Долой комплексы!

Ур-ра! Мы с Улей на парочку дней собрались в Ворону! Мужчин оставляем одних и на их попечение весь наш зоопарк, а мы немножко развеемся. Эта была идея Адасика. Я его убеждала, что отдыхаю и дома, но, что там ни говори, стоит лето, а я бледная, словно живу в подвале, и от компьютера болит голова. Однако он — мой любимый — заботится обо мне, ведь я и впрямь валюсь с ног от усталости. Вчера закончила работу в два часа ночи. Пусть только кто-нибудь скажет, что завидует моему ненормированному рабочему дню!

Я рылась в шкафу, пытаясь отыскать купальник, — наконец-то смогу, не комплексуя, спокойно позагорать. Новая Ворона тем хороша, что это настоящая деревня. У наших друзей в тех краях семь гектаров полей, из них полгектара занимает старый фруктовый сад, в нем допотопная халупа, без ванной, отхожее место — во дворе, стоит обычно с распахнутой дверью, потому что смотрит на сад, и проводить там время сплошное удовольствие. Неподалеку есть озеро, в котором можно купаться, и завтра Кшись на эти несколько дней нас туда отвезет. Вместо Крита. Адам должен работать. Не понимаю, почему теперь у него работы больше, чем обычно.

В тот момент, когда я была поглощена поисками купальника, — со времен знаменитой генеральной уборки ничего не могу найти, — зашла Реня.

— Мы ведь вместе собирались заняться собой, — напомнила она. — Я каждый день по полчаса трачу на гимнастику, и несмотря на это... Знаешь ведь, мужчинам нравятся привлекательные женщины!

Вот это она как раз могла бы мне не говорить. Я и так знаю, почему Экс ушел к Йоле. Увы, к сожалению, не потому, что у нее было рябое лицо от оспы, и не потому, что она была безобразна, глупа и толста. Увы. Характер у него не настолько хорош, чтобы ценить исключительно красоту духа и с равнодушием взирать на тело. У моего Эксика характер был скверный, на экстерьер он обращал внимание тоже. О чем я не преминула поставить в известность Реньку.

— Заскочу посмотреть, как ваши мужья здесь себя ведут, — пообещала Реня, выпуская клубы дыма. — За мужчинами нужен глаз да глаз.

При этих словах меня передернуло. Не затем я собралась уехать на парочку дней, чтобы какая-то привлекательная рыжеволосая дама присматривала за моим мужчиной! Реня, должно быть, заметила тревогу в моих глазах, потому что добавила, желая меня успокоить:

— Понимаешь, если он захочет тебе изменить, то может это сделать в любом месте, ты и знать не будешь.

Ну конечно, я тут же успокоилась. Перед моими глазами прошествовал Эксик с колясочкой рядышком с очаровательной Йолей. Просто чудесный бальзам для моей, казалось бы, исцеленной души. Однако я с готовностью поддакнула.

— А что ты ответила по поводу сперматозоидов? Ренькин вопрос просто сразил меня наповал.

— Каких сперматозоидов?

— Ну, баба там хочет, чтобы муж сделал анализы, а тот не желает.

Это письмо, которое она прочитала! Так вот кто сбросил его под стол!

— Ренька, нельзя читать чужие письма! У людей настоящие трагедии, это совсем не смешно. Адам считает, ей следовало бы поговорить с кем-нибудь из его друзей, с мужчиной, который должен ему объяснить... а вообще почему это тебя интересует?

Ренька залилась румянцем.

— Потому что меня выводит из себя, что каждая женщина должна родить ребенка, должна состояться как мать, должна...

— Не каждая, — возразила я. — Но та хочет именно этого. И будет за это бороться. Ее право.

По-видимому, тон у меня был неприязненный, потому что Ренька вдруг сменила тему:

— Адам, кажется, работает на радио?

— Да, два раза в неделю, по ночам. Классная передача, ему звонят люди, а он с ними беседует. Нечто вроде телефона доверия.

— Тебя не настораживает, что он не ночует дома? До сих пор мне и в голову не приходило, что этого надо бояться. Но в эту минуту, склонившись над горой кофточек, главным образом Тосиных, непонятно откуда взявшихся в моем шкафу, я вскинула голову.

— А с чего это я должна беспокоиться?

— Знаешь, когда мужик ищет себе занятие где-то на стороне... — Ренька была не в духе.

— Ты в своем уме? — возмутилась я. — Мужику, как правило, приходится зарабатывать деньги на стороне, разве что он... — Я лихорадочно пыталась припомнить работу, которую выполняют дома. — Проводник, летчик, пожарный, полицейский, врач, трубочист, — выпалила на одном дыхании, — работают не у себя дома.

— А про что эти передачи? — поинтересовалась как бы между прочим Реня и загасила окурок в горшке с фикусом.

— Обо всем. У них был штатный психолог, но уволился, потому что ну что там за деньги. А люди, случается, нуждаются в помощи, но не хотят обращаться к специалисту. Им проще позвонить. Тогда это всего лишь анонимный голос, а не конкретный человек.

— И туда любой может позвонить?

— Любой.

— Я тоже?

— Говорю же тебе, что без разницы. — Она меня вывела из равновесия, с какой стати Рене понадобилось звонить Адаму?!

— Ага, — кивнула соседка и обернулась уже в дверях, уходя. — Тебе не помешало бы похудеть, впрочем, мне тоже. Мы с Артуром уезжаем на море на несколько дней.

Я осталась у открытого шкафа, и беспокойство сжало меня, как паук зазевавшуюся муху. Может, не стоит ехать? Да и, собственно говоря, почему это я уезжаю и оставляю Адама одного? И почему это Реня не занимается своим мужем, а собралась присматривать за чужим? Да и не муж он мне вовсе, а всего лишь свободный человек, который живет со мной совершенно случайно. Онне обязан со мной считаться. Кто сказал, что Адаму нравятся рыжие женщины? И с какой целью это было сказано? О, и вообще эта затея с поездкой в Новую Ворону мне перестала нравиться. Хотя, с другой стороны, сообразила ли я вовремя, когда была еще женой Эксика, что он положил глаз на Йолю? Нет. А ведь следовало догадаться, что если муж чересчур внимателен, значит, у него завелась какая-то баба. Внимателен, но не всегда. Адам ко мне внимателен. Значит ли это, что он хитрит? Но мы с ним не женаты, и он может быть внимателен ко мне без всякой на то причины. Почему это Реня так досконально расспрашивала про Адама и его ночные передачи? Никуда я не поеду. Но ведь она не может присматривать за Адамом, потому что уезжает на море со своим мужем. Мне все это не очень нравится. Зачем мне худеть? Почему у нее комплексы, если она худее меня? Возможно, Ренька хочет открыть мне глаза, что если я ничего в себе не изменю, то Адам меня бросит?

...Полнейшая расслабуха. Никаких мыслей о деньгах, шефах, долгах и мошенниках. С неба струится зной, тот самый, который в городе отвратителен. Воздух полон жужжания, потому что вокруг мельтешит всяческая летающая живность. Правда, у нас она тоже снует, по как-то потише и поскромнее. Очевидно, оттого, что у нас нет пасеки. В саду висит гамак, и если вести себя осторожно с тем, что летает и жужжит, то им можно воспользоваться. В холодном подвале отличная простокваша. Выпив такую, не заразишься коровьим бешенством. А еще ее можно просто резать ножом, есть или смазывать кожу в случае ожогов.

Дорогая редакция!

Я слышала, что в домашних условиях ожоги можно вылечить, если смазать кожу простоквашей, но я в это не верю и моя подруга тоже, она смеется надо мной, и что же мне делать...

Загорать я не могла (ну как это вдруг обнажиться?), хотя это и входило в мои планы. Несомненно, Адам и Кшисик остались дома — работать-то кому-то нужно, — но хозяин следил за мной, как черт. Минуту назад принес компот из спелой вишни и поинтересовался, почему это я загораю в одежде. Мужчины не перестают меня удивлять. Как же нам оголиться — мне и моему лишнему весу?

Вечером нас покусали комары, а в общем все было чудесно. Почему Адасик не поехал с нами? Мне, признаться, одиноко. А кроме того, чем он там занимается?

Теперешний Йолин супруг тоже уезжал. И вот пожалуйста, чем это кончилось? Я не могла заснуть.

«Если ты не можешь прожить спокойно и дня без своего партнера...»

На следующий день приехала приятельница нашего хозяина из Швеции. С мужем-поляком и троицей малышей. Мелюзга вмиг исчезла из поля зрения, разбежавшись кто в лес, кто в овин, кто в поле, — я и разглядеть их не успела, так быстро это произошло. Шведка ослепительно улыбнулась, поприветствовала всех и скрылась в доме. Минуту спустя появилась раздетая. Вернее, в купальнике, а поверх платок или что-то в этом роде. В руках — два ножа и ведерко картошки. Подошла ко мне и спросила: не почистим ли мы вместе? Отчего же, с удовольствием! Что может быть приятнее, чем чистить шесть килограммов картошки в саду! И когда корнеплод весело забулькал на огне, я была полностью очарована шведкой. Что за прелестная женщина! Сколько в ней обаяния! Сколько шарма! Какое чувство юмора! До чего хороша!

Ребятня то и дело ненадолго появлялась, дети щебетали что-то, как стайка птичек, и уносились в леса и поля.

Гамак осиротел, потому что с корзинами и стремянкой мы отправились к яблонькам и нарвали яблок, уже пошли ранние, и хозяева их продают на рынке. Хоть какая-то польза будет от нас. Потом мы сложили поленницу из дров, которые наколол хозяин. Потом отдраили крыльцо и деревянный стол, ведь нельзя допустить, чтобы хозяйка умаялась из-за гостей до смерти.

Вечером, разумеется, нас заели комары у костра, на котором мы жарили колбасу и хлеб. На следующий день, в полдень, я стянула джинсы и надела купальник. Шведская мелюзга укатила с хозяевами на рынок продавать яблоки, а мы остались втроем. Шведка потчевала нас рассказами о Швеции и о том, какой у нее чудесный муж и какие замечательные дети, и что она очень рада, и что мы тоже ну просто супер. Словом, когда небо пылало жаром, мы пошли собирать вишню и черешню, чтобы ягода не пропала, потому что с утра скворцов налетела туча. Мы рвали ягоды, слушая болтовню шведки, которая то и дело разражалась смехом, ей-богу, воздух аж звенел. Я смотрела на эту женщину и не могла надивиться, как это у нее получается, что мир вокруг становится краше. Ничего удивительного, что и я похорошела.

Через три дня мы подружились навеки, и Уля, и я получили приглашение в Швецию, как только у нас появятся время, охота да и вообще. Это же надо — ведь Тося как раз поехала в Швецию на велосипеде!

На четвертый день приехал Адам, потому что соскучился. Только на выходные чуточку отдохнуть. Он попросил мою маму, чтобы та присмотрела за Борисом и кошками. Мама ответила, что с удовольствием отдохнет в деревне. Возможно, отец тоже приедет, потому что и он не прочь отдохнуть в деревне. Адам уже через полчаса не мог отвести глаз от шведки, хохотал вместе с ней, будто они знакомы лет сто, и если бы не тот факт, что муж для нее был самым обаятельным мужчиной, меня бы просто скрючило. Ну и вся эта мелочь в виде двух мальчишек и одной девочки также делала шведку не столь опасной. Адам заметил:

— Ты сожгла себе нос. — И поверьте, в этом было столько нежности!

Адам собирался немножко отдохнуть, но утром пришлось встать ни свет ни заря и попрятать оставшиеся дрова, потому что выяснилось, что собирается дождь. Адасик с хозяином нервно стали возводить что-то наподобие навеса, а мы с Улей и шведкой кидали сено в овин, чтобы не намокло. В четыре часа начал моросить дождик — навес был готов, а сено лежало в укрытии. У меня отнимались руки, спина и ноги. Мы съели легкий обед, и я перемыла десять глубоких тарелок, десять мелких, шестнадцать кружек от простокваши, шесть кастрюль, пару сковородок, бессчетное количество ложек и вилок и подмела пол на кухне. Отдых надо заработать. В шесть вечера прибыл сосед наших хозяев с известием, что у него корова телится и нужна помощь. Я поехала с хозяином — такое не каждый день случается. Корова разрешилась от бремени в четыре часа утра. Я помогла теленочку встать. Какое замечательное событие!

Мы возвращались домой. Рассвет едва забрезжил, на лугах искрилась трава, а я чувствовала, что живу. Поспав часа два, я проснулась от того, что меня грубо растолкали — мол, пора идти за грибами. Хозяйка напомнила, что я хотела насобирать лисичек на яичницу к завтраку. Что может быть лучше яичницы с этими грибами, Голубой обожает это блюдо! Ну что же, в любом партнерском союзе имеются свои изъяны.

А поскольку шведка своей улыбкой озарила весь дом, возвестив: «Wonderful, mushrooms!»13— то и я сползла с кровати, чтобы такое приятное утро не пропало зря.

Лисички — это такие небольшие желтые грибочки, которых мы не нашли. Мы вернулись только к обеду, потому что шведке захотелось увидеть, что находится за березовой рощей. За березами был сосновый лес. Ей захотелось также узнать, что за ним. И так далее и так далее. Мы вернулись около двух. Детвора играла с собаками, вид у которых был в общем-то грозный. Шведка согнала детей к столу, муж, завидев ее, засиял, как солнышко, а я почувствовала ни на чем не основанную зависть, ведь и Голубой мог бы изобразить радость, — как-никак я помогла появиться на свет теленку, ходила за грибами и вернулась целехонька и невредима.

В полдень мы решили немного отдохнуть и выползли на солнце. Шведка была в купальнике, мелкие — Бог знает в чем, потому что мигом исчезли, я, разумеется, в длинном платье, правда, индийском, легком хлопковом. Хозяин поставил перед нами два ящика гороха в стручках, предназначенного для лущения, — не сидеть же нам праздно.

— Ты чего так оделась? — поинтересовался Адам, сверкая своим оголенным, слегка загоревшим за время стрижки газонов торсом.

— Не стану я раздеваться в присутствии шведки и так вижу, что ты не сводишь с нее глаз, — вздохнула я с завистью.

— Да ведь она как две ты, — изумился Адасик и окинул меня критическим взглядом, — и, как видишь, не комплексует. Это в ней самое привлекательное.

Я взглянула на шведку. И обнаружила то, чего не замечала, работая не покладая рук в последние дни. Она и впрямь была толстой! И сколько шарма, сколько в ней обаяния! До чего хороша! От избытка чувств я поцеловала Голубого и натянула купальник. Комплексы лишали меня радости бытия. И все из-за Реньки! Это у нее тараканы в голове, хотя она красива и рыжеволоса, а мне, как закомплексованной ученице, они передаются, даже когда я от нее в ста километрах! А кроме того, важна не фигура, а характер! А характер у меня наверняка во много раз лучше. Да и вообще я — женщина, не зависимая от мужчины!

Мы возвратились домой в отличном настроении. Хотя как-то раз, вечером, я чуть было не выложила Адаму всю правду о том, что натворила, но удержалась. Теперь у меня появились силы работать. С завтрашнего дня.

Начался ливень, я распахнула настежь окна. Как красиво, когда так вдруг зарядит дождь после жары, слышно, как земля пьет воду, корешки, наверное, зашевелились в земле и разевают свои ротики, мир становится прозрачнее — обожаю летние дожди! Я помыла два килограмма черешни и уселась перед телевизором. И тут неожиданно позвонила Реня.

— Ты уже дома? — охнула она мне в ухо.

— Ой, Реня! — обрадовалась я. — Ты вернулась?

— Вот именно. Мы вернулись раньше, — добавила она немного погодя.

— Превосходно, — опрометчиво воскликнула я. — Давай встретимся! Я так прекрасно отдохнула в деревне!

В трубке повисло молчание. Я почувствовала что-то неладное.

— Как ты отдохнула? — спросила я, нарушив молчание.

— Хуже не бывает.

Мне стало все ясно. Просто она там, на море, не повстречала замечательной толстушки. По пляжу наверняка перед ней дефилировали стройные загорелые шестнадцатилетние красотки на длинных ногах, без признаков целлюлита. И бедная Реня, видно, впала в летний комплекс! Ей не повезло так, как мне!

— Может, встретимся? — спросила соседка замогильным голосом.

— Приходи немедленно, у меня потрясающая черешня! — обрадовалась я Правда, пришла бы скоренько ко мне, ведь на самом деле никуда не годится из-за своего внешнего вида так печально смотреть на мир! Я приведу ее в чувство!

Реня вскоре притормозила у ворот, поднимая снопы брызг из глубоких луж. Борис радостно повис на ней передними лапами, а я смотрела на нее исключительно с сочувствием. Синева под глазами, бледнющая — после отпуска! Ни следа свежего загара, ни легкости, будто и не отдыхала вовсе!

Я усадила ее в кресло и достала масленое печенье с сахаром, необычайно вкусное. Приготовила чай. Реня вошла за мной в кухню, но я видела, в каком она состоянии.

— Ничего не говори, — попросила я ее. — Сейчас сядем, и ты мне все расскажешь.

Бедняжка! Воображение рисовало мне ее на пляже, закутанную в плед или один Бог знает во что. Ведь даже лицо ничуть не загорело!

Реня поплелась за мной в комнату и надкусила черешенку. Печенье оставила без внимания.

— Ну, рассказывай, как там было. — Я устроилась поудобнее.

— У тебя не найдется что-нибудь выпить? Не было ничегошеньки.

— Мы выехали в понедельник. Но понимаешь...

— Ох, Реня, — участливо воскликнула я, — нельзя до такой степени замыкаться на себе!

— Минутку. — Соседка потянулась за печеньем и метнула на меня неодобрительный взгляд.

Борис сидел не шевелясь у ее ног и деликатно обнюхивал краешек юбки. Он на расстоянии чуял Азора-убийцу.

— Подожди, — успокоила я ее жестом руки, — для начала я расскажу тебе о своей деревне, тогда поймешь, к чему я клоню! — Меня охватило желание помочь заблудшей душе и направить ее на единственно верный путь.

Реня взяла еще одно печенье, а я почувствовала себя как рыба в воде.

Из меня так и полилась история о толстой шведке, дескать, никто и не замечал ее полноты, потому что характер у нее превосходный! Я не забыла ни о детках, ни о любящем муже, упомянула что-то о том, как приревновала Голубого, только затем, чтобы тут же, спустя час, прийти к выводу — все мы прекрасны тогда, когда живем в мире с собой.

Реня уплетала черешню и поглядывала на меня как-то странно. Молчала. Я поняла, как тяжело ей было, вероятно, находиться на пляже с мужем, который знал, что, хотя она привлекательна и рыжеволоса, но все же не выдерживает сравнения с моделями из телевизионных клипов. Я осознала без слов, что сравнение ее с шестнадцатилетними девушками не принесло ничего хорошего ее в целом удачному замужеству. А может, они все время ссорились? А может, Реня повела себя непредсказуемо и вообще отказалась ходить на пляж, а отсиживалась, бедняжка, одна в каком-нибудь бунгало и страдала? Вот какую жизнь может устроить себе женщина, если повергнет себя в водоворот собственных иллюзий и потеряет связь с окружающим миром! Адасик любит рыжих, но я все равно сочувствовала соседке. Чего уж там!

— Ренечка, дорогая, — воскликнула я под конец, — не переживай! Скажи честно, сколько раз ты была на пляже?

— Я и пытаюсь тебе это сказать...

— Ну и сколько? — не сдавалась я.

— Ни разу! Но...

— Постой, — успокаивала я ее, — расскажи мне все по порядку.

— Я ни разу не была на пляже! — Реня вскочила так внезапно, что Потом, лежавший до этого момента у меня на коленях, вздрогнул и поднял мордашку. Казалось, она была в бешенстве, потому что выпалила на повышенных тонах: — Не была, потому что все время шел дождь! Лил не переставая пять дней, нон-стоп! А на обратном пути сломалась эта хреновина, и пришлось ехать на попутке, в кузове под брезентом! Я измотана до чертиков! У меня насморк, чувствую себя отвратительно, думала поболтать с тобой о том о сем. А ты меня начала грузить объемом бедер и какой-то там шведкой!

С Тосей мне лучше

Тося вернулась через три дня. Я ждала дочь с нетерпением. Дом без нее казался пустым. Да, безусловно, я безмерно рада, когда меня на минутку оставляют в покое, но только на минутку! А не на целый месяц. И эта Швеция! А кроме того, чем она занимается на море, если там все время идут дожди? У нас тоже лило уже третий день. Я пригласила Гжесика с семейством на ужин, они вернулись из Италии, надеюсь, от зависти не умру. Адасик обещал вернуться пораньше, то есть часам к восьми. Почему он все реже бывает дома? Вначале все было совершенно иначе. Я написала ответы на шестнадцать писем и пыталась закончить два текста до возвращения шефа из отпуска. Не могла даже обсудить их с Адамом, потому что если главный их одобрит и заплатит, то гонорар пойдет на погашение долга.

Гжесик пришел с домочадцами. Все отливали бронзовым цветом, но из-под загара проступала бледность. Агнешка увела меня в кухню, дети остались в комнате, за окнами сырость, дождь мог бы и прекратиться, ведь как-никак середина каникул. Бедные растеньица захлебнутся.

Я резала помидоры и — увы! — с завистью посматривала на похорошевшую от загара Агнешку. Подруга расправлялась с луком.

— В последний раз так по-дурацки провожу отпуск, — проворчала она, вытирая слезы.

— Так плохо было?

— Дорогая! — вздохнула Агнешка. — Мы ездили на двух машинах: мы с Гоноратой (это моя малолетка племянница) и Юниором (это мой малолеток племянник) и они со старшей дочерью и младшим сыном.

— О, это идеальный вариант, — позавидовала я, хотя несколько дней, проведенных в Новой Вороне, освежили меня невероятно.

— В последний раз в жизни я на такое иду — решили, неплохо бы отдохнуть вместе, и детям будет веселее, и нам. Первый и последний раз, — повторяла запальчиво Агнешка, кроша несчастный лук. Она так яростно орудовала ножом, что мне даже стало жалко луковицу.

— Дети — разногодки: мальчикам — семь и девять лет, девочкам — тринадцать и пятнадцать. На автозаправке, где мы заливали бензин, их дочура заявила, что хочет ехать с нашей. Мы не возражали, но наши приятели были против. Их доченька устроила скандал, и мы переложили вещи, освобождая для нее место. Тут Юниор заартачился, что своего места не уступит, тогда с их сынулей случилась истерика, что он не останется в их машине, раз сестра поедет с нами. — Агнешка размахивала ножом. — Приятели разозлились и вообще запретили дочери ехать с нами, раз наш сынуля не пожелал общаться с их отпрыском. Обстановка накалилась, их дочь пересела обратно, обиженная на своего братца и на родителей, наша обиделась на своего и на нас за то, что мы его не заставили. Мы тронулись. На границе стояли шесть часов.

— Ты всегда преувеличиваешь. — Гжесик возник в дверях. — Пять часов и пятнадцать минут.

— А что я говорю, — Агнешка оборотилась к Гжесику, — шесть часов. Как ты думаешь, что можно успеть за это время?

Его как раз хватит на секс, пронеслось у меня в голове, но я благоразумно промолчала.

— Так вот, времени достаточно много... — продолжала неутомимо Агнешка, Гжесик присел на табуретку возле стола, Адам оперся на косяк двери. Все вдруг столпились в кухне, в доме-то ведь всего лишь три комнаты. —...для того, чтобы наша и их девочки ухитрились подкупить Юниора, чтобы тот согласился ехать в машине наших знакомых. Юниор согласился, но я была против — спокойнее, если наши дети поедут с нами.

— То-то и оно, — встрял Гжесик и вскрыл банку пива, — то-то и оно. Все из-за тебя: если бы ты согласилась, не заварилась бы вся эта каша.

— Как я могла согласиться, чтобы Юниор ехал с чужими? — Агнешка смотрела на меня, ожидая поддержки.

Я взглянула на Гжесика и закивала. Ну как же она могла на это согласиться?

— Приятели обиделись, что я им не доверяю. — Агнешка снова принялась за лук.

— Так оно и было! — Гжесик, запрокинув голову, отхлебывал пиво. Я достала и подала ему стакан. Адам обычно пьет из банки.

— Не доверяла!!! Естественно, не доверяла! Но это не имеет никакого отношения к делу. И тут Гжесик, — Агнешка жестом прокурора указала ножом на мужа, — предложил свой вариант: он поедет с приятелями, а все дети пусть едут со мной! Разве затем у меня отпуск, чтобы ехать с кагалом детей и переругиваться с ними всю дорогу? Разразился скандал, что я всему помеха, раз уж дети между собой поладили, к чему весь этот базар?

— Вот-вот, к чему?

— Дай ей закончить. — Адам сел напротив Гжесика. — Пусть все скажет.

Порой, хотя и нечасто, я размышляю над тем, что он под этим подразумевает. Потому что для меня эта фраза — возможно, я не права — звучит как оскорбление. Для Агнешки, к счастью, нет.

— Поскандалив, я согласилась, чтобы Юниор пересел к ним.

— Надо было согласиться сразу. — Гжесик съежился и умолк под испепеляющим взглядом супруги.

— Наступила ночь. Дети разнылись, что не могут спать в машине. Кемпинга поблизости не было, зато была дешевенькая гостиница. Мы заплатили баснословную сумму, радуясь, что до Италии уже недалеко.

— Ну и было недалеко, — улыбнулся Гжесик.

— Да, действительно, что-то около тысячи километров. Мы добрались. Сняли миленький домишко за сказочные деньги, зачем палатка, коли так удобнее. Мы хотели на экскурсию, но наши доченьки заявили, что приехали сюда не для того, чтобы куда-то ездить, они хотели на пляж. Наша приятельница тоже изъявила желание пойти на пляж, а сынули сообщили, что могут поехать с нами посмотреть Рим при условии, что мы им что-нибудь купим. Мне не терпелось увидеть Рим, а потому я истратила бешеные деньги на прихоти мальчиков, которые послушно сели в машину и весь день не переставая хныкали, что у них болят ноги, и достали нас вопросами, когда же мы будем купаться. Не так, что ли, было?

Гжесик кивнул. В кухню — как будто бы нас там мало — притащился Борис и развалился под столом. Агнешка продолжала повествование:

— Вечером выяснилось, что девочки хотят спать вместе. Мы уложили их вместе. Наш сынуля заявил, что ему страшно спать одному, в связи с чем улегся с нами в одной кровати. Всем тесно. Их сын сказал, что один спать не будет, и пошел к родителям. Приятели тоже не выспались. На следующий день девочки поссорились, так что приятели отправились на пляж со своей дочкой и нашим сыном, потому что мальчики подружились. Мы же отправились путешествовать, потому что хотелось кое-что посмотреть. Вечером девочки ни в какую не желали спать вместе, зато мальчики не разлей вода, в итоге наша дочура спала с нами, а их дочь с ними. Одна комната снова осталась пустой. Утром встали невыспавшиеся. Девочки помирились. Мы пошли на пляж, но теперь мальчики поссорились. И так все время! На, держи. — Агнешка сердито всунула салатник Гжесику. — Не люблю я Италию, да и вообще оставим эту тему,ладно?

Вечером, прижимаясь к Адасику, я думала: может, оно и лучше, что мы не поехали?

Но Агнешка меня удивила. До меня совершенно не доходит, как можно отдыхать с кучей горластых ребятишек разного пола и разных возрастов. То, что мне в голову не приходили подобные идеи, свидетельствовало не только об отсутствии средств, но и о моей исключительной прозорливости. Мне стало чуточку жаль друзей. Они ведь так радовались этой поездке. Все складывалось так чудесно: с погодой не подведет климат, о достопримечательностях позаботились римляне, Средиземное море обеспечили ледники... при чем здесь ледники, ведь Средиземное море вовсе не ледникового происхождения.. а какого? Завтра спрошу Улю, она знает все.

В этом году я не буду отмечать дня рождения — ни своего, ни Адасика. И вообще никаких празднеств, что печально. Нет денег. Но думать об этом не стану.

За покупками