Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Расколотая цивилизация

ModernLib.Net / История / Иноземцев В. / Расколотая цивилизация - Чтение (стр. 12)
Автор: Иноземцев В.
Жанр: История

 

 


В январе 1999 года настала очередь потрясений в Латинской Америке, в результате бразильский реал обесценился в течение месяца более чем вдвое, а руководители финансовых ведомств стран континента солидаризировались во мнении, что наиболее последовательной мерой выхода из кризиса было бы замещение американским долларом национальных валют во внутреннем обращении.
      Таким образом, накануне XXI века мы наблюдаем фактический крах той модели догоняющего развития, которая на протяжении многих десятилетий была воплощением надежд целых наций. Можно ли ожидать быстрого преодоления кризиса на развивающихся рынках? Мы считаем, что отрицательный ответ на этот вопрос очевиден, так как причины кризиса отнюдь не имеют того финансового характера, которым наделяют их многие современные политики и экономисты, а скрыты гораздо глубже.
      Какие же уроки следует извлечь из истории догоняющего развития?
      Во-первых, никогда и нигде апологетам этой модели не удалось сделать ее самовоспроизводящейся. Фактически порожденная переходом развитых стран к постиндустриальному обществу и их первоначальным стремлением экспортировать производства, относящиеся к первичному и вторичному секторам экономики, в другие регионы планеты, она изначально была ориентирована на использование единственного конкурентоспособного ресурса -- дешевой рабочей силы -- как важнейшего фактора индустриального производства. Тем самым модель заведомо содержала в себе два ограничивающих условия: с одной стороны, она не могла оставаться адекватной в условиях, когда развитый мир осуществлял переход от труда к знаниям как основному ресурсу производства; с другой стороны, она не могла ориентироваться на внутренний рынок, поскольку в таком случае повышался бы уровень потребления, автоматически дорожала бы рабочая сила и снижалась внешняя конкурентоспособность страны. Таким образом, модель современной индустриализации имела четко заданный предел своего развития.
      Во-вторых, развивающиеся по пути индустриализации страны вступали в активную конкуренцию друг с другом, также оказывавшуюся в определенном аспекте тупиковой. В самом деле, они были ограничены в наращивании внутреннего потребления и тем самым заинтересованы в экспорте капитала. Это прекрасно видно на примере Японии, а позже -- Гонконга, Сингапура, Тайваня и отчасти Южной Кореи. В то же время основными реципиентами капитала могли становиться менее развитые страны, исповедующие ту же индустриальную парадигму. Отсюда -- инвестиции более развитых азиатских стран в менее развитые, но также идущие по пути индустриализации. Однако, предлагая более дешевую продукцию, они становятся конкурентами. Результатом оказывается то, что мы называем "принципом бикфордова шнура": значительные преимущества получают страны, лишь начинающие индустриализацию, при этом расширяется пространство неуверенности и нестабильности, в которое попадают более развитые страны, достаточно укрепившие свою промышленную базу, но не ставшие постиндустриальными.
      В-третьих, активное вмешательство государства в хозяйственную жизнь и то внимание, которое уделяется инвестициям, создает в обществе мобилизационную модель поведения, когда, с одной стороны, объективно ограничивается развитие научного потенциала (как по чисто экономическим, так и по социокультур-ным причинам), с другой же -- не формируется новый тип сознания, основанный на постэкономической системе мотивации. Эти обстоятельства могли бы оставаться относительно второстепенными несколько десятилетий назад, однако сегодня, когда высокотехнологичные производства распространены во всех регионах мира, постиндустриальные страны сохраняют монополию на технологические нововведения и фактически имеют возможность диктовать, какие из них, где и когда должны быть использованы. Таким образом, все потенциальные конкурентные преимущества индустриальных экономик перед постиндустриальными остались в прошлом, и сегодня торговый баланс в мировом масштабе может изменяться только в пользу США и Западной Европы. Таким образом, потенциал догоняющего развития, всегда основывавшегося на заимствовании и копировании, а не на инновациях и научно-техническом прогрессе, является сегодня исчерпанным.
      Глубинная причина этого заключается в том, что механизм становления постэкономического общества радикально отличается от формирования индустриального строя. В начале 90-х годов, рассуждая о закономерности краха коммунистических режимов, Ф.Фукуяма писал: "Опыт Советского Союза, Китая и других социалистических стран свидетельствует о том, что централизованные хозяйственные системы, достаточно эффективные для достижения уровня индустриализации, соответствовавшего европейскому образцу 50-х годов, проявили свою полную несостоятельность при создании такого сложного организма, как "постиндустриальная" экономика, в которой информация и техническое новаторство играют гораздо более значительную роль" [534]. Такая точка зрения представляется правильной, но ограниченной. Мы полагаем, что мысль Ф.Фукуямы следует развить по двум направлениям. Во-первых, нужно отказаться от рассмотрения лишь социалистических экономик в качестве основанных на мобилизационных методах; совершенно ясно, что социально-экономические системы Японии, Южной Кореи или Сингапура, прогресс которых также базировался на гигантской норме накопления и активном недопотреблении граждан, вовсе не были социалистическими. При этом нельзя ограничиваться указанием на "уровень индустриализации, соответствовавший европейскому образцу 50-х годов", так как вполне очевидно, что хозяйственные системы тех же восточноазиатских стран, не говоря уже о Японии, достигли значительно больших успехов. Во-вторых, вряд ли правильно акцентировать внимание исключительно на производстве знаний как основном отличии постиндустриальных и индустриальных экономик. Одним словом, мы хотели бы отметить, что принципиальным моментом, не позволяющим индустриальным странам достичь уровня постиндустриальных, является качественное отличие источника прогресса тех и других: в первом случае это экономическое давление на человека как экономический субъект, выражающееся в максимизации производимых им инвестиционных благ; во втором -- это свободное развитие неэкономически мотивированных личностей, выражающееся в создании новых информационных благ и новых стандартов производства и потребления, нового типа социальных связей и нового качества жизни.
      Принципиальное отличие экономического и постэкономического общества заключается в том, что первое может быть построено посредством ряда организованных усилий, что подтверждается успехами СССР, Японии и азиатских стран, в то время как второе может сформироваться лишь естественным образом по мере развития составляющих его личностей; ускоренными темпами постэкономическое общество создано быть не может. Совершенно очевидно в этой связи, что постэкономическое общество может сформироваться только в условиях немобилизационной хозяйственной системы, обладающей определенной внутренней самодостаточностью. В самом деле, становление новой личностной мотивации, в структуре которой доминируют постэкономические ценности, трудно представить себе иначе, чем на фундаменте
      -----------------------
      [534] - Fukuyama F. The End of History and the Last Man. P. XV.
      -----------------------
      удовлетворенности большинства материальных потребностей людей на протяжении нескольких поколений. Если при этом учесть, что в современных условиях ни одна хозяйственная система не способна к быстрому развитию без широкомасштабного заимствования технологий и знаний у развитых наций и активного экспорта собственных продуктов, оказывается, что самостоятельное вхождение каких-либо стран в круг постэкономически устроенных держав в современных условиях невозможно.
      Этот вывод исключительно важен для понимания характера первого основного противоречия, свойственного периоду постэкономической трансформации. В новых условиях основным источником каких бы то ни было прогрессивных хозяйственных изменений в любом регионе планеты выступает постэкономический мир. Ни одна страна не может и не сможет самостоятельно достичь того уровня самоподдерживающегося развития, какой достигнут сегодня Соединенными Штатами и членами Европейского Союза. Ни инвестиционные потоки, ни внутренние сбережения, ни максимальное напряжение сил той или иной нации не сможет поставить ее на один уровень развития с лидерами постэкономической трансформации. Сегодня это еще не осознано адекватным образом; азиатские страны надеются на относительно быстрый подъем, латиноамериканские политики разрабатывают новые пути выхода из кризиса, а российские интеллигенты самых разных идеологических направлений не могут отказаться от идеи некоего мессианства. Уже через несколько лет, по нашему убеждению, довольно зыбкие контуры представленной здесь картины проявятся вполне отчетливо, и тогда мир окажется на пороге беспрецедентного раскола. Крах одной из самых больших иллюзий XX века, идеи о возможности догоняющего развития и изменения соотношения хозяйственных сил на международной арене, вызовет новый виток противостояния, на этот раз уже не между двумя мировыми блоками, воплощающими индустриальную мощь и имеющими сателлитов на каждом из континентов, но между единым сообществом сверхдержав и бесчисленным множеством подавленных наций, лишенных возможности вырваться за пределы их нынешнего состояния.
      Существует ли выход из этой гипотетической, но вполне вероятной ситуации? В относительно осторожной и предельно сбалансированной форме он предлагается Дж.Соросом: "Для стабилизации и регулирования поистине глобальной экономики нам необходимо создать глобальную систему принятия политических решений. Короче говоря, для поддержания глобальной экономики нам необходимо глобальное общество. Глобальное общество не означает глобальное государство. Упразднение государств нецелесо
      образно и нежелательно; но поскольку существуют коллективные интересы, выходящие за пределы государственных границ, суверенитет государств должен быть подчинен международному праву и международным институтам" [535]. Мы считаем возможными и более жесткие формулировки, которые будут приведены в заключительной части этой книги. Однако вне зависимости от того или иного решения приходится признать, что именно развитые страны вынуждены будут осуществить под жестким контролем необходимые инвестиции в "третий мир", ибо совершенно очевидно, что в современных условиях невозможно продолжительное существование разделенного на две враждебные части мира. Таким образом, вопрос о судьбе постэкономической трансформации оказывается в значительной мере связанным с вопросом о том, способны ли страны, первыми достигающие постэкономической стадии развития, предоставить остальному миру ресурсы, достаточные для становления этого типа общества в масштабах всей планеты, и способны ли потенциальные реципиенты этих ресурсов подчинить свою политику целям формирования глобального постэкономического общества. Ответ на вторую часть этого вопроса представляется сегодня далеко не очевидным, поэтому остановимся сейчас на первой его части, тем более что без положительного ответа вторая проблема теряет всякий смысл.
      Источники социальной напряженности в развитых обществах
      Как было показано выше, разделейность современного мира обусловлена в первую очередь тем, что неравное положение, в котором всегда находились основные экономические центры и страны, составлявшие хозяйственную периферию, серьезно изменилось по своей природе. Если на протяжении последних нескольких сот лет такое неравенство обусловливалось тем, что государства находились на различных стадиях развития экономического общества, то сегодня его природа коренится в глубинных отличиях постэкономической социальной системы от экономической.
      Вместе с тем совершенно очевидно, что социальное неравенство никогда не сводилось к международным аспектам. Напротив, гораздо большее внимание социологов и экономистов всегда сосредоточивалось на классовом противостоянии в пределах каждого из обществ, составлявших индустриальную цивилизацию. Если,
      ---------------------
      [535] - Soros G. The Crisis of Global Capitalism. P. XXIX.
      ---------------------
      поэтому, мы анализируем конфликт постэкономического и экономического начал в мировом масштабе, мы не можем уйти и от оценки его актуальности в рамках самого постэкономического мира.
      Причины нового типа социальной напряженности, от которой отнюдь не свободны и постэкономические страны, имеют в целом ту же природу, что и лежащие в основе нового общемирового конфликта. Главными в данном случае являются проблема социальной мобильности в рамках современных развитых обществ и, как следствие, вопрос об основных характеристиках новой доминирующей социальной группы, контролирующей процесс становления постэкономического порядка.
      Формирование новой социальной структуры и нового социального конфликта в развитых обществах поразительно напоминает по своей внутренней логике тот процесс дифференциации хозяйственных систем, который мы анализировали в предыдущем разделе. Если обратиться к традиционному классовому делению индустриального общества (а принципы организации более ранних социальных систем будут подробно рассмотрены ниже), то можно обнаружить ряд фактов, аналогичных рассмотренным в связи с противостоянием международных хозяйственных систем. Во-первых, в рамках индустриального строя существовали два основных класса -- буржуазия и пролетариат, -- в каждом из которых воплощалась одна из сторон основного производственного отношения данного общества. Борьба этих антагонистических групп не противоречит тому факту, что ни одна из них не могла существовать без другой, не изменяя при этом своего качества; таким образом, развитие индустриального общества предполагало непрекращающееся взаимодействие этих классов, целью которого было обретение тех или иных уступок. Сколь бы странным это ни казалось, такая борьба, как и борьба союзов индустриальных стран, оставалась борьбой равных. Весьма существенно также, что цели, которые ставили перед собой представители обоих враждующих классов, были однопорядковыми и сводились к изменению пропорций распределения создававшихся в обществе материальных благ. Во-вторых, несмотря на то, что эти два класса представляли собой главные группы индустриального общества, активную роль в нем играли и другие социальные слои, весьма разнообразные по своей композиции и вполне многочисленные. Принадлежность человека к определенному классу не была фатальной, как не была таковой и отсталость того или иного государства; "средний класс", которым обычно обозначают слой мелких хозяйчиков, самостоятельных работников и людей свободных профессий, служил как главным реципиентом выходцев из рабочего и буржуазного классов, так и основным поставщиком новых членов низшей и господствующей страт. В-третьих, несмотря на существовавшую в обществе приверженность традициям и наследственную передачу прав собственности, обеспечивавших то или иное социальное положение их владельца, возможности и стремления человека не могли не способствовать его переходу из одной социальной страты в другую, и, как и сообщество индустриальных государств, ни один общественный слой не оставался замкнутым и жестко отграниченным от других. Все эти факторы обусловливали прочность социальной структуры индустриального общества и его динамизм.
      Важно заметить, что классовые отличия в рамках индустриального общества основывались на обладании людьми некими отчуждаемыми качествами, характеризующимися автономным существованием и вполне воспроизводимыми. Этот феномен имел место и в доиндустриальных обществах; на различных его проявлениях базировалось социальное устройство всей экономической эпохи. Собственность на условия и средства производства, а позднее на денежный капитал давала ее владельцам соответствующий социальный статус, а ее утрата низводила их до положения отверженных, и это вполне соответствовало тому, что количество производимых в той или иной стране промышленных товаров обусловливало ее индустриальное могущество, а разрушение ее промышленного потенциала относило эту страну в круг отсталых государств, с которыми можно было не считаться на международной арене. Таким образом, все стороны жизни экономического общества воспроизводились как в пределах индустриальной державы, так и в мире в целом.
      Переход к постэкономическому состоянию существенно изменил основы социального взаимодействия в постиндустриальных обществах. Начиная с первых послевоенных лет стало очевидно, что, с одной стороны, происходит расслоение среднего класса, а с другой -- формирование новой социальной группы, основными признаками которой становятся способность продуцировать новые знания и, следовательно, высокий уровень образованности и активное усвоение ее представителями постматериалистических ценностей. Терминологическая идентификация нового класса стала трудной проблемой социологии; позже мы подробно остановимся на теоретических дискуссиях, развернувшихся в этой связи. Тем не менее с начала 60-х годов в литературе устойчиво присутствует введенное Ф.Махлупом понятие "работник интеллектуального труда (knowledge-worker)" [536]; позже к господствующей страте
      -----------------
      [536] - Подробнее см.: Нерworth М.Е. Geography of the Information Economy. L., 1989. P. 15.
      -----------------
      были отнесены все люди, которые объединялись в понятие техноструктуры [537]; в начале 70-х Д.Белл наблюдал "доминирование в рабочей силе профессионального и технического класса, настолько значительное, что к 1980 году он может стать вторым в обществе по своей численности, а к концу века оказаться первым"; он называл этот процесс "новой революцией в классовой структуре общества" [538]. На этом фоне возникало понимание того, что "рабочий класс, описанный в "Капитале" Маркса, более не существует" [539], а противостоящим классу образованных работников и управленцев оказывается "не-класс не-рабочих", или неопролетариат, состоящий "из людей, которые либо стали хронически безработными, либо тех, чьи интеллектуальные способности оказались обесцененными современной технической организацией труда... Работники этих профессий почти не охвачены профсоюзами, лишены определенной классовой принадлежности и находятся под постоянной угрозой потерять работу" [540]. В новых условиях молчаливо признавалось, что средний класс, который ранее был важным элементом социальной структуры индустриального общества, придававшим ему известную внутреннюю стабильность, вполне может подвергнуться быстрой деструкции, а его представители -пополнить ряды как нового доминирующего класса, так и неопролетариата.
      Вплоть до середины 70-х годов процессы классовой дифференциации в постиндустриальных обществах не занимали внимания исследователей в той мере, в какой, скажем, занимали его проблемы догоняющего развития и изменения роли и значения новых индустриальных стран. Это может быть объяснено, в частности, тем, что в пределах национальных границ правительство имеет возможности регулирования социальных процессов, несоизмеримо превосходящие полномочия международных организаций и финансовых структур по отношению к отдельным странам и государствам. Именно поэтому, на наш взгляд, проблемы неравенства в мировом масштабе гораздо более заметны сегодня, нежели аналогичные проблемы, касающиеся отдельных постиндустриальных стран, хотя как раз проблемы международного характера в конечном счете порождены внутристрановыми, а не наоборот.
      Начиная со второй половины 70-х годов в западных обществах стали проявляться признаки нового социального расслоения, ко
      -----------------
      [537] - См.: Galbraith J. К. The New Industrial State, 2nd ed. L., 1991. P. 86.
      [538] - Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. P. 125.
      [539] - Renner К. The Service Class. P. 252.
      [540] - Giddens A. Social Theory and Modem Sociology. Cambridge, 1987. P. 279.
      -----------------
      торые, однако, не были должным образом приняты во внимание. К этому времени сложилась ситуация, когда технологические основы производства начали определять постоянно возрастающую потребность в квалифицированной рабочей силе, распространились новые компьютерные и коммуникационные технологии, а информационный сектор стал значимой частью национальной экономики каждой из постиндустриальных стран. Умение продуцировать новые знания и обладание уникальной информацией или специфическими способностями впервые заявило о себе как об одном из главных условий повышения материального благосостояния широчайшего круга людей.
      Нельзя не отметить, что констатировать данное изменение было весьма сложно. Происшедшая в 1974-1976 годах резкая смена тенденций в оплате труда квалифицированных и неквалифицированных работников была зафиксирована гораздо позже [541]; на протяжении самих этих лет изменившуюся динамику доходов пытались в основном объяснять достаточно традиционным образом. Хорошо известно, что в США фактически весь послевоенный период характеризовался снижением неравномерности распределения материального богатства между высшими и низшими слоями общества, что было предопределено бурным хозяйственным ростом и активными попытками правительства решить проблему бедности (только с 1965 по 1972 год расходы на социальные нужды выросли с 75 до 185 млрд. долл.; если в 1960 году на эти цели направлялось 7,7 процента ВНП, то в 1965 году данный показатель увеличился до 10,5 процента [542], а в 1975-м -- до 18,7 процента [543]). Поэтому тот факт, что в результате сначала нефтяного шока 1973 года, а затем глубокого и затяжного экономического кризиса 1978-1981 годов имущественное неравенство довольно резко возросло, в начале 80-х не вызвал быстрой реакции социологов и глубокого теоретического осмысления.
      Однако уже через несколько лет стало понятно, что за мимолетными изменениями скрывается мощная социальная тенденция. Первоначально было отмечено, что в условиях перехода к информационной экономике снижаются темпы роста производительности, а вместе с ними и темпы повышения реальных доходов боль
      ---------------
      [541] - См., напр: Winslow Ch.D., Bramer W.L. Future Work. P. 230; Danziger S., Gottschalk P. America Unequal. N.Y.-Cambridge (Ma.), 1995. P. 116-117; Madrick J. The End of Affluence. P. 135; Fischer C.S., Hout M., Jankowski M.S., Lucas S.R., Swidler A., Voss K. Inequality by Design. Cracking the Bell Curve Myth. Princeton (NJ), 1996. P. 116, и др.
      [542] - См.: Katz M.B. In the Shadow of the Poorhouse. P. 266-267.
      [543] - См.: Pierson Ch. Beyond the Welfare State? P. 128.
      ---------------
      шинства работников. Как отмечают Б.Дэвис и Д.Вессель, между 1950 и 1973 годами средний доход типичной американской семьи вырос на 110 процентов; между тем впоследствии он трижды снижался в абсолютном выражении (в 1973-1975, 1980-1983 и 1988-1992 годах), и в результате между 1973 и 1996 годами его рост составил всего 15 процентов [544]. Но не менее важным обстоятельством было и то, что общее снижение темпов роста реальных доходов населения в 70-е и 80-е годы не вызвало соответствующего замедления роста доли высокообразованной части населения в национальном доходе и национальном богатстве; напротив, изменившиеся условия стали причиной резкого относительного ухудшения положения лиц, имеющих полное и тем более неполное среднее образование. В течение 80-х годов в США "почасовая заработная плата (с поправкой на инфляцию) выросла на 13 процентов для мужчин, имеющих высшее образование, и снизилась на 8 процентов для мужчин, имеющих незаконченное высшее образование, уменьшилась на 13 процентов для мужчин, имеющих лишь среднее образование, и упала на целых 18 процентов для имеющих неполное среднее образование" [545]. В конце 80-х один процент наиболее состоятельных граждан впервые стал контролировать большую часть национального достояния США, чем низшие 40 процентов; наряду с тем, что доля населения, живущего ниже уровня бедности, достигла и стала превышать 15 процентов, это оказалось, по мнению многих социологов, серьезным фактором возможной политической дестабилизации [546]. Однако хотя в течение весьма продолжительного времени большинством исследователей и отмечалось, что "усиление неравенства, начавшееся в середине 70-х годов и ускорившееся в 1980-е, является одной из наиболее документально подтвержденных тенденций в современной экономике" [547], они не связывали это непосредственным образом со становлением новой социальной структуры постиндустриального общества и обретением классом носителей знания доминирующих позиций.
      Такая точка зрения стала укрепляться во второй половине 80-х, когда социальное расслоение на основе неравенства образования стало значительно более выраженным. Особенно важны, на наш взгляд, три проявившихся в это время обстоятельства.
      -------------
      [544] - См.: Davis В., Wessel D. Prosperity. N.Y., 1998.
      [545] - Fischer C.S., Hout M., Jankowski M.S., Lucas S.R., Swidler A., Voss K. Inequality by Design. P. 116.
      [546] - См.: Handy Ch. The Hungry Spirit. P. 39-41.
      [547] - Kuttner R. Everything for Sale. The Virtues and Limits of Markets. N.Y., 1997. P. 86.
      -------------
      Во-первых, граница, всегда разделявшая более и менее образованные классы общества, стала обретать некое новое качество. Так, в период между 1974 и 1986 годами доходы лиц с высшим образованием росли гораздо быстрее по отношению к остальным категориям занятых, а заработки вчерашних школьников не обнаруживали никакой динамики. Но с 1987 года быстрый рост доходов выпускников колледжей в США приостановился [548]. Этот факт показывает, в частности, что определенная граница стала пролегать уже не между лицами, имеющими высшее образование или не имеющими его, а между получившими образование (сколь угодно совершенное) и проявившими некие специфические способности, то есть между обладающими образованием и обладающими знаниями. Приостановление роста доходов лиц с высшим образованием в конце 80-х имеет то же основание, что и аналогичная тенденция в отношении выпускников школ, наблюдавшаяся с середины 70-х: как тогда они стали ординарной рабочей силой перед лицом выпускников колледжей, так сегодня последние сами оказываются "средними работниками" по отношению к имеющим ученые степени, звания, получившим высокий уровень послеву-зовской подготовки или проявившим себя в высокотехнологичных компаниях. Таким образом, впервые зависимость доходов от различий в качестве полученного образования приобрела новый характер, так как любой уровень образованности уже не может конкурировать с качественными параметрами способностей и возможностей человека.
      Во-вторых, разделенность общества на основе способности или неспособности людей к производству нового знания оказалась со второй половины 80-х годов вполне аналогичной классовой разделенности индустриальной эпохи. В условиях, когда интеллектуальный капитал стал основным ресурсом производства, распределение национального дохода и валового общественного продукта осуществлялось в пользу капитала и труда -в традиционном их понимании. Уже в 80-е годы в большинстве развитых постиндустриальных стран рост объемов валового национального продукта происходил на фоне стагнирующей заработной платы работников и резкого роста (более чем вдвое) доходов капитала [549]. С середины прошлого десятилетия производительность в американских компаниях растет при стабильной и даже снижающейся оплате труда [550]. Этот феномен имеет двоякое объяснение: с одной стороны,
      ---------------
      [548] - См.: Madrick J. The End of Affluence. P. 110.
      [549] - См.: Ayres R.U. Turning Point. P. 119; Weizsaecker E., von, Lovins A.B., Lovins L. H. Factor Four: Doubling Wealth -- Halving Resource Use. P. 279.
      [550] - См.: Lind M. The Next American Nation. P. 200.
      ---------------
      в условиях, когда рост в высокотехнологичных отраслях производства поддерживает экономическое развитие западных стран в большей мере, нежели прогресс какого-либо иного сектора хозяйства, наиболее высокооплачиваемыми работниками оказываются лица, занятые в информационном и сервисном секторах. Они получают значительную часть своих доходов не в виде устойчивой заработной платы, а в качестве гонораров и доли в прибыли своих компаний, а нередко и непосредственно в виде дивидендов. В конце 80-х доля заработной платы в совокупных доходах 1 процента наиболее состоятельных семей США не превышала 40 процентов, хотя в среднем для страны составляла более 70 процентов. Среди приблизительно миллиона человек, входивших в круг самых высокооплачиваемых работников, 60 процентов работали в администрациях крупных производственных или торговых компаний или были их ведущими консультантами; около 30 процентов практиковали как юристы и врачи, а остальные 10 процентов приходились на представителей творческих профессий, включая профессоров и преподавателей [551] . Таким образом, увеличение заработной платы среднего и низшего производственного персонала практически не сказывается на эффективности производства, так как основную роль в повышении конкурентоспособности компаний и умножении их прибыли играют главным образом высшие менеджеры и высококвалифицированные работники иных категорий. С другой стороны, описанный здесь процесс становится самоподдерживающимся, поскольку рост прямых доходов этой категории людей оказывается следствием развития высокотехнологичных производств, повышающего, в свою очередь, курсовую стоимость ценных бумаг, которые, как правило, и принадлежат главным образом их менеджерам и основателям соответствующих компаний. Известно, что в США во второй половине 80-х более 37 процентов акций крупнейших корпораций находились в собственности 0,5 процента наиболее состоятельных граждан [552]. Таким образом, значительная часть национального богатства оказывается сосредоточена в руках верхушки общества, соединяющей признаки традиционной буржуазии и нового класса интеллектуалов, тогда как малообеспеченные и, как правило, малообразованные граждане не только наблюдают сокращение своей доли в национальном доходе, но и вытесняются на периферию трудовых отношений: так, если люди, получавшие в 1990 году заработную плату ниже среднего уровня и потерявшие в 1990-1992 годах работу, впоследствии находили ее, то их доходы оказывались в среднем на четверть ниже предшествующих [553].
      -----------------
      [551] - См.: Frank R.H., Cook P.J. The Winner-Take-All Society. P. 88.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51