Глава восемнадцатая

Едва держась на ногах, Гейвин поднимался по ступеням своего парадного подъезда. Старину Джо отыскать не удалось, хотя он битых два часа утюжил узкие улочки делового квартала. В сотый раз выбранив себя за то, что сразу не догадался спросить, куда извозчик доставил молодую особу с павлином, он тем не менее не отказался от намерения продолжить поиски. Джеффри был тоже задействован. Если до конца дня лакей не наткнется на побитую временем и непогодой темно-синюю пролетку Джо, размышлял он, то утром сам отправится в тот коттедж, где учинит обитателям допрос с пристрастием. Слава Богу, теперь он свободен! Мисс Честертон, помолвка, двенадцать тысяч фунтов – это все в прошлом. Только бы разыскать Черри, и уж тогда ничто и никто не помешает ему бросить сердце к ее ногам!

Дэниел, новый дворецкий, отворив дверь, сказал:

– Милорд, вас дожидается молодая леди. Она приехала одна.

По тону, каким это было сказано, Гейвин понял, что в отличие от предшественника этот – более строгих нравов, фривольности не одобряет.

– Молодая леди? – повторил Гейвин с надеждой в голосе. – Может, это… Она не назвалась?

– Мисс Фредерика Честертон, милорд. Я предложил подождать вас в малой гостиной. Если желаете, могу ей сообщить, что до конца дня вас и ждать нечего…

После забрезжившей было надежды Гейвин совсем пал духом.

– Спасибо, Дэниел! В этом нет необходимости.

Что же, получается, мисс Честертон не оправдала его ожиданий. Похоже, компромисс, который он предложил, ее не устраивает.

– Будет лучше, если я окажу ей внимание, – добавил он после небольшой паузы.

Фредерика подняла голову, когда он вошел в гостиную. А красива, однако! – подумал Гейвин и, подавив возникшее было желание, ощутил на мгновение чувство вины.

Мисс Честертон на этот раз взгляда не отвела. Смотрела ему прямо в глаза, а он опять вспомнил Черри, и сердце пронзила острая боль. Слова, последовавшие за обменом любезностями, лишь усилили ощущение невосполнимой потери, отчего у него душа заныла.

– Лорд Сибрук, брат сообщил мне о вашем желании разорвать помолвку, – сказала она.

Ее голос, хоть и взволнованный, а потому низкий, показался удивительно знакомым. Должно быть, успел привыкнуть к нему накануне, на балу, подумал он, а она добавила:

– Хотелось бы услышать от вас, что послужило причиной неожиданной для меня новости!

Гейвин мгновенно припомнил отговорку, которую достаточно пространно изложил сэру Томасу: мол, руководствовался исключительно соображениями благородства. Впрочем, так оно и есть! Не в состоянии он брякнугь прямо в лоб, что сердце его разбито и всеми помыслами он с Черри… Нет, надо стоять на своем! Иных причин, кроме тех, которые вполне аргументировано изложил ее брату, у него нет.

Секундная нерешительность, по всей видимости, отразилась на его лице. Он и рта не успел открыть, чтобы повторить то, что говорил сэру Томасу, как она заявила:

– Не трудитесь рассказывать то, что мне известно от брата. Я рассчитываю на вашу учтивость, на соблюдение правил хорошего тона, наконец. Хотелось бы услышать от вас истинную причину отказа от помолвки.

Неожиданно для себя Гейвин взглянул на мисс Честертон, как говорится, другими глазами.

А ведь она права! Почему он постоянно отказывает ей в праве иметь собственное мнение о делах, касающихся, в сущности, ее? В конце концов, мисс Честертон живой человек. Переживания, эмоции и ей не чужды.

– Согласен с вами полностью! Каюсь, не подумал, что прежде всего обязан был переговорить с вами. Однако не могу не повторить то, что сказал вашему брату. Чувство вины по поводу помолвки, объявленной без вашего согласия, не давало мне покоя.

Она нахмурилась, хотела было возразить, но удержалась, поскольку он продолжил:

– Не знаю, рассказал ли вам брат, как это все получилось, но со своей стороны хочу поставить вас в известность, что мы с ним подписали брачный договор, по которому он отдавал вас мне в жены в уплату своего карточного долга…

Она кивнула, покраснев до корней волос.

– Пошло, недостойно!.. Поступок характеризует и его, и меня не с лучшей стороны, однако, должен признаться, это к делу – к моему решению разорвать нашу с вами помолвку – не имеет никакого отношения. Когда я изъявил желание жениться на вас, полагал, что брак по расчету вполне приемлем. А почему нет? – рассудил я тогда. Многие так поступают и, между прочим, живут вполне счастливо. Но если быть откровенным до конца, я весьма скептически относился к бракам по любви. Не скрою: я был убежден, что любовь – это сказочка, и не более того! Какая любовь, кто ее выдумал?.. Но случилось так, что теперь я знаю, какое это счастье – любить!

Фредерика задержала дыхание, боясь поверить в то, что услышала. Когда задала вопрос об истинной причине разрыва помолвки, пришла в трепет от сознания, что, возможно, искушает судьбу, ставя на каргу свое будущее.

– Ваш брат, вероятно, довел до вашего сведения, что я не один. У меня на руках племянница. Ее зовут Кристабель, ей всего четыре года, – продолжал он. Фредерика кивнула, по понятным причинам, весьма сдержанно. – Я нанял для нее няню. Должен сказать, молодая особа достойна всяческих похвал. Ее зовут… Впрочем, теперь это не имеет значения. И хотя она пробыла у нас недолго, я – за такой короткий срок! – успел… оценить ее по достоинству. Мы… стали друзьями.

Показалось, будто он хотел сказать что-то более важное, но как бы не находил слов, а на его лицо наползла тень.

– В общем, я полюбил ее. Вначале это чувство возникло в благодарность за доброе отношение к Кристабель, потом за сочувствие ко мне, а дальше оно целиком захватило меня просто потому, что она такая, какая есть, – единственная, уверяю вас. Отвечала ли она мне взаимностью – поверьте, не знаю! За день, может, за два до вашего приезда я совершил опрометчивый поступок. В порыве благодарности за все, что она сделала для… Кристабель, не смог обуздать свои чувства и… боюсь, отпугнул ее.

Пока он говорил, Фредерика еще раз пережила те незабываемые, драгоценные мгновения. Она не могла понять, почему он не чувствует ее волнения, почему мощный разряд любви не попадает в него подобно молнии.

– Ей было известно, что я помолвлен и собираюсь жениться. Но сам я к тому времени еще не разобрался, что следует предпринять, а от чего и вовсе необходимо отказаться. Но самое главное – я не осознавал, что полюбил ее всем сердцем. О Боже, что она могла подумать!..

Черты лица лорда Сибрука исказились, а вынырнувшая из бездонной синевы его глаз мука мученическая заставила Фредерику задохнуться. С трудом переведя дыхание, она едва удержалась от слез. Сострадание жгло ей сердце.

– Я не бросился за ней, а надо бы… Подумал, утром все объясню, на свежую голову. Вот и казнюсь теперь, потому что утром ее уже не было, и я пока еще не нашел ее, но надежды не теряю! – На лице проступили решительность и упорство. – Когда найду, открою свое сердце – буду умолять стать моей женой! Надеюсь, вы поняли, почему я не в силах жениться на вас, хотя убежден, что вы составите счастье любого другого. Не сердитесь на меня! Я люблю и знаю, что это, такое – настоящая любовь.

Его глаза умоляли. Фредерика была на грани нервного срыва. Заставлять любимого так страдать! Она… она тому виной… Вздохнув всей грудью, Фредерика поднялась, шагнула к нему.

– Милорд, я должна признаться вам! Выслушайте теперь мою исповедь, – начала она дрожащим голосом.

В этот самый момент до ее слуха долетел какой-то шум из холла. Дворецкий преднамеренно прикрыл дверь неплотно. Точно так же поступила она сама, когда оставила в гостиной мисс Милликен и мистера Вестлейка наедине.

Звонкий детский голос – такой любимый, такой знакомый – разорвал тишину.

– Она вернулась, Эбби! Это же Черри…

Дверь распахнулась, и в гостиную вихрем ворвалась Кристабель. Экономка, явно шокированная выходкой ребенка, вбежала следом, бросая испуганные взгляды на графа и его гостью.

– Милорд, очень извиняюсь, – начала миссис Эбботт, – но ведь никакого удержу…

– Черри, милая, моя любимая, самая распрекрасная на всем белом свете!.. – восторженные вопли ребенка заглушили объяснения экономки.

Без колебаний Кристабель бросилась к Фредерике, обвила ручонками ее колени, подталкивала к дивану. Та снова села.

– Ты вернулась! Я так и знала! Знала, знала, что так будет…

Гейвин стоял точно громом пораженный. Вместо того чтобы поправить ребенка или хотя бы прийти в изумление оттого, что она никакая ни Черри, мисс Честертон, посадив Кристабель на колени, осыпала ее поцелуями.

– Моя маленькая, я так по тебе скучала! – сказала она чуть слышно.

– Черри, пожалуйста, обещай, что ты больше никогда не уедешь! – Кристабель приникла к Фредерике, обнимая ее и ласкаясь.

Гейвин стоял, потеряв дар речи, а мисс Честертон не отводила от него вопрошающего взгляда огромных зеленых глаз – точь-в-точь как у Черри. По щеке катилась слеза. Ее голос срывался от волнения, но, вне всякого сомнения, принадлежал Черри.

– Черри, это вы? – спросил он наконец неуверенно. – Каким образом…

Кристабель обернулась к нему.

– Дядя Гейвин, не позволяй ей больше уезжать! Хорошо? Вели ей остаться!

Гейвин смотрел на Фредерику во все глаза.

Затмение… на него нашло затмение! Да он просто слепец! Танцевал на балу, целый час сидел с ней рядом за ужином… Хотя он ничего не понимал, однако впервые за эти дни улыбнулся.

– Я бы очень хотел, чтобы она осталась здесь навсегда, если только с ее стороны не последует возражений…

Фредерика одарила его трогательной улыбкой.

– Милорд, я не возражаю! Я согласна… Скатилась слеза, за ней другая, но глаза при этом светились счастьем, и, конечно же, любовь, лучистая, как солнце, сияла вовсю.

Она перевела взгляд на Кристабель. Та, придя в совершенный восторг, жмурилась и возилась на коленях, как пушистый котенок.

– Моя обожаемая юная леди, – сказала Фредерика строгим тоном, – что ты сделала со своим лицом?

– Черри, это же веснушки! – ответила Кристабель с готовностью. Гейвин, приглядевшись, обнаружил на мордашке племянницы коричневые пятнышки и кружочки. – Я нашла твой карандаш под твоей кроватью и сделала себе такие же веснушки, как у тебя. Я видела, как ты водила по лицу коричневым карандашом, и сама научилась, – заявила она, весьма довольная собой.

Фредерика залилась румянцем, а Гейвин воскликнул:

– Ах ты, проказница! Ты что же, знала, что у Черри… мисс Честертон веснушки ненастоящие, и молчала?

– А разве леди, у которых веснушки, не рисуют их коричневыми карандашами? – спросила Кристабель с детской непосредственностью.

Гейвин растерялся. Он не знал, что лучше: задать ли племяннице взбучку или же перестать давиться от смеха. Однако не удержался и расхохотался.

– Сдаюсь! Молодость победила. Это я, старая рухлядь, стал слаб глазами. Кристабель, а ну-ка марш к Эбби! Немедленно умываться… Избавишься от своих веснушек, возвращайся. Черри никуда не денется.

Кристабель поцеловала Фредерику, соскочила с колен и помчалась вприпрыжку за экономкой. Когда Гейвин и Фредерика остались одни, он подошел к ней и сел рядом.

– Я все еще не могу поверить! – сказал он, покачав головой. – Как все это объяснить? Почему ты так сделала?

– Милорд, как вы однажды верно заметили, я обожаю иметь собственное мнение. Когда брат вернулся из Лондона с известием о моей помолвке, я решила во что бы то ни стало разорвать ее. Благодаря мисс Милликен получила у вас место няни, она же помогла мне и с камуфляжем.

– Мисс Милликен – это твоя компаньонка? Скажи-ка, не живет ли она за городом в довольно уютном коттедже? – Фредерика кивнула, а он покачал головой. – Ну и остолоп же я! Не догадался спросить, как фамилия загадочной Шарлотты, – добавил он в сердцах. – Стало быть, ты нанялась ко мне, дабы избавиться от меня. Так ведь? И каким же образом намеревалась это сделать?

– Я думала, что, если как заправская шпионка поживу с тобой под одной крышей, непременно выясню что-то такое, что дискредитирует тебя, и тогда мне бы удалось убедить Томаса разорвать помолвку. План показался мне вполне разумным. – Фредерика улыбнулась, точно провинившийся ребенок. – Откуда мне было знать, что мое отношение резко изменится, едва лишь я узнаю тебя. Хотела собрать доказательства, что ты человек непорядочный, а оказалось – ты самый благороднейший, такой, кого просто нельзя не полюбить.

– Значит, ты простила меня за то, что я сделал? – спросил он на полном серьезе. – Ведь, по сути, я собирался жениться на тебе, но в то же время играл твоими чувствами, покуда ты изображала няню Кристабель. А сам даже не подумал объясниться с тобой! Прощаешь ли ты мне все эти прегрешения?

Фредерика смотрела ему прямо в глаза – его взгляд, полный любви, заставил пуститься в пляс ее сердце. Оно бухнуло в ребра – раз, другой… Она задержала дыхание.

– Пока нет, но сделаю это, если ты простишь мое коварство, – ответила она. – А также мое малодушие, заставившее тебя страдать.

Он усмехнулся.

– Получается, мы оба не без греха. Но если, как говорят, любовь побеждает все, не лучше ли, оставив наши прегрешения позади, начать все сызнова?

Он обнял ее и поцеловал нежно и страстно. Разумеется, на этот раз он себя не сдерживал. Фредерика отвечала ему со всей страстностью разбуженных чувств. А когда уловила его желание скрепить навеки союз их сердец проникновенным поцелуем – тотчас распахнула губы и немедленно ощутила вкус грядущих наслаждений.

– Любовь побеждает все, – прошептала она, как только представилась возможность перевести дух.

И сразу же подумала о том, что мисс Милликен либо забыла упомянуть, либо просто не знала о самом главном в тактике и стратегии отношений между мужчиной и женщиной.