Глава четырнадцатая

Гейвин, несмотря на то что заснул с трудом, проснулся рано, ощущая себя распрекрасно. Минуту он соображал, что случилось такого замечательного, из-за чего ему хотелось обнять весь мир. Черри!.. Милая, нежная… Они целовались, и она ему отвечала. Что-то снилось, очень приятное, кажется, связанное с нею. Да, совершенно верно! Ему снилась Черри.

Гейвин лежал, смотрел в потолок и улыбался. Грезилось лучезарное будущее. А уж какие он строил планы – догадаться нетрудно.

Если она станет его женой, он будет самым счастливым среди своих друзей. Следовательно, нужно во что бы то ни стало убедить мисс Честертон разорвать помолвку. Для этого он должен немедленно повидаться с сэром Томасом и выяснить: так ли уж она горит желанием выйти за него. А затем, в завершение, он с восторгом бросит свое сердце к ногам дивной Черри.

В самом лучшем расположении духа, чего с ним давно уже не случалось, Гейвин выбрался из постели, готовый приступить к выполнению своих радужных прожектов.

Он как раз заканчивал бриться, когда появился Мецгер, сделавший квадратные глаза, увидев графа при параде и в полной боевой готовности.

– Доброе утро, милорд! Ого! Как я вижу, вы уже и побрились. Милорд, миссис Эбботт просила сказать, что хочет видеть вас и говорить с вами немедленно. А я намекнул, что раньше чем через час не получится, но, кажется…

– Спасибо, Мецгер! Я сейчас спущусь. Пусть ждет меня в библиотеке, – ответил граф с самой жизнерадостной интонацией.

Камердинер помог надеть сюртук, а затем, решив, что, покуда господин будет возиться с галстуком, он успеет переговорить с экономкой, помчался вниз. А между тем Гейвину сложный маневр завязывания узла, именуемого каскадом, удался с первого раза.

Мурлыча что-то себе под нос, он спустился на первый этаж и сразу же направился в библиотеку. Ох, уж эта миссис Эбботт! Такая брюзга… Наверняка заведет песню про вчерашнюю вечеринку. Однако, как только он увидел опрокинутое выражение лица преданнейшей женщины, сразу перестал напевать мотив куплетов модной оперетки.

– Эбби, я весь внимание! – сказал он, мгновенно подобравшись, поскольку давно уже усвоил: миссис Эбботт не так-то легко привести в расстройство.

– Ой, милорд, не знаю, что и делать! Видит Бог, совсем растерялась. Ведь она уехала! – Как правило уравновешенная, экономка заломила руки.

– Уехала? – повторил он за ней следом. – Кто? Кристабель? – Гейвина мгновенно охватила тревога.

– Господь с вами, милорд! Мисс Черристоун уехала. Мисс Кристабель проснулась утром, а той и след простыл. Девочка бегом к Люси: где, мол, моя няня. Судя по всему, мисс Черристоун ночью укатила. Она все свои вещи забрала, милорд. Оставила вот письмецо…

Гейвин выхватил листок из рук экономки, и у него упало сердце. Предчувствуя недоброе, он пробежал глазами коротенькую вежливую записку, в которой мисс Черристоун приносила извинения за то, что оставила место няни без предварительного уведомления. Далее она высказывала надежду, что лорд Сибрук сделает все возможное, дабы в детскую душу Кристабель не закралось сомнение в ее любви к ней, что она ее помнит, никогда не забудет.

И все, то есть никаких объяснений! Однако он понял, почему она уехала.

А что еще ей оставалось делать? Ну почему, почему он не валялся у нее в ногах, вымаливая прощение за свою несдержанность? Она, должно быть, предположила самое ужасное. А как иначе? Он помолвлен, можно сказать, без пяти минут муж какой-то там мисс Честертон… Ну и болван! Черри, с ее высокими принципами, умная, благородная… Все правильно! Уехала, опасаясь крайностей, чтобы не пришлось потом сожалеть о содеянном всю жизнь. Да пошла бы она к чертовой матери со всеми своими принципами! Он хочет только ее, никакую другую, она ему нужна, и он ее найдет, хоть из-под земли достанет!

Застигнутый врасплох, он не сразу обратил внимание на то, что миссис Эбботт не отводит от него тревожного взгляда.

– Здесь, в Лондоне, у нее подруга. Она к ней уехала. Я в этом уверен, – сказал лорд Сибрук бодрым голосом. – Я ее найду.

– Уж пожалуйста, милорд! Мисс Кристабель так расстроена, что и выразить не могу. А что будет, если узнает, что мисс Черристоун и не собирается возвращаться? Ребенку она нужна, да и вам тоже. Простите, если что не так сказала! – Миссис Эбботт похлопала его ладонью по плечу и встала, собираясь уйти.

Женщина мудрая, она, конечно же, не могла не увидеть тоску в глазах Гейвина.

– Думаю, вы правы, – заметил он и криво усмехнулся, как бы соглашаясь с ее неожиданной концовкой, полностью соответствующей его мыслям. – Постарайтесь успокоить Кристабель, скажите ей, что я непременно разыщу Черри.

Поиски исчезнувшей мисс Черристоун оказались делом не таким простым, как он предполагал.

Поздно вечером лорд Сибрук уже не находил себе места. Да что там, просто впал в отчаяние!

Гейвин, конечно, помнил о том, что рекомендации Черри все, как одна, фальшивые.

Правда, по мере того, как крепла их дружба, он то и дело ловил себя на мысли, будто ее гложет этот обманный трюк. Он чувствовал это и ждал, что не сегодня-завтра Черри облегчит душу чистосердечным признанием. Однако она не сделала ничего подобного.

А он теперь убедился, что ни одна рекомендация, из довольно-таки внушительного перечня, не в состоянии помочь отыскать ее след. Никто из указанных в характеристиках нанимателей, у кого Джеффри, по его наущению, пытался хитроумно выведать сведения о Черри, и ведать не ведал о некой мисс Черристоун. Создалось впечатление, будто она однажды материализовалась из воздуха на пороге его дома и подобным же образом растаяла, словно облачко.

Когда Джеффри в пятый раз вернулся ни с чем, лорд Сибрук взорвался:

– Черт возьми, до того как мисс Черристоун появилась у меня, она ведь где-то все-таки работала! И потом: по четвергам, во второй половине дня, постоянно уезжала к какой-то приятельнице. Кто она, эта ее подруга, где живет?

Джеффри только руками развел. Граф был вынужден отправиться на конюшню, решив лично навести справки у кучеров. На вопрос, по какому адресу они отвозили няню Кристабель, к своей все усиливающейся досаде, получил ответ, исключивший забрезжившую было надежду: мисс Черристоун никогда не прибегала к их услугам, а, выходя из дома, нанимала извозчика.

– Я уж и не надеюсь на то, что кто-то из вас обратил внимание хотя бы на одного из них. Припомните, может, всплывет в памяти какая-нибудь деталь? – спросил он с полной безнадегой в голосе.

Естественно, никто ничего не заметил.

Стараясь подавить чувство безысходности, он вернулся в дом. Постоял, подумал, а потом твердой походкой направился к лестнице и, в считанные секунды промахнув все ступеньки, поднялся на четвертый этаж. Он предположил, что, возможно, в ее комнате отыщется ключ к разгадке.

Сразу стало ясно: миссис Эбботт не ошиблась, сказав, что мисс Черристоун исчезла вместе со всеми своими пожитками. Единственная вещь, которая бросилась в глаза, принадлежала Эмити. Платье, в котором Черри спустилась вчера к гостям, аккуратно расправленное, лежало поперек узкой кровати и мгновенно свело на нет всю его выдержку. Гейвин ощутил комок в горле и чуть было не уронил слезу. Такого в его взрослой жизни еще не случалось.

Легкий шум за спиной отвлек его от печальных мыслей. Обернувшись, он увидел племянницу. Кристабель стояла в проеме двери детской и смотрела на него огромными серьезными глазами.

– Дядя Гейвин, Черри не вернется, да? – тихо спросила она.

Ресницы дрогнули, и закапали слезы. Гейвин опустился на колено, обнял Кристабель.

– Не знаю, мое солнышко, – сказал он хриплым голосом. – Но очень надеюсь, что вернется.

Кристабель обвила ручонками его шею, и целую минуту оба молчали, каждый на свой лад переживая общую потерю.

Неожиданно Кристабель отпрянула и, глядя на него в упор, спросила:

– Дядя Гейвин, а может быть, она – добрая фея? Подумала, что теперь все хорошо, и уехала делать добрые дела кому-то еще?

– Может быть, и так! – ответил Гейвин с грустной улыбкой.

По правде говоря, предположение племянницы показалось вполне приемлемым объяснением, поскольку он был не в состоянии придумать никакого другого.

Гейвин остался с Кристабель и пробыл в детской до тех пор, пока не пришло время ей ложиться спать. Они играли с мышатами, потом Кристабель с аппетитом поужинала – словом, дядя и племянница нашли утешение в общении друг с другом.

Как только малышка уснула, он по заранее обдуманному плану осмотрел комнату Черри. В платяном шкафу, естественно, ничего не обнаружил и сразу же приступил к ревизии туалетного столика. Выдвинув верхний ящик, увидел фунтовые банкноты, те, что вручил накануне, и его будто громом поразило. Он все понял. Какое дичайшее стечение обстоятельств! Всучил ей деньги и полез целоваться, да еще с поползновениями на интимные ласки! Что она могла в итоге подумать?

Сообразив, к какому выводу она могла прийти, Гейвин, объятый ужасом, закрыл глаза и скрипнул зубами, ругая себя последними словами. Ну не чурбан ли он? А теперь вот она уехала и затерялась на необъятных просторах Лондона – между прочим, без фартинга в кармане. Ведь она даже не успела получить положенное жалованье!

Выдвигая ящик за ящиком, Гейвин ничего другого не нашел. Покончив с поисками, он спустился в столовую, где его ожидал ужин. Есть не хотелось. Повозив вилкой по тарелке, приказал подать порто. Идти в библиотеку, где все напоминало о Черри, не было никакого желания.

Наливая вино в бокал, он сосредоточенно смотрел на рубиновую струю и думал о том, что вот прошел день, а он, по сути, никакими сведениями о ее местопребывании не располагает. Возможно, надо было более изощренно порасспросить прислугу в тех семьях, где, согласно рекомендациям, служила Черри.

Мысль показалась ему вполне разумной, и он воспрянул духом. Конечно же! Ну и дубина он, однако! Один из лучших армейских агентов, специалист экстра-класса по добыванию сведений, сидит тут и ждет известий от лакея. Уж если умение добывать разведданные способно ему самому принести ощутимую пользу, то лучший случай для доказательства его профессионализма вряд ли когда-либо представится!

Приняв это соображение в качестве руководства к действию, он встал из-за стола и велел принести пальто и перчатки. Майор Эликзэндр был готов начать расследование, притом немедленно.

Покидая дом лорда Сибрука, Фредерика надеялась, что наймет извозчика, едва лишь ступит на мостовую. Но человек, как известно, предполагает, а Бог располагает! Поставив сундучок у обочины тротуара, она вертела головой направо-налево, но Апер-Брук-стрит была безлюдна, как пустыня.

Правда, в отдалении маячила группа молодых шалопаев – взявшись за руки, они горланили песни и громко гоготали. Фредерике, впервые оказавшейся на лондонской улице глубокой ночью, да к тому же в одиночестве, стало не по себе. Нервное напряжение достигло предела. А может, вернуться? В высшей степени рискованно, мало того – неумно, стоять одной как перст, подвергая себя опасности.

Шумная компания двигалась по направлению к ней, спотыкаясь и раскачиваясь. Когда она уже подумывала о том, не убраться ли вместе со своей гордостью восвояси, увидела кеб, приближающийся с противоположного конца улицы. Моля Бога, чтобы он оказался свободным, Фредерика помахала.

К великой радости, кеб остановился, а расторопный кебмен подхватил сундучок и помог ей поудобней устроиться.

– Куда вам, мисс? – спросил он бодрым голосом, усевшись на козлы.

Фредерика назвала адрес, по которому Томас снимал апартаменты, и они тронулись в тот самый момент, когда подгулявшие юнцы поравнялись с пролеткой.

Томас, возвращавшийся от лорда Сибрука, подходил к подъезду дома, где временно обосновался, когда кеб с Фредерикой показался из-за угла.

– Томас! – крикнула она, высунувшись в окошко.

Мгновенно замерев, тот вытаращил глаза.

– Фредди, ты? Какого дьявола…

– Объясню через секунду. Прежде помоги с багажом, – быстро сказала она, радуясь, что хотя бы на этот раз судьба оказалась к ней милостива.

Всю недолгую дорогу она ужасно беспокоилась, что будет, если брат все еще не вернулся домой.

Спустя пару минут извозчику было уплачено, а Фредерика с сундучком благополучно оказалась на третьем этаже, в квартире, снятой Томасом для себя.

– Ну, теперь-то, думаю, скажешь, какая такая необходимость погнала тебя из дома лорда Сибрука в глухую ночь? Не разумнее ли было подождать до утра? Сейчас, например, и думать нечего о том, чтобы получить ключи от нашего дома на Одли-сквер. Остается надеяться, что дело не в лорде Сибруке и мне не придется вызывать его на дуэль. Или я не прав?

Томас подтрунивал, но по его глазам Фредерика поняла, что брат встревожен.

– Ну что ты несешь! Какая дуэль? – воскликнула она с жаром, придя в ужас от одной лишь мысли, что произойдет, если лорд Сибрук и Томас сойдутся в поединке. Раз уж он позволил себе такую реплику, то правду она ему не скажет ни за что! – решила Фредерика. – Понимаешь, – продолжила она, – когда я расхаживала по залу и знакомилась с его друзьями, вдруг подумала о том, что создалась совершенно ненормальная ситуация, и решила удрать. Подумай, что было бы, узнай меня кто-либо из присутствующих, когда я появлюсь в свете уже как мисс Честертон. Страшно вообразить, не находишь?

Томас, похоже, счел это объяснение вполне правдоподобным.,

– Ну что ж, отдаю тебе спальню, а сам устроюсь вот на этом диване. Хотел, правда, заглянуть в новый клуб на Джермин-стрит, но думаю, если останусь с тобой и не появлюсь там, переживу.

Фредерика чмокнула его в щеку. – Спасибо, милый! Видишь, как прекрасно все устроилось. Завтра с утра займемся переездом. Горю желанием поскорее увидеть дом, где буду жить! – сочиняла она на ходу, при этом стараясь, чтобы голос звучал как можно более жизнерадостно, – Утром сразу же пошлю Милли письмо. Будет просто замечательно, если я и она появимся, на Одли-сквер одновременно. Кстати, она дала согласие стать моей компаньонкой на то время, пока я буду в Лондоне.

– Фредди, поступай, как считаешь нужным! Ты все эти тонкости знаешь лучше меня.

Одарив сестру подобострастной улыбкой, он отправился за постельными принадлежностями.

Утром Фредерика проснулась поздно, изменив привычке вставать ни свет ни заря. Томас еще спал. Решив его пока не будить, она вернулась в спальню и занялась приведением себя в надлежащий вид. На стене, над умывальником, висело небольшое зеркало. Взглянув на свое отражение, она машинально поправила парик, в котором по привычке и еще потому, что была без сил, легла спать.

Вот это уж ни к чему! – одернула себя Фредерика. С маскарадом покончено – мисс Черристоун больше нет, а есть только Фредерика Честертон из Мейпл-Хилла. Стянув парик, она кинула на него тоскливый взгляд и с величайшей осторожностью, будто это нечто очень хрупкое, положила вместе с очками на дно сундучка. Кто и когда назовет ее Черри? Грустно! Как наяву увидела она лицо лорда Сибрука и мордашку обожаемой Кристабель. Фредерика готова была уронить слезу, но, справившись с эмоциями, яростно покачала головой. Дописана последняя страница ее авантюрного романа – что было, то прошло!

Стараясь отвлечься от грустных мыслей, она с особой тщательностью разглаживала щеткой медно-рыжие локоны. Через пару минут и от веснушек не осталось никакого следа. Вот и все! Наряды прибудут вместе с горничной на Одли-сквер к вечеру, а пока придется довольствоваться весьма скромным платьицем все из того же заветного сундучка, размышляла она.

Одеваясь, Фредерика обдумывала план дальнейших действий. Накануне, поздней ночью, у нее не было такой возможности, да и вообще она придерживалась мудрого правила принимать важные решения поутру.

Воспоминание о ласках, которыми ее одаривал лорд Сибрук, заставило прийти к выводу, что его власть над ней все еще велика, поскольку закружилась голова, заныла душа и растревожилось сердце. Так, с этим тоже все ясно! О поцелуях, жарких объятиях забыть и не вспоминать! – приказала она себе. Гораздо важнее выяснить, какими мотивами он руководствовался. Фредерика задумалась. И все-таки… ей хотелось верить, что это именно так… что он к ней неравнодушен. В том, что лорд Сибрук считает ее своим другом, она не сомневалась ни капельки… до вчерашнего вечера. Все дело в том, видит ли он в ней друга теперь и не переросло ли его дружеское расположение в другое качество?

Припомнив инцидент на лестнице, она вполне здраво рассудила, что прежде всего сама это допустила. И вообще, с чего она взяла, будто он надумал отвести ей роль любовницы? Разве джентльмены любят своих любовниц? А он к ней, кажется, питает чувства… Фредерика не была знакома с предметом, однако интуиция, которая бывает глубже, чем знания, подсказывала: джентльмены связаны с любовницами отношениями, которые любовью не назовешь. Но ведь многие из них не любят и своих жен! Она подумала и пришла к любопытному выводу: лучше быть любовницей, чем женой, которую муж едва терпит.

Лихая мысль мгновенно наложила румянец на ее щеки, ей даже стало жарко. Ничего себе! Додумалась…

Фредерика предприняла попытку мыслить здраво.

Откуда она взяла, что его поцелуи и объятия – признак любви? Вот она-то влюбилась по уши, причем успела это сделать за короткий срок. Что есть, то есть! А он? Красавец лорд Сибрук, он что, испытывает такие же чувства к невзрачной мисс Черристоун? В это трудно поверить. Вероятней всего, целовал он ее просто в порыве благодарности, признательности. Как бы старался убедить, что деньги сверх положенного жалованья – она ведь их не брала! – принять необходимо. Но она-то отвечала на его поцелуи. То-то и оно! Стало быть, сама виновата.

Придя к такому выводу, Фредерика на мгновение впала в уныние.

И что теперь? Именно теперь, когда ей известно, что значит любить? Сможет ли она быть замужем за человеком, которого любит всем сердцем, тогда как сердце лорда Сибрука – вольная птица? В силах ли она, утаивая свои чувства к нему, притворно довольствоваться обыкновенным дружеским расположением, в то время как он будет развлекаться на стороне? Да она просто этого не переживет!

Застегнув пуговки на платье, Фредерика расправила складки и, глядя в зеркало, окинула себя придирчивым взглядом. Очень даже мила! Хорошо, что терла лицо губкой изо всех сил, избавляясь от дурацких веснушек. Кожа – точно яблоня в цвету! Фредерика улыбнулась своему отражению.

Превосходно! Если мисс Черристоун – пугало огородное, очкарик дурацкий! – не смогла завоевать сердце графа, то мисс Честертон – элегантная, изящная, с модной прической, да что там, вполне ничего себе! – возможно, будет более удачлива. Во всяком случае, попытаться стоит…

Когда Томас продрал наконец глаза, было начало двенадцатого. Фредерика успела сделать во всех комнатах влажную уборку и, готовясь к переезду на Одли-сквер, упаковала все вещи. Она была полна решимости начать боевые действия немедленно в соответствии с детально продуманным планом взятая в полон сердца лорда Сибрука.

Большую часть дня брат с сестрой посвятили обустройству в их временном доме. Хозяйские способности Фредерики были брошены на это чрезвычайно важное мероприятие: нанять прислугу, написать письма – словом, предусмотреть все, до мельчайших деталей.

Мисс Милликен, получив письмо, не заставила себя ждать. Фредерика отвела ей комнаты рядом со своими. Остаток дня они рука об руку наводили порядок в доме, при этом бывшая наставница то и дело кидала на свою подопечную вопросительные взгляды. Хлопот был полон рот, поэтому поговорить по душам не получалось, несмотря на то что многочисленная прислуга, естественно, тоже не сидела сложа руки. Нужно было еще расставить мебель, а это, как известно, дело непростое и требует сосредоточенности. Так что любимый час чаевничания пришелся на позднее время.

– Итак, моя дорогая, ты, надо думать, рассказала лорду Сибруку всю правду? – спросила мисс Милликен, подождав ради приличия пару минут и убедившись, что Фредерика, кажется, и не собирается распространяться на эту тему.

– Нет… в общем, Милли, не представилось возможности, – сказала Фредерика, отводя взгляд. – Я просто поняла, что пришло время покинуть его дом как можно скорее.

Мисс Милликен не сводила с нее проницательных глаз.

– Так-так-так… Другими словами, ты поняла, что твое отношение к лорду Сибруку перешло границы, именуемые дружескими. Не так ли?

Фредерика лишь кивнула в ответ.

– Рассказывай все как есть! – потребовала мисс Милликен настойчиво, но с ласковой интонацией.

Взглянув на озабоченное выражение лица старинного и преданного друга, Фредерика почувствовала: ее глаза наполняются слезами.

– Ох, Милли! Я совершила самый глупый поступок в своей жизни. Влюблена в него, но не знаю, испытывает ли он подобное по отношению ко мне.

С чувством освобождения от тяжести, камнем давившей на душу, Фредерика поведала ей все сомнения, опасения и страхи. Разумеется, она утаила те мгновения проявления страсти, которые были для нее очень личными и драгоценными. Сердце дорожит такими воспоминаниями, лелеет их всю жизнь и не позволяет рассудку делиться ими ни с кем.

– Так что, когда он вручил пятьдесят фунтов и… посмотрел на меня весьма многозначительно, я не знала, что и подумать. Словом, я впала в панику, сообразив, что, задержись в его доме еще чуть-чуть, выдам себя с головой, в смысле – он поймет, что я влюблена. Боже мой! Посуди сама, разве я могу выйти за него замуж, если он ко мне не питает никаких чувств? Вот почему я решила брать его сердце приступом – может быть, удастся.

Фредерика изложила свой план действий на ближайшую пару недель.

Мисс Милликен выслушала ее, не проронив ни звука. Когда Фредерика замолчала, она спросила:

– Стало быть, ты намереваешься скрыть от него, что мисс Черристоун и мисс Честертон – одно и то же лицо?

– На первое время по крайней мере, – ответила Фредерика. – Если слегка изменю голос и буду следить за тем, чтобы не увидел цвета моих глаз, думаю, он ни о чем не догадается. А если мой план сработает и между нами установятся хорошие отношения, тогда, не опасаясь его реакции, можно будет рассказать про налгу мистификацию.

– Фредерика, обман и прочие увертки с уловками весьма котируются на войне, – сказала мисс Милликен чуть слышно, – но в любви, на мой взгляд, этим стратегическим приемам не место. Искренность и честность – лучшая политика, вне всякого сомнения!

– Милли, дорогая, как только пойму, что он меня любит, в тот же миг стану самой искренней на всем белом свете, – заверила подругу Фредерика. – А до той поры, как мне кажется, все приемы хороши, поскольку в любви – как на войне! Разве не так?

Глава пятнадцатая

На следующее утро Фредерика вместе с мисс Милликен, все еще сомневающейся в целесообразности нового плана действий, приступили к следующей стадии его осуществления. Они провели достаточно много времени у самых лучших лондонских портних и модисток, заказывая стильные наряды, а также шляпки и аксессуары. На Фредерике было платье с иголочки, правда из Мейпл-Хилла. По городским меркам оно выглядело провинциальным, что Фредерику удручало, поскольку в нем она не производила того впечатления, на которое рассчитывала.