Слово это сейчас у всех на слуху. Что стоит за словом рейтинг?

Рейтинг – это результат сравнения нескольких однородных объектов: компаний, университетов, телепрограмм и даже различных, но имеющих и нечто общее людей – например политиков, ученых и, конечно же, спортсменов и целых команд.

В последнем случае все более или менее ясно. Скажем, как распределяются по силе игры шахматисты? Сравним показанные ими за последний год результаты, определим, у кого они выше, а у кого – ниже, и рейтинг готов! Правда, для шахматистов формирование рейтинга связано с единственным и более или менее ясным параметром – «сила игры». Он отражает то, во многих ли турнирах и с каким составом участников выступал шахматист, какие места занял, успешно ли играл против победителей и призеров и т. д.

Самый простой рейтинг каждый из нас получал еще в детстве, когда мы строились по росту и рассчитывались по порядку номеров. А вот для политика параметрами определения рейтинга могут служить разные характеристики: известность, одобрение взглядов, доверие, личное обаяние… Столь же многочисленны параметры и у рейтинга телепередачи: абсолютное или относительное число зрителей, продолжительность, время выхода в эфир, количество участников, стоимость, нравственная ценность… Причем некоторые параметры можно определить непосредственно: продолжительность или стоимость передачи, количество поступивших звонков, число упоминаний имени политика в определенных СМИ. Зато другие важные параметры определяются посредством специальной выборки информантов, представительность которой может оценить только специалист. Очевидно, что мнения людей разных возрастов и социальных групп, жителей разных регионов, мужчин и женщин часто серьезно различаются. Поскольку в дело вступает «фактор наблюдателя», здесь возможны разного типа отклонения от истины. Например, рейтинг популярности телеканала «Культура» среди людей с высшим образованием будет выше, чем среди тех, кто его не имеет, в деревнях – ниже, чем в городах, и т. п.

Так что, когда вы слышите слово рейтинг, непременно поинтересуйтесь, «по какому параметру». А узнав параметр, постарайтесь выяснить, кто и по чьему заказу проводил соответствующее исследование. Также полезно иметь в виду, что количественные показатели внимания зрителя, читателя, любого «оценщика» часто весьма изменчивы, а право любого человека на собственное мнение отнюдь не обязательно делает каждое мнение разумным. Скажем, если рейтинг продаж книжек Оксаны Робски в магазинах города А в период X выше, чем у Тургенева, Толстого или Астафьева, то тем хуже для покупателей. В этом случае хорошо бы оценить рейтинг продаваемых книг по параметру «положительное нравственное воздействие». И пусть материал для этого рейтинга дадут специально выбранная репрезентативная группа читателей и определенного уровня эксперты.

Но особенно странное впечатление производят сводные рейтинги, включающие в себя множество разных параметров. Например, рейтинг университетов мира, где суммируются с неясным удельным весом самые различные характеристики – от обустройства студенческого кампуса до количества преподающих нобелевских лауреатов. Место в этом рейтинге, со множеством параметров и с не очень убедительными принципами их суммирования, никак не помогает будущему студенту в самом важном для него выборе – не университета, а специальности. Ведь прекрасно известно, что один университет славен, например, своей медицинской школой, но слаб в математических науках, другой – силен в истории, зато химики там не отмечены большими достижениями и т. д.

Я бы снабдил слово рейтинг чем-то вроде дорожного указателя в форме треугольника с восклицательным знаком в середине: снизить скорость восприятия текста, повысить внимание! В самом деле, не стоит попадать под магию не очень понятного слова иностранного происхождения! Не надо бояться выглядеть несовременным, неинтеллигентным и делать вид, что вы все понимаете. Наоборот! Кто составил этот рейтинг? По чьему заказу? По какому параметру? Среди каких информантов? И даже если вы дадите убедить себя в том, что высокий рейтинг – это знак известности, популярности, всегда помните, что все-таки это – отнюдь не «высокая, непреходящая ценность».

"Хоть горшком назови, только в печь не станови», – гласит старая русская пословица. Оценивая ту или иную вещь, наши предки интересовались в первую очередь ее реальными качествами. А вот название они справедливо полагали делом хотя и важным, однако второстепенным. Всепроникающий рынок сегодня пытается изменить это честное и разумное представление о мире.

Бренд – это торговая марка предприятия, выполняющая функцию его рекламы. Именно так определяют значение этого слова, восходящего к английскому brand («клеймо, фабричная марка»), те немногочисленные словари русского языка, где это слово представлено. Главное в этом определении – рекламная функция. Именно этим значение слова бренд отличается от значений слов этикетка или ярлык, у которых нет связи с рекламной функцией.

Однако в живом современном употреблении слово бренд обозначает не только торговую марку. Сегодня бренд – это ЛЮБОЕ название, обладающее широкой известностью и положительными ассоциациями. Такие свойства могут иметь имена и фамилии конкретных людей. Например, Стрельцов и Яшин в футболе, Даль и Ожегов в русской лексикографии, Пушкин и Чехов в русской и мировой культуре. Брендами могут быть названия учреждений, организаций, изданий, продуктов: МГУ и физтех, Большой театр и Сбербанк, императорский фарфор и вологодское масло…

Не касаясь юридических вопросов использования брендов, остановлюсь на языковой стороне дела.

Современная наука утверждает, что у слова, помимо формы и значения, существует еще и ассоциативный фон. Например, елка – Новый год, квадрат – геометрия, осень – золотая и т. п. Как показали авторы «Русского ассоциативного словаря», этот фон, хотя и варьирует у разных людей, имеет существенную общую часть. Именно к ней и обращается рекламодатель, называя молодого футболиста новым Бобровым, сообщая, что некий продукт создан учеными Российской академии наук, а соответствующее блюдо подавали на приемах в Кремле. На такой ассоциативный фон было, например, нацелено название «Березка» для магазинов, детских садов, танцевальных ансамблей. В русском языке слово береза – это не только определенный тип дерева, но и ассоциация с нежной красотой родной земли. Замечу, что, скажем, в норвежском языке это слово лишено такой ассоциации, но связывается со способностью выживать в самых трудных условиях.

Использование бренда – это апелляция к позитивным ассоциативным связям, которые есть у того или иного слова. Нередко эти ассоциации – следствие положительных характеристик самого названного феномена. Однако не забудем, что «нередко» не значит «всегда». А ассоциативные связи – это не объективные характеристики реального предмета, а именно ассоциации, часто субъективные. Кроме того, само слово-бренд может относиться и к феномену, изменившемуся со временем. Например, название «Ленком», будучи несомненным брендом, обозначает театр, ныне едва ли связанный в своей работе со значением слов ленинский и комсомол.

Все эти соображения мне представляются особенно важными для сегодняшних абитуриентов и их родителей. Вы заметили, что из списка вузов почти исчезли институты? Те самые, в которых старшее поколение получило совсем неплохое высшее образование. Нет, они, конечно, не исчезли, но называются теперь университетами или даже академиями. Новые названия выглядят более привлекательно, однако не всегда ясно, какие сущностные изменения в лучшую сторону стоят за этими переименованиями. Мастер делового администрирования (по-английски MBA), офис-менеджер или политолог, может быть, для кого-то и приятнее на слух, чем инженер, агроном или учитель. Однако серьезный жизненный выбор следует делать, ориентируясь не на «приятность» слов, но на ту реальность, которая за этими словами стоит.

«Сколько ни говори халва, во рту сладко не станет». Это утверждение не совсем точно. Если верить академику Ивану Петровичу Павлову, сладко все же станет. К сожалению, только на несколько мгновений.

Многие полагают, что так обобщенно называют работников государственных учреждений образования, здравоохранения и культуры – тех сфер, которые и в прежние времена постоянно характеризовались наиболее низкой зарплатой. Но ими список бюджетников не исчерпывается.

Слово бюджетник принадлежит разговорной речи и обозначает «лицо, получающее заработную плату из государственного бюджета». Именно «заработную плату», а не «пенсию», которую получают пенсионеры. И не «стипендию», которую получают студенты и некоторые другие учащиеся. Существенно, что речь идет о работниках именно госучреждений. Ведь финансовые возможности этих учреждений, а значит, и зарплаты их сотрудников определяет госбюджет. Следовательно, бюджетником является наемный работник любого госучреждения. Министр и губернатор, военнослужащий и милиционер, налоговик и сотрудник ФМС.

Однако в реальном употреблении, в отличие от нормативного словарного, слово бюджетник не охватывает такое большое количество разных лиц. К бюджетникам обычно не причисляют госслужащих различных категорий. Их называют чиновниками. Как-то не принято называть бюджетниками сотрудников тех государственных, то есть бюджетных, структур, которые определяются словом силовые. За словом бюджетник закрепились такие ассоциации, как «низкооплачиваемый», «второсортный», «работающий в области, без которой общество может обойтись», «недолюбливаемый властью» и т. п. Разумеется, такие ассоциации не могли возникнуть у слов чиновник и силовик. И произошло это потому, что под словом бюджетник говорящие по-русски обычно подразумевают тех, кто работает в таких госучреждениях, как школа или детский сад, поликлиника или больница, библиотека или музей. Надо бы и для этих работников придумать собственное однословное именование. Ведь имеющееся – работники образования, здравоохранения и культуры — слишком длинное. А кроме того, властям пока еще как-то стыдновато, говоря именно о работниках образования, здравоохранения и культуры, всякий раз напоминать об их крайне низком статусе в обществе. Поэтому так удобно прикрыться «безразмерным» бюджетником. Расхождение между значениями слова в словаре и в живом употреблении – нередкое явление. Укажу, например, на слово мафия, обозначающее «тайную преступную организацию». В современном употреблении это слово часто расширяет свое значение, исключая из него «тайную» и понижая «преступную» до «преследующей эгоистические интересы», а «организацию» – до «общности": чиновничья мафия, нефтяная мафия и пр. А вот слово интимный, означающее «глубоко личный, сокровенный» (интимные переживания, интимный разговор), напротив, часто сужает свое значение до «относящийся к сексу».

За подобными расхождениями обычно стоят изменения, происходящие в реальной жизни, а затем отражающиеся в языке. И авторы нормативных словарей должны сделать непростой выбор: легализовать ли эти языковые изменения или поставить им заслон. При этом любое решение должно опираться не просто на вкусы и авторитет самих составителей, но на строгое различение тех законов и случайностей в жизни общества и языка, которые привели к соответствующим переменам. Однако обнаружить такие законы можно лишь в результате крупномасштабных и целенаправленных социолингвистических исследований русского языка и говорящего на нем общества. Увы, эта ситуация мало тревожит нашу общественность. В отличие от фактов расхождения относительно формальных норм русского языка (мой кофе или мое кофе, договОр или дОговор и т. п.). И это печально.

Прилагательное толерантный сейчас, пожалуй, одно из наиболее употребительных среди слов, определяющих отношения между людьми. Но всегда ли толерантное поведение по отношению к другим людям является наилучшим?

Согласно словарю иноязычных слов Л.П. Крысина толерантный – это «терпимый, снисходительный к кому-чему-нибудь». Эту дефиницию можно организовать и иначе. Дело в том, что значения многих слов предполагают две части: некоторое предварительное условие и нечто в этих условиях проявившееся. Именно поэтому человек не может забыть то, чего он никогда прежде не знал. Проснуться может только тот, кто до этого спал, выздороветь – тот, кто болел, а поссориться можно лишь с тем, с кем был дружен или хотя бы знаком.

Толерантность, т. е. «терпимость и снисходительность к кому-чему-нибудь», можно проявить лишь в обстоятельствах, когда существуют какие-либо раздражители, способные вывести человека из обычного спокойного состояния, которое считается нормальным. По отношению ко многим раздражителям действительно обычно рекомендуют не реагировать, не обращать внимания, не брать в голову (в душу), не заморачиваться и т. п. Иными словами, проявлять равнодушие, не видеть, не замечать. Можно пойти еще дальше. Попытаться понять, почему вас просто отталкивают, не спросив разрешения пройти. Почему ваш сосед в автобусе кричит, разговаривая по мобильному телефону. Почему кто-то бросает на тротуар окурок, бутылку, упаковку. Может быть, первый очень торопился, второй боялся, что его не услышат, а третий впервые оказался в большом городе. И, поняв возможные причины раздражающего поведения, простить. Однако простить – это, видимо, та граница, дальше которой толерантность распространяться никак не может. Ибо за ней – уже готовность принять уровень культуры, который Бердяев называл пониженным.

Однако окружающая жизнь приготовила нам не только неприятные раздражители, на которые человек толерантный не должен реагировать. Довольно часто возникают и такие ситуации, когда толерантность, переходящая в безучастие и равнодушие, едва ли может быть рекомендована. Я имею в виду случаи, когда кто-то из окружающих просит о помощи или явно в ней нуждается. В таких случаях стоит быть просто внимательным, а еще лучше – участливым, чутким, отзывчивым. И хотя последние слова теперь менее употребительны, чем толерантный, утрата соответствующих качеств была бы делом весьма печальным.

Не забудем и о тех жизненных ситуациях, когда мы сами хотим попросить оказавшегося рядом человека о какой-либо помощи или услуге. На вопрос, как он поступает в таких случаях, прекрасно ответил бывший министр Александр Авдеев: «Я говорю: будьте любезны». Говоря так, мы надеемся, что окружающие нас люди могут быть любезны, т. е. не просто формально вежливы, но, более того, уважительны и, может быть, даже предупредительны к другим людям, готовы оказать им любезность, «небольшую услугу, одолжение». Иными словами, сделать некоторое усилие, чтобы помочь другому, выразить ему свое расположение. К счастью, наши контакты с другими людьми не ограничиваются только раздражением и потребностью в помощи, исходящей от другого или от нас самих. Жизнь дарит нам картины радости, примеры совершенства, поводы для улыбки и веселья. И в этих ситуациях уместная реакция – это открытость, улыбчивость, доброжелательность.

Итак, толерантность не может быть главной чертой поведения человека в обществе. Она полезна лишь в ограниченном круге ситуаций. В нормальном обществе гораздо более востребовано другое поведение, черты которого – любезность, уважительность, доброжелательность. Уважение к другому человеку, радость от его удач, готовность при необходимости ему помочь, ожидание такого же отношения с его стороны. А обостренная потребность в толерантности, видимо, отражает количественный рост в обществе числа людей, не желающих корректировать свое поведение с интересами других. Едва ли можно затормозить этот рост только превентивной настроенностью на толерантность как на всегда лучший способ поведения. Еще Максим Горький предупреждал, что если считать всех людей плохими, то только плохие к тебе и придут.

Глагол изменить в зависимости от формы управляемых слов имеет разные значения. Если что? (редко кого?), то «сделать иным». А если кому-чему? то «совершить предательство, нарушить верность, в том числе и супружескую». Соответствующие отглагольные существительные также различаются по значению: изменения («другое качество») и измена («предательство»).

Изменить кому-чему во множестве контекстов равнозначно предать кого-что. У глагола предать, но кому-чему, есть и другое значение «отдать», которое находим, например, в предать суду (забвению, земле). Соответствующие отглагольные существительные также имеют разные значения: предание «отдание» (не путать со значением «легенда») и предательство «измена».

Совершенно очевидно, что соответствующие производные со значением «лицо» изменник (от изменить кому-чему) и предатель (от предать кого-что) называют очень-очень плохих людей. Замечу, что от других значений глаголов изменить и предать производные со значением «лицо» не существуют.

Очевидно, что крайне осудительные изменник и предатель представляют собою оценку ситуации со стороны пострадавших, тех, кому изменили, кого предали. А между тем на одну и ту же ситуацию всегда полезно посмотреть не с одной-единственной, но с разных точек зрения. И в зависимости от точки зрения дать одному и тому же явлению соответствующее словесное обозначение. Выведывающий наши секреты ради интересов нашего врага, конечно же, шпион. А добывающий для нас информацию о нашем противнике, разумеется, разведчик. Добавлю, что, например, в японском языке русскому слову счастье соответствует несколько лексических единиц, означающих, в частности, счастье как «удача, везение, благоприятное стечение обстоятельств» (ср. русское счастье привалило) и как «гармония, слияние с самим собой, с другими людьми, с природой».

Изменник, или предатель, заранее и обычно за вознаграждение готовится к тому, чтобы совершить что-то очень плохое тому (или тем), с кем он вел себя как друг и единомышленник, кому выказывал свою преданность (см. выше о предать в значении «отдать»). Именно так, согласно Евангелию, вел себя Иуда Искариот. Будучи одним из учеников Христа, он за плату указал римским стражникам, кто же среди других людей именно Христос. В русском языке имя Иуды стало нарицательным обозначением предателя. Рассказывая о корыстном уничтожении старостой завещания об освобождении крестьян его же деревни, Н.А.Некрасов пишет: «Все прощает Бог, но иудин грех не прощается». Для подобных поступков в русском языке есть и другие слова: вероломный (с прозрачной внутренней структурой), коварный.

Однако предательство и измена могут совершаться не только с корыстной целью и по предварительному расчету. Человек может не выдержать некоторых соблазнов, толкающих его на предательство. Именно так поступил сын Тараса Бульбы Андрей. А его решительный отец не допускал никаких смягчающих обстоятельств в отношении предательства. Причиной предательства могут стать не только соблазны, но и, например, невыносимые пытки. История нашей страны во время правления Сталина знает множество примеров, когда очень достойные люди под пытками подтверждали все что угодно. В том числе и то, что могло быть и предательством.

Железный занавес, атмосфера осажденной крепости, постоянные поиски врагов и злоумышленников, поощрение доносительства – все эти обстоятельства создали предпосылки и для расширения значения слов предатель, предательство, изменник, измена. Именно таким образом стали нередко именовать тех, кто отступил от официальной политической линии, «сделался иным», «изменился». При таком понимании значений соответствующих слов не различается, с одной стороны, иудин грех (заранее обдуманный в корыстных целях обман доверившихся людей») и «объективное пособничество врагу в результате слабости», и обычное изменение взглядов и представлений глубоко размышляющего о жизни человека.

Выход из какой-либо организации, в целях, методах, руководителях которой человек глубоко и серьезно разочаровался, нельзя называть предательством. Более того. Это слово как обвинительное клеймо используют именно те, кто ставит превыше всего не принципы, идеалы и цели, но исключительно личную преданность. Именно на таких принципах строятся такие организации, которые принято называть банда, мафия, организованная преступная группа.

Как известно, апостол Павел в начале своей жизни носил имя Савла и весьма активно преследовал христиан. Его отказ от прежней жизни и следование Христу никак нельзя назвать предательством или изменой. Таким же образом трудно согласиться с теми, кто называет предателями тех руководящих деятелей КПСС, которые поняли тупиковость пути, по которому шла страна, и попытались более или менее успешно изменить это движение. Размытое употребление слов предатель, предательство, измена, изменник не помогает нам правильно понять цели и причины поступков других людей. Никак не пытаясь оправдать тех, кто совершает иудин грех, призываю всякий раз очень серьезно подумать, прежде чем употребить соответствующие слова в отношении тех или других людей и их поступков.

Современное российское общество часто предпочитает обсуждать не явления, а слова. С другой стороны, есть постоянно тиражируемые малоосмысленные и невнятные слова и словосочетания (бюджетник, государство, точечная застройка, дачная амнистия, бесплатное образование и т. п.). Они широко употребляются и обсуждаются так, будто за ними стоит определенная реальность. Среди таких феноменов и эффективный менеджер по отношению к Сталину.

Согласно словарным определениям менеджер – это «специалист по организации деятельности какого-либо предприятия в области производства, торговли, шоу-бизнеса, спорта и т. п.». Разумеется, все эти предприятия могут иметь разный масштаб деятельности. Например, от организации соревнований дворовых команд до проведения Олимпийских игр. Однако никакое предприятие, даже масштаба «Газпрома» или Сбербанка, и отдаленно не может сравниться с великой страной с середины 20-х до начала 50-х годов прошлого века. А задачи, стоявшие перед первым лицом страны, абсолютно несоизмеримы с проблемами и вызовами, определяющими работу современных менеджеров. Если бы сегодня встал из гроба отец и учитель, корифей науки, гений всех времен и народов, генералиссимус, лучший друг советских физкультурников (писателей, детей и т. п.) и пр., такое фантастическое понижение в ранге оскорбило бы его не меньше, чем объявление преступником. Никому не приходит в голову называть Курчатова, Тамма, Арцимовича, Сахарова менеджерами атомного проекта. Таковым при них, видимо, был Берия. Кто помнит, при всем уважении к их работе, директоров кинофильмов, созданных Сергеем Эйзенштейном или Александром Довженко? Завхозов, завкассами и тому подобных менеджеров Большого театра, когда им руководили Николай Голованов или Владимир Васильев? Самостоятельный и самовластный человек, занимавший главный пост в великой стране в течение четверти века, может быть кем угодно, но только не менеджером.

Теперь об эффективности. Эффективный – это «приводящий к желаемым результатам, действенный». Очевидно, что желаемый результат – это то, что до начала действий было целью. Какие цели ставил Сталин? Создание мощнейшего военного государства, полное искоренение свободомыслия во всех областях жизни, установление абсолютной личной власти. Оставлю читателю решать вопросы о том, какие из этих целей были достигнуты, а какие – нет. А главное – радоваться ли тому, что не все цели были достигнуты полностью.

Добавлю лишь, что эффективная деятельность предполагает также минимизацию затрат и усилий, устойчивость результатов, отсутствие непросчитанных негативных последствий. Вряд ли кто-либо усомнится в том, что Сталина для достижения его целей не останавливала цена в десятки миллионов жизней и искалеченных судеб людей. Непрочность полученных им результатов, например, в национальном или крестьянском вопросе, биологической науке или театральном искусстве также очевидна. Пусть все это даже ложки дегтя, но они, как известно, портят и бочки меда. Так что деятельность Сталина никак не подпадает под значение слова эффективный.

Подчеркну, что мои соображения никак не имеют целью оценить деятельность Сталина. Их смысл в другом – в необходимости соблюдать точное соответствие между значениями слов и той реальностью, которую они таким образом замещают. Без этого непременного условия любой разговор в лучшем случае бесполезен.

Существительное империя обычно употребляется вместе с прилагательным (Британская империя, Римская империя, например) или с существительным в родительском падеже (империя Чингиз-хана, империя Александра Македонского). При этом слово империя обозначает такое многонациональное государственное устройство, в котором непременно присутствует метрополия (центр, держащий в своих руках все нити власти) и колонии (области, полностью подчиненные центру и выплачивающие ему в разных формах дань). Колонии сами по себе никак не интересуют метрополию, но важны лишь постольку, поскольку являются источником обогащения. Именно такие отношения между метрополией и колониями, как хорошо известно из истории, обусловили крах всех существовавших на земле империй.

Был ли империей Советский Союз? Строго говоря, конечно же, нет. Ведь отношения между центром страны и его периферийными образованиями не были отношениями между победителем-мародером и его побежденной жертвой. Более того. Как известно, по многим параметрам население союзных республик в СССР оказывалось часто в более выигрышном положении, чем население центра. Не следует, однако, забывать о жестком диктате, который реализовался в СССР от центра к периферии в рамках партийно-государственной политики. Можно утверждать, что национально-государственное устройство, которое существовало в СССР, не получило адекватного обозначения в специальном слове, которое обозначало бы «установку на экономическое и культурное развитие в условиях партийно-политического диктата». Империей называли СССР только его недоброжелатели, не утруждая себя проверкой значения слова жизненными реалиями.

В связи с этим весьма странное впечатление производят выступления, содержащие ностальгию по советской империи. Еще более странно выглядят призывы к возрождению империи. Если речь идет о возрождении государственного устройства, которое существовало на территории СССР до 1991 года, то это устройство никак нельзя называть империей. Если же речь идет о желании создать именно империю, то, во-первых, не следует говорить о возрождении (нельзя возродить то, чего не было). А во-вторых, следует непременно подумать о том, насколько реально осуществить такое желание. Обычно подобные желания высказывают те, кто уверен в своей будущей принадлежности к метрополии. И хотя именно такое развитие событий отнюдь не гарантировано, стоит подумать и о тех, чье место – в колониях. Едва ли такая перспектива покажется для этих людей заманчивой. И можно только предполагать, с какой силой они будут ей сопротивляться.

Впрочем, у значения слова империя есть еще одна, отмечаемая словарями, содержательная составляющая. Она в том, что во главе империи стоит император. Менее строго эту составляющую следует понимать как богатство, пышность и демонстрация военной мощи, которыми непременно утверждает себя соответствующее государственное устройство. Известно, что в империях были созданы выдающиеся произведения архитектуры и градостроительства, в меньшей степени живописи и литературы (именно о таких атрибутах советской жизни чаще всего с ностальгией вспоминают сторонники империи), Однако искусство как некоторое самодовлеющая ценность достигало высот не только в имперские времена и в имперском стиле. А оценивать привлекательность государственного устройства на основании его внешнего оформления едва ли достойно ума глубокого и проницательного.