Когда мы читаем или слышим Берлин – это средоточие интересных музеев, то за словом Берлин для нас стоит определенное географическое пространство. А в предложении Берлин предлагает начать переговоры то же слово сегодня обозначает не пространство, а «руководители ФРГ». И это различие в значениях при совпадении формы не создает для нас трудностей. Подобное различие представлено не только в названиях столичных городов, но и во многих других словах, в том числе весьма употребительных. В таких, например, как слово государство. И здесь часто возникают неясности.

Одно из значений слова государство – это страна, то есть географическое пространство со своим населением, его культурой, традициями, общественным устройством. В этом смысле говорят о государствах (странах) европейских и азиатских, моноэтнических и полиэтнических, древних и новых, демократических и феодальных и т. д. и т. п. Налицо параллель с тем значением слова Берлин, которое представлено в предложении Берлин – это средоточие интересных музеев. Или в зачинах сказок: «В некотором царстве, в некотором государстве».

Другое значение слова государство – это система органов власти, регулирующих жизнь людей, которые живут на определенной территории, ограниченной государственными границами. Нетрудно видеть, что своим первым значением слово государство ориентировано на внешнее отграничение от других подобных государств. Зато второе значение этого слова предполагает внутреннее употребление. Нерасчлененно обозначая «систему органов власти», то есть и президента, и правительство, и федеральное собрание, и министерства, и муниципалитеты, и управы и т. д. и т. п., государство во втором значении представляет собой колоссальное обобщение. Большее, чем фрукты по отношению к яблоко, груша, персик. Или мебель по отношению к стол, стул, диван, буфет, комод. Оно напоминает скорее продукты по отношению к мясо, рыба, овощи, хлеб.

Когда пианист Денис Мацуев, получая государственную премию, радуется: «Государство оценило мой труд», – под государством, видимо, подразумеваются президент и непосредственно связанные с ним органы власти. Едва ли то же самое имеется в виду, когда нас призывают позаботиться об увеличении своей будущей пенсии, участвуя в государственной программе софинансирования пенсий. При этом нам сообщают, что государство тоже примет участие в данной программе. Наверное, в этом случае имеется в виду уже не президент и даже не правительство, а Пенсионный фонд России? Но почему тогда прямо не назвать именно этот государственный орган? Хотя в данном случае как раз его и не следует называть. Поскольку еще не совсем забылись сообщения о каких-то хищениях в этом фонде. Да и дня не проходит, чтобы не говорилось о бедственном финансовом положении данного фонда и о его мрачных перспективах. Конечно, правы авторы соответствующей рекламы: гораздо лучше говорить государство. Ведь с этим словом, в его первом значении, связываются патриотические чувства. Правда, недоверчивый будущий пенсионер может задать законный вопрос: «А куда же конкретно обращаться в случае каких-либо осложнений?» Рекламодатель адреса почему-то не оставил. Впрочем, та же неопределенность представлена и в предложении Берлин предлагает начать переговоры. Кто же именно предлагает? Канцлер, министр иностранных дел или кто-то из чиновников более низкого ранга, депутаты бундестага, кто-то еще?

Почему же так часто используется в русской речи слово государство в его втором – весьма размытом, обобщенном – значении? На мой взгляд, для этого есть две причины. Первая связана с обычно не осознаваемой сакрализацией этого слова и государства вообще в сознании говорящих по-русски. Вторая причина – более прозаическая: за ней стоит нежелание называть конкретно ответственного за совершаемые действия. Нечто вроде круговой поруки. Только уже между разнообразными государственными органами – территориальными, ведомственными, федеральными, муниципальными, законодательными, исполнительными, судебными и иными, формирующими власть. Однако в некоторых случаях вся эта замена конкретной информации давлением на читателя/слушателя кажется ничем не оправданной. Почему, скажем, не назвать полученную Денисом Мацуевым премию более конкретно – президентской? Ведь, до того как стать государственной, она называлась Ленинской, а еще раньше – Сталинской. Таким образом указывалось, что такая премия в нашей стране в определенный период является высшей государственной наградой.

А читателю/слушателю при встрече со словами государство, государственный можно только напомнить призыв Козьмы Пруткова «Бди!». И не стесняться всегда задавать вопрос, какой же именно принадлежащий власти орган стоит за словом государство. Как не стесняемся мы, отправляясь за продуктами, спрашивать у своих домашних, что же именно они хотят видеть на своем столе и в холодильнике.

Многие наши сограждане воспринимают слова в этих парах как абсолютные синонимы. Между тем это далеко не так.

Слово льгота сейчас на слуху. Еще не забылись страсти по поводу монетизации льгот – то есть замены их денежными выплатами. Проблема, как известно, возникла из-за того, что денежные выплаты оказались значительно меньше реальной стоимости отменяемых льгот. Кроме того, не учитывалась высокая инфляция, понижающая покупательную способность денег. Так что речь шла не о принципе «деньги вместо льгот», а о количестве денег, его соответствии реальной стоимости льготы сегодня и в будущем.

А вот слово привилегия, кажется, совсем забыто. Между тем еще двадцать лет назад борьба с привилегиями была одним из главных лозунгов перестройки. Под привилегиями понимались предназначенные исключительно для высших партийных и государственных чиновников закрытые для остальной части населения магазины, поликлиники, больницы, санатории и дома отдыха, столовые, система «заказов» продуктов, одежды, обуви, бытовой техники и т. п. Современному молодому человеку трудно представить себе пустые полки в продовольственном магазине «для всех» и существование «закрытых» точек с разнообразным ассортиментом мясных и прочих продуктов.

Но значит ли все это, что теперь мы не нуждаемся в слове привилегия? Разумеется, нет! Ведь, согласно словарям, привилегия – это «исключительное право, предоставляемое кому-либо, в отличие от других, преимущество». Иными словами, привилегия – это несколько больше того хорошего, что составляет усредненную норму. Возможность вызвать автомобиль, если надо (или хочется) куда-то поехать. Возможность лечиться в поликлинике и/или больнице, которые по уровню обслуживания (квалификация медперсонала, оснащенность современным оборудованием, бытовые условия и т. п.) лучше, чем «обычные» учреждения такого рода. Возможность получать пенсию, превышающую те, что имеют остальные граждане. Причем если последняя привилегия уже выступает в денежной форме, то о монетизации двух первых для тех, кто таковые имеет, кажется, речь не идет. В общем, несколько огрубляя дело, можно сказать, что привилегия – это больше прав.

А что же льгота и чем значение этого слова отличается от значения слова привилегия? Согласно словарным определениям, льгота – это «облегчение, предоставляемое кому-то как исключение из общих правил». Иными словами, льгота — это несколько меньше того плохого, что составляет усредненную норму. Норма – пользоваться общественным транспортом (кроме такси) и платить за такую услугу. Льгота предполагает полную отмену или уменьшение неприятной обязанности платить. Норма – это конкурс оценок при поступлении в вузы. Однако для сирот, инвалидов и некоторых категорий граждан эта малоприятная процедура смягчается: льгота делает этих людей конкурентоспособными в борьбе за бюджетное студенческое место уже в том случае, если они имеют хотя бы положительные оценки. Подросткам и женщинам с малолетними детьми могут быть предоставлены трудовые льготы: избавление от ночных смен, невозможность увольнения и т. п. Несколько огрубляя дело, можно сказать, что льгота – это меньше обязанностей.

Судьба слов привилегия и льгота весьма точно отражает историю социальной политики в России в последние два десятилетия: боролись за отмену привилегий – напоролись на отмену (монетизацию) льгот. Впрочем, в речи многих наших сограждан значения слов привилегия и льгота четко не противопоставляются: ведь и то и другое улучшает положение человека. При этом, однако, забывают, что привилегия – это дальнейшее обогащение имущего, а льгота – необходимая помощь малоимущему. Можно сказать, что привилегия украшает жизнь, а льгота делает ее чуть более сносной – ведь сами-то льготы предоставляются социально наиболее уязвимым членам общества. И очевидно, что неразличение значений этих двух слов препятствует более глубокому пониманию сути социальных процессов, переживаемых нашим обществом.

К сожалению, подобное огрубленное восприятие действительности связано с нежеланием различать значения и некоторых других слов. В качестве примера назову прилагательные жадный и скупой, к сожалению, воспринимаемые нынешним молодым поколением как абсолютные синонимы. А вот многие люди старшего возраста усматривают между этими словами важные семантические различия: жадный стремится к максимальным приобретениям, а скупой – к минимальным потерям. Стилистическим синонимом слова жадный является старославянское по происхождению слово алчный, ныне весьма малоупотребительное. В русской традиции жадность подвергалась большему осуждению, чем скупость, которая тоже не считалась добродетелью. Пословица утверждает, что скупость – не глупость, хотя известно, что скупой платит дважды. Детское слово жадина, которым называют не желающего дать что-нибудь или чем-то поделиться, разрушает исконное противопоставление этих слов. В нем отражается более примитивный взгляд на мир, чем тот, который существовал в русском языке начала прошлого века. Обидная потеря!

Многие помнят старый анекдот. «Вы сказали, что я имею право?» – «Имеете» – «Значит, я могу?» – «Нет, не можете». Различие между могу и имею право интуитивно ясно каждому владеющему русским языком. Однако такое знание принципиально отличается от сознательного осмысления.

Глагол мочь и его формы обозначают возможность совершить действие, названное инфинитивом любого глагола, при этом такая возможность зависит исключительно от способностей субъекта. Физических: могу поднять 100 кг, переплыть Волгу, пробежать стометровку за десять секунд. Интеллектуальных: могу решить задачу на проценты, говорить по-английски, пользоваться компьютером. Нередко физическая и интеллектуальная способность различаются с трудом: могу написать статью, построить дом, помочь больному.

Никаких ограничений на реализацию физических и интеллектуальных возможностей субъекта могу не предполагает. Ни моральных: могу обидеть ребенка, сказать неправду, пролезть без очереди. Ни юридических: могу проехать на красный свет, дать взятку, подделать документ. А если не могу, то причина этого (мало сил или нет знаний, не позволяет совесть или страшат юридические последствия) часто не указывается. Впрочем, два последних обстоятельства порой тоже нелегко отделить друг от друга: не могу воровать, терпеть несправедливость, потворствовать мошенничеству. Могу имеет тот же корень, что и слова мощь, могучий, могущество, в которых явно присутствует положительный компонент. И это нередко переносится на слово могу, хотя оно совсем не обязательно означает и это хорошо Могу значит только, что у меня имеется такая возможность.

Имею право, в отличие от универсального могу, ориентировано не только на возможности субъекта, но и на интересы других людей. Прежде всего четко определенные юридически. Например, в трудовом договоре записано, на что имеет право работник, а на что – работодатель. Так что имею право передает значение более узкое, чем могу. А следовательно, могу нельзя заменить на имею право, если речь идет о физически возможных, однако противоправных действиях, например, таких, как невыход на работу в положенное время или пересечение на автомобиле сплошной разделительной полосы.

Но нередко мы встречаемся с ситуациями, когда человек реально не может совершить действие, на которое юридически он имеет право. Конституция СССР 1936 года, как известно, была одной из самых демократичных в мире. Однако на деле не только не существовало механизмов, позволяющих реализовать многие прописанные в ней политические права, но, более того, активно работали специальные органы, существовавшие исключительно для того, чтобы люди даже не пытались ими воспользоваться. И в наши дни словосочетание имеет право часто обставляется такими предварительными условиями и требованиями, что реализация такого права становится делом почти недостижимым. Достаточно вспомнить о спорах относительно места проведения митингов и шествий или об усилиях, необходимых для начала предпринимательской деятельности, создания партии и т. д. И это потому, что имею право вовсе не обладает той магической силой, какой обладали в сказке слова по щучьему велению, по моему хотению. Право на труд не предполагает мгновенное удовлетворение любых требований работника. А право на отдых не означает возможность расслабиться в любой момент, когда этого захочется.

Сейчас активно употребляется слово праймериз. Появление этого слова в русском языке отмечалось уже около полувека назад. Тогда, когда отечественная печать начала более или менее подробно описывать различные этапы избирательной кампании в США. Согласно американской политической традиции официальному выдвижению кандидата(ов) на разные выборные должности и мандаты предшествует не просто широкое обсуждение кандидатур. Очевидно, что словосочетание широкое обсуждение почти лишено какой-либо конкретности и может подразумевать весьма разнообразные и никак не регламентированные мероприятия: собрания, митинги в чью-то поддержку, пикеты против кого-то, разнообразные формы агитации за одних и против других. Иными словами, точно такое же обсуждение и борьбу, которые происходят перед голосованием на заключительном, определяющем конечный результат этапе борьбы между партиями. Слово праймериз обозначает набор тех же приемов борьбы плюс голосование, но на внутрипартийном этапе. Когда сама партия путем внутрипартийного обсуждения и голосования определяет, кто именно обладает наибольшим авторитетом и влиянием, чтобы быть делегатом соответствующих съездов. Кто персонально, как личность, оратор, харизматик, имеет наибольшие шансы на то, чтобы в борьбе с другими партиями занять ту или иную выборную должность. Можно сказать, что слово праймериз отличается по значению от выборы одним, но очень важным семантическим ограничителем «внутрипартийные».

Слово выборы в русском языке может выступать и как обычное слово с характерной для обычных слов многозначностью и некоторой семантической неопределенностью. И как юридический термин со строгим формальным семантическим определением, так же как это принято в естественно-математических науках. Как юридический термин выборы должны сопровождаться подробными инструкциями относительно их проведения: кто и когда назначает, как и где организуются, кто и какие права имеет и какую ответственность несет и т. д. В этом своем терминологическом значении слово выборы может наполняться несколько разным содержанием по отношению к разным странам: существование и отсутствие конкретных цензов, сроки полномочий отдельных лиц, порядок отзыва избранных и т. д. Например, порядок назначения новых выборов в Великобритании существенно иной, чем в других странах. Существующее в США избрание президента коллегией выборщиков, а не прямым путем может вести к избранию кандидата, не получившего абсолютное большинство голосов избирателей и мн. др.

В отличие от выборы слово праймериз в русском языке не имеет терминологического значения. И, характеризуя лишь внутрипартийный этап предвыборной борьбы, не включает в свое значение ничего более, чем информацию о том, что целью всех этих усилий является выдвижение своих партийных кандидатов на «настоящие» выборы. И все остальные аспекты, подобные тем, которые присутствуют в терминологическом значении выборы, в праймериз, разумеется, отсутствуют.

Праймериз – это не репетиция тех выборов, в которых участвует несколько партий и результаты которых прогнозируют социологические службы. Праймериз, повторю, это дело сугубо внутрипартийное. И, может быть, наиболее близким к нему по значению будет русское слово смотрины. Действительно, перед нами смотрины, после которых выбираются именно те, кто, по мнению большинства партийцев, может принести их партии наибольший успех.

Как почти всегда и бывает, инокультурное явление приходит в нашу жизнь и со своим именованием. Это иноязычное именование и остается в русском языке, пополняя круг заимствованных слов. В нашем случае значение слова в языке-доноре вполне соотносимо со значением праймериз в русском языке. Английское prime, означая «первый, лучший» восходит к соответствующему латинскому корню, представленному, в частности, в русском прима. Пришедшее к нам также из английского образование праймтайм «лучшее время», как известно, используется для обозначения такого времени, когда телеаудитория наиболее многочисленна. (Ср. час пик для обозначения наибольшей загруженности транспорта.) Разумеется, происхождение слова, как это обычно и бывает, кроме «первый» и «лучший» ничего не сообщает о других его важнейших семантических характеристиках, таких как «внутрипартийный отбор» и «с целью успешного участия в общенациональных выборах».

Речь идет о слове, обозначающем явление, которое стало занимать в нашей жизни слишком большое место. И это, честно говоря, не радует.

«Толковый словарь иноязычных слов» Леонида Петровича Крысина раскрывает его значение следующим образом: «[англ. glamour – обаяние, чары; роскошь, шик» фр. glamour – обаяние, привлекательность]. Внешний блеск (в одежде, украшениях, косметике и т. п.), внешняя привлекательность. Гламурный – внешне привлекательный, шикарный (преим. о женщинах)». Гламурный – это то, что относится к внешней стороне красивого быта.

Гламур – это красивый быт. Красивые одежда, обувь, белье, подтяжки, чулки, носки. Предметы и способы ухода за телом: кремы, лосьоны, дезодоранты, прически, эпиляции, окрашивание бровей и ресниц. Мебель и обустройство жилища: столы и кресла, рюмки и фужеры, супницы и разливательные ложки, ковры и занавески, средства ухода за паркетом, за кафелем в ванной, за унитазом. Гламур – это и красивый участок, на котором стоит ваш коттедж, с клумбами и рабатками, с дорожками и воротами разных типов, с розами и пионами, с газонокосилками и мини-тракторами. И, конечно, элегантные и удобные автомобили различного дизайна, целевого назначения, ориентированные на личность владельца. А еще – часы, разнообразнейшая бытовая техника, украшающая интерьер и облегчающая быт… Словом, все то, что предлагают современные магазины, предприятия и многочисленные фирмы по бытовому обслуживанию населения. Причем, если мы говорим о гламуре, речь идет не об удовлетворении обычных бытовых потребностей, но о красоте, шике, наконец, о престижности (это слово также требует специального, отдельного разговора) обладания соответствующими предметами, приобщенности к красивой жизни…

Совершенно ясно, что гламур как представление о красоте быта привлекает людей, выполняя роль более или менее скрытой рекламы, прежде всего дорогих товаров и услуг. Пропагандируя красоту быта, гламур воспитывает эстетические вкусы или, по крайней мере, разумно требует оценивать все, что окружает повседневную жизнь человека, не только с функциональной, но и с эстетической точки зрения. Рассказывая о дорогих и красивых бытовых предметах, гламур стимулирует людей на добывание денег ради обладания такими вещами.

Не будем, однако, забывать, что гламур – это не только красивое, но исключительно бытовое и внешнее. Русская и советская культура всегда оценивали оба эти параметра резко отрицательно. Особенно активен в этом отношении был Владимир Маяковский: «Страшнее Врангеля обывательский быт. Скорее головы канарейкам сверните, чтоб коммунизм канарейками не был побит». В советское время активно романтизировался неустроенный, аскетический быт у костра, в землянках, палатках, общежитиях. Эта бытовая бедность и непритязательность непременно соединялась с высокими и благородными делами: защитой от врагов, грандиозными стройками, освоением новых земель. А гламур оставался только в ставших музеями дворцах царей и их вельмож, а также в комиссионных магазинах антиквариата.

А вот в современной жизни гламура и особенно внимания к нему со стороны средств массовой информации стало много. Появились даже специальные периодические издания, содержанием которых является исключительно гламур. И все это, наверное, неплохо. Плохо то, что гламур начал занимать в нашей жизни (и в масс-медиа – как в своеобразном зеркале этой жизни) слишком большое место. Он явно теснит, например, содержание так называемых «толстых» литературно-художественных журналов, научно-популярную литературу. Причем это происходит не только на книжном рынке, но и в повседневности. Случайно подслушанные разговоры в транспорте, на улице, в парке поражают тем, сколь часто их темами являются одежда, переоборудование квартир, покупка различных предметов. Причем мужчины, в том числе и молодые, не отстают в этом отношении от женщин.

Не будем винить Славу Зайцева и Сергея Зверева, занявших на нашем телевидении столько места, сколько не снилось ни Юрию Михайловичу Лотману, ни Владимиру Яковлевичу Лакшину. Право, наши модельеры и визажисты не виноваты в том, что в отношении иных аспектов жизни их современников ощущается мыслительная и личностная пустота или, по крайней мере, весьма слабая активность.

Инновация – это не всякое новшество или нововведение, а только такое, которое серьезно повышает эффективность действующей системы.

Французское innovation восходит к латинскому innovatio (обновление, перемена). Еще в 80-е годы прошлого века абстрактного слова инновация не было в словарях русского литературного языка. А вот в «Толковом словаре иноязычных слов» Леонида Крысина, вышедшем в 2006 году, который Александр Солженицын назвал «превосходным, крайне необходимым, в уровень с эпохой», инновация толкуется как нововведение, новшество. Под словом нововведение словарь Ожегова – Шведовой понимает «новое правило, вновь установленный порядок», а под новшеством – «новое явление, новый обычай, новый метод, изобретение».

Спрашивается, не является ли инновация одним из ненужных заимствований, дублирующих уже имеющиеся в русском языке собственные слова? Давайте разберемся. Дело в том, что нередко заимствованное слово обозначает не то же самое, что близкое ему по значению исконное слово. Например, киллер – не просто «убийца», но «тайный, наемный». А то, что он «тайный», в свою очередь отличает его от значения слова палач. Или взять имидж: это, конечно же, «образ», но не любой, а «специально создаваемый».

Подобную картину мы наблюдаем и в противопоставлении новшество, нововведение – инновация. Перестановка мебели или замена портретов в кабинете – это, разумеется, новшество. А регистрация времени прихода и ухода сотрудников, если ее раньше не было, – конечно же, нововведение. Однако ни то, ни другое инновациями назвать нельзя, поскольку эти изменения не приводят к крупным, серьезным системным последствиям. А инновация же предполагает именно такие последствия.

Русский язык различает и многие другие феномены в зависимости от их размера: неприятность – беда – горе – трагедия, способный – талантливый – гениальный, грусть – печаль – тоска, улыбаться – смеяться – хохотать и пр. Для выражения различий «по размеру» мы используем слова большой и маленький, немного и очень и т. п., а также специальные суффиксы и префиксы. Например, домик – дом – домина, ручка – рука – ручища, толстоватый – толстый – толстенный, скучноватый – скучный – прескучный, открыть – приоткрыть, надломить – ломать – разломить и т. п.

Древний индоевропейский корень nov, сохранившийся в латинском, французском и русском языках, обозначает такой признак, который ранее не существовал, а теперь появился. При этом в русском языке новый обычно имеет положительную оценку. Во многих городах нашей страны есть даже улицы Новаторов, названные так в честь «активных приверженцев нового». Однако подобное безоговорочное отождествление нового с «хорошим» не всегда обоснованно. Ведь, как известно, хорошо платье новое, а друг – старый. Последнее, например, справедливо и по отношению к вину, многим предметам искусства, историческим находкам и т. д. В словах новшество и нововведение такой положительной оценки нет, а в слове инновация она есть. В русском языке немало и других слов, противопоставляющих различные оценки одного и того же: помощник – сподвижник – приспешник, стабильность – застой, щедрый – расточительный и т. п. Даже обычное поведение людей в определенных обстоятельствах мы называем традицией, если оно нам нравится, и предрассудком – если не нравится.

Итак, слово инновация обозначает такое новшество и/или нововведение, которое, во-первых, делает соответствующую систему существенно более эффективной и, во-вторых, как следствие, имеет положительную оценку. Поэтому, встречая в текстах слово инновация, следует понимать, что за ним стоит весьма радикальное улучшение чего-либо. А отмечая те или иные конкретные новшества и/или нововведения, следует считать их инновациями только тогда, когда они серьезно повысили производительность труда, значительно облегчили или ускорили процесс обучения, многим вернули здоровье и работоспособность и т. д. Иными словами, в результате существенно улучшили качество жизни человека.

Глагол кошмарить вполне мог быть объектом одного из заданий ЕГЭ по русскому языку 2010-го и предшествующих годов. В таком задании надо было определить, каким способом образовано это слово. Правильный ответ: суффиксальным. В самом деле глагол кошмарить образован от существительного кошмар с помощью глагольного суффикса. Остается, однако, совершенно неясным, какую же именно ценность представляет собой это знание. При какой речевой деятельности на русском языке – чтении, письме, говорении, аудировании – оно может быть востребовано?

В русском языке много глаголов, образованных от существительных с помощью суффикса – и. Все эти глаголы называют действия, как-то связанные с тем, что обозначено производящим существительным. Связь эта может заключаться в обозначении «обычной» деятельности: партизанить, слесарить, хулиганить. Действий по «превращению» в кого-либо: калечить, сиротить. Действий по «созданию» чего-либо: дымить, чадить, искрить, смешить, стыдить. И наконец, действий с использованием каких-либо орудий: боронить, шпорить, утюжить (брюки).

Очевидно, что часть этих глаголов, бесспорно, принадлежит к литературному языку, например: скандалить, нянчить, стыдить, рыбачить. Есть такие, которые в словарях литературного языка имеют ограничительные пометы типа «разговорное» или «просторечное». А порой и вовсе в них отсутствуют, оставаясь достоянием молодежного сленга либо изобретением отдельных авторов. Много таких примеров собрал профессор Игорь Улуханов. Например, у Владимира Маяковского (Мандолинят из-под стен), у Андрея Вознесенского (Отшельничаю, берложу, отлеживаюсь в березах), у Николая Асеева (Язычат огнями их перья и кисти), у Юлии Друниной (И мадригалит без устали свита). Эта же модель используется и в «компьютерном» языке: гуглить, френдить, чатить (чатиться).