Доказательство Латама более убедительно, чем какое-либо из тех, которые приводились другой стороной, но оно прошло незамеченным. Теория азиатского происхождения европейских народов до такой степени твердо укрепилась в умах и, главное, опиралась на такие великие имена, что никто не нашел необходимым взять на себя труд отвечать на возражения. Голос Латама был гласом вопиющего в пустыне. Он встретил не оппозицию или обсуждение, а насмешку, и более чем через двадцать лет после опубликования его книги один немецкий ученый таким образом характеризовал это плодотворное внушение, произведшее переворот в этнологии: «Случилось, что в Англии, стране эксцентричности, одному оригинальному уму пришла мысль поместить в Европе колыбель арийской расы» [20].

Идеи Латама, остававшиеся неведомыми миру в течение шестнадцати лет, нашли могущественную поддержку у профессора Уитни, который осмелился усомниться в верности старой теории, отрицая, что предания Авесты имеют какое-либо значение для направления первых арийских переселений, и утверждая, что ни язык, ни история, ни предание не бросили еще никакого света на колыбель арийской расы.

Этот протест был весьма полезен, ибо ученые еще не удостоверили факта, в настоящее время всеми признанного, что разделение арийских языков должно было совершиться в эпоху гораздо более отдаленную, чем та, до которой восходят самые древние арийские предания.

Положение, занятое Уитни, было просто положением агностика. Он видел, что аргументы, приводимые в пользу азиатского происхождения арийцев, не имели цены, но он не видал того, чтобы можно было привести в пользу другого решения сколько-нибудь сильные аргументы.

Только в 1868 году, после того как Латам в течение семнадцати лет оставался в забвении и презрении, он нашел наконец своего первого настоящего ученика, который не ограничился чисто скептическим отношением к делу, как Уитни, и кроме того занимал такое высокое положение, что относительно его нельзя было ограничиваться лишь насмешками над его мнениями как над забавным примером английской эксцентричности.

В 1868 году появилось первое издание труда Фикка под заглавием Vergleichendes Worterburch der Indo-germanischen Sprachen, сопровождаемое предисловием Бенфея; это предисловие заключало в зародыше аргумент, который широко был развит впоследствии другими учеными. Можно сказать, что в этом предисловии Бенфей был инициатором новой науки, – лингвистической палеонтологии. Он доказывал, что изыскание словаря, общего всем арийским языкам, может доставить указание относительно страны, в которой обитали арийцы до лингвистического разделения. Он утверждал, что некоторые животные, как медведь и волк, и некоторый деревья, как бук и береза, которые арийцы должны были знать, были все туземными в умеренном поясе и в особенности в Европе, тогда как животные и деревья Южной Азии, каковы лев, тигр и пальма, были известны лишь индусам. Он обратил внимание, что первичные арийские языки не обладают наименованиями для двух больших азиатских зверей, льва и тигра, ни для самого обычного в Азии вьючного скота, верблюда, что трудно объяснить при теории, которая выводит арийцев из области к востоку от Каспийского моря. Греки обозначали льва семитическим именем, а индусы именем, этимология которого не арийская, что, по-видимому, доказывает, что лев был неизвестен в стране, которая служила общей колыбелью грекам и индусам.

Некоторые из этих заключений оспаривались; но заслуга Бенфея заключалась не только в открытии новой области для изысканий, но и в указании почвы, на которой впоследствии разыгралась битва. Великие археологические открытия, сделанные между 1860 и 1865 годами, а в особенности открытие кремневых орудий Соммы, кухонных остатков в Дании, озерных построек в Швейцарии и гротов в Аквитании, в то же время как опубликование трудов вроде Prehistoric Times Леббока в 1865-м и Antiquity of Man Ляйелля в 1873 году, не могли не изменить этнологических тeopий, принятых до тех пор. Бенфей видел ясно, что заключения филологов, которые одни до сих пор обсуждали вопрос, должны быть пересмотрены при помощи сведений, принесенных новыми науками: геологией, этнологией и антропологией. «С тех пор, – говорит он, – как геологические исследования установили, что с незапамятных времен Европа была местопребыванием человека, все доказательства, приводимые в пользу азиатского происхождения арийцев, опровергнуты».

Эти слова, которые, надо припомнить, были написаны в 1868 году, были действительно пророческими. Переворот во мнениях произведен был антропологами; филологи только много спустя последовали за ними.

Заявление Бенфея быстро принесло свои плоды, и Гейгер тотчас же присоединился к этому лагерю [21], только он помещал колыбель арийцев не как Бенфей, на севере от Черного моря, но более к северо-западу, в Центральной и Западной Германии. Вклад Гейгера в новую теорию был не без цены. Он основывает свои заключения главным образом на именах деревьев, принадлежавших к первобытному словарю арийцев. Кроме ели, ивы, ясеня, ольхи и орешника, он считает имена березы, бука и дуба специально решающими вопрос. Из того, что греческое ?????, означающее дуб, равносильно лингвистически тевтонскому beech (бук) и латинскому fagus, он выводит то заключение, что греки перешли из такой страны, где росли буки, в страну, где росли дубы, и приложили имя бука к дубу, который, подобно буку, приносит съедобные плоды. Это доказательство столь же драгоценно, как и остроумно… Дерево, характеризующее леса Греции, это зеленый дуб; бук не спускается к югу дальше Додоны, города, расположенного в центре Эпира. Самые древние греческие легенды приводят нас в Додону, где первые оракулы проявляли себя в шуме листьев этого священного дерева.

Мы можем поэтому заключить, что эллины проникли на полуостров с северо-запада, через долины Эпира, и этот факт поясняет нам, каким образом древнее арийское слово, означавшее сначала бук, стало потом обозначать дерево, которое произрастало на склонах холмов этой новой страны [22].

Если бы стали утверждать, что греки должны бы иметь название для обозначения дуба раньше прибытия в Грецию, то можно ответить, что слово, обозначающее «дерево», по-санскритски и тевтонски служит для обозначения дуба по-гречески и по-кельтийски.

Поэтому только к зеленому дубу или падубу было прилагаемо название бука. Гейгер утверждал также, что арийцы до своего разделения должны были обитать в холодной северной области, так как название березы обще всем арийским языкам, а также утверждал и то, что хлебными злаками, известными вначале, были ячмень и рожь, но не пшеница. Слово rye, рожь, общее языкам тевтонскому, литовскому и славянским, было отожествлено Гриммом с санскритским vrrhi – рис. Но это сходство языков севера Европы между собой и с фракийским ????? указывает, что первоначальное значение слова было «рожь» (rye), а не «рис» (rice).

Пояс, в котором произрастали ячмень и рожь, но не пшеница, должен был находиться на известном расстоянии к северу от Альп, так как область возделывания пшеницы, без сомнения, распространилась к северу после первоначальных времен. Гейгер утверждал также, что арийцы до своего разделения знали вайду и ее употребление, что они были близко знакомы со снегом и льдом и что они имели общие обозначения для зимы и весны, но не для лета и осени; все это указывает на то, что они обитали в северной стране. Он утверждал, что никогда не было приведено ни малейшего доказательства арийского переселения с востока к западу и что на какой бы точке зрения мы ни стояли, вероятнее допустить, что колыбель арийцев была Европа, а не Азия.

Он говорит в заключение: «Из двух противоположных теорий (происхождение европейское и происхождение азиатское) одно лишь опирается на доказательства; ни одного аргумента не было приведено в доказательство переселения с востока на запад. Последнее невероятно и само по себе, и, можно сказать, невозможно, если бы должно было предполагать, что оно было совершено постепенными волнами». Допустить, что маленькое арийское племя перенеслось сначала в Европу и что там последовательно развились арийские языки, это значит возвратиться на практике к европейскому происхождению.

На доказательства Гейгера Пьетреман возразил, что в Азии имеются страны, фауна и флора которых соответствуют лингвистическим условиям. Такова, думает он, область, расположенная в окрестностях озера Балкаша и Алатау. Но ему отвечали, что эта страна была во все исторические времена обитаема монгольскими расами, что гипотеза первичного арийского населения совершенно голословна и бездоказательна; так как не открыто никакого следа арийского населения в этой области, слишком бесплодной и негостеприимной для того, чтобы быть колыбелью расы, столь многочисленной.

В том же году, когда было обнародовано сочинение Гейгера, Куно [23] внес новый элемент в обсуждение, утверждая, что первичные арийцы совсем не были «небольшим кланом», а должны были образовывать кочевой народ, распространенный по обширной территории. Он думает, что выработка грамматической системы первичного языка должна была занять долгий период времени, многие тысячи лет, между тем как разнообразные диалекты, из которых вышли арийские языки, могли образоваться лишь вследствие географического разделения.

Примечания

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.