– Знала достаточно, – пробормотала Алексия, уставившись на пирожное, которое держала в руке.

На этот раз смех Федры прозвучал вульгарно.

– Эффект от твоего пробуждения, Алексия, просто восхитителен. Кто бы мог подумать, что удовольствие одержит верх над твоей знаменитой практичностью? Мужчина соблазнил тебя, и ты тут же утратила способность мыслить разумно? Не удивлюсь, если ты сейчас скажешь, что влюбилась и тебе безразлично, кто он и какой он.

– Смейся, если хочешь, но не обвиняй меня в том, что я превратилась в романтичную дурочку. Я не расспрашивала его о прошлом его родственников. Просто не представилось возможности сделать это тактично.

– И все же в прошлом его семьи есть момент, о котором знать необходимо. Говорят, его мать по несколько дней, а то и недель не покидала собственной спальни. Очевидно, она страдала тяжелой формой депрессии. Я также слышала, что у нее был недюжинный писательский талант. Так что думаю, она уходила в себя в момент написания своих опусов. В последние годы жизни она и вовсе удалилась в отдаленное имение. Кое-кто думает, что она тронулась рассудком. Зачастую именно поэтому люди становятся затворниками.

– Не думаю, что Хейден унаследовал болезнь матери. Он не стал бы от меня этого скрывать. Предупредил бы.

Федра стряхнула с платья оставшиеся крошки.

– Возможно, дело не в наследственном заболевании, поэтому Хейден и не счел нужным тебя проинформировать. Но разговоры о сумасшествии его матери вспыхнули с новой силой теперь, когда Истербрук стал всех поражать своими эксцентричными выходками. Те, кто ведет подобные разговоры, действительно верят в болезнь матери братьев и считают, что в скором времени маркиз сойдет с ума. Но есть и другие объяснения этих ее уходов в себя, и в одно из них я верю.

– И что же это за объяснения?

– Некоторые считают это преданностью искусству. Стремление творить было настолько сильно, что она замкнулась в себе.

– Но ты, похоже, не слишком в это веришь.

– Женщине необязательно становиться затворницей, чтобы писать. Не нужно замыкаться в себе. Но с матерью Хейдена дело обстояло именно гак.

– Так какому же объяснению отдаешь предпочтение ты?

– Любому из тех, что соответствует той скудной информации, которой я владею. У нее вполне могла быть какая-нибудь болезнь. Сифилис, например.

Алексия удивленно посмотрела на подругу. Но Федра неправильно истолковала ее удивление.

– Это…

– Я знаю, что это такое. Я не ребенок.

– Это вполне объясняет тот факт, что Ротуэлл отправляет любовниц к врачу. Если он видел результаты болезни, то должен бояться ее больше, чем остальные мужчины. Даже если он сильно желает женщину, он не станет действовать до тех пор, пока не поймет, что его жизни ничто не угрожает.

Да. Хейден отступил от своего правила всего раз. Тогда, на полу в мансарде, он действовал, ничего не зная наверняка. Он ведь не был уверен в девственности Алексии. Но в тот день не стал просчитывать степень риска.

Алексия попыталась привести мысли в порядок.

– А его отец?

– О нем я ничего подобного не слышала. Возможно, в случае с ним болезнь действовала слишком медленно, поэтому ничего и не было заметно, вплоть до его смерти. Но и эта версия не идеальна, поэтому я склоняюсь к последней. Мать Ротуэлла могла удалиться от общества по приказу мужа, а не по собственному желанию. Вполне вероятно, что муж сослал ее в поместье. Этакая разновидность тюремного заключения.

– Эйлсбури-Эбби вряд ли можно назвать тюрьмой.

– Любое место может показаться тюрьмой, если ты живешь там постоянно и не имеешь права покидать его пределов. Отец Ротуэлла был могущественным человеком, и если хотел оградить свою жену от общества, то вполне мог это сделать.

– Уверена, ты ошибаешься. Думаю, для подобной жестокости не было причины.

Федра посмотрела на подругу, как на наивного ребенка.

– О, причина была. Подобное происходит довольно часто. Муж может запереть жену в отдаленном поместье для того, чтобы оградить от другого мужчины.

– И все-таки желание писать мне кажется более правдоподобным. Тебе стоит самой взяться за перо, Федра. Ты придумала целую историю, в то время как бедная женщина просто хотела уединиться и подышать сельским воздухом.

Федра поднялась с дивана и достала из-за стола большую папку.

– Может, ты и права. Но не позволяй удовольствию застить тебе глаза. Говорят, покойный маркиз мог быть непреклонным, бессердечным и беспощадным, если это отвечало его целям. Говорят также, что Хейден унаследовал характер отца. – Федра села и раскрыла папку. – А теперь посмотри. Это нарисовал мой друг. Мне кажется, он очень талантлив.

Когда Алексия вернулась домой, Фолкнер сообщил, что Хейден не будет ужинать дома. Алексия ни о чем не стала спрашивать дворецкого. Однако не думать о том, где муж решил провести вечер, не могла.

Алексия рано отправилась спать, однако пошла не в новую спальню, а в свою прежнюю комнату. Несмотря на то, что ее одежду и туалетные принадлежности перенесли, кое-что из вещей все-таки осталось.

Сначала комната показалась Алексии странной. Она выглядела так, словно пустовала уже целый год. По мере того как девушка передвигалась по комнате, касаясь тех немногих книг, что все еще стояли на полках, и бумаги, ожидающей ее пера, воздух начал согреваться от ее присутствия.

На глаза Алексии попалась глубокая корзина, стоявшая под письменным столом. В ней хранились мелочи для рукоделия. Алексия получила заказ от миссис Брамбл сразу после помолвки и успела выполнить его до свадьбы, потому что не могла подвести владелицу магазина. Однако работа не была ей в тягость, а, напротив, радовала. Алексия трудилась над изготовлением деталей, и это помогло ей немного привести в порядок охватившие ее чувства.

Алексия поставила корзину на стол и принялась перебирать разноцветные нитки и ленты. Открыв шкаф, обнаружила в нем немного соломы, купленной в галантерейном магазине. Теперь ей не нужно было изготавливать шляпы, но в такую ночь, как эта, она сможет заняться любимым делом, чтобы прогнать скуку. Оно отвлечет ее от дурных мыслей.

Девушка погрузилась в работу. Обдумывание формы тульи, усовершенствование полей и выбор цветовой гаммы – от всего этого у Алексии на сердце стало легче.

Она заставила себя остановиться где-то в полночь. Когда девушка вернулась в спальню, до ее слуха донеслись приглушенные звуки, свидетельствующие о том, что Хейден вернулся домой. В это время суток в городе еще кипела жизнь.

Алексия почувствовала невероятное облегчение. Оно было настолько явным, настолько исчерпывающим, что у нее перехватило дыхание. Девушка закрыла глаза и попыталась честно дать оценку своим чувствам. Результат ее не обрадовал.

Алексия с замиранием сердца ждала возвращения мужа, раздумывая над тем, вернется ли он вообще. Федра сказала, что у него были любовницы, а значит, наступит день, когда он обзаведется очередной. Алексия тайно боялась того, что это уже случилось или что он вообще не порывал с бывшей любовницей.

Печаль, сопровождавшая чувство облегчения, и боль, от которой сжалось сердце, говорили о том, что все это Алексии небезразлично. Она знала, что подобное может случиться, но не хотела этого. Ее реакция вовсе не походила на реакцию практичной и благоразумной мисс Уэлборн. Она уже давным-давно перестала отрицать горькую правду жизни. Если нельзя ничего изменить, если нельзя одержать победу, надо смириться, чтобы не чувствовать себя несчастной.

Но сейчас Алексия пыталась сопротивляться. Ее сердце устроило мятеж, и Алексия не могла его подавить. Она не хотела, чтобы Хейден делил свою страсть с другой женщиной. И когда представляла себе нечто подобное, внутри у нее все сжималось.

Алексия разделась самостоятельно, поскольку уже отпустила Джоан, скользнула в постель и стала ждать.

В спальне воцарилась тишина. А потом и во всем доме. Алексии вдруг пришло в голову, что Хейден, возможно, уже приходил сюда, но не обнаружил ее. Трудясь над шляпой, Алексия потеряла счет времени и задержалась до полуночи.

Она встала с постели и надела халат. Босиком прошла по коридору, соединявшему хозяйские спальни, приоткрыла дверь и заглянула в комнату Хейдена.

Крошечная лампа почти не добавляла света к тому, что просачивался сквозь наполовину задернутые шторы. Однако и этого тусклого света Алексии хватило для того, чтобы разглядеть лежавшего в постели Хейдена. Она не могла понять, спит он или нет. Хейден лежат на спине, подложив под голову ладони. Его согнутые в локтях руки покоились на подушках, слегка приподнимавших верхнюю часть его туловища. От этого мышцы на руках Хейдена напряглись, являя взору Алексии его недюжинную силу.

Девушка окинула взглядом спальню. Она казалась совершенно нетронутой. Мебель оставалась на своих местах. Казалось, сюда не ступала нога ее кузена. Хейден сделал эту комнату своей одним лишь своим присутствием.

Он пошевелился, слегка напугав Алексию. Потом сел на постели, опершись о матрас рукой, закинутой за спину. В этот самый момент Алексия почувствовала себя незваным гостем.

– Извини. Я не хотела тебя будить.

– Я не спал. У меня дурное настроение.

Она оказалась нежеланной гостьей. Поняв это, Алексия медленно попятилась к двери.

– Что ты хотела, Алексия?

На этот вопрос у нее не было ответа.

– Иди сюда.

Ну почему он не позволил ей уйти с достоинством? Алексия подошла к постели.

Хейден взял жену за руку и уложил рядом с собой. Обняв ее, он снова уставился на ниспадающий сверху полог.

Алексия поняла, что он не собирается заниматься с ней любовью. И он не приходил сегодня вечером в ее спальню. Не разыскивал ее, потому что не хотел видеть. Возможно, он и в самом деле навещал любовницу.

Эта мысль беспокоила Алексию уже меньше, но не покинула ее совсем. Возможно, причиной тому было удовлетворение от знакомого прикосновения руки мужа, обнимавшей ее. Как же чудесно было лежать вот так, ничего не ожидая и не испытывая выплескивающегося через край желания, превращающего воздух в горячечный туман.

Они никогда не лежали так раньше. Когда последствия их страстных занятий любовью таяли в воздухе, Хейден всегда уходил в свою комнату. Испытывал ли он теперь, как и Алексия, ощущение спокойствия и нежности?

– Тебя не было дома в полдень, когда я уезжал, – нарушил молчание Хейден. – Мне стоило рассказать тебе сегодня о своих планах, ведь я уехал из дома впервые после того, как мы вернулись из Кента.

Сегодня, но не в будущем. Его намерения были добрыми, и все же он дал Алексии понять, как будет протекать их совместная жизнь.

– Спасибо, что хотел рассказать мне о своих планах. Очень мило с твоей стороны. Но я знаю, что наши пути будут часто расходиться не только днем, но и ночью.

Хейден тихо засмеялся. Алексии понравился этот звук – свидетельство того, что дурное настроение уходит, – но она не понимала, что так развеселило мужа.

– В Лондон приехал один человек из Баварии. В его честь устроили ужин. Собрались только джентльмены. Мы пили вино, говорили об охоте, но настоящей причиной ужина были дела.

– Тебе не нужно ничего объяснять. Я очень опытная. Правда.

– Мне не хотелось, чтобы ты заподозрила, будто я поехал к любовнице. Ведь мы только что сыграли свадьбу. Но я вспомнил, что ты слишком благоразумна для того, чтобы ревновать, тем более, когда для ревности нет никаких оснований.

К счастью, в комнате было темно, и Хейден не видел, как покраснела жена. Интересно, сможет ли она быть столь же благоразумной и в будущем, когда основания для ревности появятся? Алексия боялась, что не сможет. Слишком большое облегчение она испытала, когда Хейден рассказал о том, где провел вечер.

Алексия повернулась и приподнялась на локте, чтобы видеть лицо мужа.

– Сегодня я заказала то непомерно дорогое платье, которое ты велел мне купить. Мадам Тиссо едва не разрыдалась от счастья, когда услышала цену.

– Какого цвета?

– Весьма необычного. Слоновая кость в отблесках пламени.

– Наверняка этот цвет выгодно оттенит бриллианты.

– Не знаю.

Алексия не помнила, видела ли она когда-нибудь настоящие бриллианты.

– Посмотрим.

Хейден явно дал понять, что купит ей украшение. Эта мысль доставила Алексии удовольствие, впрочем, как и любой женщине.

– Ты сказал, что у тебя дурное настроение. Что-то случилось во время ужина?

Хейден не ответил. Вот теперь ее расспросы действительно оказались некстати. Они вновь ввергли Хейдена в уныние. Мужчина надавил на плечо жены, заставляя ее лечь.

– Нет. Мне испортило настроение кое-что другое. Визиты, которых нельзя было избежать. Существует опасность, что мое настроение не улучшится в последующие несколько дней. Если я не приду к тебе, значит, мне лучше побыть одному. – Хейден принялся развязывать ленты халата Алексии. – Но я рад, что сегодня ты не оставила меня в одиночестве.

– Расскажи мне о своей семье, – попросила Алексия.

Все еще пребывающий в стране грез Хейден услышал спокойную просьбу жены. Обычно они почти не разговаривали в постели, но сегодняшняя ночь началась иначе, чем все предыдущие. Должно быть, именно поэтому слова Алексии прозвучали вполне естественно, выведя Хейдена из состояния расслабленного удовлетворения. И все же какая-то часть его сознания оставалась погруженной в мир чувственного наслаждения. И Хейден не собирался покидать этот мир, пока необходимость не заставит его вернуться в реальность. Потому что там, в реальности, его ждали малоприятные вещи. Он посмотрит им прямо в лицо, когда придет время, но не теперь.

Он приподнялся, чтобы вес его тела не раздавил Алексию окончательно. Сегодня он не стал экспериментировать. Не стал обучать Алексию ничему новому. Интересно, почувствовала ли она, что он замешкался сегодня только потому, что дурное настроение одолевало его слишком долго, даже заставив забыть о желании.

– У меня очень много двоюродных братьев и сестер, с которыми ты скоро познакомишься.

Алексия слегка выгнулась, напоминая мужу о своем существовании. После занятий любовью они с легкостью забывали о своих телах.

– Я имела в виду твоих братьев и родителей.

– Ты уже познакомилась с моими братьями. – Хейден хотел поставить на этом точку, но, возможно, Алексия заслуживала того, чтобы получить кое-какие объяснения. Очень скоро местные кумушки начнут потчевать ее сплетнями. Если уже не начали.

– Я тебе завидую. У меня был брат, который умер очень рано. За год до смерти моей матери. Мне бы хотелось, чтобы мое детство было не таким одиноким.

– Мы становились союзниками, когда нам это было выгодно. Но не против матери, очень доброй и мягкой.

Алексия не стала ничего уточнять, но Хейден представил, что ей могли наговорить. Он не хотел, чтобы у Алексии сложилось превратное впечатление о его матери. Если бы эти две женщины встретились, они непременно понравились бы друг другу.

– Она была немного эксцентричной и порой надолго замыкалась в себе. В последние годы жизни она вообще не выходила из дома.

– Я слышала, она была писательницей.

Так и есть. Алексию уже успели просветить.

– И неплохой. Хотя мой отец запретил ей издаваться. Он считал, что это неприлично.

– Возможно, полагал, что в своих произведениях – будь то поэзия или проза – она выставит себя напоказ?

Возможно, и его тоже. Холодную непреклонность и жестокое удовлетворение, с которым он взирал на то, как несчастна его жена. Именно этого он и боялся.

Перед глазами Хейдена всплыла картина, которую он силился забыть. Вот перед ним темная комната. За столом с пером в руке сидит женщина, склонившись над листком бумаги. Ее взгляд всегда был ясным и осмысленным, когда она писала. Более того, в нем горела радость оттого, что она может посетить другой, лучший, мир.

«Посмотри на нее, мой мальчик. И никогда не забывай того, что увидел. Она несчастна. И это результат неразумных поступков, навеянных эмоциями».

Хейден прочитал записи после смерти матери. Он обнаружил необыкновенной красоты стихи, наполненные оптимизмом. Они раскрывали ее совсем с другой стороны, но Хейден не видел этого раньше из-за ее отчужденности. На какое-то мгновение, показавшееся ему вечностью, он возненавидел мужчину, заставившего замолчать этот голос.

– Она удалилась от мира и от нас, но она не сошла с ума. Не думай, что наша кровь испорчена болезнью.

Алексия не стала возражать и утверждать, что никогда не интересовалась его прошлым. Она вообще ничего не говорила. Возможно, грубый тон Хейдена заставил ее замолчать.

Она просто повернулась к мужу и нежно его поцеловала.