, никто не произнес ни слова.
      Войдя, Ольшес сказал:
      - Ну что, господин консул, может быть, все-таки отправимся восвояси? А то как бы хуже не вышло.
      - Право, не знаю, - ответил Елисеев в том же тоне. - Просто удирать, не попрощавшись, как-то некрасиво, а по-хорошему, похоже, теперь уже не уйти. Неужели придется с ними драться?
      - Для начала, я думаю, нужно все-таки позвонить новому Правителю, предложил Росинский.
      - Он не станет с вами говорить, - тихо произнесла Ласкьяри.
      - Почему?
      - Не станет - и все. Впрочем, попробуйте.
      Ольшес подошел к телефону, набрал номер и тут же включил экран. Елисеев изумленно посмотрел на второго помощника, но тот сделал вид, что ничего не заметил. Росинский хотел выключить фонопт, но Ольшес отвел его руку, сказал:
      - Ничего, ничего. Девочка им не расскажет.
      Ласкьяри не отрывала взгляда от экрана, и на ее лице было такое странное выражение, что Елисеев, тяжело вздохнув, сказал:
      - Видите ли, Ласкьяри... Мы, конечно, напрасно не поставили вас в известность о возможностях нашей техники, но...
      - Молчите, - оборвала его девушка. - Незачем вам оправдываться. Во всяком случае, передо мной.
      Во дворце наконец сняли трубку, и на экране сразу возникло перекошенное злобой лицо Гилакса.
      - Дворец Правителя.
      - Господин консул Земной Федерации хотел бы поговорить по служебному вопросу с Правителем Тофета.
      - Господин Правитель занят.
      - Могу ли я узнать, когда он освободится?
      - После полудня. - И Гилакс бросил трубку. Изображение на экране исчезло.
      - Вот видите, - прошептала Ласкьяри. - После полудня...
      - Ну что ж, - сказал Елисеев, - начнем сборы?
      - Ничего более разумного я не слышал в последние дни, - съязвил Корсильяс. - Наконец-то нас вынудили форсировать мыслительный процесс. И результат налицо.
      - В таком случае, - не остался в долгу Елисеев, - вам я поручаю самую умственную деятельность. Займитесь уничтожением фонопта и киберов.
      - Вот-те здравствуйте, - возмутился Корсильяс. - Это вы мне предлагаете молотком поработать?
      - Именно.
      - Начальству не перечат, - пожал плечами Корсильяс и отправился на поиски молотка или чего-нибудь такого, что могло бы его заменить.
      - Господин консул, вы хотите разрушить здесь все? - спросила Ласкьяри.
      - Да, девочка. Мы не можем оставить это. Не имеем права.
      - Я понимаю, - прошептала девушка. - Но как жаль...
      - Ничего, вы еще додумаетесь и до таких вещей, и до гораздо лучших.
      - Я не об этом.
      - А о чем же?
      - Не знаю, как это сказать... Жаль ваших трудов. Жаль, что такая техника должна быть просто сломана.
      - Бывает и хуже.
      На этот раз Ласкьяри промолчала.
      Через полтора часа сотрудники консульства Земной Федерации были готовы к тому, чтобы навсегда покинуть государство Тофет и планету Ауяну. Но за эти же полтора часа обстановка вокруг здания консульства изменилась. Толпа кочевников теперь бурлила на площади, и сад консульства тоже был полон людей - и выйти незаметно оказалось уже невозможно... Ольшес несколько раз спускался к дверям, выводящим в сад, - нет, кочевники не собирались уходить. Наоборот, похоже было на то, что они расположились в саду всерьез и надолго. От выхода до автомобиля было всего полтора десятка шагов, но как пройти их, не вызвав конфликта? К тому же и у задней двери откуда-то появился солдат с автоматом наизготовку...
      Напряжение нарастало. Скоро уже должен был вернуться Гилакс, а уж его земляне хотели бы видеть в последнюю очередь. В конце концов Ольшес предложил втащить солдата в дом и закрыть в кладовке.
      - Кочевники нас не остановят, - сказал Даниил Петрович. - А этот воин пусть посидит с полчасика взаперти, пока Гилакс не явится, ничего с ним не случится.
      Елисеев вопросительно взглянул на Ласкьяри.
      - Да, - сказала девушка, - это можно. Солдата не накажут за ваш побег. Тем более, я могу сказать, что это была моя идея. Надеюсь, - она насмешливо обернулась к Ольшесу, - господин второй помощник не станет возражать против присвоения его мысли?
      - Не стану, - заверил ее Ольшес. - Лишь бы удрать поскорее.
      Но осуществить предложение Ольшеса сотрудники консульства не успели. Гилакс пришел раньше, чем собирался.
      Он был взвинчен до предела, и сразу начал говорить с консулом резко и требовательно, не заботясь о соблюдении дипломатического протокола:
      - Ну, я думаю, точнее, я уверен, вы уже все решили, и решили именно так, как вам было предложено.
      - Вы ошибаетесь, - вежливо возразил Елисеев. - Ваше предложение для нас абсолютно неприемлемо.
      - Вот как? - сквозь зубы проскрипел Гилакс. - И что вы намерены в таком случае делать?
      - Мы намерены в ближайшие часы отбыть с вашей планеты. Искренне сожалея о том, что на данном этапе наладить культурный обмен не удалось.
      - Посмотрим, как вам это удастся.
      И Гилакс выхватил из внутреннего кармана пиджака пистолет.
      - Эй, ты, - негромко окликнула его Ласкьяри. - Спрячь эту дрянь!
      - Не лезь, сестричка, куда не просят, - огрызнулся Гилакс. - Лучше скажи своему возлюбленному, чтобы не брыкался. А то ему же плохо будет.
      - Убери пистолет!
      - Ой, как я тебя боюсь, сестричка! Какая ты страшная! Ты меня застрелить хочешь? Какое счастье, что у тебя нет пушки!
      Ласкьяри резко шагнула вперед и с размаху ударила Гилакса по ухмыляющейся физиономии. Гилакс грязно выругался и с силой отшвырнул девушку. Она, вскрикнув, упала возле стола.
      - Не сметь! - закричал Елисеев. - Мерзавец!
      - Я - мерзавец? - удивился Гилакс. - Ах ты...
      Раздался выстрел.
      И Елисеев охнул, неловко схватился рукой за бок и медленно, неуклюже опустился на пол...
      Ласкьяри не закричала, не заплакала - только ее глаза вдруг стали огромными и неживыми. Какое-то время она смотрела на Елисеева - не замечая поднявшейся вокруг суеты, не видя, как Ольшес разоружил Гилакса, а Хедден, убедившись, что консул мертв, отошел в угол и встал лицом к стене - и плечи его дергались, и он уперся лбом в деревянную панель и, казалось, хочет продавить стену...
      Росинский наклонился к девушке, обхватил ее за плечи. Ласкьяри подняла голову, всмотрелась в лицо Росинского и шепотом спросила:
      - Неужели вы ничего не можете сделать? Вы, всесильные...
      - Мы сломали все аппараты... - также шепотом ответил Росинский и закашлялся. - У нас ничего не осталось здесь...
      Ласкьяри нервным движением вывернулась из рук Валентина Лукьяновича и подошла к Ольшесу. Она молча протянула руку ладонью вверх, и взгляд ее был таким, что Даниил Петрович расстегнул куртку и достал из кобуры бластер. Несколько мгновений он медлил, не решаясь отдать оружие, и Ласкьяри, потеряв терпение, коротко сказала:
      - Дай!
      И Даниил Петрович, не отводя взгляда от остановившихся глаз Ласкьяри, отдал ей бластер.
      - Ты с ума... - начал было Корсильяс, но Ласкьяри обернулась к нему, и Корсильяс замолчал, не закончив фразу.
      - Пойдемте, - бросила Ласкьяри, и, больше уже ни на кого не глядя, направилась к двери. Сотрудники консульства пошли за ней.
      Солдат, увидя Ласкьяри, молча отошел в сторонку, опустив автомат, и даже не попытался задержать землян, но кочевники загомонили, повскакивали и, сбившись в плотную толпу, преградили путь к машине. Ласкьяри, внимательно оглядев грязновато-живописную группу, выбрала одного - особенно густо увешанного ожерельями из каких-то зерен и зубов, с перьями во всклокоченной прическе, - и бросила несколько слов на непонятном землянам наречии. Разодетый дикарь ошалело уставился на девушку, потом что-то приказал соплеменникам - и толпа расступилась.
      За руль сел Ольшес, и автомобиль осторожно двинулся по узким улицам, заполненным шумными толпами степных людей. Мнимые кочевники расступались перед машиной, грозя кулаками и дротиками сидевшим в ней людям, а иногда и швыряя вслед комья грязи. Но Даниил Петрович не обращал внимания на эти мелкие демарши, пробираясь к выезду из Столицы. Время близилось к полудню, и на площадях уже лежали кучи сухой травы, приготовленные для возжигания праздничных священных костров. Возле этих стожков бродили охраняющие их воины с копьями и дубинами. В переулках и во дворах топтались низкорослые кривоногие лошадки, и вся Столица словно превратилась в огромную конюшню, в которой буйные грязные конюхи затеяли непонятную игру...
      ...У выезда на загородное шоссе толпились солдаты. Два молодых офицера в идеально пригнанных формах, сияя новенькими погонами и портупеями, при виде консульского автомобиля закричали, замахали руками, - и поперек шоссе встали плотные ряды желтовато-коричневых мундиров. Ольшес остановил машину, оглянулся - Ласкьяри сидела позади. Девушка спросила:
      - Откроешь окна?
      Ольшес кивнул.
      - Пригнитесь, - приказала девушка и добавила, обращаясь к Ольшесу: - А тебе придется рискнуть.
      - Нормально, - буркнул Ольшес.
      Росинский, Хедден и Корсильяс пригнулись, Ольшес открыл все окна, - и машина двинулась вперед, прямо на стену мундиров. Один из офицеров взмахнул рукой, солдаты вскинули винтовки - но едва лишь раздались первые выстрелы, как Ласкьяри, выбросив руку наружу, нажала спуск - и струя белого огня разметала коричневый барьер.
      - Что вы делаете?! - в ужасе закричал Росинский выпрямляясь. Ласкьяри, что вы делаете?!
      - Молчите!
      Позади всплеснулся вопль, сияющий день наполнился сухим щелканьем стрельбы, - но Ольшес выжал из автомобиля все, на что тот был способен, и земляне стремительно унеслись по шоссе.
      - Впереди еще заслон, - заговорила Ласкьяри. - Кроме того, через минуту-другую отец отдаст приказ поднять самолеты. Но вы уйдете. Вы мне говорили, что имеете право погибнуть ради спокойствия других. Так вот, у меня тоже есть такое право. Елисеев умер... а вы уйдете. И запомните, что я вам скажу. Не возвращайтесь к нам. Никогда. Ни через сто лет, ни через двести, слышите? Мы живем во тьме вашего прошлого, вы - во тьме нашего будущего... и мы никогда не станем настолько добры, чтобы общаться с вами. И вы нам не нужны. И мы вам тоже.
      - Вы ошибаетесь, Ласкьяри, - тихо сказал Росинский. - Люди всегда нужны друг другу. А ваше зло - преходяще. Поверьте, мы это знаем достаточно хорошо, мы тоже прошли через это. Вы научитесь быть добрыми. Но, может быть, это произойдет не слишком скоро...
      - Этого никогда не будет, - отрезала Ласкьяри. - Потому что всегда в океане будут жить дарейты, и всегда будут люди, умеющие говорить с ними... а дарейты несут зло.
      - Ты неправа, девочка, - сказал Ольшесь. - В дарейтах нет зла. Но они не спешат, они ждут, когда вы сами это поймете. Они не хотят навязывать вам свое. Со временем вы разберетесь. Я говорил с ними.
      - Ты говорил с дарейтами?!
      - Да.
      Впереди на дороге показался новый отряд - на этот раз усиленный танковым взводом. Росинский потребовал остановить машину, и Ольшес нажал на тормоз.
      - Зачем вы остановились? - спросила Ласкьяри.
      - Я, видите ли, очень боюсь, что ваш тандем снова решит прорываться со стрельбой, - пояснил Росинский.
      - Не поняла.
      - Вы, Ласкьяри, и наш дорогой Даниил Петрович что-то слишком слаженно действуете. Мне это не нравится.
      - Вы можете предложить другой вариант?
      - Нет. Но и стрельба, знаете ли, не выход.
      - Это единственный выход, существующий в данный момент, - заверила Росинского девушка. - Иначе вы не доберетесь до корабля.
      - Только ценой жизни солдат, которые тут ни при чем?
      Танки тем временем выехали на шоссе и двинулись навстречу автомобилю, вспарывая асфальт. Ровное мощное гудение приближалось, и, словно эхо, позади возник гул иных моторов. Ласкьяри обернулась, взглянула на небо.
      - Ну вот, - сказала она. - И самолеты тут как тут. Давай вперед! толкнула она Ольшеса кулачком. - Не слушай ты их!
      Ольшес глубоко вздохнул и, крикнув: "А ну, пригнись!" - рывком бросил машину вперед. Никто не успел ничего сказать, как Ласкьяри уже выстрелила. Ближайший танк огненным клубком скатился с шоссе и взорвался, второй тоже через секунду охватило пламенем, - а третий затормозил и свернул, ткнувшись в кювет, чтобы пропустить несущийся на него автомобиль. Пехота разбежалась и залегла, и машина промчалась мимо растаявшего заслона, оставив за собой легкий шлейф пыли.
      Ласкьяри все время оборачивалась и смотрела в небо, следя за черными силуэтами военных самолетов - они приближались, несмотря на сумасшедшую скорость машины. И наконец девушка сказала:
      - Я должна выйти.
      ...Ольшес будто прирос к рулевому колесу, и его лицо окаменело, высохло, - Даниил Петрович смотрел только вперед, прищурившись, прикусив губы... а остальные трое обернулись назад и не отрывали взглядов от самолетов. И вот... грохнуло, вспыхнуло в небе, и первый из шести самолетов исчез, за ним другой, третий... Вторая тройка описала плавный полукруг и стала удаляться.
      А еще через секунду раздался звук, который земляне ни с чем не могли бы спутать - это взорвался бластер.
      - Как ты мог... - хрипло прошептал Корсильяс. - Как ты мог дать ей оружие...
      Ольшес не ответил
      Росинский с усилием отвел глаза от огненного зарева над шоссе и повернулся к Ольшесу.
      - Вы... - начал было он... но увидел слезы на лице Даниила Петровича и замолчал.
      Часть 3. Проклятие Тофета
      1.
      Ясным весенним утром, когда Даниил Петрович Ольшес явился в Управление Федеральной безопасности, его ждал сюрприз. Молодой инспектор, едва переступив порог, был призван под грозные очи высшего начальства.
      Ольшес, очутившись в кабинете Командора, с нескрываемым любопытством огляделся по сторонам. Ему еще не приходилось бывать в этом святилище власти. Но ничего интересного он вокруг не увидел. Даже наоборот: Даниил Петрович был крепко разочарован. Потому что кабинет оказался самым обыкновенным и скучным. Стол, экраны, электронная картотека... могли бы и в коридоре побеседовать с тем же эффектом.