Отец твой – Гринштейн Борис Евсеевич – литовский еврей, коммунист с дореволюционным стажем, красный конник и начальник областного управления сельского хозяйства – был разумнейшим человеком. Когда немцы вошли в Ростов, вы с ним бежали, так как имели резко выраженную семитскую внешность. Переплывая Дон, отец утонул: рана от операции еще плохо зажила. Перед самой войной ему в Москве удалили левую почку из-за опухоли. Такая же опухоль настигла и тебя. Потом – метастазы в легкие. Тебя начали лечить, но… неправильно, пока профессор Бухман не сказал: «Немедленно операция!»

Ты скиталась по московским клиникам, а Юрка попался. Попался на удочку этой шлюхи, этой проститутки, которая пришла к нему брать от «Недели» интервью.

Как оказалось, не очень-то много ему надо было: сочувствие, зажаренная курочка… Он очутился в ее постели. Когда я поехала к ней объясняться, она заявила: «Что вы хотите, Дина Борисовна смертельно больна. Должен же Юрий Дмитриевич подумать о себе…»

Ну, а ей нужна была ваша прекрасная московская квартира. Зараза эта и в подметки тебе не годилась, но бывают же такие сволочи…

Юрку она свела на тот свет ровно через год. Совесть в нем осталась, и он очень страдал, курил нещадно. В результате – рак легкого. Причем, какой-то скоротечный.

Так закончились ваши жизни. Обе – на пятьдесят восьмом году: он ведь был на год тебя моложе.

Юрку очень жалела, потому что эта гадина так его скрутила, что, лежа в больнице, он тайком, страшно боясь, встречался со мной.

Тридцать лет прошло, как вас нет. Страна и мир изменились до неузнаваемости. Теперь всё, абсолютно всё меряется деньгами. Все отношения – между родителями и детьми, братьями и сестрами, друзьями и просто знакомыми.

Очень сильно неравенство в материальном отношении, а потому готовы идти брат на брата с ножом и пистолетом. Несправедливость ведет к протесту в виде демонстраций и суицида, особенно в среде молодых. Почти нет середины: или очень богатые, или совсем бедные.

Проклятые деньги так рассоривают людей, что из-за них попадают в тюрягу, простреливают головы, готовы на всякие подлости.

Совершенно обесценено образование. Вот уже тридцать лет, как Димочка, мой муж, – профессор, а что толку? Правда, кто с ним соприкасается, – уважают. Но богаче он не стал.

Народ наш сейчас – беспрерывно орущий, вороватый, пьянствующий и одурманенный, ленивый и нищенствующий.

Правители – власти – тоже не получшели, хотя это уже не шамкающие старики. Власти теперь умные, хитрожопые и изворотливые. Но ум их не идет на улучшение людской жизни. Таким быдлом, во что превратились люди, управлять, конечно, трудно. Вот и плюют. Во власти множество проходимцев.

Страна сплошь православная. Религия превратилась в эпидемию. Понастроили, пооткрывали монастырей и церквей множество, понавешивали на себя крестов, а нравственность упала до нуля.

Теперь нет больше Советского Союза, люди разбежались по национальным квартирам, ненавидят и ругаются друг с другом. Даже белорусы, украинцы и русские стали врагами, особенно в высшем эшелоне.

Нет теперь и КГБ. Есть ФСБ – федеральная служба безопасности. Она сторожит и охраняет, как говорит Дима, толстопузых, а до простого народа – как до фени.

СМИ обихаживают, ублажают власти, богатых. Ну а в нравственном отношении – сплошные голые задницы и постель.

Юрочка теперь бы не издал ни одной из своих красивых и хороших книжек, сколько числятся за ним. Книги теперь печатают за свой счет и такими малыми тиражами, что не хватило бы на прокорм Пальме – вашей милой собаченции.

Убивают и уничтожают ежедневно. Нет ни одних известий, где бы не докладывали об очередной трагедии. Всё – из-за денег и власти. А какая страшная была чеченская война!..

Люди не стали умнее. Плохо учат и учатся. Книги никто не читает. Главное, откуда «черпают» – «ящик» и Интернет. Но на этом фоне, правда, еще остались приличные. Только они не в чести. Их отстреливают.

Болтать стали свободно, но что толку от этой болтовни. Треплются все, выворачивая наизнанку свою подноготную.

Как и тридцать лет назад, вас бы не вылечили от злой и коварной болезни, что свела в могилу, хотя медицина здорово продвинулась. Но теперь всё за денежки… За просто так ни одна собака не подойдет.

Утечка мозгов – ужасающая. Уезжать стали свободно. Вот и бегут в поисках лучшей доли.

Мы провожали тебя в том черном платье, в каком ты велела. Юра не плакал, а рыдал. Видно, грызла его вина. Приехала и твоя сестра Эгда – Эдочка Виткевич, муж которой в свое время был подельником Солженицына.

Я стала писать, и Юра благословил мою первую повесть в «Огоньке». Радовался и одобрял.

Мы никогда не говорили с тобой о Боге. А ведь я – верующая. С восемнадцати лет. Вот и теперь, когда мне уже восемьдесят, наказываю, чтобы обязательно отпел меня ребе. Верю в загробную жизнь.

Почему помню тебя до сих пор? Потому – что очень любила. А любила потому, что ты – умница. Не было и нет у меня более умного друга. Любила за верность и честность, за доброту и готовность помочь. А потом, разве можно не любить красоту? А ведь ты была красавицей…

Кончаю. Маму твою, Марию Андреевну, проводила по чести. На Юриных похоронах не была. Эта гадина, эта сволочь, которая оторвала его от тебя, никому из друзей ничего не сообщила.

А еще любила тебя за отношение к Диме. Из нас четверых Димуха был младшим. Ты называла его меньшим братиком.

Родная! Пусть будет тебе хорошо. Туда, в далекое далеко, скоро, очень скоро приду. Жди…

2012 г.

Примечания

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.