- Конечно же, Рыбоеды не пойдут за таким львом, как ты, - проговорил он наконец. - Самое большее, на что у них хватает смелости, - это трахать своих коз. Да и то не всегда - рогов боятся. Невозможно представить себе, чтобы такой лев, как ты, подчинялся приказам таких козлов, как Рыбоеды. Скорее, можно представить меня подчиняющимся этим приказам. Если только кто-нибудь может себе ЭТО представить!
      Эта фраза, по всей видимости, послужила сигналом. Бамула весело заржали. Конан оглядел лица собравшихся вокруг, отметив про себя, как они смотрят на Идоссо. Ясное дело, все они безоговорочно подчинялись великому квамо. Столь же очевидно было, что Идоссо и его сторонники ожидают от Конана, что он вольется в их ряды в обмен на предоставленную безопасность на все время пребывания киммерийца в племени.
      В этом черномазые ничем не отличались от остальных головорезов Хайбории, с которыми Конану приходилось встречаться и воевать.
      На этот раз Конану пришлось подавить в себе желание выплеснуть пиво в рожу Идоссо, а затем добавить к пиву добрый удар широкого клинка. Никто из этих черножопых парней, собравшихся в хижине, не представлял себе насколько близки они к смерти. Особым терпением киммериец никогда не отличался, а сейчас был просто готов лопнуть от злости.
      Нет, все-таки был среди собравшихся один, который, похоже, ясно понимал ситуацию. Звали этого человека, как Конан мог припомнить, вроде бы Кубванде. Сейчас Кубванде кивнул.
      - Сомневаюсь, чтоб после того, как медведь поработал среди Рыбоедов, там кто-нибудь может ходить, не то что драться. Даже мы, отважные и сильные воины, когда сталкиваемся с раненым львом, предпочитаем иметь рядом десятка два товарищей. Разве что великий Идоссо отваживается один выступать против раненого льва. Но он у нас всего один такой.
      Похоже, все собравшиеся единодушно решили, что, согласившись с утверждением Кубванде, они окажут честь Идоссо. Конан увидел, как они закивали головами. К киммерийцу потянулось множество рук с деревянными чашами. Конан не отказался ни от одной из этих чаш, он опорожнил их все. Настоящий мужчина может вылакать изрядное количество местного пойла, а потом как ни в чем не бывало встать за штурвал боевой триремы. Пивко-то здесь слабое, главное - чтобы мужик попался настоящий.
      - Еще пива! - крикнул кто-то. Остальные подхватили призыв, а один из чернокожих начал размеренно колотить в барабан.
      Травяная занавеска, висевшая у входа, откинулась, и вошли две женщины. Их одежда состояла из тяжелых серег слоновой кости и ожерелий из алых деревянных бусин. Обе женщины были молодыми и хрупкими, еще почти подростки, но одна из них двигалась так, будто ей по меньшей мере минуло семьдесят зим.
      Приглядевшись повнимательнее, Конан узнал двух женщин-Рыбоедок, тех самых, которых он позволил Идоссо увести с собой. Та, чьи движения были замедленны, как у старухи, в свою очередь тоже узнала Конана. В ее взгляде сквозило откровенное желание, чтобы гнев всех богов снизошел на киммерийца и чтобы когти и зубы всех демонов растерзали его. Это так разительно отличалось от взгляда, которым она смотрела на него в прошлый раз. Тогда эта женщина смотрела на Конана так, будто эти самые зубы и когти были у него и будто она только и мечтала, чтобы эти зубы и когти вонзились в Идоссо.
      - Хо! - вскричал Идоссо. - Свежая Рыбка! Разве я велел тебе так смотреть на нашего дорогого гостя, которому мы дали клятву дружбы?
      Конан не припоминал никакой клятвы дружбы, но он решил пока остеречься от того, чтобы бросить Идоссо прямо в лицо оскорбительное замечание о лжи. Судя по виду женщины, ей было о чем вспомнить. Но вряд ли эти воспоминания были приятными. Она встала на колени, а Идоссо уже вскочил на ноги замахиваясь. Могучая ручища сжалась в громадный кулак и уже готова была опуститься. Этот удар мог бы проломить женщине голову или сломать шею.
      Удар так и не достиг цели. Терпение киммерийца лопнуло. Конан не мог больше выносить всех этих мелких уколов и царапин по его самолюбию. Да и следы на гладкой умасленной темной коже Свежей Рыбки говорили о многом. Свинья Идоссо нарушил обещание. Ясно, что слова черномазого верзилы ничего не стоили. Кроме того, Конан не видел причин, почему он должен позволять доверившимся ему страдать даже ради того, чтобы этой ценой купить мир с бамула. Сейчас ситуация дошла до стадии разрешения. Либо страдания этих женщин, либо мир с бамула - что-то непременно должно завершиться.
      Железная ручища Конана вылетела вперед с быстротой молнии. Мощная пятерня перехватила запястье Идоссо. Киммериец воспользовался тем, что Идоссо уже наносил удар, и ловко встал на ноги, повиснув на поднимающейся руке противника. Оказавшись на ногах, Конан резко рванул Идоссо в сторону, заставив его потерять равновесие. Могучий бамула, вне всякого сомнения, расшиб бы себе нос, упав прямо перед женщинами, если бы киммериец не поддержал его. Конан ухватил его спереди, а Кубванде и остальные - сзади.
      - Ты осмелился!.. - начал было кто-то.
      Конан оборвал говорившего:
      - Эти женщины переходят ко мне. Я позволил им идти с тобой, потому что мне показалось, что эти женщины тогда боялись меня. Ты обещал мне, что будешь обходиться с ними так, как подобает честному мужчине. Теперь мне кажется, ты дал им основания бояться тебя больше, чем меня.
      Идоссо заворчал, вырываясь из рук тех, кто удерживал его.
      - Любой мужчина сделал бы то же самое. Или твоя кровь такая же бледная, как кожа, Маленький Лев? А может быть, ты ни черта в женщинах не понимаешь,?
      Конан ослабил хватку и отступил назад. Бабенки, затаив дыхание, смотрели на него. Ужас на их лицах смешивался с теплющейся надеждой.
      - Если ты желаешь посмотреть, какого цвета моя кровь, Идоссо, то прошу! Попробуй! - прорычал Конан. - Или выполняй слово, данное киммерийцу! Вспомни, что ты обещал этим женщинам.
      Казалось, Идоссо вот-вот готов был броситься на киммерийца, когда внезапно поймал взгляд Кубванде, после чего ограничился длинным замысловатым проклятием. Кончилось тем, что он схватил обеих женщин за серьги, рывком поднял на ноги и швырнул к Конану. Они упали у ног варвара, корчась от боли. Их уши были порваны и кровоточили. Они обхватили ноги Конана.
      - Ну так возьми их! Я вижу, тебе доставляет удовольствие отнимать что-то у того, кто лучше тебя! - прохрипел Идоссо. - Возьми их и проваливай с бамульских земель до того, как падет ночь, а не то...
      Угроза так и осталась незавершенной. Неожиданно откинулась занавеска. В хижину ворвался залитый потом воин и распростерся у ног вождя. Идоссо, разинув рот, в недоумении смотрел на это неожиданное явление. Затем Кубванде знаком приказал нежданному гостю встать.
      - Как это понимать? - резко спросил Идоссо.
      - Демоны снова напали! - выдохнул вновь прибывший. - В долине Мертвого Слона они захватили деревню.
      - Захватили? - воскликнул Конан. - Ты имеешь в виду - они унесли ее?
      Либо гонец не понял киммерийца, либо решил, что перед ним не тот человек, который имеет право на ответ. Так или иначе, но заговорил он лишь тогда, когда Кубванде (опять!) знаком приказал ему говорить.
      Конану была преподнесена история о деревне, атакованной тварями, которые, казалось, вышли из кошмарного сна. Твари напоминали обезьян, но были покрыты чешуей, подобно гигантским ящерицам, и имели острые зубы, а аппетит у них был как у обезумевших от голода львов. Пара дюжин жителей деревни были убиты, еще большее количество людей ранены. Хижины, зернохранилища, склады с припасами - все уничтожено. Целый отряд вражеских воинов не мог бы причинить большего вреда.
      Конан отметил взгляды воинов, которые смотрели на него так, будто великан-варвар владеет ключом к этой загадке. Похоже, Рыбоеды были не единственными, кто считал киммерийца распоследним болваном, который отважится вступать в схватку с демонами!
      Конан тихо пробормотал себе под нос страшное ругательство, желая только одного: чтобы он и эти женщины оказались где-нибудь подальше от земель бамула. Но пожелание осталось лишь пожеланием.
      Киммериец перевел дух и выдал новую порцию тихих ругательств, на этот раз в адрес всего подлого женского племени. Кроме, конечно, той, чья тень бродит сейчас в райских кущах среди других достойных воинов. Подумать только, если б не две потаскушки, не было бы и ссоры с Идоссо. Впрочем, у Конана есть выбор - оставаться среди бамула или, забрав двух глупых куриц, отправиться восвояси. За первым же поворотом ему придется раз и навсегда отморгаться от дыма здешних очагов.
      - Идоссо, друг мой, - проговорил Конан. - Эти две юные прекрасные женщины - слишком великая честь для меня. Я должен сделать что-нибудь, чтобы заслужить их. Просто так я не могу их взять.
      - М-да? - Ворчание Идоссо напоминало ворчание медведя, но скорее медведя разбуженного, нежели обезумевшего от ярости или голода.
      - Так что, Идоссо, друг мой, я думаю, что нам лучше всего взять ноги в руки и отправиться в эту вашу долину Дохлого Слона, посмотреть - что там учинили эти демоны, - продолжал гнуть свое Конан. - Давай уговоримся так. Ежели я пособлю бамула одолеть демонское отродье, тогда я возьму этих женщин. В конце концов, я найду им применение. Я употреблю их в хозяйстве. Но клянусь Кромом! Сперва я обзаведусь этим хозяйством и лишь потом возьму туда женщин! Конан из Киммерии не берет ничего из того, что ему бросают, как кость собаке. Так что народу бамула лучше всего зарубить это себе на носу.
      Даже Конан, который был небольшой мастер читать в душах людей, по выражению глаз воинов понял, что поступил правильно. Ясное дело, этот поход либо докажет, что Амра в самом деле великий воин, либо выявит, что он заодно с демонами. Вот что говорили глаза собравшихся воинов.
      Только лицо Кубванде оставалось непроницаемым. Конан прикинул в уме: насколько проще станет жизнь среди воинов бамула, если младший вождь вдруг угодит в лапы выходцев из Преисподней?
      Ну да каждому свое! Конан примет собственную участь, если на то будет воля сурового Крома. И не в обычаях киммерийцев толкать другого на тропу смерти, пока тот не сделал ничего дурного.
      Затем Конан снова перевел взгляд на женщин. Не составило труда догадаться: девахи мечтают лишь о том, чтобы великан-варвар оказался достойным какого-нибудь высокого положения среди воинов, такого положения, которое позволило бы ему защитить их. Короткий, но впечатляющий опыт общения с Идоссо, похоже, сделал бабенок безразличными к тому, каков Конан с виду белый или черный, коричневый или пурпурный, желтый, будто житель Кхитая, или вообще пятнистый, как псоглавец из старой сказки. Главное - чтобы широкая грудь киммерийца надежно защищала от быстрых и тяжелых кулаков старшего вождя.
      Конан рывком поднял женщин на ноги и дружески облапал обеих.
      - Ну, - прорычал он собравшимся воинам, - что скажет народ бамула? Или так и будете стоять, пялясь на меня, до тех пор, пока я буду ходить и собирать свои копья, жратву, а потом отправлюсь в битву против демонов лишь с этими двумя потаскушками в виде подкрепления?
      После этих слов у Конана создалось впечатление, что в ближайшее время нового столкновения с бамула у него не предвидится.
      Далеко на севере, в пиктских землях, Лизениус сидел и изрыгал проклятия. Впечатление было такое, будто он нарочно испытывал терпение своей дочери Скиры. Уже не раз Скира, с трудом сдерживая гнев, в открытую попрекала папашу. Ведь надо быть полным болваном, попусту растрачивая силы, вместо того чтобы заниматься делом - а именно: держать в страхе пиктов.
      - Слабаки они жалкие, эти пикты! - таков был ответ. - По мне, так лучше раз и навсегда запугать их до смерти, нежели позволять им плодиться, рождая все новые поколения слабаков.
      - Да уж, касательно некоторых это можно сказать наверняка, - заявила, улыбаясь, Скира.- Вот и ко мне они уже сколько раз подъезжали со сватовством.
      Улыбка исчезла с ее лица, когда отец фыркнул на нее, не сердито, однако и не по-доброму.
      - Кончай выпендриваться, девочка. Не мни о себе лишнего. Здесь есть десять кланов, которые пойдут за нами куда угодно, стоит лишь зародить среди их вождей надежду, что они могут получить от тебя сыновей.
      До тех пор пока отец не отвернулся, на лице Скиры оставалась тень улыбки. Да и потом, когда Лизениус зашаркал к выходу, строптивая девчонка не изменила позы и не склонила головы.
      Чародей направлялся по переходу в другое помещение, где будет корпеть над своими стигийскими свитками. Впрочем, корпение его не было совсем бесплодным. Он много внимания уделял этим свиткам - искал истинного Мастерства в заклятии Бродящего По Миру. Он хотел не случайно перемещать нечто из одной точки мира в другую, а делать это направленно, перемещая нечто или кого-либо (кого считал нужным) из одного определенного места в другое.
      Скира поежилась - и не только от холода, царящего в пещере. Ей уже не раз доводилось слышать, как отец бормочет невнятно о том, что кровавые жертвоприношения помогли бы ему в этом деле. Лучше всего кровь ближайшего родственника. А Скира была как раз тем самым единственным родственником, который остался в живых из всей, некогда многочисленной, родни.
      Кровь ближайшего родственника или кровь МНОГИХ жертв. Какой выбор сделать? Пожертвовать собой? Или выйти замуж за какого-нибудь кривоногого пиктского вождя в обмен на кровь десятка его воинов, жен и рабов?
      Дрожь прошла. Осталась лишь внутренняя, глубоко спрятанная тревога. И жгучее, непреодолимое желание поближе познакомиться с папашиным колдовством.
      Рассказывал отец крайне мало. Больше ворчал да читал нравоучения. Скира на свой страх и риск пыталась постигнуть тайное Знание. Делать это надо было крайне осторожно. Ведь даже еще до того, как открылись Ворота Зла, девушка знала, что магия (особенно магия, неподвластная контролю!) - преступление, которому нет прощения.
      Однако за осторожность приходилось платить. Она вынуждена была выкраивать время для свитков и фиалов, отрывая часы от домашней работы. Вся домашняя работа полностью лежала на ней с тех пор, как умерла мать. А еще за несколько лет до того, как йомены этой земли пришли с луками и веревками за жизнью ее отца, уже в течение всех этих лет ни один слуга не проводил ночи под крышей Песчаного Колдуна. Поэтому все легло на ее плечи. Она стирала и обшивала, стряпала, мыла и прибиралась. И лишь после того, как все домашние хлопоты были закончены, затепливала свечку и в ее неверном свете по крохам собирала знания о всякого рода мелких заговорах.
      Теперь Знания уже не хватало. К чему эта мелкая магия? Какая от нее польза? Разве что подогреть суп и заманить птиц в силки? А почему бы и нет? Каждый момент, каждая капля пота, вырванная у домашней работы, означала свободу и возможность потратить силы и время, чтобы увеличить Знание.
      Папаша на все домашние хлопоты Скиры не обращал никакого внимания, принимая это как само собой разумеющееся. Он никогда не хвалил дочку и замечал лишь промахи. Впрочем, когда была жива мать, все было точно так же.
      Мать, ты могла бы спасти нас обоих, и меня, и отца, если бы не умерла. Будь ты жива, ненависть и желание отомстить не снедали бы его.
      Наивная детская фантазия! Пора бы ныне оставить девичьи глупости. Каждый день приближал тот момент, когда она превратится либо в женщину-мудреца, либо в труп... Или же ей останется мечтать о том, чтобы стать трупом.
      Кубванде особо не удивился, когда человек, отзывающийся на два имени Конан и Амра, - взял двух потаскушек-Рыбоедок с собой в поход. Чужак поступил правильно. Любой бы, кто осмелился пойти на стычку с Идоссо из-за баб, вряд ли решился бы оставить их в той самой деревне, где у Идоссо была дюжина друзей. Само собой, они поспешили бы отомстить за поруганную честь приятеля и мигом перерезали бы горло несчастным девахам.
      Конечно, сами по себе друзья при этом ничего бы не выиграли. Лишь размотали бы собственные кишки по деревне, а тела отдали бы на поживу гиенам.
      Некоторые из приятелей Идоссо на самом деле были связаны крепкой клятвой с Кубванде. В свое время это обошлось младшему вождю в десяток отборных коров, дабы скрепить обещание верности у местных колдунов. И все же настоящую преданность и дружбу никакими коровами купить невозможно...
      В игре Кубванде всегда предпочитал кости, которые сам вырезал, и раковины, которые сам раскрасил. Теперь ставками в игре были живые люди. Точнее, их кровь. Кубванде сейчас более всего заботило, чтобы это были его люди. Те, кто никогда не ударит в спину.
      Вопрос только в том, согласится ли великий белый воин играть в предлагаемую игру, даже учитывая то, что ставки очень высоки...
      После двух дней быстрого перехода отряд бомула вышел к долине Мертвого Слона. Даже у Кубванде не оставалось больше времени для игр. Даже думать об игре - и то некогда. Не до игр им всем стало.
      Глава пятая
      Вид у разоренной деревни был такой, что заставил нахмуриться даже киммерийца. А уж Конан повидал немало развороченных, залитых кровью городов и селений. Гораздо больше, чем сам прожил на свете. Очень часто он находил в дымящихся развалинах изуродованные тела своих друзей. Но открывшееся сейчас зрелище потрясало своей кошмарной нереальностью.
      Пусть уж лучше бы здесь, подтверждая название долины, действительно забили бы сотню слонов. Однако тут произошло нечто более омерзительное... Отряд еще не подошел к селению и на два броска копья, как в лица ударила плотная стена вони. Воздух был столь густо напоен зловонием смерти, что его, казалось, можно строгать ломтями.
      Впрочем, кое-где хижины все же уцелели. В дверных проемах маячили какие-то темные фигуры. Они испуганно прятались, стоило повернуть в их сторону голову.
      Впрочем, похоже, приближение вооруженного отряда бамула вселило в несчастных мужество. Несколько самых отважных выползли в предрассветный сумрак. Однако они по-прежнему избегали ступать в центр деревни, будто там разверзался вход в подземное царство. Именно там, в центре, трупы громоздились гуще всего.
      По мере того как солнце поднималось все выше и лучи его разгоняли утренний туман, а небо из серого становилось ярко-синим, к побоищу слетались тучи насекомых. Одно зрелище особенно запало Конану в память. Годовалый младенец, располосованный ножом от горла до пупка. Одна нога у бедного ребенка напрочь оторвана.
      Мухи вились над закатившимися глазами крошечного трупика. Какие-то плоские многоножки копошились в ранах, стараясь забраться поглубже внутрь скрюченного тельца. К тому же мертвую плоть младенца уже успел поглодать кое-кто из крупных трупоедов, побывавший здесь еще до восхода.
      Среди человеческих останков лежало тело ящерообезьяны. Отважно борясь с вонью, Конан приблизился к мертвому и внимательно исследовал труп. Киммериец словно бы изучал оружие врага, доселе незнакомое. Точно так же обследуя труп мертвого животного, Конан отмечал про себя его силу и слабости.
      У твари длинные, как у обезьяны, руки, но еще более длинные ноги, длиннее, чем у тех обезьян, с какими Конану доводилось встречаться. У твари имелся крепкий толстый хвост. Вдоль спины, от хвоста к шее, бежали роговые выросты, переходя на башке в гребень. Жалом копья Конан попробовал на прочность чешую твари. Она была прочнее, чем шкура любой обезьяны, однако вполне уязвима. Полдюжины копий, множество стрел и глубокая вмятина от дубины, зияющая в черепе, наглядно говорили о том, что гадину хоть и с превеликим трудом, но прикончить можно.
      Обойдя труп, Конан вставил древко копья в пасть чудовища и, наваливщись, разжал челюсти. Большинство зубов у твари покрыто темной коркой засохшей крови. Между зубов остались почерневшие ошметки человеческой плоти. Конан про себя заметил, что по строению зубы больше похожи на зубы леопарда, нежели гориллы. Совершенно ясно, что у себя на родине эта мерзость питалась мясом.
      - Но не в этой земле, - проворчал себе под нос киммериец. - Не в этой земле, клянусь Кромом! Не может быть, чтобы снова...
      - А? - переспросил Идоссо, а затем скрыл свое смущение неистовым яростным боевым кличем. От его страшного вопля птицы-падальщики, пирующие по всей деревне, взлетели вверх, с шумом хлопая крыльями и негодующе крича. Оставшиеся в живых селяне прыснули в разные стороны, будто Идоссо в мгновение ока превратился в одного из ящерообезьян.
      - Ну что, Амра, все это обнюхивание и ковыряние падали сказало тебе о чем-нибудь? - проворчал он. - Говорят, что у тебя больше органов чувств, нежели у прочих людей.
      - Болтун ничего не знает, знающий - молчит, - отозвался Конан. И, увидев презрительную ухмылку Идоссо, добавил: - Но такие мудрые люди, как мы с тобой, наверняка не будут прислушиваться к разной брехне.
      Хитроумная реплика киммерийца достигла желаемого результата. Презрительная ухмылка Идоссо превратилась в нахмуренную озабоченность человека, пытающегося решить, что делать дальше. Конан же для себя уже решил. Кроме того, он видел, что туповатый Идоссо как манны небесной ждет совета.
      - ! Охранять женщин и носильщиков? - рявкнул вождь. - и ! Окружить деревню! ! Ко мне!
      По бамульскому обычаю, военный отряд был разделен на четыре подразделения, каждое именуемое в соответствии с частью человеческого тела. были авангардом, производящим разведку. и - основным корпусом, составленным из самых сильных и свирепых воинов. обозначала арьергард. Воины, входящие в , были либо юнцы, лишь недавно получившие боевые копья, либо старики, которых отделяло совсем немногое от того момента, когда они положат свои копья вдоль конька крыши хижины - бамульский ритуал, которым человек объявлял себя ушедшим на покой.
      Так, для киммерийца было неудивительным узнать, что Кубванде шел во главе , а Идоссо - во главе .
      Конан придержал язык, видя, как бамула кинулись исполнять приказ Идоссо. Сам киммериец тоже отошел от центра деревни и выбрал место, где можно было стоять, не зажимая носа.
      Бамула бежали, стремясь показать намерение подчиняться Идоссо. Некоторые были ловки, быстры и искусны в достаточной степени, чтобы понравиться любому командиру. Другие лишь имитировали бурную деятельность, демонстрируя, что делают все, на что способны. В общем, все та же смесь, которую Конану доводилось видеть во всех отрядах (за исключением отрядов, составленных из отборных воинов, либо шаек, наспех набранных из всевозможного сброда по приказу какого-нибудь владыки).
      Доведись чернокожим столкнуться пусть даже с горсткой солдат из регулярной армии, вряд ли дикари одержат верх. Но такого произойти не могло в принципе. Что до здешних краев, то, по всей видимости, бамула тут явно главенствовали. Если же дело касалось межплеменных распрей или банда работорговцев имела глупость забраться сюда со стороны моря или стигийской границы, то в этом случае бамула могли хорошенько врезать противнику по соплям. Оставалось выяснить, способны ли эти отважные чернокожие воины выполнить задачу, которая теперь стояла перед ними, а именно - сразиться с демонами или по крайней мере с существами, заброшенными в эти края силой магии, сталь же ужасной и злобной, как любой демон.
      Конан направился к Идоссо. Он поприветствовал вождя точно так же, как один вождь приветствует другого, который чуть-чуть выше его по званию. Этому приветствию, как, впрочем, и другим жестам, призванным выразить уважение, Конан в свое время научился от воинов субы, находящихся на борту . Исполняя эти ритуальные жесты, Конан искренне надеялся, что ни один из них не воспринимается народом бамула как оскорбительный.
      - Говори, Амра! - сказал Идоссо. Он хорошо владел голосом, но чуткое ухо киммерийца уловило нотки усталости. Что ж, дикарю пришлось попотеть, чтоб подтвердить свой статус вождя.
      Киммериец невольно в первый раз ощутил симпатию к могучему бамула. Конан еще не забыл своих собственных сражений, которые пришлось выдержать, чтобы проходимцы всех сортов и мастей относились к нему с должным уважением. Кроме того, Конану нравилось то неописуемое удовольствие, с которым чернокожий гигант смотрел на неизвестное, изображая при этом, что это неизвестное никоим образом не пугает и не смущает его.
      Как удовольствие это намного превосходило радость от питья дрянного вина или от забав со старыми служанками. Кроме того, это как бы являлось частью жизни воина. Поэтому Идоссо делал все, дабы принять это, как подобает избраннику богов.
      - Вряд ли я присоветую тебе что-нибудь действительно толковое, - сказал Конан. - Хотя подожди,.. Не приходил ли кто-нибудь сюда из деревни, не рассказывал ли, как удалось убить вон ту тварь?
      - Нет, да и чему они могут научить наших воинов?
      Конан почти простил Идоссо тот вызов, который прозвучал в слове . Вряд ли Идоссо доставляло удовольствие разговаривать, да к тому же вежливо и мягко, с белокожим чужаком. Но Идоссо с честью справлялся с трудным искусством владеть своими эмоциями, которого потребовала от него нынешняя ситуация.
      Если Кубванде всерьез считает, что черный великан столь глуп, что может быть лишь игрушкой в руках младшего вождя, то Кубванде сильно заблуждается. Очень возможно, что в самое ближайшее время ему придется убедиться в обратном. Вероятно, это открытие будет последним открытием в его жизни.
      - Знание принадлежит лишь богам. Однако я не могу сдержать недоумения, - ответствовал киммериец. - Эти ящерообезьяны выглядят как природные существа, точно так же, как кабаны или медведи. Оружие воинов смогло забрать жизнь одного из них. Но скольким воинам придется отдать свою жизнь, чтобы убить еще одну такую тварь?
      - Ты думаешь, бамульские воины боятся смерти? - Идоссо даже не стал поднимать оружия. Угрожающая интонация его голоса сделала этот жест ненужным.
      - Даже я не боюсь смерти, не говоря уже о бамульском воине, - отозвался Конан. - Но даже бамульский воин не раз и не два может заглянуть в глаза смерти прежде, чем все демоны будут убиты. А если мы продадим наши жизни в обмен на жизни этой банды ящерообезьян, то что же нам останется продавать, когда еще одна свора нагрянет сюда из Ворот Зла?
      На лице Идоссо отразилась растерянность - в той мере, в какой верховный вождь мог себе это позволить. Конан продолжил вправлять чернокожему мозги.
      - Любой человек может испугаться, видя, что сталось с его деревней после набега чудовищ. Женщин угнали, сыновьям выдрали потроха.
      Идоссо глянул на изувеченный труп младенца и нахмурился:
      - Тогда давай найдем проклятые Ворота и закроем их.
      - Воистину так. Если понадобится, мы заткнем их собственными телами. Но прежде, чем лезть зверю в пасть, надо узнать, насколько остры у него зубы.
      Идоссо стоял, подобно громадной статуе из эбенового дерева. Затем дернулся так резко, что темно-красные перья торжественного убора на маковке вождя аж затанцевали.
      - Пусть обшарят деревню! - крикнул он. - Приведите всех, кто может идти. Я желаю говорить с ними! Сейчас же!
      Воины ударили кулаками в землю возле ног Идоссо. Он плюнул туда, куда они ударили. Воины с размаху хлопнули себя ладонями по лбам, построились попарно и разбежались в разные стороны, держа копье в одной руке, щит - в другой.
      - А мне можно?.. - спросил Кубванде. Казалось, он появился будто из-под земли. Впрочем, Конана это совершенно не удивило. Умение бесшумно двигаться явно было совершенно необходимо для такого человека, как Кубванде, - чтобы выжить.
      - Да, но не в одиночку, - проворчал Идоссо. - У тебя нет чешуи, как у этих тварей, чтобы прикрыть твою незащищенную спину от копья.
      Конан готов был то ли рассмеяться, то ли заорать от радости. Однако он ограничился тем, что сказал:
      - Доверишь ли ты мне, о Идоссо, охранять его?
      - Достоин ли я, чтобы меня охранял Амра?.. - начал было Кубванде, но киммериец прервал его:
      - Расточай хвалу лишь тому, кто хочет хвалы.
      Вид у бамула был такой, будто ему дали пощечину. Киммериец засомневался, достаточно ли ясно он выразился, или же что-то из сказанного осталось непонятым. Его владение языками Черных Королевств улучшалось день ото дня, но еще было далеко от совершенства.
      - Я воин. Во многих землях я воевал. И воевал я на морях, - сказал Конан. - Конечно, в этой земле я не сражался так долго, как ты. Ты должен знать то, что мне неведомо, если, конечно, ты не младенец в облике мужчины.
      - Если он младенец, то никогда женщина не рождала более странного младенца, - сказал Идоссо. - Иди и поищи то, что сможешь найти. Я говорю это, чтобы вы не подумали, что Я МЛАДЕНЕЦ. Вы ведь так не считаете?
      Ни Конан, ни Кубванде не стали отвечать на этот вопрос. Конан и Кубванде обнаружили, что все оказалось куда проще, нежели они предполагали. Наконец они дошли до противоположной стороны деревни. Жители ближайших хижин приняли на себя первый удар ящерообезьян. Те, кто уцелел, готовы были от страха зарыться в землю с головой и не вылезать как можно дольше.
      Бамульские воины действовали решительно. Они вытаскивали селян из темных углов и разве что не лупили их дубинами в тщетных попытках разузнать о происшедшем. Кубванде остановил нескольких воинов, которые на первый взгляд, казалось, больше нагоняют страха, чем добывают сведений. Конан уже сам собрался было одернуть слишком ретивых, но Кубванде его опередил.
      Населяли деревню малые бамула. Их диалект несколько отличался от диалекта больших бамула, с которыми Конан встретился поначалу. Селяне вполне могли предложить свою помощь, дабы проводить киммерийца к Воротам Зла, но Конан не сразу это понял. Кроме того, слишком рано приходилось испытывать желание бамульских воинов подчиняться приказам варвара.
      Конан и Кубванде двинулись дальше. Оба шарили взглядом по хижинам, кормовым ямам и огородам. Чем дальше они отходили, тем менее поврежденными выглядели хижины. Однако большое количество проломленных стен и вытоптанных грядок свидетельствовали о том, что и здесь побывали ящерообезьяны. То тут, то там встречались коровы и козы, лежащие с вырванными внутренностями и облепленные мухами. Земля вокруг трупов была влажной от крови. Изгороди повалены, зерно высыпано из разрушенных хранилищ и смешано с землей.
      Несколько деревенских выглядывали из хижин. Эти хижины были более прочными, нежели те, что видел здесь Конан до этого. Некоторые из местных оказались молодыми женщинами. Конан подумал, что, может быть, имеет смысл послать их в обоз за его двумя служанками. Не исключено, что его женщинам удалось бы узнать кое-что от деревенских жительниц.