– Не могу спать. Слишком взбудоражена. Я тебя разбудила? Извини, что так грохотала?
      – Не-а. Не беспокойся, ты не виновата. Стены как будто из бумаги сделаны, – она зевает и потягивается, потом замирает как вкопанная. – Джулия, что это за хреновину ты пьешь?
      – Кофе.
      Белла осторожными шажками приближается к кофейной чашке, наклоняется и нюхает.
      – Это не кофе. Это собачья моча.
      – Знаю, – Джулия с несчастным видом косится на свою чашку с уже остывшим варевом. – И на вкус так же отвратительно, как и на вид.
      – Душа моя, если бы на вкус это было так же отвратительно, ты бы в жизни не сделала ни глоточка. Какого черта ты не достала перколятор? У меня даже есть фильтры.
      – Последний раз я слышала слово «перколятор» в 1976 году, – смеется Джулия, чувствуя себя идиоткой.
      Белла пальцем показывает на большую кофеварку со стеклянным чайничком для кофе в комплекте, которая стоит на самом видном месте, прямо посреди кухонного стола.
      – А ты думала, это что такое? – Белла качает головой, достает фильтры и наполняет кувшин водой. – Нарезанная печенка?
      Джулия смеется:
      – Извини. Кстати, чем ты питаешься, когда бываешь дома? Твой кухонный шкаф – это просто позор. У Марка случился бы сердечный приступ.
      – Марк, конечно, мне очень нравится, но не пошел бы он к чертям собачьим, – Белла включает кофеварку и облокачивается на стол. – Что касается продуктов, в этом городе дома никто не ест.
      – Что, никогда?
      – Никогда. Смотри, – она открывает дверцу духовки. Внутри лежит нечто, подозрительно напоминающее стопку свитеров. – Идеальное место для хранения кашемира, – хохочет она, а Джулия пораженно качает головой.
      – Значит, ты дома только кофе пьешь?
      Белла качает головой:
      – Вообще-то, это тоже редкость. Утром по пути на работу забегаю в «Старбакс» на Второй и беру диетический латте, Я эту хреновину уже тысячу лет не использовала.
      – Замечательно, – Джулия берет жестянку с кофе. – Неудивительно, что срок годности этого кофе кончился еще в прошлом феврале.
      – Какая разница? – Белла споласкивает чашку Джулии под краном, чтобы налить новую порцию кофе. – Ты сама только что хотела выпить кофе в гранулах с прокисшим молоком. Выпей это, моя дорогая, – Белла протягивает Джулии чашку дымящегося кофе, – …и тебе покажется, будто ты умерла и попала в кофейный рай. Точно. Я иду спать.
      – Не уходи, – умоляет Джулия, но Белла качает головой и исчезает в спальне.
      – Кто рано встает, тому бог подает. Спи, моя крошка, стройные ножки. Увидимся утром. – Она посылает Джулии воздушный поцелуй и исчезает.
      – Какого черта? – Джулия продирает веки и видит Беллу, которая носится по гостиной в малиновых расклешенных спортивных штанах и черном топике с открытым животом и с треском поднимает жалюзи.
      – Проснись и пой, проснись и пой! Помнишь, что я говорила про стройные ножки? Мы с тобой, моя дорогая, отправляемся в спортзал.
      – Ты что, с катушек съехала? – стонет Джулия, утыкаясь лицом в подушку, чтобы закрыться от солнечных лучей, которые проникают в комнату. – Который час?
      – Полседьмого. Самое время часок потренироваться.
      – Полседьмого? Я только полчаса назад уснула.
      – Почему? Что же ты делала?
      – Телевизор смотрела.
      – И что, нашла что-нибудь интересненькое?
      – А как же! Канал «Развлечения!». Смотрела обалденную программу о каком-то вундеркинде, правда, раньше я о нем никогда не слышала… он потом еще скатился и стал наркоманом и алкоголиком.
      – Гарри Карлуччи?
      – Откуда ты знаешь?
      – Он побывал гостем всех ток-шоу в городе.
      – Включая твое?
      – Естественно.
      – Ладно. Я выбилась из сил, и единственное, на что сейчас способна, вернуться в постель, – Джулия натягивает на голову подушку и поворачивается лицом к окну. – Желаю приятно провести время. Увидимся.
      – Ну уж нет. Не выйдет. – Белла срывает с нее одеяло и принимается пихать ее, не оставляя Джулии другого выбора, как выбраться из кровати. – Раз уж ты в Нью-Йорке, веди себя как настоящий житель Нью-Йорка. К тому же небольшая тренировка тебе не повредит.
      – Ну спасибо.
      – Не потому, что ты разжирела, а потому, что тебе необходимо высвободить эндорфины – гормоны счастья. Клянусь жизнью, если после спортзала ты почувствуешь себя ужасно, я больше тебя заставлять не буду.
      – Клянешься, что это всего лишь один разочек?
      – Только если ты почувствуешь себя ужасно, – Белла смотрит на часы. – Черт! У нас всего десять минут. В спальне – спортивная одежда и запасные кроссовки. Я буду в ванной.
      Через десять минут Белла выходит из ванны. На ее лице – искусно нанесенный макияж. Выглядит она поразительно. Голова высоко поднята и вид у нее та кой, будто она собралась на премьеру.
      – Белла! Не могу поверить, что ты накрасилась в спортзал!
      – Дорогая, и тебе нужно сделать то же самое. Говорю тебе, там полно вакантных мужиков.
      – Ну уж нет. – Джулия затягивает хвостик старенькой черной резинкой. – Я буду чувствовать себя чучелом. Ты готова?
      Они выходят из квартиры и ровно тридцать секунд ждут лифта, потом спускаются на первый этаж еще одиннадцать минут и двадцать четыре секунды. На каждом этаже к ним присоединяются еще несколько жертв спортзала.
      – Как ты до сих пор жива? – сквозь сжатые зубы шипит Джулия, готовая убить всех, если лифт еще хоть раз остановится.
      Белла поводит плечами:
      – Это же Нью-Йорк. Приходится платить за то, что живешь на тридцать пятом этаже.
      – Выпендреж, – ворчит маленькая костлявая старушка с прической, похожей на шлем, и миниатюрной таксой подмышкой.
      Потом улыбается, и Джулия улыбается в ответ.
      – Могло быть и хуже, – обращается к старушке Белла. – Если бы я жила в пентхаусе.
      – Кофе? – с предвкушением произносит Джулия, заворачиваясь в пальто.
      Они шагают по Третьей улице по направлению к спортзалу.
      – Кофе перед тренировкой? У тебя не все дома?
      Белла торопит ее, и, наконец, они заходят в зал.
      И Белла в шоке замирает.
      Она ошеломлена.
      Еще нет семи часов, а зал гудит, словно улей. Куда ни посмотри, повсюду люди, которые стоят в очереди на тренажеры и громко болтают, качают железо, пыхтят и тренируют свои и без того идеальные тела.
      В Лондоне Джулия никогда не ходила в спортзал регулярно, но время от времени она покупала абонементы в спортклубы. Но в сонных тренажерных залах Лондона она никогда не встречала такого оживления. В Лондоне люди перешептывались друг с другом, не осмеливаясь заговорить с другими посетителями, и уж точно не спорили до хрипоты в очереди на тренажеры.
      Здесь из динамиков орет Сиско, и внезапно, впервые за многие месяцы, Джулию переполняет энергия. Что уж там, впервые за многие годы. Она чуть не подпрыгивает на месте позади Беллы, стоя в очереди на тренажер-лесенку. Ей не терпится поскорее взобраться на него и начать двигаться.
      – Эй, Белла, как дела? – высокий, темноволосый и определенно опасный мачо подходит к Белле и чмокает ее в щечку.
      – Все отлично, Джо. Твои?
      – Не жалуюсь.
      – Это Джулия, моя подруга из Лондона.
      Джо берет Джулию за руку и ослепляет белозубой улыбкой:
      – Рад встрече. Хорошенько попотейте, дамочки, – и он исчезает.
      – О-о-о-о, – протягивает Джулия. – Вот это лакомый кусочек.
      – Это мы уже проходили, – стонет Белла. – И поверь мне, нам такой не нужен.
      – Правда? А что с ним такого?
      – С виду он просто бог. Красив, обаятелен, фантастическая работа на Уолл-стрит, но, милая моя, он туп, как стена.
      – Как что?
      – Пустышка. Рыбина. Не переживай, тут полно добычи, нужно только закинуть удочки, – при этих словах она выпячивает губки и делает глазки потному красавцу, что проходит мимо.
      – Классные ножки, – говорит он.
      Белла с улыбкой поворачивается к Джулии.
      – Вот видишь?
      Спустя одну тренировку и два диетических латте, Белла и Джулия прогуливаются по Пятой Авеню по пути на работу.
      – Знаешь, я и забыла, как Нью-Йорк вселяет в тебя энергию.
      Джулия дышит полной грудью. Они быстро шагают вдоль Центрального Парка.
      – В меня будто вдохнули жизнь. Боже, я и забыла, как это здорово – ощущать, что живешь.
      – Потрясающе, правда? – смеется Белла. – По этому я никогда и не езжу домой.
      – Ты на самом деле хочешь остаться здесь навсегда?
      – Посмотри, как я живу. Я в восторге от своей жизни. Мне нравится независимость, ритм Нью-Йорка. Нравится, что я никогда не чувствую себя одиноко, что могу получить все, что желаю, двадцать четыре часа в сутки. Я бы не смогла вернуться в Лондон. Не сейчас.
      Джулия вздыхает.
      – Еще неделю назад я бы сказала, что ты сошла с ума, и Лондон ничем не хуже, но теперь мне кажется, что скоро я тоже начну думать, как ты.
      Белла останавливается и поднимает бровь:
      – Всего один день, и ты уже решила остаться?
      – Я этого не говорила. Просто я понимаю, почему ты не хочешь возвращаться.
      – Знаешь, что тебе на самом деле нужно? Ты должна начать ходить на свидания.
      Джулия в шоке.
      – Белла, Марк и… я. У нас не все кончено, понимаешь? Это всего лишь перерыв. И я бы не смогла… я не способна… это неправильно. Несправедливо по отношению к нему.
      – Я же не говорю, что тебе нужно завести роман. Я имею в виду, тебе нужно позволить мужчинам приглашать тебя на ужин и ухаживать за тобой. Когда в последний раз к тебе относились как к принцессе?
      – В ПРОШЛОЙ ЖИЗНИ.
      – Именно. Я не говорю, что ты должна во что-то ввязываться. Просто ходи на свидания и развлекайся.
      – Может, ты и права.
      – Я всегда права, – Белла смеется. – Что касается Марка, ты собираешься с ним поговорить? Или подождешь, пока его не будет дома, и будешь играть в прятки с автоответчиком?
      – Я оставила сообщение, но в данный момент мне кажется, что нам нужно отдалиться друг о друга и вообще пока не разговаривать. Пока я здесь, я хочу забыть о своей жизни, не думать о том, что нагоняет на меня депрессию.
      – О'кей. Смысл понятен, – Белла проводит по губам идеально наманикюренным пальчиком. – Ротик на замочек. Больше ни слова о Лондоне. Какие планы на сегодня? – она останавливаются у входа на телестудию и топают ногами, чтобы не замерзнуть, пока прощаются.
      – Хотела поглазеть на Витрины.
      – Поглазеть? Ты же в Нью-Йорке, детка! Ты должна тратить, тратить и еще раз тратить!
      Джулия оглядывает Беллу с головы до ног, смеется и покачивает головой. На Белле туфли от Феррагамо, пальто от Прада и сумка Дж. П. Тод.
      – Если бы у меня была куча денег, можешь быть уверена, я бы их потратила, но сегодня я просто хочу побродить по магазинам.
      – Может, пообедаем вместе? Ресторан в «Сакс», угол Пятидесятой улицы и Пятой Авеню, восьмой этаж, ровно в полдень. Приятного утра.
      Чмокнув Беллу на прощание, Джулия засовывает руки поглубже в карманы пальто и шагает прочь.
      Лишь через пять кварталов до нее доходит, что все это время она не переставала улыбаться.
      – Ты меня поражаешь, – увидев Джулию, которая, спотыкаясь, шагает к столику, едва способная пошевелиться от количества пакетов с покупками, Белла закатывается от хохота. – Я вижу, ты удачно поглазела на витрины.
      Джулия падает на стул, рассыпав пакеты по полу, и с измученным видом произносит:
      – Я пыталась, изо всех сил, но потом увидела в «Банановой республике» эти фантастические брюки, которые сидят просто идеально, и пошло-поехало.
      – Ты меня убиваешь, – Белла пытается сосчитать пакеты. – Ты весь «Сакс» скупила или только четвертый этаж?
      – Не могла удержаться. Обалденный магазин. Куда ни повернись – везде целые вешалки одежды со скидками. Я купила два пиджака и только потом поняла, что сегодня еще дополнительная скидка 30 процентов.
      – Поэтому ты, естественно, вернулась, и принялась смотреть все заново?
      – Естественно! Ты за кого меня принимаешь? Думаешь, я мужчина?
      Они хохочут.
      – Ты еще не видела, что я накупила!
      Джулия принимается вытаскивать одежду из пакетов и демонстрировать покупки. Пальто от Гуччи, которое до распродажи стоило 1000 баксов, после – 150, жакет от Армани за 195 зелененьких – почти даром, – по крайней мере, так оправдывалась Джулия, – рубашка от Донны Каран за 59.99.
      – Ох уж эти распродажи. Не будем считать, сколько всего ты спустила? – говорит Белла.
      – Ни в коем случае. Какая разница, мне это только на пользу, – улыбаясь, она откидывается на стуле. Официант ставит на стол плетеную корзиночку с хлебом и хрустящими хлебцами и наполняет их бокалы ледяной минеральной водой.
      – За нас, – Белла поднимает бокал.
      – За нас, – Джулия делает глоток и качает головой. – Белла, это невероятно, я здесь ощущаю себя совершенно по-другому.
      – Нью-Йорк на всех так действует. Я же тебе говорила.
      – Нет, дело не только в этом. Боже, не хотела я говорить о Марке, но я в первый раз уехала от него действительно далеко, и… – она замолкает, смотрит на салфетку и глубоко вздыхает.
      – Ты в порядке?
      – Да, только вот если я произнесу это вслух, слова станут реальностью, и меня это пугает. Знаешь, можно думать о чем-то, но до тех пор, пока мысли остаются у тебя в голове, все нормально – ведь ты можешь притвориться, что их вроде и нет. Но как только ты облекаешь свои мысли в слова, они становятся реальностью, так?
      – Так, – тихо отвечает Белла. – Но чтобы ты знала, тебе необязательно признаваться, если тебя это смущает. Если ты не хочешь, чтобы твои слова стали реальными, может, лучше хорошенько подумать, прежде чем произносить их?
      – Нет, все не так ужасно. Я не говорю, что между нами все кончено или что-нибудь подобное. Но, Белла, с ним я чувствовала себя как будто в ловушке, – ее взгляд пронизан такой болью, что Белла протягивает руку и берет ее за руку. – Многие месяцы я была словно в оцепенении, не могла забеременеть, и… – она прерывается. – Боже! А ведь с тех пор, как я приехала сюда, я ни разу не вспомнила о беременности! Удивительно, правда?
      – Ничего странного. Ты же здесь меньше суток.
      – Но Белла, последние несколько месяцев беременность превратилась для меня в одержимость. Я больше вообще ни о чем не думала. Лежала в постели и фантазировала о будущем малыше, потом просыпалась и обвиняла по всем Марка, а остальное время то умилялась, то бесилась, проходя мимо магазинов одежды для младенцев или увидев маленького ребенка.
      – Не самые приятные чувства, учитывая, что в Нью-Йорке сейчас настоящий бэби-бум, и каждый второй прохожий маленького росточка сидит в коляске.
      – Именно! В том-то и дело. Я же видела их, даже сегодня, когда гуляла, но не воспринимала этих детей как издевательство над собой – ее голос дрожит от возбуждения и удовольствия. – Белла, у меня такое ощущение, будто черная туча, которая нависала надо мной все эти месяцы, наконец, исчезла!
      – Кажется, – серьезно проговаривает Белла, – эта черная туча называется депрессией. Лично я бы предложила тебе принимать транквилизаторы, но если шопинг-терапия подействовала, ну их к чертям.
      – У меня вовсе не эйфория от походов по магазинам, – предупреждает Джулия.
      – Да. Точно, – Белла окидывает взором пакеты у ног Джулии. – Но, если говорить серьезно, мне кажется, тебе нужна свобода, чтобы прочистить мозги. Все эти разговоры обо мне, мне, мне любимой, – так типично. Ты изолируешься от окружающих, а потом злишься на весь мир, потому что не можешь контролировать ситуацию – обычные симптомы депрессии.
      – Откуда ты так много об этом знаешь?
      – Я же продюсер дневного телешоу. Понемножку знаю обо всем, так ведь говорят? Мастер на все руки? Это я. Не сомневайся в моих словах. Это моя работа.
      – Белла, ты прелесть.
      – Знаю, дорогая. Я твоя крестная-волшебница. Я тоже тебя обожаю, и, более того, я несказанно рада, что сегодня ты чувствуешь себя лучше, потому что сегодня, Золушка, мы отправимся на бал.
      Это не совсем бал. Это закрытая вечеринка в большом баре в Сохо. Джулии удается побороть сбой биологических часов, и в 23.10 они прибывают на место. Белла неотразима в платье из красного шифона и перьев. На Джулии более традиционное, но не менее красивое черное платье и маленький кардиган, расшитый стразами.
      Они пробираются через толпу к бару, и через десять минут у каждой есть по два коктейля, которыми их угостили разные мужчины.
      Из-за гама ничего не слышно, и Джулии приходится кричать. Весь вечер она хохочет и кокетничает. Дает свой телефон – точнее, телефон Беллы – трем мужчинам, и чудесно проводит время.
      Этим вечером Джулия: выпивает семь яблочных мартини. А может, и восемь. После шестого она сбивается со счета, завязывает разговор с пятью мужчинами и еще по меньшей мере трое не сводят с нее восхищенных взглядов.
      Зажигает на танцполе, забыв обо всем, и расслабляется так, как не расслаблялась уже многие годы, и, более того, все это время умудряется потрясающе выглядеть (хотя опять же, возможно, это эффект яблочного мартини); проходя через зал, видит Сару Джессику Паркер и даже случайно прикасается к ее руке.
      Позже, в туалете, встречает Сару Джессику Паркер, хотя оказывается, что это вовсе не Сара Джессика Паркер, а кто-то, кто очень на нее похож, но тем не менее близняшка СДП подходит прямиком к Джулии и говорит:
      «Чудесная кофточка, откуда у вас такая?».
      (Джулия хочет ответить «Уислз», но потом решает, что незнакомке это ничего не скажет, и с извиняющимся выражением отвечает: из Лондона).
      В 2.25 Белла тащит сопротивляющуюся Джулию к двери. Ей удается увести ее из бара, лишь пообещав, что завтра они опять пойдут на вечеринку.
      – Хотя, – ворчит Белла, усаживая Джулию на заднее сиденье такси, – не думаю, что я вообще завтра проснусь.
      – Извини, – со счастливым видом воркует Джулия.
      От усталости у нее закрываются глаза. Она откидывает голову, и разница во времени наконец дает о себе знать.
      – Но признайся, это был самый потрясающий вечер в твоей жизни!
      И она засыпает с улыбкой на устах.
      – Очевидно, не такой потрясающий, как у тебя, – улыбаясь, произносит Белла, наклоняется вперед и диктует таксисту свой домашний адрес.

9