Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Поединок с собой

ModernLib.Net / Научная фантастика / Громова Ариадна Григорьевна / Поединок с собой - Чтение (стр. 3)
Автор: Громова Ариадна Григорьевна
Жанр: Научная фантастика

 

 


— Я всегда был лучше, — заскрипел он. — Я всегда любил Пьера. Вы просто не видели.

Профессор Лоран смотрел на него со смесью острого интереса и печали.

— Всегда? — переспросил он. — Даже тогда, когда вы с Франсуа хотели уничтожить Пьера? Ты помнишь это?

Расплывчатое лицо Поля задергалось, пятна на нем проступили заметней.

— Это был не Пьер, — с трудом сказал он. — Только мозг.

— Вот мозг ты ему и повредил. Поэтому он такой.

— Он хороший! — с вызовом сказал Поль. — Просто у вас не хватило на него материалов. Он в этом не виноват.

Он гримасничал, размахивал своими нескладными длинными руками. Альберу показалось, что Поль похож на развинченного, плохо воспитанного подростка. Профессор потрогал пульс Поля, завернул ему веки.

— Мишель, измерь ему кровяное давление, — приказал он.

Мишель достал аппарат, Поль покорно закатал рукав синей бумажной блузы, обнажая вялую пятнистую руку с четко проступающими, словно припухшими суставами.

— Верхняя граница — двести десять, нижняя — сто двадцать, — сообщил Мишель.

— Видишь, тебе вредно волноваться, — мягко сказал профессор. — Иди отоспись. Возьми Т-24, проглоти. — Он протянул Полю таблетку.

— Я просто полежу: я выспался, — упрямо возразил Поль.

Он побрел своей развинченной походкой в уголок за ширму. Пьер тут же поднялся и пошел вслед за ним; они уселись, обнявшись, и Поль принялся шептать что-то на ухо Пьеру. Профессор озабоченно поглядел на них.

— Да-а, вот так штука! — сказал о» и опять пошел к Франсуа.

— Поль все-таки неудачен, — сказал Мишель. — Дело даже не в повышенной возбудимости. Он просто слишком слаб и нежизнеспособен. У него непрочный скелет, он не выдерживает быстрого роста, Поль все чаще жалуется на боли, у него немеют руки и ноги. Потом — видели, что у него с лицом? Оно совсем перекосилось. Я делаю ему электромассаж, это плохо помогает. Он может умереть, ведь он совсем как человек, у него все свое: и руки, и ноги.

— А разве у вас?.. — удивился Альбер.

Мишель вытянул свою белую, аристократической формы руку с продолговатыми выпуклыми ногтями, безукоризненно отделанными.

— Нет, конечно. Это, в сущности, протезы. Управляются биотоками. Ощущаю все при помощи специальных преобразователей — датчиков. У меня тонкая чувствительность и, во всяком случае, более точная, чем у Поля: у него вечно какие-то нелепые разлады, то боли, то онемение, то он жалуется на жар или холод. Я все воспринимаю точно. И движения у меня точные. Конечно, Поль — первая модель такого рода, дальнейшие, может быть, окажутся гораздо лучше. Но я убежден, что моя модель лучше в принципе. И не только для демонстрации. Зачем заново создавать человека, если он так несовершенен? Надо исправлять природу.

— Ты стал бахвалом, Мишель, — сказал профессор Лоран, усмехаясь. Он встал и потянулся. — Ну, Дюкло, как вам нравится Мишель?

У Альбера выступили слезы на глазах:

— Профессор, это чудо! Мне все кажется, что я во сне!

— Мне тоже иногда кажется, что это какой-то бред, — сказал профессор. — Хотя пора бы уже привыкнуть… Вы есть хотите?

Альбер смущенно улыбнулся. Профессор достал коричнево-красную таблетку, положил ее в рот.

— Тогда пойдите вниз. Я привык к таблеткам, а вас не хочу приучать, да и запас у меня небольшой.

Внизу было тихо. Альбер заглянул в столовую, на кухню — Роже нигде не было.

— Эй, Роже! — громко крикнул Альбер.

Послышались тихие торопливые шаги.

— Чего ты орешь? — полушепотом спросил Роже, появляясь откуда-то из глубины коридора.

Альбер с изумлением уставился на него. Роже был чисто выбрит, его щеки и подбородок отливали синевой, и весь он был какой-то чистенький, отглаженный, торжественный.

— Тише, Луиза спит! — сказал он.

Альбер зажал рот рукой, чтоб не расхохотаться во все горло. Роже просто неподражаем! Достаточно ему увидеть женщину…

— Ты просто с ума сошел, приятель! — сказал Альбер, отдышавшись. — Луиза, подумать только!

— Это ты с ума сошел! — азартно зашипел Роже, оттесняя его к кухне. — Не могу я называть эту милую девочку «мадам». Это не в моих правилах, ты знаешь… Не думай — ничего такого, я ведь не болван, понимаю, что ей не до того. Но вы тут все помешались на каких-то чудовищах, а о бедной девочке никто не думает, даже муж… этот самый твой гений! Лопать хочешь? Садись, и ты увидишь, на что способен Роже Леруа для друга!

Он навалил Альберу полную тарелку дымящейся, аппетитно пахнущей снеди, по-южному острой и жгучей. Альбер, зажмурив глаза от удовольствия, поглощал это блюдо со сказочной быстротой. Роже благосклонно улыбался, глядя на него.

— А вот это, — он слегка приподнял крышку на маленькой голубой кастрюльке, — это для Луизы. Куриный бульон и котлетки. Ей надо подкрепляться. — Он налил Альберу кофе. — Пей! Я вас тут буду кормить на славу. Мы шли в Вальпараисо, и среди океана у нас заболел кок… Я тебе скажу: команда на этом не проиграла, потому что на борту был Роже Леруа! Капитан предлагал мне двойной оклад…

Альбер уже знал эту историю, но всегда подозревал, что Роже привирает, так же как и насчет своих успехов у женщин. Но пока все оказывалось очень близким к истине…

— А мадам Лоран не обижается, что ты с первого дня начал звать ее по имени? — осведомился он.

— Женщины никогда не обижались на Роже Леруа! — торжественно заявил Роже. — А кроме того, я вовсе не зову ее по имени. С женщинами это опасно, еще перепутаешь имя. Гораздо лучше говорить: «моя девочка», «моя крошка» — это всем подходит, даже тем, кто ростом с Эйфелеву башню.

— Послушай, Роже… — Альбер всерьез обеспокоился.

— Не волнуйся, все зависит от тона, — авторитетно заявил Роже. — Вот она спит. Без снотворного, а сама сказала, что даже по ночам не спала от страха. А почему она спит? Потому, что любая женщина, если она не стопроцентная идиотка, знает: на Роже Леруа можно положиться!

Альбер встал. Болтовня Роже начала его злить.

— Пойдем-наверх, — сказал он. — Я попрошу, чтоб профессор познакомил тебя со своими друзьями.

— Что ж, пойдем, — сказал Роже не очень бодрым тоном. — Мне-то они, ясно, ни на черта не нужны, но все же интересно.

Профессор Лоран согласился, что Роже нужно показать лабораторию и объяснить, как обращаться с ее обитателями. Альбер открыл дверь, и Роже вошел, осторожно оглядываясь. Все было по-прежнему: профессор работал с Франсуа, Поль и Пьер сидели за ширмой, Мишель в кресле читал книгу, делая пометки в большой тетради.

— Мишель, познакомьтесь с моим другом Роже Леруа, — сказал Альбер.

Роже осторожно протянул руку, во все глаза глядя на Мишеля. Когда Мишель пожал ему руку, он так же осторожно убрал свою руку назад, зачем-то понюхал ее и сунул в карман.

— Я не имею запаха, — своим бесстрастным голосом сказал Мишель.

— Это я так просто… не обижайтесь, — пробормотал Роже.

— Я не умею обижаться, — сообщил Мишель.

Роже исподлобья взглянул на него.

— А я вот умею, — проговорил он многозначительно.

— Не валяй дурака. Роже, никто тебя не разыгрывает, — сказал Альбер. — Познакомься теперь с Франсуа.

Франсуа так стиснул руку Роже, что тот охнул.

— Ну и медведь! — сказал Роже. — Это что — чемпион по боксу?

— Нет, Франсуа — математик, — ответил профессор Лоран. — Но мускулы у него тоже очень хорошо развиты. С ним трудно справиться.

— Все-таки можно, я думаю, — сказал Роже. — Джиу-джитсу знаешь, приятель?

Франсуа покачал головой.

— Ну вот, а это такая штука, я тебе скажу! — Роже воодушевился. — Хочешь, поборемся?

Профессор Лоран слегка усмехнулся, с любопытством глядя на Роже.

— Франсуа сейчас занят, — сказал он.

— Идем, Роже, — заторопился Альбер. — Погляди еще на Поля и Пьера, а остальное я тебе объясню внизу.

Они с Роже заглянули за ширму. Поль лежал на кушетке с открытыми глазами, неподвижно устремленными в потолок. Пьер сидел рядом.

Внизу Роже сказал:

— Если бы я верил в бога, я бы подумал, что твой профессор — сам дьявол. — Он был потрясен. — Черт, да это если и рассказать кому, так не поверят! Этот вот, Мишель, он совсем как человек. Я действительно подумал, что ты меня разыгрываешь. Но другие — жуть! И он все время был с ними один? Нет, я тебе скажу: Роже Леруа не трус, но это — совсем другое дело! Один я бы там и часу не согласился просидеть.

— Роже, — сказал Альбер, — завтра мы с профессором уйдем часа на три. Жозефу одному там тоже будет страшно. Да и опасно. Придется тебе с ним подежурить наверху. Профессор оставит точные инструкции, как поступать, если что случится. Помни — никакого оружия. Не бить их. Только прижать трубку у шеи покрепче, пока Мишель сделает укол.

— Веселенькое занятие, нечего сказать, — проворчал Роже.

— Помни, что это опасно. Особенно следи за Франсуа, которого ты хотел обучить джиу-джитсу, и за Полем — это тот, который лежал за ширмой. Мишель, наверное, будет вам помогать.

— Ладно, — хмуро сказал Роже. — Буду следить. А этот, Жозеф, он не струсит, не удерет?

— Профессор говорит — он храбрый. Сегодня ночью он спас профессору жизнь.

— Ладно, — повторил Роже. — Посмотрим, какой он храбрый.


Ночью Раймону не спалось. Он лежал и глядел в потолок. Там качалось смутное световое пятно — отсвет далекого уличного фонаря. Деревья за окном глухо и тревожно шумели, несколько раз начинал накрапывать дождь, и редкие капли тяжело ударялись о карниз.

Раймон вертелся на неудобном раскладном кресле и удивлялся, как безмятежно, полураскрыв рот, спит Альбер. В смутном ночном свете лицо его, без очков, выглядело совсем детским.

«Зачем, собственно, мне спать здесь? — думал Раймон, с невольным страхом и отвращением прислушиваясь к странному хрипловатому дыханию Мишеля и Франсуа, спавших неподалеку на жестких кушетках. — Кто-то простонал во сне… Это, наверное, Поль… он за ширмой… Внизу спать удобнее… Почему именно этот Леруа спит внизу… Там Луиза, а он смотрит на нее так, словно сто лет с ней знаком… Ах, да, ему надо раньше всех вставать и идти на рынок… Но все-таки лучше бы и мне спать внизу… Профессор, кажется, тоже не спит… Какая странная комната… Ах, вот что, тут были две комнаты, от стены осталась только плохо заделанная полоска на потолке. Получился почти зал, двусветный… Понятно, так удобней наблюдать за всем, что делается в лаборатории… Боже мой, что за жуткая жизнь у профессора… все время наедине с этими чудищами, да еще и в опасности… Какая нужна сила воли, чтоб держаться так, в одиночку, без помощи… Луиза… да, Луиза несчастна из-за него…»

Он открыл глаза и не сразу понял, где находится. За окнами ярко сияло солнце, щебетали птицы, а здесь, в лаборатории, продолжалась своя, фантастическая и зловещая жизнь. Из туалетной вышел Мишель, на ходу расчесывая свои густые светлые волосы. Альбер, сидя на постели, проводил его восхищенным взглядом.

— Понимаете, он моется и чистит зубы, — тихонько сказал он Раймону.

Мишель услышал это и сообщил своим ровным голосом:

— Мне следует соблюдать гигиену. Иначе засорятся поры кожи, да и зубы могут скорее износиться.

Раймон поежился. Черт знает что! Он начал поспешно одеваться. Профессор Лоран уже сидел в углу за столиком и смотрел, как Франсуа делает расчеты. Лицо у него было такое бескровное, что когда он опускал глаза, то казался мертвецом.

Вскоре появился Роже, позвал их вниз, накормил вкусным завтраком. Напившись крепкого черного кофе, Раймон почувствовал себя бодрее.

— Так, значит, нам с вами предстоит провести пару часов в приятном обществе, — сказал он, обращаясь к Роже.

— Ладно, чего ж, — без большого воодушевления отозвался Роже.

Профессор Лоран тоже побывал внизу и явился тщательно выбритый, в хорошем сером костюме, в белоснежной рубашке. Но лицо его выглядело еще более усталым.

— Мишель, с тобой останутся двое, — сказал он. — Мне нужно ненадолго уйти. Если Франсуа или Поль будут неправильно вести себя, помоги справиться с ними. Если ты сам разладишься, тебе дадут Т-21.

— Может быть, сразу дать им Т-24? — спросил Мишель.

— Нет. Франсуа должен к вечеру закончить важный расчет. Он будет работать со счетной машиной. А Поль и по ночам плохо спит без снотворного, нельзя его приучать к Т-24. Да я ведь сегодня не делал с ними никаких опытов, должно все обойтись без шума. Мы скоро вернемся. Ты беспокоишься?

— Да. Франсуа не в порядке. Поль — тоже. А значит — и Пьер.

— Ничего. Втроем вы справитесь, — помолчав, сказал профессор. — Заприте дверь.

Он ушел с Альбером. Раймон и Роже заперли дверь и сели неподалеку от Мишеля. Мишель внимательно смотрел на них своими странными ярко-синими глазами.

— Вы будете работать вместе с профессором? — спросил он.

— Да… — кашлянув, отозвался Раймон.

— Это хорошо. Ему одному трудно. Очень трудно. Франсуа помогает только в расчетах, а я читаю литературу и веду записи, провожу некоторые опыты. Но профессор давно не мог никуда выходить. Я тоже не мог. Я ведь ничего не знаю, что там делается. — Он широким жестом указал на окна.

— А вам тут не скучно? — спросил Раймон, чувствуя, что говорит глупость.

Мишель снисходительно улыбнулся.

— Мне не бывает скучно, — сказал он. — У меня есть книги, есть мои обязанности. А с тех пор как я стал усложняться, я вдобавок часто задумываюсь о себе…

Роже вытаращил глаза.

— Я думаю о своем будущем… о том, что я собой представляю и чем отличаюсь от людей… и какая польза от моего существования…

Раймон нервно забарабанил пальцами по спинке стула:

— Гм… да! Все это очень благородные мысли…

— Благородные? — переспросил Мишель. — Этого слова я по-настоящему не понимаю.

— Не понимаете? Но вы же прекрасно говорите… по-французски.

— Я могу говорить еще по-английски, по-немецки и по-русски, — сообщил Мишель. — Но я читаю только техническую литературу. Сент-Ив говорил, что мне нужно давать и другую литературу… беллетристику, для расширения кругозора и словаря… Но профессор пока не находил для этого времени, я был слишком загружен.

— А если вы сейчас попробуете почитать? — предложил Раймон. — В моей комнате есть Мопассан, есть Толстой и Хемингуэй. Кому из нас идти вниз, Роже?

— Я схожу, — поспешно отозвался Роже: он чувствовал, что не сможет остаться здесь один. — Кстати, я посмотрю, как себя чувствует… мадам Лоран.

Луиза спала. Бледное лицо ее слегка разрумянилось, губы приоткрылись, она казалась совсем девочкой. Роже на цыпочках вышел из комнаты и помчался за книгами. Он прихватил еще себе детективный роман в яркой обложке.

Наверху все было тихо. Мишель с любопытством посмотрел на книги. Раймон, подумав немного, протянул ему томик рассказов Мопассана. Роже уткнулся в детективный роман.

Мишель с удивительной быстротой перелистывал страницы. Раймон исподтишка наблюдал за ним. Мишель дочитал до конца один рассказ, начал читать другой, потом остановился и пожал плечами. Потом снова перечитал первый рассказ.

— Да, это литература совсем другого рода, — заметил он.

— Вам что-нибудь непонятно? — спросил Раймон.

— Мне не вполне понятно, с какой целью все это написано.

Раймон заглянул в книгу. Мишель говорил об одном из самых поэтических рассказов Мопассана — о «Лунном свете».

— Вот вы говорите, что задумываетесь о себе, — сказал он. — Почти все люди думают о себе: кто они, зачем они, что ценного в их жизни. Естественно, что они думают и о любви…

— Я знаю, что такое любовь, — спокойно сказал Мишель. — Она основана на инстинкте продолжения рода и еще — на сходстве характеров.

Роже открыл было рот, чтоб возразить, но Раймон сделал ему знак.

— Это, пожалуй, слишком упрощенное объяснение, — сказал он. — Иногда речь вовсе не идет и даже не может идти о продолжении рода. А характеры любящих бывают даже диаметрально противоположными.

— Такая любовь не может быть прочной, — доктринерским тоном заявил Мишель. — В вей нет подлинной основы.

Роже все-таки не выдержал.

— Послушай, приятель, — заговорил он. — Вот я, например, не был женат и детей у меня нет. Что ж, по-твоему, я никогда не любил?

— Наверное, нет, — сказал Мишель. — Это называется: случайные связи. Я читал.

— Читал! Вот если б ты сам… — язвительно начал Роже, но осекся.

— У меня отсутствует пол. Я, в сущности, только мозг, — все так же спокойно ответил Мишель. — Но разумом я все понимаю.

— Ну хорошо, — сказал Раймон. — Если вы все понимаете… Вот, например, профессор Лоран и его жена — ведь у них нет детей, однако… — Он замолчал: пример был явно неудачен и даже бестактен.

— А они и не любят друг друга, — бесстрастно констатировал Мишель. — Профессор вообще не может любить. Он тоже — прежде всего мозг.

— Вот это да! — восхитился Роже. — Метко сказано! У тебя, приятель, я вижу, котелок неплохо варит!

— Котелок? — недоуменно переспросил Мишель.

— Это морской язык. Роже — моряк, — пояснил Раймон. — Он хочет сказать, что вы очень интересно рассуждаете.

— Тогда почему же вы со мной не соглашаетесь? — спросил Мишель.

— Жизнь гораздо сложнее, чем вам представляется, — осторожно сказал Раймон.

— Это, наверное, кажущаяся сложность… — начал Мишель.

Его слова прервал грохот. Франсуа вскочил, опрокинув стул и стол. Он стоял, угрожающе пригнувшись, и монотонно мотал головой, как медведь. Лицо его побурело. Мишель схватил шприц.

— Постарайтесь схватить его сзади и держать, — шепнул он. — Главное — поплотнее перехватите трубку у горла.

Роже и Раймон попробовали обойти Франсуа с тыла, но он медленным угрожающим движением повернулся спиной к стене.

— А ну-ка! — Роже вдруг кинулся ему под ноги и перебросил грузную тушу через себя. — Хватай его!

Раймон уже сидел верхом на Франсуа и крепко сжимал упругую трубку, отходящую от его короткой, могучей шеи. Франсуа хрипел. Мишель осторожно приблизился и ткнул иглу шприца в трубку у самой шеи. Франсуа откинул голову набок, тело его обмякло, глаза закрылись.

— Вы сможете отнести его?.. Вот туда… — голос Мишеля вдруг прервался.

— Заставьте меня… проглотить…

Он широко раскрыл рот, руки и ноги его беспорядочно задергались, словно в нелепом танце, изо рта вырвался-высокий вибрирующий вопль. Раймон схватил со столика заранее приготовленную таблетку.

— Глотай! — резко приказал он. — Глотай! — Он стиснул горячую дрожащую руку Мишеля, преодолевая инстинктивный страх и отвращение, сунул в дергающийся, раскрытый рот таблетку.

Мишель судорожным усилием глотнул. Он стиснул кулаки, прижал руки к груди, словно удерживая крик. Через несколько секунд он начал дышать ровнее, напряжение заметно схлынуло. Он устало опустился на стул, закрыл глаза.

— Это — действие стимуляторов… — бормотал он. — Пока оно плохо поддается учету…

Роже неопределенно хмыкнул, во все глаза глядя на него.

— Что делать с этим? — Он кивком указал на Франсуа.

Мишель вскочил. Он, по-видимому, совсем оправился.

— Франсуа нужно отнести на кушетку в угол, — деловым тоном сказал он. — Меня беспокоит другое… — Он заглянул за ширму. — Что это значит, Поль?

За ширмой молчали. Раймон и Роже подошли к Мишелю. Поль лежал с закатившимися глазами и открытым ртом, Пьер стоял над ним, нелепо расставив короткие темные руки.

— Что он сделал, Пьер? — спросил Мишель. — Покажи, что он сделал!

Пьер растерянно задвигал руками и круглым бесформенным ртом, показывая, что Поль проглотил что-то… один… два… три… четыре… пять…

— Т-24? Да? То, от чего спят?

Пьер закивал головой.

— Плохо! Пять таблеток! — Мишель задумался на секунду. — Так!

Он кинулся к шкафчику, висевшему на стене.

— Замок испорчен. Недаром я все время наблюдал за Полем! Я знал, что он опасен! — Мишель достал пробирку с красноватым кристаллическим порошком и две ампулы с желтой маслянистой жидкостью, приготовил смесь, наполнил шприц. — Пьер, накладывай жгут!

Пьер с неожиданной ловкостью перетянул безвольно висящую руку Поля резиновым жгутом. Мишель ввел шприц в вену у сгиба локтя. Поль не шевелился, из-под приоткрытых век все так же мертвенно голубели белки.

— Теперь надо теплой воды, — сказал Мишель, извлекая шприц. — Сделаем ему промывание желудка.

— Я принесу снизу, — вызвался Роже.

— Что, собственно, случилось? — спросил Раймон.

Мишель взял Поля за руку:

— Пульс очень плохой… Это называется самоубийство. Поль хотел умереть.

— Но почему?

— Не знаю. Это глупо… Нет, пульс улучшается. По-видимому, удастся его спасти…

После промывания желудка Поль продолжал лежать все так же неподвижно и безвольно, но лицо его несколько изменилось: глаза закрылись, губы сомкнулись, он выглядел спящим.

— Пульс все еще очень слабый, — сказал Мишель. — Сейчас я ему впрысну камфару. Пьер, объясни, зачем Поль глотал Т-24?

Пьер несвязно жестикулировал и мычал. Мишель внимательно слушал.

— Пьер не может говорить как люди, — объяснил он. — На него не хватило материалов. Но я его понимаю. Он говорит, что Полю все время было очень больно, он устал. И он не хотел, чтоб профессор его переделывал. Он» не хотел расставаться с Пьером. Говорил, что он любит Пьера.

Пьер усиленно закивал головой, тыча себя рукой в грудь.

— Что тут — инстинкт размножения или сходство характеров? — съязвил Раймон.

— Просто нелепость, — ответил спокойно Мишель. — Поль — неудачная модель, вот и все. На нем нельзя было проводить опыты с гормонами. Его действительно нужно переделать. Теперь профессор со мной согласится…

Пьер издал глухое злобное рычание и вдруг вцепился в горло Мишелю. Раймон и Роже еле оттащили его. Мишель потер горло и задумчиво посмотрел на Пьера, яростно бившегося в руках людей.

— Подержите его еще минуту, — сказал он и пошел за шприцем.

Пьера уложили на кушетку неподалеку от Поля. Мишель недоумевающе посмотрел на Раймона и Роже:

— Что с ними делается, не понимаю. Почему у всех сразу разладились тормозящие центры? Нельзя же все объяснить действием гормонных стимуляторов.

— Послушайте, Мишель, — сказал Раймон. — Вам не кажется, что дело тут не в каких-то центрах и стимуляторах? Просто они действуют как люди…

— Как люди? Не понимаю…

— А я вот понимаю! — заявил Роже. — Посиди я тут с недельку, да еще без всякой надежды выйти на волю, да еще ожидая, что меня переделают… Боже мой, я бы тут всю вашу лабораторию к черту разнес!

Мишель удивленно посмотрел на него.

— Нет, правда, — сказал Раймон. — Франсуа надоедает делать бесконечные расчеты, Поль измучен постоянной болью и слабостью, а к тому же не хочет разлучаться с Пьером…

— Но ведь если б не я, он бы никогда больше не увидел Пьера! Это нелогично! — запротестовал Мишель. — И, наконец, Пьер…

— А Пьер мстил вам за своего друга…

— Мстил? За друга? — недоумевающе повторил Мишель. — Не понимаю.

— Чего ж тут не понимать? — рассердился Роже. — Человек ты или не человек?

— Я думаю, что я не человек, — спокойно сказал Мишель. — Я только мозг.

Раймон и Роже молча переглянулись.


Когда поезд метро подходил к станции Распайль, Альбер поднялся.

— Выйдем на следующей станции, — сказал профессор Лоран, не глядя на Альбера.

С площади Данфер-Рошеро они свернули в лабиринт узких, кривых улочек. Альбер недоумевал — они шли вовсе не к лаборатории Шамфора, но не решался спросить.

— Здесь посидим, — сказал профессор, указывая на маленький скверик. — Я должен вам кое-что сказать.

Они сели на скамейку под старым платаном. На другой скамейке, поодаль, старуха вязала носок; у ног ее лежал, высунув язык, толстый бульдог. В скверике, с двух сторон окруженном почерневшими брандмауэрами, было прохладно и тихо. В доме на противоположной стороне улицы кто-то разучивал гаммы.

— Вы уже знакомы с результатами моих опытов, — без предисловия начал профессор Лоран. — Какое бы впечатление ни производили эти результаты на вас или на кого-нибудь другого, я должен сказать: это далеко не то, о чем я мечтал вначале. Но я ничего не мог поделать — один, почти без помощи. Вы видите, во что я превратился за те пять лет, что мы с вами не виделись… Вы думаете — это перенапряжение? Конечно… Но я боюсь, что больше всего тут подействовал Сиаль-5. Вот он. — Профессор достал из кармана прозрачную трубочку с желтыми крупинками. — Сиаль — это наши инициалы, Сент-Ив и Анри Лоран, мы его нашли для опытов, а потом стали применять для себя. Чудодейственное средство, моментально снимает усталость, заменяет сон, обостряет мысль… быстро становится необходимым при таком образе жизни, какой я веду все эти годы, — и тогда начинает разрушать организм. Признаться, я понял все это слишком поздно… Да если б и раньше понял, что изменилось бы? Я иначе не мог, не получалось. Пока был Сент-Ив… Да, вот о Сент-Иве я и хотел вам рассказать, тем более что Шамфор тоже заговорил о нем.

Профессор Лоран откинул голову на спинку скамейки, закрыл глаза. Лицо его было бескровным, серым, как у мертвеца.

— Вам плохо, профессор? — встревожился Альбер.

— Нет. Просто голова кружится от свежего воздуха. Я уж и не помню, когда выходил на улицу. Если б не Сиаль-5, я бы, наверное, свалился, едва выйдя за калитку…

Большой полосатый кот в белых чулках важно прошел по аллее, зашипел на равнодушно лежащего бульдога и, перепрыгнув через низкую изгородь, уселся на газоне. Из окна на втором этаже высунулась растрепанная светловолосая женщина и звонко закричала: «Жанна! Жанна! Твой Жером опять пьяный идет!»

— Сент-Ив был самым молодым среди нас, — опять заговорил профессор Лоран. — Ему не было и двадцати восьми лет, когда он погиб. Самый жизнерадостный, самый разносторонний, его все интересовало. Он был кибернетик, нейрокибернетик, работал вместе с Шамфором, Шамфор его очень любил… да и все его любили, и все считают, что я завлек его на ложный путь и погубил… Шамфор мне так и не простил смерти Сент-Ива. Впрочем, разве я себе это простил? Ведь Мишель недаром подметил у меня чувство вины по отношению к Сент-Иву… Конечно, если б не я, Сент-Ив не увлекся бы до такой степени нейрофизиологией, не взялся бы за такие сложные и рискованные опыты… Мы работали очень много, потому что, кроме опытов, проводившихся всей группой, начали ставить свои… Они все больше усложнялись, мы начали прятаться, работать по ночам… потом завели отдельную лабораторию, потихоньку от остальных товарищей… Она была неподалеку отсюда, на улице Бенар… Но Сент-Ив для всего находил время. Я тогда сердился, считал, что он разбрасывается… Нет, это все ни к чему рассказывать, да и некогда сейчас. — Профессор Лоран выпрямился и вздохнул. — Я хочу сказать, что Сент-Ива убил вот этот самый Мишель… то есть не такой, каким вы его сейчас видели, а его мозг, заключенный в гораздо менее совершенную оболочку. Теперешнюю оболочку Шамфор уже приготовил, мы должны были проделать пересадку. Тогда это был мозг в питательной среде, сканирующий механизм, подсоединенный к нему, чтоб обеспечить зрение, и довольно примитивные преобразователи для усиления биотоков, двигающих конечностями. Двигался он совершенно хаотично, еле научился ходить, держать книгу и перелистывать страницы. Но читал и запоминал он и тогда прекрасно. Даже не знаю, почему я так удивился, когда он заговорил о Сент-Иве. Просто мне некогда было проверить как следует его знания того периода. А они, по-видимому, полностью сохранились в его памяти. Правда, он тогда не мог говорить, только писал. Поэтому мы многого в нем не учитывали.

— Почему же он убил Сент-Ива? — спросил Альбер, невольно поежившись. — Ведь он и сейчас, кажется, лишен эмоций.

— Да он вовсе не хотел его убивать! Это было какое-то нелепое, неожиданное двигательное возбуждение, с выключением тормозящих центров. Вы же слышали: он сам сказал. Видите ли, даже электронное устройство, имитирующее мозг, не вполне подчиняется контролю. Чем оно сложнее, тем чаще бывают всякие случайности, неожиданности, отклонения от нормы. А здесь речь идет о живом белке, о бесконечно сложных клетках мозга. От того, что этот мозг выращен искусственным путем, ничто не становится проще. Наоборот, еще труднее предугадать, будет ли он развиваться нормально в таких необычных условиях, можно ли в самом деле добиться высокой специализации каких-либо функций, так или иначе сочетая элементы питательной среды.

— А Мишель тоже специализирован?

— Мы старались развить у него в первую очередь память и выносливость. Многого удалось добиться, хотя действовали мы, в сущности, на ощупь. Ведь об устройстве человеческого мозга известно невероятно мало. Мы только ищем, предполагаем, спорим. Мы выяснили, где сосредоточена память у осьминога. А где она у человека, мы не знаем.

Альбер жадно слушал. Он успел многое забыть с тех пор… да и не удивительно, такие трудные были годы, так далека была его жизнь от лекций, от шумных споров Латинского квартала…

— По-видимому, память рассредоточена по миллионам клеток мозга. Каждое событие запечатлевается не в одной клетке, а во множестве… Ну, впрочем, я не об этом хотел… — Профессор Лоран вдруг поднялся со скамейки. — Идемте, я боюсь надолго оставлять лабораторию.

Они прошли квартал по узкой, мрачноватой улице, завернули за угол.

— Вот… это было здесь… — сказал профессор Лоран, кивком головы указывая на темно-серый, с ржавыми подтеками дом. — Здесь была наша лаборатория. И здесь погиб Сент-Ив. Мишель пытался выпрыгнуть из окна, Сент-Ив его удерживал… и сам упал с третьего этажа.

Он ускорил шаги. Альбер поспешил за ним, невольно оглядываясь на мрачный дом.

— Он сразу умер… — пробормотал профессор Лоран. — Когда я сбежал вниз, он хрипел… он уже не узнал меня…


Секретарша сказала, что мсье Шамфор просит их войти. Они вошли. Шамфор стоял у окна.

— Я не пойму, Лоран, чего вы добиваетесь, — сказал он, не здороваясь. — Я же объяснил этому молодому человеку, что не имею возможности далее помогать вам.

— Почему же вы не имеете возможности? — устало спросил профессор-и сел, не ожидая приглашения.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12