Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Карта страны фантазий

ModernLib.Net / Гуревич Георгий Иосифович / Карта страны фантазий - Чтение (стр. 8)
Автор: Гуревич Георгий Иосифович
Жанр:

 

 


На одну из лун Урана летят они, чтобы добыть там сокровище, разбогатеть, обеспечить себе спокойную старость. Величественные успехи в космосе, в обществе - неподвижная косность! Не сочетается как-то. - А наука и не даст ничего хорошего людям, - говорит западная фантастика. - Открытия бесполезны, опасны, вредны! Люди, побывавшие на Луне, возвращаются с психической травмой ("Двое с Луны" Т. Томаса). На неведомой планете космонавты заражаются металлической чумой ("Путешествие будет долгим" А. Иннеса). Сверхгениальный ребенок, выращенный на искусственных гормонах, должен убить родителей ("Чудо-ребенок" Дж. Шеллита). Красочный рассказ К. Саймэка "Однажды на Меркурии" так и просится на экран. Но какова его идея? На Меркурии находится станция, улавливающая солнечную энергию для ретрансляции на Землю. Меркурий обитаем. Там живут странные цветные шары, умеющие подслушивать мысли и принимать любой мысленный образ. Когда люди на станции играют в шахматы, за окном скачут шахматные фигуры. И вот однажды, приняв облик людей, шары пытаются захватить станцию. Их распознают и изгоняют холодом. Зачем они напали? "У нас была своя цивилизация, вы в нее вторглись, нарушили ее ход", - отвечают шары. Но американцам нужна энергия, они не могут оставить Меркурий. Противоречие неразрешимо. Противоречия неразрешимы, значит, неизбежны войны. Воюет Земля с Марсом, воюет Солнечная система с другими звездами, воюет наша галактика с туманностью Андромеды у Мерака и с чужой злой галактикой у Смита. И в результате - упадок или гибель. Одичавшие мохнатые люди тупо глядят на заржавленные рельсы. Теснятся загнанные под землю. Вымирают, когда остановилась последняя кормившая их машина. Или как у Уильямсона: Бомбардировщик бомбит мертвый город, где давно не осталось ни одного жителя. Возвращается на аэродром, автоматы грузят бомбы, самолет взлетает, бомбит тот же город, возвращается... Все это автоматически. Людей нет; люди давно погублены атомной войной. Но заведенные ими автоматы продолжают бесцельное разрушение. Незыблемость капиталистических порядков. Неразрешимость противоречий. Неизбежность войн. И мрачное отчаяние. Конечно, наше мнение о будущем противоположно. Мы уверены, что люди устранят тех, кто не хочет разрешить противоречия, что установится разумный общественный порядок - счастливая, обильная, мирная, разумная и захватывающе интересная жизнь, что будет коммунистическое общество на Земле. Что такое коммунистическое общество? Цитирую программу, принятую на XXII съезде КПСС: "Коммунизм - это бесклассовый общественный строй с единой общенародной собственностью на средства производства, полным социальным равенством всех членов "общества, где вместе с всесторонним развитием людей вырастут и производительные силы на основе постоянно развивающейся науки и техники, все источники общественного богатства польются полным потоком и осуществится великий принцип "от каждого - по способностям, каждому - по потребностям". Коммунизм - это высокоорганизованное общество свободных и сознательных тружеников, в котором утвердится общественное самоуправление, труд на благо общества станет для всех первой жизненной потребностью, осознанной необходимостью, способности каждого будут применяться с наибольшей пользой для народа..." Общая идея понятна. И теперь, взявшись за кисть, каждый советский художник может рисовать картину во всех деталях: описывать людей будущего, их одежду, внешность, беседу, жилье, семью, школу, интересы... И тут начинаются споры. Описывать одежду? А по какой моде одевать людей будущего? Дать им просторные плащи или удобные комбинезоны, одеть во все белое, гигиеничное, или в цветное, нарядное, или в прозрачное, стекловатое? И еще такое есть мнение, что в будущем вообще не будет моды, каждый станет одеваться к лицу. Безразлично, какая будет одежда? Да, безразлично. Но автор должен же на чем-то остановиться. А какие будут дома: коттеджи в зеленых садиках, или многоэтажные конструктивистские небоскребы, или нечто неслыханное - парящие дома, наземные ночью, заоблачные днем? И какую изобразить семью - верную, прочную, на всю жизнь, или свободную, ничем не стесняющую изменчивых чувств? Подсказать, надоумить тут некому, потому что: "...то, что мы можем предположить о формах половых отношений после предстоящего устранения капиталистического производства, отличается преимущественно отрицательным характером, ограничивается "в большинстве случаев тем, что отпадает. Но что появится нового? Это определится, когда вырастет новое поколение: поколение мужчин, которым никогда в жизни не придется покупать женщину за деньги или за другие средства социальной власти, и поколение женщин, которым никогда не придется отдаваться мужчине из-за каких-нибудь других побуждений, кроме любви, или отказываться отдаться любому мужчине из боязни экономических последствий. Когда эти люди появятся, они пошлют к черту все, что им сегодня предписывают делать как должное; они будут знать сами, как им поступать, и сами выработают соответственно этому свое общественное мнение о поступках каждого а отдельности, - и точка..." (Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства.) Так писал Энгельс. Он не считал нужным ни предсказывать, ни подсказывать. Писал, что свободные люди сами выработают свое мнение о поступках. И свою задачу видел в том, чтобы освободить людей и тем самым дать им возможность выбирать по своему вкусу.
      Люди скромные пришли в смущение. Думают: "Как же я, рядовой режиссер, рядовой литератор, рядовой читатель, возьму на себя смелость судить, предсказывать, предвидеть?" И тогда мы имеем возможность отослать их к главе "Предвидение или заказ?". И не берите на себя ответственность указывать, не берите смелость предвидеть! Вы только помечтаете, изложите мечты, свои и современников. Какое счастье хотели бы вы увидеть на Земле? Какая семья вам по вкусу? А критерий мечты тоже был указан - желательность для читателя. И еще хотелось бы - выполнимость. Вы беретесь мечтать и обсуждать. Не предвидеть. И вот воображение заработало; вы составляете перечень собственных мечтаний. Какой хотите вы видеть жизнь будущего: воспитание, обучение, развлечения, мораль, любовь, семью, одежду, мебель, дома, транспорт и т. д. Все это составит экспозицию. Я останавливаюсь на каждом этапе работы, потому что и литература о будущем останавливалась на каждом этапе. Имеются у нас рассказы о прибытии в будущее без изображения будущего, имеются романы об обстановке будущего почти без людей и без сюжета, романы-экскурсии, романы-экспозиции. Строятся они как отчеты путешественника, как путевые записки. Герой прибывает в будущее, в некую совершенную страну, описывает ее законы, нравы, хозяйство, технику... Именно так построены все классические утопии, начиная с "Утопии" Т. Мора и "Государства Солнца" Кампанеллы. Так построены и утопии XIX и XX века: и "Через сто лет" А. Беллами и "Красная звезда" А. Богданова. Значительна доза экскурсионности и в "Путешествиях Гулливера". Даже в "Туманности Андромеды" И. Ефремова - виднейшей из советских утопии - оказалось немало экскурсионного материала. Время действия "Туманности Андромеды" - примерно лет через тысячу. Люди покорили околосолнечное пространство и летают к звездам за десятки световых лет. Еще дальше действует радиосвязь. Жители Земли беседуют с разумными обитателями иных планетных систем, образуют дружественный союз Великое Кольцо. Народы и расы человеческие давным-давно объединились, стерли границы. Возник общий язык, общепланетное правительство, всемирные Совет Экономики, Совет Звездоплавания, Академия Горя и Радости. Болезни уничтожены, люди живут до 150 лет (за исключением космонавтов и творцов, очень уж расходующих нервы). Все человечество расселено в наилучшей для жилья умеренной зоне. Дети, начиная с одного года, воспитываются в интернатах, переезжающих из страны в страну. С детства готовятся к подвигу. Подвиг это их аттестат зрелости. Предоставлена свобода выбора и тем, кому не по вкусу общий порядок. Матери, не желающие расставаться с детьми, обособляются на острове Ява, а консерваторы, отвергающие культуру и технику, вместе с преступниками живут первобытной жизнью на острове Забвения. Когда этот роман вышел в свет (в журнале - в 1957 г.; отдельной книгой в 1959 г.), он был встречен и с радостью и с яростными возражениями. После мелкотемья, присущего фантастике в предшествующие годы, "Туманность Андромеды" была как ворота, распахнутые в просторное будущее. Эта книга всю советскую фантастику ставила на новую ступень. И если всерьез говорить о развитии фантастики в кино, конечно, начинать надо было не с устаревшей "Тайны двух океанов", а с экранизации "Туманности Андромеды". Это задало бы тон, масштаб определило бы. Возможно, разбег и будет взят вскоре после того, как мы увидим "Андромеду" на экране. В настоящее время идут съемки на Киевской киностудии. Но только не надо понимать тот будущий фильм как эталон, превращать личное мнение Ефремова о будущем в усредненное, голосованием определенное мнение Художественного совета. Для того, чтобы следующие фильмы развивали изображение будущего, нужно, чтобы ефремовская картина была ефремовской, а не апробированным образцом, которому нужно подражать, а добавить к нему нечего. В литературе, к счастью, этого не произошло, Ефремов не утвердился как образец для подражания. Некоторые авторы пошли за ним, а другие вступили в спор, в литературный спор, конечно, - возразили своими произведениями. В свое время я приветствовал "Туманность Андромеды", был одним из первых восторженных рецензентов. Но сейчас, когда книга утвердила себя в мировом масштабе и достоинства ее общепризнанны, нет необходимости перечислять их. И полезнее, пожалуй, задержаться на противоречиях, которые Ефремову не удалось разрешить, тем более, что на эти противоречия неминуемо наткнется автор, поставивший перед собой задачу изобразить законченное совершенство. 1. Мы хотим видеть в будущем безукоризненно совершенных людей, непохожих на нас грешных, обремененных слабостями. Зрителя удивит, даже шокирует, возможно, если человека будущего ему покажут страдающим, больным, плачущим, сердитым, разочарованным, потерпевшим неудачу. Ефремов и сделал своих героев непохожими на нас: безукоризненно красивыми, безупречно правильными и от правильности холодноватыми. Даже женщины у него, "преодолев слепой инстинкт материнства", только из чувства долга рождают двоих детей. Но законы восприятия таковы, что больше всего мы сочувствуем людям, на нас похожим. Идеалы нам чужды, они бестелесны и не волнуют. Недаром на обсуждении "Туманности Андромеды" поэт Щипачев сказал: "Мне туда не хочется, в это будущее, мне там холодно и неуютно". 2. Чтобы достигнуть законченного совершенства, видимо, нужно разрешить все трудности и все проблемы наилучшим образом, хотя бы все существенные проблемы. Но если все решено, чем будут заниматься люди? Человеку нормальному, здоровому, для счастья нужна осмысленная деятельность. С этим нелегким противоречием столкнулись многие предшественники Ефремова: и Беллами, и Мор, и даже те безымянные утописты, которые поместили счастливую страну на небо, - я разумею христианский рай. Известно, какая у них там получилась скука с пальмовыми ветвями и хоровыми кружками. Марк Твен хорошо высмеял это в своем "Путешествии капитала Стромфилда на небеса". У Ефремова скуки нет в его совершенном обществе, но невольно возникает мотив необязательности движения, ведь проблемы-то решены все. В космос люди летают из любознательности, могут и не летать, на Земле довольно места. Ученые, обдумывая сложные вопросы, только укорачивают себе век, не ученые живут дольше. Подвиги совершаются в основном при обороне тыла: на упрямо живущем прошлым острове Забвения или на границе незаселенных мест - в степях, где бродят полудикие стада, в тропических лесах, где еще гнездятся болезни. А что волнует жителей благоустроенных центров? Одна лишь проблема времени и пространства. Красавица на Тукане, 300 световых лет до нее, и нет возможности встретиться. Но ведь это надуманная проблема, честно говоря. 3. Чтобы завершить самую совершенную книгу, нужно где-то поставить точку, для этого ограничить круг вопросов и количество страниц. Чтобы нарисовать совершенное общество, разрешившее все существенные трудности, нужно ограничить круг проблем... и даже количество населения. И до Ефремова утописты размышляли о росте населения. Кампанелла предлагал ограничить его, Богданов решительно высказался за рост. Ефремов, видимо, склоняется к ограничению. В "Туманности Андромеды" об этом говорится намеками (подавлен материнский инстинкт, население разместилось в узких полосах благоприятного Средиземноморья), а в "Лезвии бритвы" уже откровенно сказано о "неразумной животной жажде" увеличения числа людей. А не обеднит ли подавление материнского инстинкта эмоциональную жизнь женщины? Не получится ли будущее в чем-то беднее современности? И рост потребностей Ефремов считал нужным ограничить. В своей исторической схеме будущего он упоминает Век Упрощения Вещей. Он пишет: "Требование дать каждому все вызвало необходимость существенно упростить обиход человека... Одно только прекращение невероятной расточительности питания... обеспечило пищей миллиарды людей..." Опять-таки ради совершенства - ограничение. Такую картину нарисовал Ефремов, такая существует в умах людей. Можно соглашаться с ней или не соглашаться, но нельзя не считаться. И все авторы, выступавшие после Ефремова, поддерживали его или спорили с ним. Спорили как художники, рисуя будущее по-своему. Например, бр. Стругацкие, молодые авторы, пришедшие в литературу уже после опубликования "Туманности Андромеды", восстали против идеально голубых, ангелоподобных и холоднокровных потомков. По мнению Стругацких, люди будущего близки к живущим среди нас молодым высокообразованным нашим современникам. Это задорные, озорные ребята, готовые бежать в космос, как их предки бежали в пампасы к индейцам, насмешливые, остроязычные молодые люди, младшие научные сотрудники, распевающие студенческие песни, вставляющие термины и формулы в шутки, а если и пожилые, все равно увлекающиеся и отчаянные, как школьники. Ефремов рисовал совершенства, на нас непохожие, и упустил человеческую теплоту. Герои Стругацких вызывают теплую симпатию, потому что они похожи на наших современников, на друзей и знакомых. Не чересчур ли похожи? Не стараясь показать людей безупречными, Стругацкие зато уверены в безупречном совершенстве науки. Наука решит все материальные проблемы, даже заранее подготовит решение затруднений, которые могут возникнуть. Все, что нужно для практической жизни, давно решено, и герои Стругацких частенько заняты наукой ради науки, астрономическими и физическими наблюдениями, смысл которых читателю непонятен. И самодовлеющая эта наука начинает казаться необязательной. Вокруг веселых молодых людей, резвящихся в лабораториях, увлеченных опытами, предпочитающих эксперименты танцам и девушкам ("Понедельник начинается в субботу"), все теснее смыкается толпа мещан, отлично обходящихся без науки, предпочитающих танцы экспериментам ("Хищные вещи века"). Эта толпа мещан, которым наука не нужна, ярче всего "изображена в романе С. Лема "Возвращение со звезд". Столетие не были на Земле космонавты, "так переменилось здесь все - не узнать. Никак не упрекнешь Лема, что будущее у него похоже на сегодняшний день. И транспорт иной, и еда, и платье иные, иные развлечения и нравы. "Страниц сто нужно герою и читателю, чтобы разобраться во всяких "растах", "вуках", "крессах", "ермах", "бретах"... Наконец выясняется главное, что произошло на Земле. Жизнь идеально благоустроена, идеально безопасна. Люди "дебретизированы" прививками, у них убиты даже помыслы об убийстве и легко отключаются сексуальные инстинкты. У людей есть все, и им не хочется ничего. В космос тоже не хочется летать, потому что разумной жизни там не нашли, а других целей нет в космосе. И космонавты, обломки героического прошлого, решают лететь подальше, просто так, без цели и смысла, потому что только в космосе чувствуют себя людьми. А главный герои остается на Земле, тоже без цели и смысла, лишь потому, что здесь любовь, и горы, и рассветы. Совершенства нет, счастья нет, приходится принимать эту действительность. Ефремов изобразил будущее, как далекую вершину. Лем возразил: "Вершина тем и плоха, что выше нет ничего". Но, к счастью для наших потомков, весь этот спор основан на обсуждении условных предположений. На самом деле окончательной вершины не будет, потому что она в бесконечности. Рисуя застывший мир, и Лем и Ефремов игнорируют проблемы роста, в том числе: 1. Бесконечный рост потребностей. Не упрощение их, а усложнение и утончение, обогащение жизни человека. Новые же потребности будут ставить новые хозяйственные проблемы и диктовать рост производства. 2. Рост населения, который сейчас составляет 1-2 процента в год, также потребует увеличения производства. Проблемы роста как-то мало освещались в печати. Широкий читатель не знал, что существует специальная наука демография. Демографы считают, что к 2000 году население Земного шара составит около 6, а может и 7 миллиардов человек. Но даже если рост населения замедлится, его заменит 3. Рост продолжительности жизни. Уж от продления жизни люди откажутся едва ли. А если продолжительность жизни будет возрастать хотя бы на десятую долю процента ежегодно, это само по себе потребует увеличения производства примерно на треть процента в год, а увеличение производства на треть процента в год, по расчетам И. Шкловского ("Вселенная, жизнь, разум"), заставит людей уже лет через триста вынести хозяйство за пределы Земли, приступить к переделке всей Солнечной системы, а в дальнейшем через несколько тысяч лет - выйти на межзвездные просторы, овладевая ресурсами всей Галактики. И именно этот рост производства будет стимулировать: 4. Бесконечный рост исследований, необходимый, чтобы постичь и поставить на службу человеку материю, бесконечную во времени и в пространстве и бесконечную вглубь. Как раз об исследованиях часто пишут в фантастике, но обычно все сводится к жажде знаний ради знаний. На самом деле рост знаний необходим растущему производству. Дело в том, что природа, как бы специально для того чтобы ученые не соскучились, припасла для них любопытное правило, которое можно формулировать словами: "Чтобы ехать вперед, надо время от времени пересаживаться". Например, до XVIII века люди топили все печи дровами. Но для паровых машин, паровозов, пароходов дров не хватило бы на всей планете. Нельзя было расширять и расширять лесоповал, требовалось новое топливо. И был найден уголь, а добыча угля потребовала сооружения шахт со всеми сложностями горного дела. Но (чтобы ученые не соскучились) со временем не хватит угля и нефти тоже. Например, до XX века промышленность отлично обходилась пресной водой из озер и рек. Сейчас встает проблема опреснения морской воды. Но тут углем не обойдешься, для опреснения потребуется атомная энергия. Но (чтобы ученые не соскучились) добывать и применять на Земле слишком много энергии нельзя, не свыше 1-2 процентов от того, что дает нам Солнце. Иначе будет перегрета атмосфера и испорчен климат полых стран. Значит, энергоемкие производства со временем придется выносить в космос, преодолевая все сложности сооружения заводов на спутниках. И так в любой отрасли. Пути вверх не видно конца. Растущее общество всегда в пути, какие-то этапы оно прошло, к чему-то стремится. Оно на определенной ступени. Но до сих пор утопия редко изображала ступени. Начиная с "Утопии" Т. Мора, утописты писали книги об окончательной цели, о высшей вершине. Видимо, это естественно - начинать с постановки общей задачи. "Туманность Андромеды" и есть постановка общей задачи в научно-фантастической литературе о будущем. На самом деле Будущее столь же обширно, как Прошлое, и столь же конкретно в каждой части. Не может быть исторических картин о прошлом вообще, либо это фильмы о XVIII веке, либо о VIII веке, либо о VIII веке до нашей эры. И будущее конкретно тоже. Конечно, о датах гадать не стоит, в фантастике будущее разбивается по этапам не годами, а ступенями "до" и "после": до объединения всех стран в мирное сообщество или после объединения, до слияния языков или после слияния, до расселения в космосе или после расселения. "После" - это примета времени и экспозиция, "до" - источник хлопот и волнений героев, предмет конфликтов, тема произведения.
      Тут я довел вас, дорогие товарищи читатели, до сегодняшнего дня советской и мировой фантастики. "Возвращение со звезд" С. Лема у нас публиковалось в 1965 году, повести Стругацких - вплоть до 1965 года. В конце года в "Литературной газете" была напечатана статья Лема "Безопасна ли техника без опасности?", вызвавшая ряд ответных статей. Дискуссия об изображении будущего активно идет в литературе. А в кино? В кино утопий было мало. Этот раздел фантастики один из труднейших для экранизации, впрочем и для литературы - из труднейших. Нужно показать обстановку будущего, необыкновенную и не картонную, нужно втиснуть в рамки фильма сложнейшую экспозицию, познакомить зрителя с непривычными условиями жизни, лишь после этого перейти к интриге. Пожалуй, самая заметная из немногочисленных киноутопий - это "Облик грядущего" ("Things to come"), студия А. Корда, сценарист Г. Уэллс. Год
      1936.
      После многолетней опустошительной войны, начавшейся в 1940 году, и вызванной ею эпидемии культура планеты разрушена, на одичавшей Земле правят мелкие боссы, выезжающие в автомашинах, запряженных лошадьми. Но, к счастью, где-то сохранились грамотные летчики, они построили новые самолеты и, победив "фюрерчиков", ведут человечество к разумному объединению. Последняя треть фильма показывает мир в 2036 году. Готовится рискованный полет на Луну. И это событие вызывает сопротивление. Скульптор Теотокопулос подбивает парод воспрепятствовать полету. Говорит, что люди устали от вечного прогресса. Тысячи людей в белых развевающихся одеждах по воздушным пандусам и переходам спешат к ракете. Но поздно, старт состоялся. В финале президент человечества говорит о вечном: движении вперед - к Луне, к планетам, к звездам... Идти вперед или придержать темп, остановиться, насладиться благами жизни? Уэллс полагает, что такая проблема встанет в будущем. Сам он высказался за прогресс, по не обосновал необходимость прогресса. В его фильме все решают настроения отдельных лиц и случайность, в силу которой им удалось опередить толпу. На самом деле люди идут в космос, потому что космос необходим для развития производства. Микрокосм подобен макрокосму. Сложности изображения человека будущего примерно такие же, как и сложности изображения общества будущего. И ход рассуждения можно применять такой же: похожи на нас потомки или нет, похожи ли нравственно и похожи ли физически? Западная фантастика, как правило, сохраняет в будущем все отрицательные черты современных людей: эгоизм, жадность, корыстолюбие, властолюбие, честолюбие, жестокость, воинственность и пр. Мотив неизменной греховности человека служит для подкрепления тезиса о неизбежности войн и вечности капитализма. Советская точка зрения противоположна. Мы считаем, что люди будущего изменятся морально, станут лучше нас, что исчезнут эгоизм, жадность, властолюбие, честолюбие и прочие антиобщественные, черты. Но, как говорил Энгельс, "то, что мы можем предположить... ограничивается в большинстве случаев тем, что отпадает. Но что появится нового?" Я уже писал о трудностях изображения нового человека на примере "Туманности Андромеды". То же произошло и в фильме "Человек первого века". Мелкий стяжатель, прибывший в будущее, нарисован ярко и убедительно. Но что можно сказать о людях совершенного будущего? Они не похожи на стяжателя. Столкнувшись с этой сложностью, я пробовал рассуждать так: "Злость, хитрость, подлость - оружие слабых людей. Человек беспомощный, несамостоятельный приобретает характер паразита. Силачи, как правило, добряки. Им все легко дается, нетрудно и другим помогать. Не нарисовать ли человека будущего этаким добродушным великаном, всегда готовым взвалить себе на плечи самую тяжкую ношу?" Но чтобы выявить черты характера такого героя, надо окружить его теми, кто нуждается в помощи, менее сильными, недостаточно "будущими"... Где их взять в будущем? Пока что проблема изображения образцового и полнокровного человека будущего литературой не решена. Вторая половина вопроса - биологическая: похож ли человек будущего на нас внешностью? Тут, за редкими исключениями, и наша фантастика и западная единодушны, отвечают одинаково: "Совершенно похож". Видимо, внешностью своей мы - люди - вполне удовлетворены и не желаем никаких добавлении, ни третьей ноги, ни второго носа. В научно-популярных статьях, однако, встречаются сомнения насчет рациональности конструкции человеческого тела. Пишут, что глаза, например, полезнее было бы расположить но под лбом, а над макушкой, лучше на подвижных стебельках, как у раков. Пишут, что рот на лице не нужен. Он оказался на лице, потому что наши предки хватали зубами убегающую пищу, им зубы требовались на самом переднем конце тела. Мы же кладем пищу в рот руками, нам бы удобнее рот возле желудка, на животе... Ужас какой! Образов таких в литературе нет вообще, это рассуждение взято из статьи. Литературная же фантастика иногда ("Первые люди на Луне" Г. Уэллса, "Эликсир жизни" А. Армстронга) рисовала человека будущего в виде громадного мозга на усохшем, атрофировавшемся тельце. При этом предполагалось, что приоритет умственного труда приведет к "полному" исчезновению мускулов. Однако ход мыслей тут ошибочный. Биологическая эволюция работает медленно, формирует вид десятки и сотни тысяч лет. Да и вообще нам не так уж хочется менять свой человеческий облик. Но... есть биологическое свойство, которое мы обязательно хотели бы изменить. Срок жизни!
      Мало нам тридцати лет цветущей зрелости, окаймленных двадцатью годами роста и двадцатью увядания. Хотим жить до двухсот и трехсот лет, не откажемся и от тысячи. Однако в природе существует любопытный закон равновесия, одна из граней закона перехода количества в качество. Смысл его: нельзя переделывать до бесконечности один угол здания, не разрушив всю постройку. В данном случае нельзя дать человеку удесятеренную жизнь, сохранив прежний облик, образ жизни, мораль даже. Немедленно встают вопросы. Захотят ли люди сохранить на тысячу лет свою специальность? А внешность? А пол? И будет ли супружество десятивековым? И мозга достаточно ли у человека? Хватит ли памяти на тысячу лет? И хватит ли гибкости, чтобы не отставать от прогресса старику с грузом взглядов и представлений прошлого века? И даже если хватит ума и гибкости, не захотят ли люди стать умнее, талантливее, чем были от рождения? Начавши изменять свою жизнь количественно, человек неизбежно переходит к качественным переделкам, к перепроектированию всего организма. Может быть, именно здесь, как и в теме общества будущего, заложен ключ к изображению наших потомков. Они не люди вообще, а люди определенного этапа, со своими "уже" и "еще но": уже без моральных недостатков, но еще не продлившие жизнь радикально, уже продлившие жизнь, но еще не переделавшие себя. И "еще не" - это и есть предмет забот, трудов, тема конфликта, сюжет. Вопрос переделки человека отчасти связан с кибернетикой. Энтузиасты кибернетики считают, что вычислительные машины будут отбирать у человека все большую долю умственной деятельности. Чтобы соревноваться с ними, надо мыслить быстрее. Но темп нашей мысли зависит от скорости нервного тока, это всего лишь сто метров в секунду. В машине же сигналы передает электрический ток, скорость которого в три миллиона раз выше. Так нельзя ли у человека заменить нервную проводку медной? Но тогда получится не человек, а машина. Недаром академик Соболев высказывался в том смысле, что кибернетические существа и есть люди будущего. И возражая энтузиастам кибернетики, так называемым "физикам", научно-фантастические "лирики" начали писать о том, что все мы недооцениваем человека, на самом деле у нас есть скрытые резервы, есть память предков, так что прошлое мы можем извлечь из своего мозга, есть возможность усилием воли продлить жизнь, есть способность читать чужие мысли ("Новая сигнальная" С. Гансовского) и внушать свои ("В круге света" А. Громовой) и даже потенциальная возможность летать по воздуху ("Мечта" С. Гансовского). Все уже заложено, добавлять ничего не нужно, только выявляй способности. Совершенствовать или пробуждать? Опять я привел вас к литературным спорам, которые ведутся сегодня, в 1967 году.
      КАРТА СТРАНЫ ФАНТАЗИЙ
      Претензии исчерпаны, и туристский маршрут пройден. Бегло, очень бегло, осмотрели мы сложную Страну Фантазий, - добывали в каждой области, в подробности не вдавались, многого, разумеется, не заметили. Но для детального разбора надо было бы посвятить целую книгу каждому разделу, а мы торопились составить себе общее впечатление о фантастике. Теперь, как полагается путешественникам, пора засесть за отчет. Представим его в форме карты. Вот она, на форзаце. Слева Страну Фантазий омывает океан Научный, справа - Литературный. На границе двух океанов лежит область Познавательной фантастики, рядом с ней, но ближе к литературе - Приключенческая фантастика, за ней обширный край Мечты. Ближе к приключенцам - Мечта о готовых открытиях, а ближе к ученым - Мечта о созидании, Лабораторная и Производственная. Мечта же о человеке и обществе будущего, то есть Утопия, глубоким морем Споров отделена от берега Осуждающей фантастики с областями Сатиры на отсталое общество, Сатиры на отсталых современников и Сатиры на неверные тенденции и мечты. Последняя имеет свое название: Антиутопия, или Фантастика Предостережения. На перешейке между Мечтой и Сатирой расположил я Психологическую фантастику - изображение современного человека средствами фантастики. За фантастикой Лабораторной виднеется далеко вдающийся в океан Науки полуостров Новых Идей, а близ него область очерков о Технике Будущего. И против каждой области, уже за морем, я изобразил аналогичные разделы нефантастической литературы, или ненаучной фантастики. Первый вариант карты Страны Фантазий был опубликован в журнале "Искусство кино" два года назад. Были отзывы положительные, эти пересказывать незачем, были и упреки. Мне говорили, что карта получилась плоская, нерельефная, что она не показывает границы качественной, не отличает вещей хороших от плохих. Совершенно справедливо. Данная карта, как и всякая другая карта, есть изображение страны на плоскости. Но оказывается, что без этого изображения не получается серьезного разговора о качестве. Без карты ведется нелепый спор сапожника с портным, кто из них важнее для человека - обувающий или одевающий? Когда же книги распределены по областям Страны Фантазий, сразу видно, что с чем стоит сравнивать. Например, в области Производственной фантастики рядом лежат такие вещи, как "Тоннель" Келлермана, "Мол Северный" А.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10