Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Книга писем

ModernLib.Net / Отечественная проза / Хлумов Владимир / Книга писем - Чтение (стр. 2)
Автор: Хлумов Владимир
Жанр: Отечественная проза

 

 


      Конечно, и мы малость виноваты. Простите великодушно за Соединенные Европейские Штаты. Это мы сгоряча пошутили, в оптимистическом угаре, в нетрезвом самочувствии изобрели. А говорят еще, история в виде фарса повторяется. Увы, с фарса начинается и им же, фарсом, прикончится. Потом ведь делиться придется, а как? Мы-то, положим, Кенигсберг отдадим, нам не жалко, своего девать некому. А куда, например, Средиземное озеро отойдет? Согласно Римскому праву? Ну да, согласно карте Римской империи, что на холмах вечного города до сих пор красуется. Или нет, за давностью лет простите? Вряд ли, неизбежно Корсику придется вернуть, вместе с отчим домом товарища Бонопарти. Дальше - больше, смех и грех, Бенилюкс называется. Как вам это нравится, Рембрандт - звезда Бенилюкса, или наоборот, выставка малых Бенилюксцев! Не пишется, господа, не произносится, значит, и не выживет. Мы это точно по гэкачепе уяснили.
      Итак, приватная философия: мой дом - моя крепость. Как же, дом. Не дом, а подъезд, и не подъезд, а лестничная клетка. Хорошо получится, моя коммунальная квартира - моя крепость. Крепка же будет ваша европейская крепость, пока холода не грянут и не придут друиды со своими ливерпульскими песнями. Yesterday, я вчера еще так счастлив был...
      Только не примите наши старания за поучения. Единственно от скорби молчать не можем. Мы тоже понимаем, как говорят англичане: можно подвести к воде лошадь, но это еще не значит, что она будет пить. Мы не навязываемся, чем сможем, поможем. Мы вашу гуманитарную помощь, ваш гуманитарный намек правильно поняли. Мы ее на полку положим, до холодов, а пока и так перебьемся. Что ж мы, зря сто мильенов положили?
      В чем же наш секрет, господа, и своеобразный ум? Отчего у нас оптимизм среди разрухи процветает? Напрасно гадаете. Кто есть англичанин? О-о, этот везде сущность, он и в Африке напыжится, перья распустит, а точно англичанином стоит. Те же голландцы-бенилюксцы, те же эскимосы-друиды, и космополиты староиерусалимские. Его, европейца, везде видно в толпе, и если не дай Бог засуха или ледниковый период, его, приватного господина, сразу в толпе видно. Держи его, крикнет толпа, он крайний, хватай его за одежу. Вот и кончится приватное существование, хорошо еще, если просто разденут, а то ведь и придавят.
      Другое дело мы. Кто мы? Мы русские. Чьи мы? Русские, с одной шестой части. Какие мы? Русские. Если встал ногой на шестую часть, то сразу наш будешь. Наоборот, снялся с места, взлетел подальше северо-американских штатов - уже новый гражданин. Мы не любим друг друга за границей. Нет противнее, чем встретить рожу московскую где-нибудь у понта Сент-Мишель. Я, например, сразу колбасу спрятаю, и в сторону, за угол, в латинских кварталах ретируюсь. Или, на худой конец, эстонцем прикинусь. Пусть ищут крайнего, я везде свой. Эрзя в Саранске, еврей в Хайфе, китаец в Сахаляне.
      Те, которые поближе, бегут теперь от нас. К вам бегут, в Союз До Первых Холодов. А нам зачем, у нас и так тепла не бывает. Нам золотой век не страшен, мы тут потихоньку перебиваемся. Вот и вы - надоест когда, или турок достанет, приходите на поселение, тут мы гуманитарную помощь достанем, на примусе разогреем, водочки выпьем, обнимемся, и все станем русскими.
      Мезозойская История
      Как и все эпохальные события, эта история началась с сущего пустяка. В непосредственной близости от известного каждому патриоту нашей родины города Хутор-Михайловский ранним тихим утром на железнодорожном переезде заглох трактор марки ХТЗ. Тракторист колгоспа "Вэсэлэ Життя" Григорий Сидорчук, измотанный ночными работами, уже минут тридцать мирно спал, упираясь могучей грудью в рычаги управления. С минуту тому на востоке появился скорый поезд N1 "Москва-Киев", весело и протяжно дудукнул искаженным от эффекта Допплера голосом и полетел навстречу незадачливому трактористу.
      Старший стрелочник, Иван Иванович Грузилов, позже клялся и божился обеим правительственным комиссиям, что задолго до появления скорого вышел к противоположному горизонту с красным флажком и свисталкой, в надежде остановить пассажирский Жмеринка-Москва, но тот, собака, как выяснилось тоже позже, сбился с расписания и отстаивался уже несколько часов у Нежина. На самом деле никуда Иван Иванович не выходил, а точно так же, как Григорий Сидорчук, мирно себе посапывал на клавишах электрического пульта. Но надо отдать ему должное. Он первым услышал сигнал опасности, быстро проснулся, выпил холодной воды из ведра, протер глаза и увидел на переезде трактор.
      Едва Иван Иванович, матерно ругаясь, вытащил из трактора полусонного Сидорчука, как налетел скорый, и случилась катастрофа. Интересно, что Сидорчук, наблюдавший спросонья страшное природное явление, принял его за продолжение сна (ему как раз снилось , как он сливает казенный бензин в трехсотлитровую бочку, зарытую у сарая на тещином участке), и до сих пор не проснулся. Иначе чем еще объяснить полную потерю всех пяти чувств и постоянное бормотание по сей день: "Рятуйтэ, рятуйтэ...".
      Вы можете удивиться: отчего я так подробно описываю все эти пустяковые явления и не перехожу к самому главному. Но именно в силу тех эпохальных последствий я стараюсь не упустить ни одной мало-мальски достойной детали. А там уж дело историков выбирать: что, как и отчего.
      Итак, уже через день пострадавшие были доставлены в матерь городов русских, а ремонтные бригады принялись откапывать из кукурузного поля полуобгоревший локомотив. Вот тут-то все и началось. Под метровым слоем жирного, как украинское сало, чернозема обнаружилось темное овальное отверстие, уходящее вниз минимум метров на десять и там упиравшееся в холодную и твердую стену. "Ничого нэ бачу", - кричал из глубины третий стропельщик спасательной бригады Мыкола Карый. Его вытянули обратно и решили вызвать команду спелеологов. Мастера спорта Осип Крапива и его супруга, дочь обрусевшего аргентинца Мариетта Гурзадян, только что вернулись в Киев из знаменитой сталактитами и сталагмитами Новоафонской пещеры, где проводили свадебное погружение. Спустившись в черное отверстие, они уже через минуту вылетели оттуда, как испуганные галки, побросав на дне дорогую импортную экипировку. Когда их привели в чувство, Мариетта Гурзадян изрекла историческую фразу: "Оно склизкое и шевелится".
      Сообщение о необычайном существе, найденном на западном краю среднерусской платформы, в мгновение ока облетело близлежащие научные центры. Из Брянского палеонтологического музея, недавно основанного на базе привезенного из Монголии скелета лошади Пржевальского, тут же была послана научная экспедиция с целью идентифицировать ископаемое. Вослед им вышел огромный рефрижератор для перевозки экспоната. Аналогичная экспедиция вышла на трех камазах из Конотопа.
      Около шести часов вечера, точь-в-точь в день летнего солнцестояния, т.е. двадцать второго июня, обе экспедиции подошли к месту аварии.
      Солнце было еще высоко, но стояло уже под углом, и как нарочно создавало благоприятные условия для натурных съемок под руководством собственного корреспондента дэржавного тэлэбачення Кыя Полтавського. Представьте себе чуть холмистый горизонт, то здесь то там утыканный еще не приватизированными колхозными усадьбами, хоздворами, фермами, раскиданными по краям огромного изумрудно-ядовитого кукурузного поля, с налитыми до молочного сока початкми. Под голубым безоблачным небом, ровно в центре событий, собралась толпа, человек двести из прилегающих сел, окружив черное отверстие. "У сэлах вэсэлых и люды вэсэли", - писал крепостной поэт из застенков Петербургской академии художеств, и был тысячу раз прав. Какой-то весельчак подогнал бочку из-под кваса, наполненную добрым первачом, и население, еще не разделенное колючей проволокой и нейтральной полосой, радостно пьянствовало, не смотря на чины и звания. Не чуралось доброго напитка и бравое подразделение украинского спецназа, с гоготом встречавшее приходящие со дна пещеры жутковатое бульканье и клекот.
      Когда научные экспедиции подошли к эпицентру событий, на мониторе Кыя Полтавського всколыхнулась почва, и со страшным ревом, по сравнению с которым Иерихонская труба могла быть названа сопелкой старшего стрелочника Ивана Ивановича, на поверхность вынырнуло доисторическое чудовище. Протерев глаза, начальник брянской экспедиции, хрупкая, миловидная Анна Петровна, написавшая вчерне кандидатскую диссертацию "К вопросу о хрящевидных утолщениях в тазу лошади Пржевальского", тихо ахнула: "Мамонт".
      Народ и спецназ бросились врассыпную, а чудовище, с удивительной проворностью передвигаясь на растреллевских колоннах, направилось прямо к бочке с выгоревшей от времени фальшивой надписью. Ловко орудуя семиметровым бивнем (позже специальные измерения дали результат шесть метров девяносто пять сантиметров), оно вскрыло крышку и запустило внутрь гибкий, поросший, как и все остальное тело, обильным шерстяным покровом хобот. Когда гул ламинарного течения жидкости сменился шипящим сирбаньем по дну бочки, мамонт вынул нос наружу и обдал себя и толпу брызгами доброго первача. Толпа остановилась, радостно облизывая губы. Наступила тревожная и одновременно торжественная минута. Народ каким-то своим, известным только ему одному чувствительным органом, понял: произошло незаурядное, быть может, эпохальное событие. Возможно, в нем проснулось древнее, когда-то забытое , а теперь оживленное чудовищем воспоминание о том, как Великий князь Владимир крестил своих непутевых соплеменников святой киевской водой.
      Дабы ощутить весь драматизм происшедшего, необходимо читателю напомнить некоторые палеонтологические данные. Как известно, первая находка мамонта относится к концу семнадцатого века, а первый достоверный случай относится к 1799 году, когда один тунгуз нашел во льду совершенно сохранившийся труп, исследованный позже господином Адамсом, правда, к тому времени изрядно испорченный собаками, но тем не менее позволивший доподлинно установить, что мамонт, с первого взгляда напоминающий обычного слона, на самом деле является древнейшим его предком, вымершим от страшной засухи в позднюю мезозойскую эпоху. За последние триста лет неоднократно случались подобные находки, и даже в свежемороженном виде (кстати, мясо оказывалось при этом вполне съедобное и по вкусу и цвету напоминало говяжье). Но чтобы здесь, в теплом украинском климате, в полностью живом виде, фантастика! Да, фантастика, шептала Анна Петровна, восхищенно разглядывая мезозойского красавца.
      Между тем, ископаемое существо, закончив обряд крещения православного народа и католички Мариэтты Гурзадян, оглядев плоды своих усилий мутным доисторическим взором, углубилось метров на сто в восточном направлении и там, в зарослях кукурузы, уснуло, мирно посапывая свернутым в калачик хоботом.
      В считанные мгновения весь земной шар облетело телеграфное сообщение Кыя Полтавського об удивительном открытии украинских ученых. Срочно были прерваны передачи всех национальный радио и телекомпаний, а ведущий новостей Би-би-си Майкл Уэльский взял (простите за подлое слово) эксклюзивное интервью у лауреата Нобелевской премии, действительного члена королевского зоологического общества сэра Джона Гримзстоуна. Свое восхищение мэтр подтвердил тут же сделанным предложением в Шведскую академию о присуждении Нобелевской премии русским ученым. Следует подчеркнуть, что сэр Гримзстоун еще не совсем проникся переменами на одной шестой части земного шара, и по-старинке все его население называл русскими. Однако министерство финансов Великобритании обратилось в парламент с предложением выкупить редкий палеонтологический экземпляр в обмен на равную по массе партию гуманитарной помощи. Но королева Англии, светлейшая Елизавета вторая, назвала это предложение унизительным и согласилась выкупить мамонта за наличные фунты-стерлинги для национального зоопарка.
      Пока мамонт, окрещенный с легкой руки Анны Петровны Хутором Михайловским, почивал, палеонтологи выяснили, что найденный экземпляр является особью мужского пола и по размерам приближается к лучшим мировым образцам. Начальник Конотопской экспедиции, в будущем академик Нэдбайло-Гиляровский, предложил погрузить тело на камаз, отвезти, пока оно не проснулось, в Киев. Свое предложение он подкрепил немаловажным аргументом: недавно в столичном цирке появилась индийская слониха Кэри, подаренная обществом друзей Рериха и толкователей Бхагавадгиты местному кружку буддистов-фундаменталистов. Вот здесь и возникла первая заминка.
      - Почему это нашего Хутора нужно везти в Киев? - интеллигентно возмутилась Анна Петровна.
      - А що? - прикинулся простачком будущий академик и попросил местный спецназ окружить животное.
      Возникшее напряжение попытался разрядить голова колгоспу "Вэсэлэ життя", напомнив представителям науки, что мамонт найден на украинской территории, на расстоянии пятидесяти метров от границы между Россией и Украиной, проходившей как раз через злосчастный переезд. На это Анна Петровна топографически усмехнулась и попросила голову и спецназ покинуть суверенную республику, куда теперь заполз милый ее сердцу Хуторочек. Мамонт, кажется, при этих словах повел ухом, будто во сне усваивал дармовую информацию.
      Далее, вероломно, как сообщалось центральным телевидением, украинские братья подогнали кран, погрузили спящего на камаз и отбыли в западном направлении. Анна Петровна впоследствии тоже неоднократно употребляла это слово, давая свидетельские показания специально созданной парламентской комиссии по делу Хутора Михайловского. Но еще раньше состоялось экстренное заседание российского парламента, на котором практически единогласно (воздержался только господин Навозин, обидевшись, что ему не дали дополнительно пять минут) было принято предложение украинской раде немедленно вернуть мамонта. В тот же вечер на волне Радио Свобода собственный ее корреспондент Тэтяна Рибо-Шапка, с присущей ей тонкой иронией, вещала из Киева о новом рецидиве великодержавной имперской политики, о возрождении национального украинского духа, и о национал-шовинизме перекрасившихся российских демократов. Она провела опрос на Хрещатике и получила неожиданный результат: из десяти опрошенных девяносто девять и девять десятых процента громадян осудило злобную кампанию московских властей. "Нэ трэба нас дурыты, рукы гэть вид нашого мамонта!", хрипло скандировали мэшканци матери городов русских в прямом эфире. Главнокомандующий войсками бывшего Киевского округа, гетьман Белостоков призвал не поддаваться на провокации и предложил мамонту принять присягу на верность народу Украины. Ведущий программы Семен Петроградский ради объективности дал высказаться и российской стороне. Господин Максим Волчок долго крутился над красотами своих литературных находок, по ходу дела надавал пинков и правым и левым, наконец, запутался и в конце представил слово известному в Европе полковнику. Тот весело порадовался новому обороту в политической жизни и повторил, что все это он предсказывал на двадцать пятом партийном съезде. Ей-богу, хочешь не хочешь, а вспомнишь тут Губернатора с его уставом Вольного Союза Пенкоснимателей.
      Пока журналистская братия наслаждалась новым историческим поворотом и разжигала огонь правды и истины, Хутор Михайловский проснулся в душных вольерах Киевского цирка. Не долго думая, мамонт взломал перегородку, отделявшую его от девушки Кэри, и тут же воспользовался правом сильного. Можно, конечно, понять животного, пролежавшего несколько сотен тысяч лет бобылем без женской ласки, но и нужно признать, какой урон делу фундаментального буддизма был нанесен той ночью. Ведь на следующий вечер бедняжка Кэри должна была демонстрировать киевлянам показательный сеанс коллективной медитации. Впрочем, как вяснилось позже, неожиданное донжуанство Хутора Михайловского возымело гораздо более серьезные последствия.
      Тем временем российский парламент, получив вместо ответа от украинского коллеги презрительное молчание, вскипел. Спикер, правда, попытался вначале все списать на экономические трудности и уже перекинул мостик к некомпетентности правительства, но бдительная правая не дала увлечь народных избранников с магистрального пути. В результате, ребром был поставлен территориальный вопрос. Кто-то притащил замусоленную карту полезных икопаемых с красной жирной полосой - границей между бывшими республиками. В таком масштабе ширина границы составляла километров триста и покрывала не только злосчастный переезд с кукурузным полем, но и добрую половину украинской территории. Более утонченные, не извращенные юридическим образованием депутаты напирали на то обстоятельство, что вообще катастрофа, приведшая к перевороту в палеонтологии, случилась благодаря нашему российскому стрелочнику Ивану Грузилову, и ежу понятно, чей должен быть мамонт, а вместе с ним и Нобелевская премия. Напротив, наученные партийным опытом депутаты центра предлагали объявить Хутора Михайловского общей собственностью содружества, но это предложение было отвергнуто как попытка интернационализировать конфликт. Какое, к черту, содружество? - кричал ярый русофил Иващенко и призывал отменить договора 1954 года, 1922 года, и вообще передать мамонта в Петербургскую кунтскамеру. Украинский парламент мог вытерпеть все, но приписывание заслуг российскому стрелочнику было выше его сил. Тут же Вэрховна Рада приняла постановление о награждении тракториста Грыгория Сыдорчука тремя тысячами купонов. "Колы б нэ наш Сыдорчук, дэ б був той локомотыв?"
      Дальше - больше. Проблема мамонта Хутора Михайловского расширялась и углублялась. Правительство Литвы с прибалтийским спокойствием заявило о полном нейтралитете в русско-украинском конфликте, но не преминуло напомнить, что Литва, как правоприемница польско-литовского государства от моря до моря, из скромности могла бы претендовать по крайней мере на бивни мамонта. Воспрянули Казань и Улан-уде. Здесь припомнили все: и осаду Киева 1242 года, и изощренное варварское коварство московских князей в Куликовской битве, так и не оплаченные долги золотой орде, и трехсотлетнюю гуманитарную помощь. Все бурлило.
      С новой силой всплыл вопрос о праве наций на самоопределение, об исторических родинах, о репрессированных народностях, об истоках и корнях. Украинськи пысьмэнныки снова вспомнили наивное письмо Ивана Денисова "Как нам обустроить шестую часть земли?" и, пользуясь неопровержимыми историческими данными (тут же в Киево-Печорских подземельях, а именно на станции метро Арсенальна, была найдена рукопись начала первого века), показали, что украинцы никакого отношения к русским не имеют , а являются наследниками скифов, гуннов и этрусков, о чем еще раньше неоднократно писал известный вкраинський фантаст и исследователь летающих тарелок, Олэсь Брэдник. Профессор Павло Груша, исследуя особенности компартийных переводов с русского на украинский, доказал их полную несовместимость, а в интервью радио Свобода назвал автора "Вия" мерзким негодяем и предателем украинского народа.
      А что же наш мамонт, что же наш Хуторок? Ровно через неделю после знакомства с Кэри он выкинул такое коленце, что свежеиспеченный академик Нэдбайло-Гиляровский только открыл рот. И не он один. Дело произошло следующим образом. Отложив официальный визит в Бонн, президент Украины лично приехал в цирк, дабы живьем увидеть ископаемое животное. Этим он показывал восточному соседу свои неотъемлемые права на всякие ископаемые, а всему остальному миру демонстрировал приверженность бывшей Малороссии к развитию фундаментальных наук. В цирке его встречал академик, поселившийся прямо здесь же, в подсобке смотрителя хищных вольеров.
      - Ось тоби раз, - воскликнул президент, - нэначе як слон!
      Мамонт, до этого стоявший задней частью к первому государственному лицу, повернул голову вполоборота и на чистейшем русско-украинском языке сказал:
      - Слоны в Африке, а я тутэшний.
      Академик открыл рот, а президент и сопровождающие лица громко крякнули. Замешательством воспользовался корреспондент Би-би-си Майкл Уэльский, примчавшийся прямо из Лондона:
      - Ду ю спик инглиш?
      Мамонт равнодушно посмотрел на англичанина и изрек:
      - Я не розмовляю на английском.
      После этого Хутор Михайловский, гордо ступая мимо обалдевших визитеров, вышел на улицу.
      Надолго запомнили киевляне этот необыкновенный летний день. Огромная толпа горожан, создавая то здесь то там транспортные заторы, сопровождала мамонта по извилистому маршруту. С плошади Пэрэмогы он поднялся к университету, постоял у памятника Тарасу Грыгорычу, спустился на Бессарабку, зашел на рынок, под одобрительный гул толпы пожевал зелени в торговом ряду, вышел на Хрещатик, перебросился парой фраз с постовым, пересек наискосок проезжую часть и надолго остановился у витрины Цума, разглядывая панчохи, шкарпэтки та парасольки. Многие превратно поняли это действие как факт восхищения пращура даже бедным перестроечным ассортиментом. Во всяком случае Вечорка уже через два часа писала об успехах купонизации и оптимистически усмехалась: это вам не мезозой, товарищ мамонт! На самом же деле Хутор просто-напросто изучал свое отражение в витрине.
      Потом мамонт двинулся дальше. На бывшей площади Революции попил воды из фонтана, почитал афишы Филармонии, с удовольствием послушал духовой оркестр в Первомайском парке и к вечеру вышел на днепровские кручи.
      Хутор словно окаменел, пораженный развернувшейся перед ним картиной. Далекое плоское пространство, с золотистыми песчаными отмелями, с разбросанными тут и там белоснежными лоскутами построек, с бархатными, крытыми легкой голубой дымкой лесами, - все бесконечное раздолье пробудило в нем какое-то древнее доисторическое воспоминание. Он еще долго стоял, предаваясь ностальгическим воспоминаниям об утерянной родине, а в конце поднял хобот к небу и издал такой пронзительной силы звук, что задрожали купола Андреевской церкви, а железный князь Владимир чуть не выронил из рук святой крест.
      Весть о том, что мамонт, мало того что живой, так еще и разговаривает, слабо способствовала урегулированию хохлятско-кацапского конфликта. Киевские лингвисты тут же подвергли речь мамонта скрупулезному семантическому анализу и с редким единодушием объявили диагноз: речь мамонта неопровержимо свидетельствует о его, мамонта, украинском происхождении. Их московские коллеги, напротив, нашли в ответе Хутора президенту сто двадцать четыре изоморфизма со "Словом о полку Игореве" и выдвинули осторожное предположение: а не знаменитого ли Бояна отрыли Брянские палеонтологи под колесами локомотива?
      По-новому открылся территориальный вопрос. До какой, спрашивается, глубины веков должен распространяться государственный суверенитет? Где эта, в пространстве и времени, проходит злосчастная граница? На Вэрховний Ради бывший тренер хокейной команды по идеологическим вопросам, а ныне первый советник президента Леопольд Ващугин, выдвинул новый геополитический проект раздела земного шара. Согласно Ващугину, нужно соединить центр Земли с границами государств 1955 года, и весь конусообразный объем объявить неделимой собственностью нависающего над ним государства. Гениальная простота проекта вызвала бурную овацию консервативного большинства, а оппозиция призвала не останавливаться на поверхности и продлить стенки национального конуса в безвоздушное пространство и там собирать транзитную пошлину за пролет русскоязычных космических экипажей.
      На том и порешили. Вместе с ближним космосом под юрисдикцию Украины перешло созвездие Лебедя с частью Чумацкого Шляха, на свою беду оказавшегося как раз над Киевом. В общем патриотическом хоре утонули редкие голоса сомнения научной интеллигенции, еще помнившей, что Земля вращается, вследствие чего могут возникнуть серьезные проблемы с государствами, лежащими на пятидесятом градусе северного полушария.
      На местах тоже стало неспокойно. Жители Хутора-Михайловского, ставшего теперь всемирно известным центром палеонтологии, отозвали из Рады своего депутата, а взамен направили в киевский цирк телеграмму с прошением баллотироваться на освободившееся место одноименного с городом мамонта. В ответ вскоре пришла короткая депеша: "Баллотироваться згодэн. Ваш Хутор."
      Началась предвыборная кампания. Целый месяц мамонт провел в добровольном заключении, не подпуская к себе депутатов, корреспондентов и прочую назойливую публику. Лишь изредка он наведывался к Кэри, а в остальное время читал. Акты, постановления, проекты конституций, беллетристика (прочел Кобзаря от корки до корки, прочел Энеиду Котляревского, познакомился с философским наследием Сковороды) проглатывались с бешеным аппетитом. Под конец ему попалась хартия прав человека, и тут он задумался о чем-то сокровенном.
      Впрочем, все шло как нельзя лучше. "Нэхай соби мамонт - вин тутэшний", - мудро рассудили жители Хутора Михайловского.
      С блеском одержав победу на безальтернативных выборах, мамонт под аплодисменты коллег депутатов занял пустующее место в украинском парламенте.
      Первое время Хутор молча наблюдал за перипетиями рутинной парламентской работы. При голосовании, как правило, воздерживался, чем особенно раздражал деятелей "Руха", попытавшихся сходу перетянуть ископаемое на свою сторону, и, лишь когда возник вопрос о границах, таможнях и нейтральных полосах, выступил с пространной витиеватой речью. Депутаты ничего толком не поняли и решили на всякий случай избрать мамонта председателем комиссии по территориальным вопросам и национальной безопасности. Немалую роль здесь сыграл международный авторитет мамонта, получавшего теперь прямую гуманитарную помощь от стран большой семерки.
      Сходу мамонт попал в самую гущу политических событий, на самый их горячий полюс, и не в качестве редкого экспоната, а первейшим государственным лицом. Ему поручили представить новый проект решения териториальноых проблем, и весь цивилизованный мир замер в ожидании окончательного решения набившего оскомину вопроса. Уже через полгода его комиссией был подготовлен законопроект территориального деления исконных украинских земель.
      Смешное беспокойство охватило высший орган, когда Хутор вышел на трибуну со своим законопроектом и развернул над депутатами карту Евразии. Так инопланетяне рассматривают из далекого космоса незнакомые очертания наших материков.
      - Боже ж мий, боже, - пронеслось по залу, - А дэ ж Кыйив?
      Мамонт ткнул куда-то между Черным морем и Скандинавией, как раз под второй буквой размашистого заглавия, пролегавшего от Ламанша до Порт-Артура: ХУТОРСКIЕ ЗЕМЛI. В напряженном внимании была выслушана речь Хутора об исторических периодах, о правах наций, об ареалах обитания древнего населения Земли. Свою речь Хутор перемежал свободолюбивыми цитатами классиков и современников, а в конце предложил столицей нового государства назначить славный город Хутор Михайловский. На этот раз все обошлось без аплодисментов.
      Я не буду описывать последовавшее за тем безобразное обсуждение новоиспеченного прожекта, эхо которого вскоре разнеслось по сопредельным государствам. Левые, правые, патриоты, национал-интернационалисты, и даже, увы, зеленые как в старые добрые времена в едином порыве сорвались на мамонта с цепи. Когда же кто-то намекнул на малочисленность хуторян, как их называл в проекте мамонт, не выдержала хрупкая мезозойская душа, и со словами "Нас мало, а будэ щэ бильше", мамонт вышел вон из Украинской Рады.
      Колючий февральский снег падает на последние страницы мезозойской истории. Еле пишет твердеющая на морозе шариковая ручка. Здесь, откуда есть пошла новая эра, и где я дописываю свою повесть временных лет, вчера снова появился мамонт. Целую ночь он рылся в замерзшем черноземе, а под утро из темного отверстия стал выводить на поверхность тучные стада единокровных братьев.
      Сейчас уже вечер. Они по-прежнему идут. Снег засыпает все вокруг: и злосчастный переезд со старшим стрелочником Иваном Иванычем, и пожелтевшие заросли так и неубранного кукурузного поля, и далекие неказистые постройки окрестных деревень. Он ложится стерильным культурным слоем на свежевспаханную нейтральную полосу, на канцелярски заточенные пограничные столбы, на еще пахнущие сосной таможенные постройки, залепляет цветастые гербы на погонах удивленных пограничников, слепит, засыпает мои глаза. Я тру их и ничего не вижу от образующейся влаги. Ничего, только могилки на краю у железного полотна, где захоронены не нашедшие близких и дальних родственников, безымянные, без роду и племени, неизвестной национальной принадлежности жертвы июньской катастрофы.
      Босоногий Вавилон
      А чего же мы, спрашивается, стесняемся? Что же мы как битая собака только огрызаемся и потворствуем ответу на национальные вопросы? Да и что это такое - национальные запросы, что это за штука такая хитрая, неужто объективное затруднение или все-таки жупел буржуазии? Империя с надрывом, говорят они, а мы куксимся, кулачок слюнявим, мол, простите несмышленых за наше, понимаешь, навязчивое руководство. А нет бы распрямиться и гордо сказать: да, Империя, да, понимаешь, мечта! Наша российская, или лучше назвать, русская мечта.
      Отчего, спрашиваете, нас много так, и земля объемами обильна? Вроде все мы от Адама и Евы, через недостающее звено пришлепали, ан глядишь тех с гулькин нос, а других с маковое зернышко. Космополитов не берем в расчет, тут особый случай, горе от ума называется (или наоборот - сомневаемся). Что же, плодовиты мы более других, или земли той более никому не нужно? Вряд ли. Скорее закопана здесь особая иррациональная собака, мечтой русской зовется. Да, мы Империя, да, мы империалисты. Не наша идея, ибо третий Рим зовется, но нами подхвачена, и вовремя.
      Итак, империя - это настоящая свобода, потому что вольготно там, где начальство далеко, а где ж ему дальше быть, чем на наших просторах? Что же вы, господа сепаратисты, древние товарищи свободы, нас в стойло междуреченское загоняете? Простите тогда уж, если мы вам сервизы побъем, уж очень тесно свободному человеку в вашей посудной лавке.
      Издревле две философии поперек друг друга стояли - римская и итальянская. Увы, погиб Рим, а с ним и римляне древние, от них одни итальянцы остались.
      Вот и мы Вавилонскую башню строили. Смейтесь над нами, плюйте с исторических высот на мечту нашу русскую, объединить все человечество, а начальство на Луну отправить (зря, что ли мы на небо стартанули). Только долго ли смеяться придется? Скорее всего, до первой беды, а там грянет ледниковый период - собъетесь в последней пещере, прикорнете друг к дружке мечами да латами и двух слов связать не сможете.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7