Вывод один — наступать надо сегодня, пока они не очухались, не сопоставили факты, не сделали выводы. Значит, времени на отдых у меня нет. Ни минуты! Ладно, война так война. Единственное, что меня не устраивало в ведении полномасштабных боевых действий, — это определенная военной наукой цифра потерь при наступательном, на закрепленного противника бое — один к трем. И даже один к одному не подходило. Только, говоря футбольным языком, всухую. Только три — ноль. Пора интеллектуального противоборства прошла, теперь придется поработать руками. А учитывая, что для задуманного дела они коротки, придется удлинить их специальной, усиленного боя винтовкой, взятой из резидентского контейнера. Не хотелось скатываться до такой банальности, но деваться некуда. На разработку и подготовку чего-то более изящного времени не осталось. Будем импровизировать на ходу. Итак, место действия известно, оружие определено, осталось установить сроки.

Чаще всего ликвидаторы, использующие длинноствольное огнестрельное оружие, выполняют работу ночью. Ночью меньше вероятность напороться на способного помешать делу зеваку, легче скрыться, проще замаскироваться в темноте и, наконец, удобнее выцелить жертву в хорошо освещенном проеме окна. Днем в помещении темнее, чем на улице, и определение объекта затруднено.

Я прекрасно обо всем этом знал, не раз и не два читал наставления по специальной стрелковой подготовке и потому поступил наоборот. Вряд ли мои противники настолько глупы, чтобы не додуматься до очевидного — что освещенный предмет в темноте виден лучше и что достать врага проще и безопасней всего издалека с помощью давно изобретенной и хорошо себя зарекомендовавшей в подобных щекотливых делах винтовки с оптическим прицелом. Смотрят же они фильмы, читают книжки про покушения на президентов.

Если хоть толика подозрений закралась в их головы, то могу поспорить: интересующие меня окна ночью будут плотно зашторены. Любой опасающийся мести человек инстинктивно избегает глядящих в темноту окон. Это, если хотите, рефлекс. Темнота всегда таит угрозу. А вот день? Будем надеяться, что их подозрительность не переросла в панику, чтобы, отгораживаясь от мира, превращать квартиру в подводную, без доступа свежего воздуха и солнечного света, лодку.

И еще будем надеяться, что сегодня, сейчас информация в полном объеме до них еще не дошла. А если дошла, то еще не переварилась. Сегодня днем они нападения, наверное, не ожидают, опасность еще не определена, она еще только подразумевается. А вот за завтрашний день поручиться нельзя.

Значит, только сегодня. И только днем! Ночь располагает к подозрительности. Утро разгоняет страхи. С дневным смельчаком дело иметь предпочтительней. Он, убаюканный мнимой безопасностью (кругом день, толпы людей, все видно как на ладони), легче подставляется под выстрел. Трус — никогда. Трусы вообще живут гораздо дольше. Ночного труса мне так просто не взять!

На все прочее — подготовку снаряжения, изменение внешнего антуража и тому подобную работу — я отвел час. Но уже через пятьдесят минут я стучал в двери квартир дома, стоящего напротив нужных мне окон. В четырех квартирах я, представляясь разносчиком срочных телеграмм, наткнулся на хозяев. В пятой было тихо. Я подавил на звонок еще минуты три и, открыв дверь, зашел внутрь. Пусто! Закрыв дверь на внутреннюю защелку, я прошел на кухню, растворил настежь окно, открыл «дипломат». Там лежала винтовка, точнее, ее части: дуло отдельно, затворная часть отдельно, приклад отдельно. С помощью пяти движений и двух винтов я превратил разрозненные запчасти в цельную винтовку, легким толчком поставил на место Оптический прицел, загнал в патронник обойму, накрутил набалдашник глушителя. Сорок секунд на всю сборку! Качественно работают привлеченные Конторой оружейники.

Из того же «дипломата» я вытащил небольшой, вроде велосипедного насоса, цилиндр и, сняв фиксаторы, раскрыл три ножки, каждую из них, состоящую из четырех телескопических колен, раздвинул до полутораметровой длины. Треногу, напоминающую внешним видом фотографический штатив, я поставил на пол у дальней стены кухни. Но приторочил я к ней не фотоаппарат. Вовсе нет. Не для того я сюда пришел, чтобы заниматься художественной фотографией.

Быстро оглядев в прицел окна противоположного дома, я определил зону обстрела и задернул шторку на кухонном окне. Оставшейся щели хватит для того, чтобы держать под контролем требуемое пространство.

Тренога обеспечила значительную свободу действий. Тег перь мне не надо было, изображая дурака, стоять на изготовку с прижатой к плечу винтовкой, рискуя тем, что, когда дело дойдет до выстрела, мое оружие будет трястись в перетруженных пальцах, как бутылка в руках наполняющего стакан алкоголика.

Ждал я, слава богу, недолго. Объект, потягиваясь, почесываясь и зевая, прошел поперек комнаты. Он что, до такого времени спит? Или вовсе в койке живет? Теплая жизнь у мафиозников. Жаль, короткая...

Я прижался глазом к окуляру прицела, прикинул траекторию полета пули, ветер и все прочие, влияющие на результат выстрела объективные и субъективные обстоятельства. Промахнуться я не мог. И не промахнулся бы, если бы объект прошел прежней дорогой. Но он в последний момент изменил свои планы и, не дойдя до спальни, бухнулся в кресло, стоящее за фасадной, то есть ближней ко мне стеной. Я видел его в висящем на дальней стене зеркале и ничего Не мог поделать. Он стал недосягаем для моих пуль.

Я лихорадочно соображал, что предпринять, прекрасно понимая, что предпринять ничего невозможно. У меня была винтовка, а не пробивающая стены базука. Я мог только ждать. Но сколько? Судя по всему, клиент не собирался покидать уютное кресло — включил близкий магнитофон, разложил журналы, накинул на ноги плед. Ну, чисто английский лорд, отдыхающий у камина. Быстро он не встанет. Я бы так согласился месяц просидеть! Я расслабил пальцы, сжимающие ложу винтовки. Можно, конечно, и подождать, лишь бы дождаться.

Но, видно, верна пословица. Пришла беда — отворяй ворота. Во входной двери заскрежетал ключ! Кажется, вернулись хозяева. По идее я должен был немедленно ретироваться. Но как вернуться в этот дом после того, как я своим незваным присутствием в чужой квартире растревожу покой жильцов всех подъездов? Да после такого таинственного-происшествия здесь кошка незамеченной не проскочит. Это тебе не скучающая милицейская засада. Старушки пенсионного возраста работают не за оклад, а за совесть. Отсюда и соответствующий результат. Их бдительности мне не одолеть! Уйти мне сейчас — значит, уйти как минимум недели — на две. Их у меня нет! А если рискнуть? Я еще раз взглянул в окуляр прицела. Сидит, зараза! В моей голове мелькнула шальная мысль. Сколько у меня есть времени до того, как сюда вернутся хозяева? Одна минута, две, три?

Это зависит от их темперамента, физической силы и финансовых возможностей, ответил я сам себе. Если сил и денег в достатке, то вышибут дверь в минуту. Если мало, то, спасая замок, пойдут искать слесаря, на что потребуются уже десятки минут.

В дверь сильно забарабанили. Пожалуй, силы есть. Затихли. А вот денег на ремонт двери нет. Опять забарабанили. Или есть? Черт с ними, пусть стучат!

Я быстро отскочил к раковине, открыл на полную мощность оба, с горячей и холодной водой, крана и сдвинул хобот смесителя за пределы мойки. Мощная струя ударила в пол.

Я снова припал к прицелу. Вот он, сидит в зеркале. Видимый и одновременно недостижимый, А почему видимый? Потому что угол падения равен углу отражения! Потому что мой глаз и его кресло находятся в одинаковом относительно зеркала положении. А зеркало висит на стене. Так? Именно так! Вот и выход! Хорошо меня учили в школе, если спустя столько лет я вспомнил такое бесполезное тогда и столь пригодившееся теперь оптическое правило.

Углы равны! Равны! Быстрым движением я выбросил из винтовки обойму с патронами. Эти, с разрывными пулями, были бесполезны. Их не в кого было послать. А вот эти, вытащенные из «дипломата» запасные, со стальным сердечником, как нельзя кстати! Я тщательно выверил расстояние и углы. Глубоко, два раза вздохнул.

В дверь ломились со все усиливающейся настойчивостью. Все-таки еще и богатые. Не повезло. Выдохнув воздух, я замер, нежно обжал указательным пальцем курок и плавно потянул его на себя. Раздался выстрел. За ним второй. И сразу третий. Стальные пули вошли в стену чуть выше зеркала и, срикошетив, отскочили в сторону. Отскочили под тем же углом, что и ударили. Угол их падения был равен углу их отражения! К великому сожалению сидящего на кресле четвертого мафиозного главаря, этому правилу подчинялись не только световые лучи.

А он думал — спрятался. Думал, я его не достану. Для верности выпуская пулю за пулей, я пересек зеркало сверху вниз, заметив в разлетающихся осколках, как по телу сидящего в кресле человека запрыгали черные пятна дырочек. Дверь затрещала. Я быстро разобрал винтовку, рассовал части по соответствующим углублениям в «дипломате» и, подхватив полусложенную треногу, пошел в коридор.

Дверь охнула и сдалась. В прихожую, весь в щепе и мате, ввалился здоровенный парень, позади него, испуганно прикрывая рот, стояла растерянная старушка. Из соседних квартир вылезали заинтересованные соседи.

Чтобы избежать крупной — один агент против дюжины разгневанных домохозяек — драки, следовало немедленно забирать инициативу в свои руки. Конечно, я бы одолел немногочисленное, по преимуществу преклонного возраста, мирное население, но вряд ли бы эта победа добавила мне славы.

— Ты, бабка, где бродишь? — грозно гаркнул я, памятуя, что лучшая оборона — нападение. — Ты что же делаешь, старая?! У тебя нижние соседи по уши плавают! Кто платить за ремонт будет? Кто, я спрашиваю? Кто?! — Опешившие от неожиданного напора соседи испуганно отшатнулись. — Вот так, одни краны не закрывают, а другие должны аварии ликвидировать! Я в последний раз соглашаюсь! В последний! Так и знайте. Я не нанимался на каждый потоп бегать! У меня своих дел не переделать! — продолжал орать я, спускаясь по лестнице и потрясая, словно гаечным ключом, треногой.

Оглушенная ужасными сантехническими воплями неизвестно откуда взявшегося мужика с «дипломатом» и трубой, старушка впала в столбняк. Это тоже было нехорошо. Просто стоящий, не занятый общественно полезным делом человек может черт знает до каких непредсказуемых действий додуматься.

«Определите человеку задачу ближайших минут, или он это сделает сам, — учили нас, курсантов, психологи. — Человек, не обремененный обязанностями, опасен непредсказуемой инициативой».

В данной ситуации работа была показана всем.

— А вы что столбами стоите? — крикнул я уже снизу. — А ну марш воду собирать, пока стены не размыло! Быс-стро!

При чем здесь стены, я сам не знал, но это и не важно. В приказе главное не содержание, а форма отдачи. Предложенная мной форма — напористая, безапелляционная и даже чуточку нагловатая — соответствовала моменту и, судя по коллективному топоту, возымела действие. Путь был свободен.

Пока они соберут тряпками и отожмут в ведра воду, пока обсудят происшествие, я буду в семи кварталах отсюда, у объекта № 5. А когда они надумают обратиться в местный жэк и в милицию, и вовсе покину город. Уже на подходах к № 5 я почувствовал, что опоздал. От известных мне окон исходило что-то нежилое, покинутое. Не грели они. Я не знаю, что это было — воспитанная сверхчувствительность или справедливое, вызванное всеми предыдущими действиями подозрение. Назовем это интуицией и не будем углубляться в дебри парапсихологических изысков. Я чувствовал, что квартира пуста. И все тут! Но, как говорится, чувства к отчету не подошьешь. Агент не может доверять одному только своему внутреннему голосу, если не хочет услышать встречный, все заглушающий глас начальства. Интуиция — фактическое подтверждение — действие. Такова принятая в любой спецслужбе формула разведывательной и контрразведывательной работы. Опустив ее середину, рискуешь нарваться на неприятности даже в случае последующего триумфа.

Фактическую сторону я мог обеспечить либо продолжительным, тщательным наблюдением, на которое у меня не было времени, либо рискованным, с прямым выходом на противника, контактом. Выходить лично на искомую квартиру я не отважился. Такой риск граничил бы с непрофессионализмом. Всегда, если есть хоть малая возможность, надо стараться между собой и врагом запускать буфер — постороннего, не имеющего о тебе никакой информации человека. Такого я без труда отыскал в ближнем жэке. Вначале я ему показал бутылку, потом липовое капитанское удостоверение. Не знаю, что более возымело на него действие, но подозреваю, что первое.

— После дела, — предупредил я. Агент-сантехник предложил не откладывать операцию в долгий ящик. Его снедал горячий патриотизм и желание помочь в благородном деле.

Я дал подробную информацию и запустил его в пустой подъезд. Он вышел через пять минут.

— Никто не отвечает. Я звонил, стучал, слушал, в замочную скважину смотрел. Нет там никого! — доложил сантехник, косясь на мой полукругло оттопыривающийся карман. — Нижняя соседка говорит: жилец еще час назад со своими дружками и сумками куда-то ушел.

Подтверждались мои худшие опасения. № 5 оказался на редкость трусливым и проницательным человеком. Только заслышав о первых смертях, он, не раздумывая долго, решил сделать ноги из ставшего опасным города. Что это, банальная вендетта, борьба за власть или роковое стечение обстоятельств, можно выяснить потом, на досуге. А пока до добрых времен лучше отсидеться в надежном логове. Наверное, так рассуждал он, спешно пакуя чемоданы.

Исчезновение пятого ставило под сомнение целесообразность четырех предыдущих смертей. Французы мудро говорят: что знают двое, знает и свинья! Здесь, кроме меня, владели запретной информацией еще по меньшей мере двое. Один — очень хочется надеяться — заперся в своем доме-каземате. Второй — ударился в бега. Где его искать?

Я прикинул все варианты и остановился на единственном, обещающем быстрый результат. Или я отыщу его в течение одного-двух часов, или потрачу на поиски всю следующую неделю. Я отправился к стоянке. Не может такой фанатичный автолюбитель бросить свою любимицу-иномарку. Душа не стерпит! Машина была на месте. В ближайшем переулке я устроил моторизованную засаду. Проще говоря, подремывал, сидя в угнанных «Жигулях», удерживая в поле зрения въездные ворота автостоянки. Я пытался восстановить столь необходимые мне в скором будущем силы, набирая тридцати, пятидесятисекундными урывками полноценные часы сна. Распахивались ворота — открывались мои глаза.

Не то.

Не то.

Не то.

А вот это то, что надо.

За рулем сидел пятый, если считать от сегодняшнего утра, претендент на смерть. Сейчас он выйдет на автостраду, я пристроюсь ему в хвост, а там посмотрим. Но я недооценил своего противника! Я настроился на охоту и все свое внимание посвятил гону. Я забыл, что загнанная дичь может очень болезненно огрызаться... Иномарка выходила одна. «Хвоста» не было. Это упрощало задачу. Я повернул в замке ключ зажигания.

— Эй, мужик, у тебя колесо сдуло, — радостно сообщил мне какой-то прохожий парень.

— Где?

— Да вон же, вон. Правое заднее. Э-эх, дядя! Машина не жена, за ней пригляд нужен.

Я наклонился к сиденьям, открыл ближнюю боковую дверь, высунулся наружу.

В лоб мне уперся пистолет.

— Садись по-быстрому в машину. И без нервов! — На асфальте, вдоль борта машины, лежал второй вооруженный «Макаровым» парень. Его напарник, уже всунувшись в салон через опущенное стекло, хватал ключ зажигания.

Это ж надо так банально вляпаться! Мальчишки, сопляки завалили спецагента чуть не с пятнадцатилетним стажем! Позор! Видно, у меня что-то в голове повредилось от давешнего столкновения с «УАЗом», раз я такие дошкольные промашки допускаю.

— Ну, — дуло пистолета недвусмысленно помассировало мой лоб.

Пришлось подчиниться. Между мгновенной смертью и компромиссом я всегда выбираю компромисс. Запустить пулю в извилины я всегда успею.

— Выезжай и держись вон за той машиной, — приказали ребятки, указав на иномарку.

Это можно. Я все одно собирался за ней ехать.

— Тише. Еще тише.

Я повиновался. А вы бы стали спорить, когда бы вам сверлило четвертый позвонок дуло поставленного на боевой взвод девятимиллиметрового пистолета?

— Теперь чуть быстрее. Вот так.

Кажется, я становлюсь таксистом. Впору счетчик включать. А пожалуй что и надо. А пожалуй что и включу! Не возить же их бесплатно.

Машины недолго покрутились по городу и вышли на междугородное шоссе. Здесь, вжимая педаль газа в пол, я подуспокоился. Не будут они стрелять без предупреждения в держащегося за руль водителя идущей на полной скорости автомашины. Не самоубийцы же они.

Интересно, как они меня вычислили и чего добиваются? Насчет первого просто — главарь, заподозрив в череде смертей неладное, решил бежать из города. Возле квартиры и автостоянки поставил засады. Там, возле дома, я слежку обнаружить не смог. Да и как? Наверняка они посадили наблюдателя, куда-нибудь в соседний дом. Как его углядишь?

Отследив мой «жигуль», он на всякий случай передал второй засаде мои номера. Появившись возле автостоянки, я тем самым выказал свое истинное лицо. Я даже не догадался, вернее, не успел сменить машину. Хотя, конечно, отсутствие времени не может служить отговоркой в таком позорном провале. Я успел поймать иномарку, но не успел спасти себя!

Опознавшая меня охрана, состоящая из юнцов-любителей, взяла меня в клещи. Кстати, очень профессиональные клещи. Не иначе, работает школа Резидента. Ведь чему-то через подставных лиц он учил местную шайку-лейку. И таки выучил на мою контролерскую голову!

Теперь вопрос второй. Куда они меня везут и что им надо? Здесь ответ еще проще. Везут куда-нибудь подальше в лесок, а нужна им — ни много ни мало — моя жизнь. В городе они открывать стрельбу побоялись.

Отсюда вопрос третий. Что я могу предпринять для своего спасения? И могу ли что-нибудь вообще? Так, покрутим варианты. Свалиться на полной скорости в кювет. Я знаю, когда это произойдет, успею сгруппироваться. Они нет. Это, конечно, преимущество. Но скорость. На такой скорости вряд ли уцелеет хоть кто-нибудь. К тому же у меня полный бак бензина. На всякий пожарный случай до операции заправился под пробку. Именно — на пожарный!

Знал бы, где потерять...

Вступить в рукопашную? Но уж больно плотно давит пистолет в затылок, и еще один, между прочим, зорко глядит в живот со стороны бокового пассажира. Это надо умудриться миновать две встречные пули в таком тесном объеме!

Вот если бы их кто-то отвлек. Кто-нибудь... Вот что, закурю-ка я, пока суд да дело. Дым способствует... Так, по крайней мере, утверждают заядлые курильщики. Может, и мне поможет?

— Закурить-то можно? — попросил я.

— Валяй, — разрешили незваные пассажиры. Впереди показался поворот. Стрелка спидометра зашкалила за 110. Куда ж он так спешит на своих импортных лошадиных силах? Он что, придорожных знаков не видит? Напрасно!

Не снимая левой руки с руля, я достал сигареты, большим пальцем откинул крышку.

— Угощайтесь.

Сигареты были хорошие, и парни потянули свободные от пистолетов руки к раскрытой пачке. У скорого покойника последний табачок брать не брезгуют! Ох и молодежь пошла! Ничего святого. Ну а мне сам бог велел, не чужое прошу.

Я тряхнул пачку, вышиб сигарету и взял ее губами. Правый охранник, потянувшись к зажигалке, приблизил свою голову к моей. Так бы мы, наверное, и закурили, если бы не маленькая неприятность — не закрывалась пачка, мешала крышке одна высунувшаяся сигарета. Пришлось поправлять, продавливать ее большим пальцем.

В это время впереди идущая иномарка вошла, почти не сбавляя скорости, в поворот. Лихачит авторитет, не жалеет здоровья. А шоссе, между прочим, не космос, а иномарка хоть и иномарка, да не «Шаттл». Однако закроем коробку. Время пришло. Я нажал на выступающую сигарету. Цепь замкнулась.

Два одновременных микровзрыва под днищем иномарки перебили рулевую тягу и тормозной шланг. Все-таки не зря я ковырялся ночью на автостоянке, не зря тратил время и «пластик». Пригодилось!

Мгновенно потерявшую управление машину бросило на встречную полосу движения под колеса идущего навстречу «ЗИЛа». Сила встречного удара была огромна. Смерть пятого приговоренного главаря была безболезненна и мгновенна.

— Тормози-и-и! — хором заорали обалдевшие от увиденной действительно ужасной катастрофы охранники. Ну конечно, слушать я их буду! За чужую жизнь душа не болит, а за свою — сразу «караул!». Нет, милейшие, я буду делать то, что задумал делать. У меня своя голова на плечах имеется. А вот за ваши я сгоревшей автомобильной свечки не дам. Ваши вас подвели!

В мгновение, когда пассажиры не сводили вылезших из орбит глаз с кувыркающейся под откос машины с их непосредственным начальством (а от такого зрелища не смог бы отвести взгляд и более подготовленный профессионал), я быстрым движением вбок выскочил из-под дула ослабившего давление пистолета и головой же толкнул его в сторону, одновременно страшно закричав:

— Стреляй!

Сзади сидящий охранник, инстинктивно подчинившись, нажал курок. Пуля ударила его тянувшегося к зажигалке напарника в шею навылет, на излете пробив правое стекло. Тот даже не успел пустить в действие свое оружие, чего я очень опасался. Перебитый позвоночник мгновенно обездвижил его.

И, опять-таки не делая перерыва и пользуясь тем, что «Макаров» направлен в сторону, я откинул назад голову и резко тормознул. Задний пассажир влепился носом и глазами мне в затылок. Я услышал противный хруст и увидел, как из обмякшей руки выпал пистолет. Еще бы. На что затылок крепче лицевых костей, и то у меня в голове мелкие молнии запрыгали.

Выровняв скорость, я проскочил место аварии. Теперь добраться до ближайшего леса, бросить машину с простреленной дверцей и двумя бездыханными телами и пешком или попутными машинами возвращаться в город. Я, как всегда, должен спешить. Мой счет еще не окончен!

Шестой объект разочаровал меня совершенно. С такой, почище средневековых, крепостью мне без ракеты «земля-земля» не совладать. Подходы открыты — не подойдешь незамеченным, не подползешь. Высотных зданий, на которых можно было бы залечь с винтовкой, нет. Да, кстати, и окна здесь плотно зашторены, а местами, где скорее всего и обитает хозяин, круглосуточно закрыты плотными ставнями. Машина паркуется во внутреннем закрывающемся гараже и если выезжает, то сразу на скорости, предварительно разогнавшись во дворе, который, в свою очередь, кишит охранниками. Похоже, и здесь потрудился Резидент. Хорошо потрудился. Внешнюю форму — не очень новый и не очень просторный на вид частный дом — оставил неприкосновенной, а содержание сломал в корне. Местные бандиты до этого своими куцыми мозгами никогда бы не додумались. Это не купи-продай. Это почерк! Не удивлюсь, если под домом из железобетона и сборных стальных листов сооружено, наподобие атомного, убежище с гостиной, спальней, сортиром и микробаней, в котором можно запросто пересидеть не то что угрозу нападения одного-единственного врага, но даже не очень большую атомную войну. Судя по всему, последний, шестой объект — большой жизнелюб и отдавать свою жизнь всякому встречному Контролеру не желает. Похоже, он хочет прожить до 130 лет.

И как мне этого не допустить?

На первый взгляд никак. Отправиться в ближайшую авиационную часть, угнать штурмовик и опустошить бомбовые люки над этим милым б/у домиком? Так ведь промахнусь!

На спортивных самолетах нас в учебке летать учили, как пассажирскими лайнерами управлять, в общих чертах рассказывали, как и за какую ручку держаться в военных истребителях — показывали. То есть взлететь при необходимости я смогу, сесть, правда, с меньшей вероятностью на успех, постараюсь, а вот совершать боевые маневры — увольте. Тут уж точно мой подопечный до 130 лет доживет. Что еще мне остается? Что в подобных непростых случаях советовали отцы-командиры? Наблюдать! Не можешь взять нахрапом — наблюдай, ищи изъян в обороне противника. Абсолютной защиты не существует.

Точно! Смотреть, собирать информацию, ждать, когда количество перейдет в качество. А оно непременно перерастет. Не может не перерасти! Вот только как наблюдать, самому при этом оставаясь незамеченным? Сизокрылым голубем над двором порхать? Так, опасаюсь, такой величины птичка вызовет мировую сенсацию. Понаедут орнитологи с сетками да сачками, отловят неизвестное науке крылатое существо, препарируют и обнаружат обычные сердце, легкие, кишки и пистолет 38-го калибра в придачу. Может у голубя сизокрылого быть в заплечной кобуре пистолет? Нет? Значит, это вовсе даже человек!

Не подходит птичье прикрытие — маши крыльями, не маши. Вот если бы без крыльев зависнуть, как космонавты в безвоздушном пространстве. Как космический корабль в просторах космоса.

Космоса...

Пожалуй, что и космоса. А почему бы и не космоса...

Я прямиком направился в городской Дом пионеров. Должен же у них там быть астрологический кружок. Не могут же подающие надежды вундеркинды смотреть в небо невооруженным взглядом. Откуда тогда возьмутся будущие академики?

На скамейке в скверике я на ходу сочинил и нарисовал бумагу, удостоверяющую, что я, фамилия, имя, отчество и пр., являюсь представителем научно-популярного общества «Двойная звезда» и командирован в город налаживать контакты и проводить какие-то исследования, связанные с недавно обнаруженной в соседней галактической системе черной дырой. Текст я заверил нарисованной на специальной резинке печатью. Печать я тут же уничтожил, только что купленную печатную машинку сдал в комиссионку.

С этой сомнительного свойства ксивой я предстал пред подслеповатые очи главного пионерского астронома.

— Для выполнения конфиденциальных научных исследований, как-то: наблюдения одного удаленного тела — мне требуется средних размеров телескоп-рефлектор, — нимало не покривив против истины, объяснил я. Действительно, и исследования имели место быть, и тело.

Руководитель кружка печально скривился.

— Хотел бы помочь, но нет решительно никакой возможности. Шефы не субсидируют, бывшие в наличии телескопы сломаны, денег на ремонт изыскать никак невозможно, подлецы-дети утащили последнее вогнутое зеркало.

— Это понятно, — посочувствовал я, — но дело в том, что я прошу не дать мне телескоп, а дать мне его напрокат. Взаимообразно, так сказать. При этом, кроме ежедневного взноса, я готов оплатить залоговую стоимость взятого имущества с пятидесятипроцентной надбавкой, связанной с причиненными хлопотами...

В детском астрономическом кружке нашлось семь телескопов и 15 биноклей на выбор.

Подсунув под нос начальника подходящего мне жэка еще более заумно составленную и скрепленную уже двумя печатями бумагу, я, скромно представившись кандидатом астрономических наук, лауреатом премии Галилея, попросил выделить мне для научных изысканий какой-нибудь подходящий дом и по возможности оградить от назойливых соглядатаев во время исполнения важных астрономических исследований. За что я взял на себя обязательства отремонтировать кровлю этого же дома и двух соседних, для чего внес в кассу требуемую сумму денег. Крыша была предоставлена в полное мое распоряжение. Дворники за отдельную плату втащили на верхотуру и смонтировали телескоп и опять-таки за дополнительное вознаграждение надежными стражами встали у чердачных дверей.

Я настроил телескоп и развернул его на известный мне объект. Стрелять с такого расстояния я, конечно, не мог, но рассмотреть все интересующие меня подробности труда не составило.

Ночь. Ставни закрыты. В окнах, выходящих во двор, свет. Во дворе ходит охранник. Посторонние не выходили и не входили.

Утро. Ставни закрыты. Во дворе охранник. Выехала и въехала легковая машина. Один из охранников выгулял хозяйскую собаку. Такую охранять стоит — целый капитал. Пришел почтальон, отдал через окошко в воротах почту и какой-то сверток. Интересно, какой? День. На чердаке заметил скрытый наблюдательный пункт. Вопрос, используется он или построен на черный день? Подходит нынешний день под черный? Понаблюдать. Три раза въезжала и выезжала машина. Посторонних никого. Похоже, доступ внутрь разрешен строго ограниченному числу доверенных и многократно проверенных людей.

Вечер. Одна машина. Какой-то три минуты говоривший через дверь в воротах человек. Прогулка собаки. Уход двух охранников. Отработали смену? Но ведь заметил я их по меньшей мере вдвое больше. Получается, остальные несут беспрерывную вахту, то есть постоянно живут в доме.

Ночь. В «голубятню», иначе говоря, чердачный НП, поднялся человек. Похоже, до авторитета дошли подробности гибели его товарищей по ремеслу. Выехала одна машина.

Утро.

День.

Вечер.

Что же делать? Как подступиться к этой непроницаемой, как броня танка, крепости? За двое суток я не заметил ни одного изъяна в обороне. Более того, судя по сегодняшнему дню, она спешно укрепляется. Может, попробовать пробить ее тараном официальных органов? Я позвонил в милицию, наплел им с три короба про пьяных с ружьями бандитов, раненых и истекающих кровью прохожих, про слышимую из-за забора стрельбу и нецензурные выражения.

Моя авторская импровизация возымела даже большее, чем я мог ожидать, действие. Приехали не одна и не две, а аж три патрульные машины. Вооруженные автоматами милиционеры потолкались возле ворот, поговорили с вышедшими им навстречу охранниками и уехали восвояси. Скорее всего потревоженный авторитет созвонился со своими небескорыстными приятелями в органах, и те быстро отменили вызов.

Точно так же никакого действия не возымел массированный — а уж я расстарался — выезд пожарных и аварийно-газовых машин.

Крепок оказался домик. И не только стенами! Но должен же быть в обороне противника изъян. Я снова и снова перебирал накопленные за эти дни «против». В дом незаметно не проникнуть. Нахрапом не прорваться. Выезжающего или въезжающего авторитета не подкараулить, потому что он не выходит, а сиднем сидит где-то во внутренних помещениях. Где сидит, тоже установить невозможно. Сколько он там сможет скрываться, снова неизвестно. Изображать из себя почтальона, врача, милиционера, собирающего макулатуру пионера или умирающего от истощения прохожего бессмысленно: все равно дальше ворот не пустят. Положеньице! Что-то не упомню, когда такие имели место быть.