Глава 15

Аманда безмолвно смотрела на Эрика, не веря, что он мог превратиться в этого незнакомца с гневно сжатыми челюстями и ледяным взглядом. Ей хотелось кричать, что она никого не предавала. Когда Эрик вошел в комнату, Аманда подумала, что он сразу подойдет к ней и сомкнет пальцы на ее горле. Она собралась с силами, чтобы не дрогнуть. Его глаза потемнели, у них была необыкновенная способность менять цвет от серебристо-серого до темно кобальтового, но сейчас, при свете свечи, они казались совсем черными, без зрачков. Он не подошел к ней. Должно быть, он испугался. Испугался того, что может сделать, если тронет ее. Отодвинув стул от стола, Эрик сел, с легкой гримасой приподняв ногу и положив ее на другой стул, стоявший напротив. Она почти не дышала, боясь пошевельнуться под его безжалостным взглядом. Пальцы впились в белоснежное полотенце, в которое она была завернута, и ей не оставалось ничего другого, как встретить его взгляд. Он налил себе вина в ее бокал и искоса посмотрел на поднос с почти не тронутой едой. Отпив глоток, он снова перевел взгляд на жену.

— Прячешь нож на груди, любимая? — спросил он мягко.

Она покачала головой:

— Я никогда не желала тебе смерти.

— Нет? Порой ты высказывала совершенно иные мысли.

— Я говорила в запале.

— А еще сегодня ты целилась из мушкета прямо мне в грудь.

— Я вовсе не собиралась в тебя стрелять! И у меня нет ножа.

Если бы я хотела тебя убить, я не стала бы как Дурочка размахивать ножом. Ты с легкостью отнял бы его и обернул против меня.

— Вот как?!

Аманде не понравилось, как он это сказал, так же как и тон, которым он продолжил:

— Потому что ты слаба, а я сильнее. Аманда, у тебя непревзойденный талант вспоминать о своей женской слабости, когда ты загнана в угол.

— Я не загнана в угол. Я невиновна.

— Невиновна?

Ее пальцы конвульсивно сжались на Полотенце, прежде чем она осознала: это действительно похоже на то, что она прячет оружие на груди. Эрик внезапно и резко встал. На этот раз он не колеблясь пересек комнату. В его походке была видна такая угроза, что Аманда, задохнувшись, попыталась увернуться Он мгновенно настиг ее № оторвал руки от тугого узла. Полотняное полотенце упало к ее ногам, волосы разметались по плечам и спине, и, за исключением этого, она осталась перед ним полностью обнаженной.

Его глаза потемнели еще больше.

Ей хотелось поскорее нагнуться за полотенцем, спрятаться в нем, но она поняла, как жалки ее усилия. Вздернув подбородок, Аманда насмешливо произнесла:

— Как видите, милорд, ножа нет. — Она ждала, укоряюще глядя на него. Затем медленно наклонилась за полотенцем. — Извини…

— Извинить? Мадам, неужели вы думаете, что я намерен вести с вами будуарные разговоры? Нет, любовь моя, все будет совершенно иначе. Я закончил извинять вас! — взревел он, схватив ее за плечи и развернув лицом к себе. В его глазах, вонзившихся в ее лицо, бушевало яркое пламя. — С самого начала я знал, что ты на стороне короны, я даже знал, что ты шпионка. Данмора, но меня это мало волновало, леди. Когда мы поженились, я приказал следить за тобой, но только ради твоей же безопасности.

Она побледнела. Он хотел закончить на этом. Но не смог. Он так долго тосковал по ней. А она ловко притворялась, пока он не поверил, что если не любовь, то хотя бы привязанность к дому, который она называла родным, удержит ее от обмана. Теперь Эрик был слишком потрясен, чтобы остановиться. Слишком потрясен, чтобы оторвать от нее свои руки. Он еще сильнее сжал ее плечи.

— Боже, леди, если есть у вас хоть какое-то оправдание, скажите мне немедленно!

— Я этого не делала!

— Ты лжешь!

— Нет, не лгу!

Аманда попыталась ударить его, но Эрик развернул ее, и, споткнувшись, она упала перед ним на колени. Борясь со слезами, она снова откинула назад волосы. Не раз она заслуженно вызывала его негодование. Она на каждом шагу сопротивлялась ему, ненавидела его, но только не сейчас. Сейчас она любила его и, невиновная, не могла оправдаться.

— Мне нечего сказать! — крикнула она ему в лицо. — Отдай меня под суд, пусть меня повесят как изменницу, если хочешь, но только, ради Бога, оставь меня…

— Оставить тебя? — Он опустился подле нее. Его белая рубашка была порвана и запятнана порохом, на жилете и сюртуке виднелись кровавые следы сегодняшнего бурного дня. — Меня отзывают со службы из Нью-Йорка, потому что моя жена замышляет заговор против меня.

Хочет отдать мою собственность врагу! Бог мой, ты вполне могла поджечь дом собственной рукой!

— Нет!

— И уплыть на корабле!

Она не могла поверить в то, что в нем не осталось ни капли великодушия, ни малой толики понимания. И все же она отчаянно старалась заставить его понять.

— Я не поджигала дом! Эрик, я умоляла их не жечь поместье. Я сказала, что пойду с ними, только если…

— Прекрати! — прошипел он, и его рука яростно взметнулась, остановившись лишь почти у самой ее щеки — Что ты сделала?

— Я сказала, что пойду добровольно, если они не сожгут дом! И дом остался цел, Эрик! Я…

— Стерва! — вырвалось у него хриплое ругательство. — Ты пошла с ним добровольно! Под руку с Тэрритоном? Ты забыла, как мы встретились, моя благородная жена? — с желанием унизить выговорил он. — И после этого ты идешь на сговор с Робертом Тэрритоном!

Наша армия в тяжелейшем положении, а я должен ловить собственную жену, британскую куртизанку!

— Как ты смеешь?! — закричала она с навернувшимися от муки и злости слезами на глазах. Она не могла сопротивляться более. Пусть даже правда была на ее стороне. Поднявшись, она взглянула ему в глаза Между ними вновь началась жаркая острая схватка, и Эрик был рад этому. Схватив за руку, он притянул ее к себе. В панике она начала вырываться. Никогда еще не видела она его в такой слепой ярости, и это ее ужаснуло. — Отпусти меня, Эрик, ты делаешь мне больно, отпусти!

Он грубо швырнул ее на кровать и навалился сверху. Гладя большими и указательными пальцами виски Аманды, он разглядывал ее.

— Я мечтал о тебе. Я лежал бессонными ночами и гадал, как ты здесь одна, в этой кровати. Я мучился оттого, что оставил тебя в одиночестве, но верил, что ты искренне присягнула нашему браку и что ты сохранишь верность тем клятвам, что давала. Я раз за разом вставал под пули и штыки, но мне не было страшно Я больше боялся ночных терзаний, когда передо мной представала ты, такой, как я увидел тебя сегодня, чистой, благоухающей после ванны, с алебастровой кожей с этими голубыми жилками, по которым твое сердечко разгоняет кровь. Я старался гнать от себя мысли о том, что Тэрритон может добраться до тебя, что его руки, возможно, лежат на твоей груди, как мои сейчас.

— Я никогда не изменяла тебе! — воскликнула она и почувствовала, как громко застучали зубы. — Я терпеть не могу Роберта! Ты ведь знаешь это.

— Этого я не знаю. Знаю только, что ты вышла из дома сегодня утром с ним вместе — , по собственной воле.

— Слуги…

— Слуги не станут врать.

— Но я .

— Что вы, миледи? — спросил он насмешливо.

Слова рвались из груди, но Аманда не могла их произнести. «Я люблю тебя». Эти три слова бились у нее в мозгу, но сказать их ему она не могла. Они пришли слишком поздно, он им не поверит.

— Я не делала этого! — воскликнула она, но Эрик недоверчиво усмехнулся.

— Мне хотелось убить Тэрритона… и тебя, — сказал он ей. — С того момента, как меня вызвали сюда, я чувствовал почти первобытное желание сеять разрушение и смерть.

— Эрик…

— Не бойтесь, миледи. Я не собираюсь заходить так далеко.

— Эрик, пожалуйста…

— О чем ты хочешь просить?

— Отпусти меня!

— Не забывай, что ты моя жена, — напомнил он. — И что я — солдат, вернувшийся с войны.

— Я ничего не забываю! Мы заклятые враги, милорд, и как бы я ни старалась, вы отказываетесь поверить мне.

— Ты снова предлагаешь драку? Ты решила сражаться со мной, своим мужем? Что ж, я победил, мадам! Вы проиграли. Но вы моя жена.

— Ваша презираемая жена! Эрик, во имя, Господа Бога.

— Во имя Господа Бога — нет, миледи. Я не отпущу вас сегодня ночью. Если эта война, узнайте ее суть. Если мы победим в этой войне, я стану героем. Если же победа окажется за королем, то я изменник. Но сегодня я победитель, а награда победителю стара как мир.

Аманда приоткрыла было губы, чтоб№ заговорить, но промолчала.

Увидев угрозу в его глазах, она замерла, не зная, о чем он думает.

Эрик провел рукой по ее лицу, совершенные очертания которого лишь подчеркивались густой россыпью обрамляющих его волос, непослушными прядками у висков. Красивой формы губы, нижняя чуть полнее, чем верхняя, влекли чувственным изяществом. Ее роскошная фигура поражала стройностью и пропорциональностью. Плечи, груди и бедра круглились плавными линиями, как у идеальной статуи, а кожа походила на мрамор своей безупречностью. В движении она была еще более прекрасна, напоминая сгусток энергии, напряжения и страсти. В глазах отражались все эмоции, обуревавшие ее. Эти волнующие глаза всегда зажигали в нем желание, не важно, горели они нетерпением любви или штормовой яростью.

Он склонился к ее лицу. Их глаза встретились на расстоянии всего лишь дыхания.

— Нет! Мы не будем… нет! — только и смогла выдохнуть Аманда в бессильном протесте. — Так нельзя! Без любви!

— Любовь, мадам? С каких это пор она стала для вас важна? Уж не с тех ли пор, как вы вышли за меня замуж? Или с того дня, когда вы нашли карту в моей библиотеке и передали ее своему отцу? Или, может быть, после того, как предали собственный дом?

— Но я не предавала! Ох, Эрик, какой же ты глупый! Послушай меня! Возможно, я виновата в том, что выдала… кое-какие секреты в прошлом. Ты не понимаешь! У них в руках был Дэмьен…

— Что ты сказала? — требовательно спросил он.

Она сглотнула.

— Мой отец схватил Дэмьена и потом постоянно угрожал мне, что убьет его. Вначале он обещал; что арестует Дэмьена и повесит. А потом юноша попался ему в лапы, Эрик. Лошадь! Помнишь, во дворце губернатора на Новый год? Лошадь Дэмьена околела. Тогда я поняла, — что отец не остановится и перед тем, чтобы проделать то же самое с ним. А потом они на самом деле схватили Дэмьена! Они угрожали мне…

— Понятно. Но Дэмьен уже довольно давно на свободе, миледи.

— Об этом я тебе и говорю! Где-то есть другая шпионка, и это не я!

Он улыбнулся:

— Забавная сказочка.

— Эрик, пожалуйста…

— Аманда, я больше не поддаюсь на «пожалуйста»! Но видит Бог, я могу поклясться, что скучал по тебе.

— О! — сдавленно воскликнула она и с яростным воплем рванулась в попытке высвободиться, однако почувствовала, как его тело еще сильнее прижало ее. Его облегающие бриджи почти ничего не скрывали. Глаза Аманды расширились, когда она ощутила его мужскую силу.

Она отчаянно задергалась, ненавидя его, но еще больше ненавидя себя, потому что ей было плевать на свою гордость и доводы разума, лишь бы он продолжал держать ее в объятиях, даже если в этом не было любви.

— Мы не должны!

— Но ты моя жена!..

— ..которая, как ты утверждаешь, предала тебя.

— Ну и что? Это было раньше, не сейчас. Не нынешним вечером.

— Нет! Эрик! — Аманда едва не плакала. — После всего сегодняшнего! Боже, отпусти меня! — Она начала вырываться с новой силой, пытаясь сбросить его с себя, освободиться любой ценой. В сгустившейся вокруг нее темноте, казалось, заколыхался золотистый туман, будто сотканный из солнечных лучей. Она почувствовала напряженность Эрика, живую пульсирующую плоть, и словно тысячи языческих тамтамов застучали в ее сердце, груди, крови. Борясь с ним, она боролась с собой, но он держал ее крепко, «и» все еще сопротивляясь, задыхаясь и ругаясь, она густо покраснела под его пристальным взглядом. — Эрик! Нет!

Он улыбнулся, взгляд стал дразнящим, провоцирующим.

— Ах… Мэнди! Не хочешь ли попросить прощения?

Она мгновенно замерла и облизнула пересохшие губы.

— Что? — переспросила она задыхаясь.

— Возможно, я прощу тебя.

Она какое-то время смотрела на него, не веря своим ушам, не веря ему. Он прильнул к ней, по-прежнему удерживая за руки.

— Ты бросилась в объятия Тэрритона, почему бы теперь не броситься в мои? К тому же мы скреплены узами брака, любимая.

— Я не бросалась в объятия Тэрритона! — выкрикнула она. И попыталась лягнуть его ногой. Он засмеялся, потому что, придавив ее своим весом, обезопасил себя от подобных покушений. Аманда взъярилась с новой силой. — Ты хочешь, чтобы я просила прощения в таком положении?

— Стоит только научать, — прокомментировал он сухо. Но в глазах его заплясали серебристые и голубые огоньки, а вена на шее вздулась, и кровь бешено колотилась под кожей. Она затаила было дыхание, но затем, с ухнувшим вниз сердцем, приняла вызов.

— В таком случае ты назовешь меня проституткой, — огрызнулась она, — отдающейся за то, что можно получить взамен!

— Сказано не мной, а тобой, — парировал Эрик.

— О! Никогда! Эрик…

— Ш-ш-ш! Слова ничего не значат, ничего не значат ни правда, ни любовь! Ты моя жена, а я очень долго не был дома, а поскольку то, что есть между нами, уже полыхает вовсю, я не приму отказа.

С обжигающей нетерпеливостью он приник к ее губам. И Аманда окунулась в этот жар, в нетерпеливое предвкушение наслаждения, в котором не было места раздумьям, а всем правили сердца и чувства.

Она любит его. К черту гордость и достоинство, ведь они и так потеряны. Будь что будет, она не станет отказывать ни ему, ни себе.

— Отдайся мне, жена моя, любовь моя! Раствори меня в своей красоте, в волшебстве ночи…

Нить войны истончилась, борьба была забыта. Нежный бриз, несущий солоноватые ароматы реки, ласкал ее кожу там, куда еще не успел добраться муж, но больше ничто в мире не могло бы отвлечь ее.

Как долго не лежали они сплетаясь телами, как долго не сливались в любовном экстазе!

И вот пришло время сорвать с себя одежду. Обнаженный, он вернулся к ней. И вошел в нее как стальной клинок, и был радостно принят теплой обволакивающей глубиной ее тела, ставшего гостеприимными ножнами. Снова от головы к ногам побежали волны, то вознося ее вверх, то опуская вниз, в унисон его толчкам. Он высоко приподнялся над ней и посмотрел на нее глазами, темными то ли от напряжения, то ли от гнева. Она не знала, любит ли он ее в этот момент… или ненавидит? Неизвестно. Но никто не мог бы сказать, что в нем не было страсти, так же как и в ней. Страсть закружила их словно смерч, наполнила пространство вокруг музыкой вздохов, шепота и восклицаний. Воздух сгустился, словно шелковистое облако накрыло их, превратив ночь в волшебную сказку, в которой реальный мир уступил место фантазии. Волны, накатывавшие на нее, казалось, вздымались и рассыпались на мелкие серебристые капельки счастья. Вновь и вновь испытывала она взрывы экстаза, содрогалась, металась и изгибалась в его объятиях. Он с силой вошел в нее последний раз, и Аманда ощутила невыразимо приятное тепло, когда его семя излилось в ее лоно.

Эрик дотронулся до ее щеки и, нежно поцеловав в губы, скатился на бок.

Оба погрузились в молчание. Она было заговорила, но он приложил палец к ее губам.

— Нет. Не сейчас. Только не этой ночью.

— Эрик! — вырвалось у нее. — Пожалуйста, послушай! Я… я люблю тебя!

Он застыл, мускулы на руках напряглись, а черты лица исказила гримаса боли. Аманда испугалась, что он сейчас ее ударит или схватит руками за горло и задушит в одно мгновение.

— Ради всего святого, мадам, не играйте хоть этой ночью в свои игры! — угрожающе прорычал он.

— Я не играю, не насмешничаю, не притворяюсь! — настойчиво сопротивлялась она его гневу. — Эрик! — сглатывая слезы, произнесла она его имя.

Он глубоко вдохнул, заставляя себя расслабиться, и процедил с внезапной злостью:

— Боже, если бы я мог поверить тебе! — Голос его стал низким, хриплым.

— Пожалуйста…

— Нет! Хватит на сегодня! Если хочешь дарить любовь, дари, докажи свою искренность!

И она замолчала. А секунду спустя Эрик издал хриплый возглас и опять привлек ее к себе. Порывы ветра, залетавшие в комнату, принесли ласковую прохладу их разгоряченным, покрытым испариной телам, он поцеловал ее в плечо и снова вошел в нее. На этот раз Аманда совсем не смущалась. Свободно гладила в ответ твердые мускулы его рук, груди, бедер, тугие ягодицы. Она дразнила и соблазняла, трогала своими руками, проводила волосами по его коже, щекотала и ласкающе теребила его кожу кончиком языка, покрывала ее поцелуями…

Когда последние содрогания экстаза затихли, она осталась лежать в его объятиях. И в темноте и покое ночи их сморил глубокий, без сновидений сон.

Когда Аманда проснулась, Эрик был уже одет. На нем были новая белая рубашка, чистые белые бриджи, синий с красным жилет и камзол. На голове красовалась треуголка с кокардой. Он стоял у окна, словно дожидаясь, когда она проснется.

Аманда сразу поняла, что волшебная ночь кончилась, что все изменилось. Подтянув одеяло к груди, она подняла на мужа взгляд. Он неспешно обернулся. Глаза, смотревшие на нее, были глазами незнакомца, глубокие, темные, отстраненные.

— Ты уезжаешь? — произнесла она.

— Мы отправляемся в погоню за лордом Данмором. Ты ведь знаешь.

— Да, — прошептала она. — А я… я останусь здесь в заточении?

Он покачал головой. В ней начала просыпаться надежда. Если бы у них было время… если бы было хоть немного времени. Возможно, они смогли бы помириться. Может быть, она смогла бы объяснить, что, хотя ее привязанности не изменились, она больше не противится ему.

Она его жена и примет его сторону. Она даже постарается стать патриоткой.

— Значит, я свободна?.. — предположила она.

— Нет.

— То есть?

Он пересек комнату и взял в руки саблю, мушкет и кортик.

— Ты отправляешься во Францию.

— Во Францию? Нет, Эрик, я не…

— Ты едешь.

Обескураженная; Аманда обернула одеяло вокруг себя и хотела соскочить с кровати, но, запутавшись в простынях, потеряла равновесие. Эрик подхватил жену и спокойно встретил ее возмущенный взгляд.

— Эрик, умоляю тебя, оставь меня здесь, в Камерон-Холле. Я не предавала тебя и не буду…

— Увы, поверить тебе я не могу, — произнес он спокойно, но твердо.

— Но ты сказал, что я… — Аманда запнулась, а он вопросительно поднял брови. В ожидании продолжения его губы скривила недоверчивая усмешка.

Она густо покраснела.

— Ты сказал…

— Я сказал, что ты получила мое прощений. Но не мое доверие.

— Я не поеду во Францию. Сбегу в Англию! — пригрозила она, боясь, что расплачется, ибо слезы уже наворачивались на глаза.

Он гонит ее прочь.

— Нет, не сбежишь. Ты будешь не одна, — пообещал он.

— Эрик…

— Нет. Не умоляй, не клянись и не угрожай. На этот раз ты выполнишь мою волю. — Он поколебался, и тон его стал жестче, в словах зазвучала горечь:

— Во Франции, любимая, ты не сможешь вредить нам. Предлагаю тебе одеться. Твой эскорт появится здесь с минуты на минуту.

— Мой эскорт?

— Кэссиди, Пьер и Жак Биссе.

Биссе. От него ей ни за что не удастся сбежать в Англию. Она знала это. Жак ни на минуту не забывал, как поступили англичане с акадийцами. И не простил. Он будет охранять ее строже, чем родной отец.

— Ты не смеешь так поступать! — громко запротестовала она. И уже закричала со страхом и яростью, вцепившись пальцами ему в предплечья:

— Эрик, пожалуйста! Выслушай меня! Я не делала этого! Ты останешься в дураках, если не поверишь мне. Тебе будет больно, когда та, другая, что выдавала сведения врагам, снова предаст тебя.

Но Эрик, не обращая внимания на ее слова, собрался уходить.

Страх и отчаяние стали еще сильнее, и, не отдавая себе отчета, Аманда выпалила в неистовстве, разрушая то, что оставалось еще между ними:

— Ах ты, подлец! Я возненавижу тебя! Никогда не прощу!

— Не теряй надежды. Может, Данмор еще сумеет добраться до меня.

— Ты заслуживаешь веревки палача!

— Вот как? А ты будешь рыдать на похоронах? Ты ведь, кажется, сказала, что любишь меня?

— О, Эрик, пожалуйста! Не отсылай меня!

Он поднял ее на руки и отнес обратно в постель. Глядя в наполненные слезами изумруды ее глаз, он вдруг всей душой захотел отменить свое решение.

Но тут же сердце; его ожесточилось. Камерон-Холл мог оказаться сожженным дотла. Она ушла с Тэрритоном. Она сама призналась, что пошла с ним. Больше всего на свете он жаждал поверить, что она любит его. Жаждал поверить в ее невиновность.

Но он не может ей доверять. Он доверился ей прежде, а она предала. Раз за разом она предавала его. А ведь на карту поставлены жизни людей.

Эрик улыбнулся, затем наклонился и поцеловал ее в губы. Ему уже пора было уезжать, но он не смог удержаться. Положив ладонь на ее грудь, он ощутил в себе мучительное желание. Прижавшись к ее рту в долгом и медленном поцелуе, он гладил ее тело, словно старался, чтобы руки запомнили ее не хуже, чем глаза.

Затем он встал и печально посмотрел на нее сверху вниз:

— Оревуар, любимая.

Развернувшись, он шагнул к двери. Аманда вновь вскочила с кровати и бросилась за ним.

— Эрик!

Он затворил дверь. Послышались удары кулаками по двери, потом ругательства. Он напрягся, вслушиваясь в поток слов, срывавшихся с ее губ. Потом услышал, как она повалилась на пол. И как безутешно зарыдала.

Пожар войны жарко горел теперь в этом раю.

Льюис ждет Эрика и его людей. Они должны положить конец натиску англичан, а затем ему предстоит вернуться к Вашингтону. Конгресс уже заседает, со дня на день колонии объявят себя независимыми.

И он рискнет всем в этой борьбе.

Но он не проиграет! Эрик дал себе клятву и, обернувшись, посмотрел на дверь в спальню. Острая, тоскливая боль пронзила его сердце. Если бы только она была с ними!

Если бы только она любила его…

Глава 16

В первых числах июля, после разгрома Данмора, Эрик должен был вернуться и занять свое место подле Вашингтона, но вместо этого решил заехать домой. Оставалась слабая надежда, что Аманда еще не отплыла во Францию. А ему вдруг очень захотелось выслушать ее еще раз. Отчаянно захотелось. Он наговорил ей массу ужасных слов, выдвинул такие тяжкие обвинения, но большинство из них были лишь следствием страха, смешанного с яростью.

Эрик пришпорил коня, оставив Фредерика глотать поднятую им пыль. Но когда он подъехал к длинной аллее, ведущей к дому, сердце его упало. С подъема Эрик увидел, что «Родной земли» у пристани нет. Аманда уже уехала.

Добравшись до дома, он тем не менее нетерпеливо рванул на себя дверь, но встретили его лишь Ричард и горничные. В палящей жаре июля дом казался холодным и покинутым. Эрик медленно поднялся к галерее, чувствуя, как пустота обступает его. Аманда стал? неотъемлемой частью дома. Аромат ее духов преследовал его, ему слышалось эхо ее голоса, ласковый и женственный шепот, такой задорный и влекущий. Самый замечательный на свете! Во Франции она будет сама в безопасности — и не сможет повредить колониям.

Но ни слова, ни логика не помогали. Его мир стал холодным, дом без нее превратился в безжизненную коробку из кирпича и бревен.

— Лорд Камерон!.

Он развернулся и посмотрел вниз. В холл ворвался Фредерик:

— Лорд Камерон! Независимость! Конгресс проголосовал за независимость! Шестого июля в Филадельфии была зачитана Декларация, и ее начали перепечатывать газеты по всей стране! Лорд Камерон, мы совершили это! Мы все совершили это! Мы — свободные и независимые люди!

Да, они совершили это. Эрик, вцепившись в перила лестницы, уставился на печатника. Они воюют уже больше года, но теперь их борьба узаконена. Теперь они не повернут назад. Никогда, Они стали свободными.

Его сотрясала крупная дрожь. Он вдруг порадовался, что услышал эту новость здесь, в Камерон-Холле. Пусть и опустевшем. Он снова знал, за что бороться, за что умирать.