"Дом без книги то же, что тело без души...
      О прохожий, не лишай души мое тело!"
      Цицерон
      "Отруби себе руку, если она отдаст из дому книгу"...
      Мой папа
      "Не прикасаться!.. Грозит смертью!"...
      (Нарисованы череп и кости.)
      Главэнергосбыт
      Большинство завсегдатаев книжной толкучки в будни заняты и потому лишены возможности посещать магазины, где ценные книги появляются и исчезают со скоростью падающих звезд. Таких обычно выручают книги, накопленные еще в эпоху Сойкина и Сытина папашами и дедушками. За "Петербургские трущобы" Крестовского, романы Генриха Сенкевича и тому подобные "книжные россыпи" они могут получить здесь любую "упавшую звезду".
      Вместе с книжными "монополистами" сюда приходила и молодежь: студенты, ученики ремесленных училищ, старшие школьники. Тут же шныряли и какие-то подозрительные личности, которые, наметив подходящего клиента, непременно брали его за пуговицу, отводили в сторонку и вполголоса предлагали приобрести какую-либо "падающую звезду", пригревшуюся у них за пазухой.
      Были среди этих типов и своего рода "профессора", повидавшие книг не меньше, чем любой квалифицированный букинист. Услыхав имя Стефана Цвейга, например, и название "Книги о вкусной, здоровой пище", они тотчас же безапелляционно определяли: "Эквивалент!.."
      Это означало, что произведения замечательного австрийского писателя и поваренная книга котируются на Кузнецком мосту как издания редкие и равноценные. Зато книги Тургенева, например, по сравнению с сочинениями какого-нибудь нового автора, выпускающего каждую субботу по толстому роману о шпионах, оказывались здесь "неэквивалентными": за том плодовитого автора-детективщика полагалось отдать вместе с Тургеневым еще и подписку на Шиллера. Разумеется, это говорило только о вкусах некоторых посетителей толкучки и ни о чем больше.
      Среди книжных ловкачей были и очень экзотические экземпляры: перепродав сотни книг, они умудрялись ни в одну из них не заглянуть. На толкучке такие обычно "шли на таран" и по причине острой малограмотности отчаянно перевирали названия книг и фамилии авторов. Они путали Стендаля с Далем, а Куприна - с Купером. Один из них даже получил здесь кличку "Фенимор Куприн" за то, что однажды, предлагая кому-то сильно потрепанную книгу, рекламировал ее так:
      "Это же "Яма"! Знаменитый роман Фенимора Куприна!.. - и, понизив голос, добавлял многозначительно: - Запрещенный..."
      На груди Фенимора Куприна хранилось удостоверение о нетрудоспособности по причине психической неуравновешенности, а на животе, за поясом, всегда согревались несколько "запрещенных романов", которые никто и никогда не запрещал... Низко надвинув шляпу и прикрыв зоркие глаза темными очками, он, как Человек-невидимка, скользил в толпе и время от времени приговаривал сиплым баском:
      "Меняю "Деньги" на деньги... - и пояснял: - "Деньги" - это знаменитый роман. Автор Эмиль Золь..."
      Милицию на книжной толкучке беспокоили не столько Фениморы Куприны, сколько то, что троллейбусы и автомашины с трудом пробивались сквозь толпу. Аккуратно являясь на Кузнецкий мост, милиционеры вежливо просили книжников "пройти" и "не нарушать". Солидные книжные магнаты, приехавшие на собственных "Победах", кряхтя от неудовольствия, "проходили", но продолжали "нарушать", а Фениморы Куприны при виде милиционеров быстро исчезали в парадных, где и завершали свои коммерческие операции.
      Так продолжалось двадцать лет, пока наконец книжная толкучка не стала темой для эстрадных юмористов, смешивших публику анекдотами о "Дюме с камелиями" и о книгах Шпанова, продающихся "на вес"...
      Однако вовсе не до смеха было начальнику отделения милиции, на территории которого стихийно возникала и благополучно процветала книжная толкучка.
      На первых порах этот начальник решил выловить Фениморов Куприных... Тщательно ознакомившись с характеристиками комсомольцев своего района, он созвал бригадмильцев в большой зал ЦДРИ и, побеседовав об общих задачах в борьбе с хулиганами и хищниками, неожиданно спросил:
      - Кто из вас бывает по воскресеньям на книжной толкучке на Кузнецком мосту? Прошу поднять руку...
      Последовала пауза. Комсомольцы переглянулись. Некоторые не совсем решительно подняли руку - таких оказалось одиннадцать человек. Этого было вполне достаточно.
      - Попрошу товарищей, поднявших руку, задержаться в клубе на несколько минут, - сказал начальник отделения и добавил: - А остальных благодарю за внимание. Собрание считаю закрытым.
      С оставшимися книжниками-бригадмильцами начальник отделения заговорил о книжной толкучке. К его удивлению, почти все комсомольцы явно погрустнели, узнав, что скоро уже не смогут выменивать интересные книжки у таких же, как и сами они, бескорыстных любителей литературы. Но в то же время все согласились, что Фениморов Куприных надо "изъять из обращения" немедля.
      И вот в одно приветливое летнее воскресное утро на Кузнецкий мост явились все одиннадцать книжников-бригадмильцев. Среди них был молодой техник Иван Волошин.
      Иван Волошин и раньше встречал здесь Фенимора Куприна, не раз видел, как тот менял "Деньги" на деньги. Сегодня, заметив быстро промелькнувшие Темные очки, он незаметно пошел за спекулянтом. На этот раз Человек-невидимка торговал уже не "Деньгами", а романом с очень странным названием. Волошин слышал, как Фенимор Куприн, подойдя к толстому мужчине в светло-сером габардиновом костюме, конфиденциально сообщил ему:
      - "Блеск и нищета куртизанки Нана". Знаменитый запрещенный роман...
      Габардиновый гражданин, видимо, не был новичком в книжных делах. Он пожал плечами и сказал опорным басом:
      - Вы что-то путаете, милейший. "Блеск и нищета куртизанок" - это роман Бальзака. А "Нана" - роман Золя.
      - Не волнуйтесь, гражданин, - с достоинством обнищавшего испанского гранда ответил Фенимор Куприн, - я знаю, что "Нану" написал Эмиль Золь, а "Куртизанок" сочинил Бальзак. Но в этой запрещенной книге оба романа переплетены вместе. А рвать их мне невыгодно.
      - Ах, вот оно что! - удивился толстяк. - Но откуда вы взяли, что романы Бальзака и Золя кто-то запрещал?
      - Это как раз неважно, гражданин. Там есть все, что интересно мужчине, - не сдавался Фенимор Куприн. - Пальчики оближете.
      Оперный бас хотел возразить еще что-то, но Фенимора Куприна уже тянули за рукав:
      - Сколько?..
      - Полторы сосны...
      - Бери третью половину.
      - Хо-хо! Поищи, посвищи...
      Иван Волошин стоял совсем рядом со спекулянтом. Он уже хотел взять его за руку и пригласить в отделение милиции, но вдруг заметил, что с Фенимором Куприным произошло что-то странное: забыв о куртизанках и о своем покупателе, спекулянт застыл на месте, как охотничья собака, почуявшая дичь. Он даже снял очки и устремил вдаль пристальный взгляд.
      Волошин проследил за его взглядом, но ничего особенного не заметил: книжники, подгоняемые милиционерами, перекочевывали с места на место, выкрикивая на ходу:
      - Меняю "Голову профессора Доуэля" на "Всадника без головы"!
      - Есть "Идиот", нужен "Милый друг"!..
      - Меняю "Тридцатилетнюю женщину" на "Куклу"!
      Но что же все-таки заметил в нестройных рядах охотников за книгами "орлиный глаз" Фенимора Куприна?
      Тут автор должен на время оставить бравого бригадмильца Волошина и анекдотического типа Фенимора Куприна и обратить внимание читателя на фигуру, совершенно нетипичную для книжной толкучки...
      Талантливый советский поэт, умерший в тридцатых годах и писавший исключительно прозой, в одной своей повести сказал:
      "Странность, помноженная на странность, дает естественность. А что может быть естественнее случайности?.."
      Вот такая случайность и привела в то воскресенье маленькую и круглую, как сказочный колобок, старушку в рыжем летнем пальто, Клавдию Антиповну Куликову, на Кузнецкий мост, где Иван Волошин охотился за Фенимором Куприным.
      С кошелкой, наполненной французскими книжками Ламартина, Вийона, Верлена и других подобных авторов, Клавдия Антиповна уже побывала в книжной лавке писателей, но там ей объявили:
      - Иностранных книг не берем.
      И, лишь взяв в руки последнюю книгу, извлеченную Клавдией Антиповной из ее вместительной кошелки, товаровед задумался. Книга была необычная: толстая и увесистая, с плотными, явно не бумажными пожелтевшими листами, она не имела верхней крышки переплета и титульного листа. Тем не менее опытный товаровед сразу же понял, что перед ним какая-то редкость.
      "Пергамент... Язык древнегреческий... Гм!.. Надо показать Алексею Васильевичу..." - подумал он и пригласил старушку в кабинет директора.
      Алексей Васильевич Симаков умер недавно, в 1956 году, но тридцать лет своей трудовой жизни он отдал книгам. Это был один из тех букинистов, которых шутя называют "академиками". Пожалуй, не было ни одной книги, изданной в дореволюционной России и в Советском Союзе, которая не побывала бы в руках у Алексея Васильевича. Случалось, что к нему попадали и редкие, ценные книги. В этом случае он всегда помнил один незыблемый закон советских букинистов: место ценной, редкой книги не на прилавке, а в музее или в государственном книгохранилище. Взяв в руки древнегреческую книгу с пожелтевшими пергаментными листами, Симаков тут же разъяснил Клавдии Антиповне, что ей следует отнести старинную книгу в Государственную библиотеку имени Ленина. При этом он растолковал старушке, как попасть в Ленинскую библиотеку, и даже снабдил ее запиской к заведующему рукописным фондом.
      Старушка отправилась в путь, но прошла лишь квартала два и вдруг наткнулась на серьезное препятствие: как новое море, разлившееся по воле человека там, где раньше был обыкновенный асфальтовый тротуар, встала перед Клавдией Антиповной густая толпа. Бедная старушка с трудом пробивалась через подвижное скопище книжных болельщиков. А тут еще какие-то мужчины, старые и молодые, стали пугать ее и оглушать страшными вопросами:
      - Шпионов нет ли, мамаша?
      Клавдия Антиповна в ужасе крестилась:
      - Что ты, сыночек! Какие такие шпиены?
      Но вот к ней подошла девушка в зеленом шелковом плаще.
      - Это они про книжки спрашивают, бабушка, - смеясь, пояснила она. Книжки у вас есть?
      Старушка подозрительно огляделась:
      - А зачем им мои книжки?.
      - Купить хотят, бабушка. Здесь книжный рынок.
      Клавдия Антиповна подумала и сказала:
      - Книжки есть. Да я их в магазин несу и в библиотеку.
      Обступившие старушку книжники зарычали, как целый хор "варяжских гостей":
      - Успеешь в магазин, бабка. Ты их нам покажи.
      Старушка была очень удивлена:
      - Да как же это? Прямо на улице?..
      Девушка улыбнулась и хотела уже отойти, но вдруг услыхала:
      - Да и не русские они. Французские книжки.
      Книжников будто струей из шланга обдало, они сразу же утеряли всякий интерес к старухе и к ее кошелке. Но девушка вернулась и спросила:
      - А какие у вас французские книжки? Я читаю по-французски.
      - Да не знаю, доченька. Я в них ничего не понимаю. Книжки ведь не мои, чужие.
      И как раз в эту минуту перед Клавдией Антиповной возник Фенимор Куприн...
      Нужно сказать, что женщинам всего мира Фенимор Куприн предпочитал именно таких старушек, в кошелках которых иной раз можно было откопать старинные романчики, за которые даже букинисты рисуют в накладных трехзначные цифры...
      Фенимора Куприна несколько смутило, что книжники отхлынули от старушки, хотя вблизи не было ни одного милиционера.
      - Ой, какие интересные книги! Продайте их мне, бабушка! - услышал он восклицание девушки и понял, что пикировать надо немедленно.
      Сняв темные очки, он строго спросил:
      - Это на каком же законном основании вы, гражданочка, покупаете книги в неуказанном месте?
      Девушка оторопела и положила книги обратно.
      - Я только хотела спросить, - испуганно пролепетала она. - Здесь французские книжки, а я...
      Брови у Фенимора Куприна полезли вверх, а усы опустились вниз.
      - Французские? - разочарованно опросил он. - Ну, тогда конечно. Этот товар никому не нужен.
      - Да нет уж! - решительно заявила Клавдия Антиповна, запахивая кошелку. - Я в магазин пойду, как мне велено. А вот эту старинную книгу в библиотеку снесу. Мне за нее много денег дадут.
      Фенимор Куприн весь превратился в слух.
      - Это что ж за книга такая? Про любовь или, обратно, приключения?..
      - Да уж и не знаю, гражданин хороший, какая она есть, - деловито и не без хвастовства ответила Клавдия Антиповна, - а только мне вот записку дали и сказали: "Несите, мол, Клавдия Антиповна, эту книгу поскореича в библиотеку, потому как она очень ценная и у нас денег не хватит, чтоб ее купить".
      - Вот тебе и на! - радостно воскликнул Фенимор Куприн. - Да ведь это ко мне записка! Я и есть главный начальник над всеми библиотеками.
      Старушка и девушка - одна растерянно, другая с удивлением - глядели на "главного начальника над всеми библиотеками".
      - Ну, вам прямо повезло, мамаша, что вы меня повстречали! - с довольным видом продолжал Фенимор Куприн. - Ведь сегодня воскресенье, а мы по воскресеньям не торгуем... то есть отдыхаем вообще... А что у вас за книга такая, разрешите взглянуть?
      Старушка торопливо порылась в кошелке и вытащила толстую старинную книгу без верхней крышки.
      Фенимор Куприн недоверчиво повертел ее в руках:
      - Тоже нерусская? Гм!.. И в плохом состоянии...
      Девушка стояла тут же. Подошел и Волошин. Через плечо Фенимора Куприна он старался разглядеть книгу, но не менее интересно было ему посмотреть, что будет жулик делать дальше.
      - Это моей бывшей барыни книга, Евгении Феликсовны. Она сказывала, что книге этой больше тысячи лет, - многозначительно произнесла Клавдия Антиповна.
      - Это конечно, - глубокомысленно изрек Фенимор Куприн, уже уяснивший, что старинную книгу надо отнять у старушки во что бы то ни стало. Да-а... В старые времена люди были очень некультурные. С книгами обращаться не умели. И вот пожалуйста... - показывая девушке книгу, презрительно продолжал Фенимор Куприн. - Переплет начисто отчекрыжили, а в титульный лист небось селедку завернули. Эпоха древняя, народ несознательный. А теперь куда она годится?.. Сколько за нее, к примеру, взять можно? Слезы! Правильно я говорю, барышня?
      Девушка уже заметила наблюдавшего за Фенимором Куприным юношу в голубой тенниске. Его насмешливый взгляд был устремлен на болтливого жулика. Девушке стало смешно, и она прыснула в кулак. Но юноша строго посмотрел на нее и приложил палец к губам.
      - Книга без переплета - это все равно что невеста, стриженная под бокс, - резюмировал Фенимор Куприн. - Но поскольку вас, мамаша, ко мне послал с запиской мой друг и товарищ, то извольте, я могу купить ее у вас, но только по номиналу, то есть по государственной цене...
      Он перевернул книгу, однако, к своему удивлению, не увидел на плотной коже переплета никакой цены.
      - Гм!.. Номинал не обозначен... В общем, я, как опытный товаровед, могу оценить ее в двенадцать рублей и тридцать восемь копеек. Получайте деньги, мамаша, и поспешите в молочную за сливочным маслом...
      Фенимор Куприн сунул книгу за пазуху и полез в карман за деньгами.
      Старуха растерянно поглядела на девушку, потом на Фенимора Куприна.
      Девушке очень хотелось вмешаться и прекратить наглую комедию, которую разыгрывал у нее на глазах явный жулик. В этот момент сзади к Фенимору Куприну подошел Волошин и протянул ему свою бригадмильскую книжку.
      - А такую книжку вы когда-нибудь читали, гражданин? - спросил он.
      Фенимор Куприн, видимо, уже не раз читал такие книжки.
      - В чем дело?! - завопил он. - Я честно покупаю у гражданки ее книгу!
      Волошин взял его за руку:
      - Пройдемте в отделение...
      Но Фенимор Куприн быстро и крепко ударил его по руке и метнулся в сторону. Волошин бросился за ним и на ходу засвистел в милицейский свисток. Однако Фенимор Куприн знал, как нужно в толпе уходить от милиции: он нагнулся и стал петлять под ногами у книжников, будто что-то искал. Его никто не задерживал. Так он добрался до ближайшего подъезда и юркнул в него.
      Кто-то кивнул Волошину на подъезд. Он ворвался туда, но услыхал лишь, как гудит лифт. Лифтера не было. Увидев двух вбежавших в подъезд милиционеров, Волошин быстро обрисовал им наружность убежавшего жулика и послал во двор одного милиционера.
      - Он может выбраться через какую-нибудь квартиру и черный ход.
      В этот момент где-то наверху послышались голоса и хлопнула дверь.
      - Так и есть!..
      Волошин попросил второго милиционера остаться в подъезде, а сам помчался вверх по лестнице, отмахивая по две-три ступеньки. На верхней площадке он увидел пустую кабину лифта с приоткрытой дверью. Фенимор Куприн исчез...
      "Значит, через верхнюю квартиру перемахнул во двор, - подумал Волошин. - Но через какую? Тут их три".
      Он, не раздумывая, позвонил в первую и угадал. Дверь открылась, и на пороге появился солидный мужчина в пижаме.
      - В чем дело?! - раздраженно спросил он.
      Волошин показал свою книжку и быстро объяснил:
      - Скрылся жулик. Украл ценную книгу. К вам заходил?..
      Мужчина в недоумении оглянулся, за ним стояли испуганные домочадцы.
      - Опять двадцать пять! Только что один бригадмилец уже промчался через нашу квартиру в погоне за каким-то жуликом...
      Волошин протиснулся в переднюю:
      - Простите, но я вынужден... Где он?.. Скорее!
      - Пробежал на кухню, а потом на лестницу черного хода, - сказал мужчина в пижаме.
      - Ход на чердак здесь?
      - Забит.
      - Благодарю!..
      Волошин выбежал из кухни и по черной лестнице помчался вниз. Уже добежав до второго этажа, он услыхал голос милиционера:
      - Товарищ бригадмилец! Здесь он! Задержан!
      Волошин увидел Фенимора Куприна.
      - Книга! Где старинная книга?! - крикнул он и, не ожидая ответа, запустил руку за пазуху жулика.
      Книга была там. Волошин вытащил ее.
      - Вы не имеете права! Я купил ее! - заорал Фенимор Куприн. - Я буду жаловаться!
      Уже спокойно Волошин сказал милиционеру:
      - Доставьте его в отделение, товарищ старшина. А я найду старуху, у которой он выудил эту книгу.
      Он побежал к воротам. Толпы книжников, как кучевые облака, все еще блуждали по тротуарам: ни милицейские свистки, ни погоня за жуликом не могли их рассеять. Волошин пробрался на то место, где он оставил старуху и девушку в зеленом плаще, но ни той, ни другой не нашел. Несколько раз он прошел по тротуарам, зорко поглядывая по сторонам. Старуха и девушка исчезли бесследно...
      Волошин решил отправиться в отделение. К своему удивлению, он нашел там, кроме Фенимора Куприна, и девушку, которая хотела купить у старухи французские книги.
      - Наконец-то! - обрадованно воскликнула она. - А я пришла как свидетельница. Этого жулика надо хорошенько проучить.
      - А старушка где? - спросил Волошин.
      - Видали?! Потерпевшая даже не явилась! А меня приволокли! Безобразие! - завопил Фенимор Куприн.
      - Гражданин Феклин, помолчите! - спокойно приказал дежурный.
      - Я не знаю, где она сейчас, - стала объяснять Волошину девушка. - Ее буквально за руку уволокли в сторону, когда началась кутерьма с этим жуликом. Я только слышала, как какой-то тип крикнул ей: "Уходи, бабка! Его поймают, тебя по судам затаскают!" - и потащил старуху в толпу. Как хорошо, что вы спасли эту книгу! Ее непременно нужно сдать в Ленинскую библиотеку.
      - Книгу нельзя никуда сдавать, гражданка, - официальным тоном произнес дежурный, оторвавшись от акта, который он составлял. - Это вещественное доказательство.
      - Ничего, сдадим потом, - успокоил девушку Волошин. - Но как нам найти старушку? Ведь она потерпевшая, она владелица книги, которую мы спасли.
      Девушка пожала плечами:
      - Не знаю...
      Дежурный по отделению записал ее показания. Выяснилось, что девушку зовут Тася (Анастасия), а фамилия ее Березкина и что она студентка французского отделения Института иностранных языков.
      Волошин и Тася вместе вышли из отделения милиции и направились к площади Свердлова. По дороге они говорили о книгах, о шахматах, о боксе. Со смехом и с возмущением Тася вспоминала, как Фенимор Куприн на ее глазах "покупал" у старухи древнюю книгу. Ей было жалко бедную старушку.
      - Давайте найдем ее! - предложила Тася.
      - Что ж, попробуем, - охотно согласился Волошин. - В конце концов, это по моей вине старуха лишилась своей книги. А книга, по всем данным, идейная.
      - Какая? - удивленно опросила Тася.
      Он улыбнулся:
      - Это у меня привычка. Все хорошее я называю "идейным", все плохое "безыдейным".
      - Ах, вот как! Ну, тогда, если не хотите быть "безыдейным" бригадмильцем, найдите старушку, - наставительным тоном сказала Тася.
      ПРОФЕССОР СТРЕЛЕЦКИЙ
      Прошла неделя после происшествия на книжной толкучке, а новый знакомый позвонил Тасе Березкиной всего один раз. Он рассказал, что обошел все московские букинистические магазины, торгующие иностранными книгами. Он надеялся, что старушка с кошелкой все же снесла свои французские книжки букинистам и тогда по накладной можно было бы узнать ее фамилию и адрес. Но никто не приносил в эти магазины книг, названия которых Тася ему сказала. Ничего не могли сказать о старушке и в книжной лавке писателей.
      - Бедный! - воскликнула Тася. - Вы, наверное, замучились. Все магазины обошли!..
      - Нет, не очень замучился, - беспечным тоном ответил Волошин. - В Москве всего лишь... два букинистических магазина берут и продают безыдейную иностранную литературу.
      У него были лукавые глаза. Тася не видела их, но знала, что они сейчас такие.
      Он пригласил ее сходить в кино, но Тася отказалась: приближались экзамены.
      Отойдя от телефона, она села на диван и задумалась над книгой, вспомнила шапку каштановых волос, четкий профиль с длинноватым "гоголевским" носом, веселые карие глаза...
      "Любит книги... Увлекается боксом и шахматами... Бригадмилец... Любопытный парень"...
      Через неделю Иван Волошин снова позвонил Тасе. В его тоне уже не было обычного спокойствия и шутливости.
      - Нам необходимо встретиться немедленно, - торопливо сказал он. Чрезвычайное происшествие с нашей древней "библией"...
      - Что случилось?
      - Нас обоих хочет видеть профессор Стрелецкий. Это знаток древней литературы.
      Итак, старинная книга уже попала в руки ученых.
      - Хорошо. Когда мы должны к нему явиться?
      - Сегодня в любое время. Он ждет нас...
      Они условились встретиться через полчаса в Александровском сквере напротив обелиска.
      Тася пришла в сквер почти вовремя, опоздав всего лишь на двадцать минут.
      Молодой бригадмилец мрачно буркнул:
      - Салют! Идемте...
      - В отделение? - смеясь, спросила Тася.
      - Я по дороге расскажу, что знаю. Профессор живет недалеко, на Волхонке.
      У Волошина был озабоченный вид. Он шагал так, что Тася едва поспевала за ним.
      - Дело о покушении гражданина Феклина мошенническим путем присвоить книгу, принадлежавшую неизвестной гражданке, приостановлено из-за отсутствия потерпевшей, - стал он объяснять Тасе, подражая языку милицейских протоколов. - Но по ходу следствия вещественное доказательство, то есть старинная книга, было передано на экспертизу профессору Стрелецкому Игнатию Яковлевичу. Этот ученый установил, что книга имеет большое... ну, как бы это сказать... культурное значение как памятник древней литературы...
      - Да, но мы с вами тут при чем? - спросила Тася. - Если книга ценная, пускай отдадут ее в Ленинку, и все...
      - Нет, не все. Мы с вами только звено в цепи. Профессор хочет найти пропавшую старушку. И мы должны ему помочь. Шире шаг, Настенька!
      - Я не Настенька, а Тася, - с обидой ответила девушка.
      - Жалко! Настенька хорошее русское имя.
      - Идейное?
      - Вполне...
      Они прошли кремлевским сквером и, миновав Каменный мост, через маленький старинный Лебяжий переулок вышли на Волхонку.
      - Здесь, - остановившись, сказал Волошин и указал на высокий дом.
      Им открыла пожилая женщина в белом пуховом платке, накинутом на плечи. Внимательно посмотрев на Волошина и Тасю, она сказала:
      - Игнатий Яковлевич вас ждет. Он в кабинете...
      Волошин постучал в дверь кабинета. Кто-то высоким фальцетом прокричал:
      - Войдите!
      Они вошли в большую, высокую комнату, уставленную книжными шкафами и шестиярусными стеллажами. Кроме книг, здесь были лишь письменный стол и кожаные кресла. Но и они, то есть стол и кресла, также были завалены книгами: старыми, пожелтевшими, в кожаных переплетах с медными пряжками, книгами новыми, еще пахнущими типографской краской, книжечками миниатюрными, которые можно спрятать в рукаве, книжками среднего формата и огромными, как надгробные плиты, инкунабулами. Это была скорее библиотека, чем кабинет... Здесь были собраны тысячи книг. Одни из них чинно стояли на полках, другие вповалку лежали на креслах, третьи Монбланами высились на письменном столе, а некоторые просто стопками стояли на паркетном полу подле полок. Видимо, у хозяина этой библиотеки хватало времени снять с полки, просмотреть или прочитать нужную книгу, но водворить ее на место у него уже не хватало ни духу, ни времени... Но где же он? Где хозяин этой библиотеки?..
      - Я здесь! Здесь, молодые люди! Сейчас я к вам сойду! - пропищал кто-то тоненьким голоском позади них.
      Только тут Волошин и Тася заметили стремянку, на верхней широкой ступеньке которой сидел с книгами на коленях маленький человечек в больших стариковских очках. Это и был профессор Стрелецкий, ученый с мировым именем, арабист, автор многих трудов по древнерусской литературе и знаток литературы древнего Востока. Ему недавно исполнилось семьдесят лет, но он весь светился, блестел, подрагивал, как ртутный шарик. Со стремянки он не сошел, а скатился... Своей белой вздыбленной шевелюрой, пышными приглаженными усами, бритым лицом и острыми, наблюдательными глазами он напомнил Тасе какого-то композитора, которого она видела на фотографии в журнале. Но какого, она никак не могла припомнить.
      Стрелецкий сунул Тасе и Волошину маленькую сухую руку и сказал:
      - Бригадмилец Иван Волошин и студентка Анастасия Березкина. Очень приятно!
      - Бригадмилец - это моя побочная профессия, - сказал Волошин.
      - Знаю! Знаю! - воскликнул профессор. - Вы техник-электрик и большой любитель книг. Все знаю!.. А вы будущий педагог и знаток французского языка, Настенька. Правильно?
      - Она не Настенька, а Тася, - стараясь избежать взгляда девушки, сказал Волошин.
      - Тася! Чудесное имя! - с восторгом воскликнул Стрелецкий и повел своих гостей к письменному столу. - Садитесь!
      Гости недоверчиво поглядели на кресла, заполненные книгами, и остались стоять.
      - Ах, книги! - воскликнул Стрелецкий и беспомощно оглянулся. - Маша! Машенька! - позвал он.
      В дверь заглянула жена Стрелецкого.
      - Там кто-нибудь есть? Принесите стулья.
      Профессорша сокрушенно покачала головой и ушла.
      - Вы знаете, зачем я позвал вас, друзья мои? - спросил профессор, остановившись перед Тасей.
      - Нет, я не знаю, - тихо сказала она.
      - Мы немного догадываемся, - поправил ее Волошин.
      Домработница внесла стулья. Тася и Волошин сели, но Стрелецкий остался на ногах. Заложив большие пальцы в карманы жилетки, он засеменил по кабинету, то удаляясь к двери, то возвращаясь к столу.
      "Григ!.. Эдвард Григ! - вспомнила Тася. - Вот на кого похож лицом этот маленький старик".
      - Произошло совершенно необыкновенное, невероятное событие! - заговорил тонким, дребезжащим, взволнованным голосочком Стрелецкий, путешествуя по кабинету. - Невольно вы приоткрыли завесу над тайной, которая волнует вот уже много лет целые поколения ученых...
      Волошин и Тася переглянулись.
      - Да, да, друзья мои! Не удивляйтесь.
      Стрелецкий схватил со стола толстую старинную книгу и поднял над головой (Тася узнала в ней ту самую книгу, которую старался выудить у старушки на Кузнецком мосту Фенимор Куприн).
      - Эта книга есть не что иное, как антология византийских поэтов пятого века. Составителем ее был один из интереснейших представителей византийской культуры - Агафий, ученый и поэт...
      Тася уже с интересом смотрела на старинную книгу. Листая ее и любуясь, Стрелецкий вновь засеменил по кабинету, потом положил книгу на стол и продолжал:
      - Она сама является большой ценностью. Но... - Стрелецкий умолк и остановился перед Тасей. Он посмотрел на нее гипнотизирующим взглядом. Казалось, он сейчас протянет вперед руку повелительным жестом и скажет: "У вас в сумочке тринадцать рублей двенадцать копеек, билет на метро, флакончик с духами "Белая сирень" и паспорт серии СХХ за номером 705532, выданный пятидесятым отделением милиции"... - Но, - снова многозначительно повторил профессор, - сейчас нас интересует уже вопрос, откуда она взялась, как вынырнула из тьмы веков, где была погребена, захоронена сотни лет назад...
      Тася и Волошин переглянулись, они ничего не поняли. Стрелецкий, как он ни был взволнован, все же заметил это.
      - Бедные мои воробышки! - воскликнул он сокрушенно. - Вы ничего не понимаете! Вы уже с опаской поглядываете на старого профессора и думаете: "А не спятил ли старичок с ума?.."
      - Что вы! Мы очень заинтересованы! - сказала Тася и посмотрела на молодого бригадмильца. - Правда?
      - Истинная правда! - подтвердил Волошин. - Я жду, что вы, профессор, расскажете нам какую-то интересную историю.
      - Да! Да! Да, друзья мои, я расскажу вам совершенно удивительную историю библиотеки Ивана Грозного.
      ПРОПАВШЕЕ СОКРОВИЩЕ
      Профессор Стрелецкий остановился посреди комнаты и задумался: история, которую он собирался рассказать своим молодым гостям, была столь необычна, что надо было подумать, с чего начать и как ее изложить.
      - Вы, очевидно, знаете, - сказал наконец Стрелецкий, - что царь Иван Четвертый был культурнейшим человеком своей эпохи: он много знал, много читал и писал. Одна только его переписка-полемика с князем Курбским дает представление об Иване Васильевиче как о крупном русском государственном деятеле, о просвещенном, талантливом писателе-публицисте своего времени... К сожалению, до нас дошли лишь отдельные документы из архива Грозного. Весь же архив Ивана Васильевича вместе с его богатейшей по тем временам библиотекой до сих пор еще не найден...