Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Фантастический боевик - Знак Лукавого

ModernLib.Net / Научная фантастика / Иванов Борис / Знак Лукавого - Чтение (стр. 7)
Автор: Иванов Борис
Жанр: Научная фантастика
Серия: Фантастический боевик

 

 


      Тагара деловитым шагом догонял нас, подобрав покалеченное солдатскими пинками ведро.
      – Катись отсюда к фигам! – заорал Дуппель, нагибаясь, чтобы поднять камень, словно отпугивал прицепившегося пса. – Ворюга чертов! Пошел с глаз долой и Бога благодари, что живым отпустили! Считаю до трех!
      Тагара запнулся, подался в сторону и принялся активно канючить:
      – Я же только посмотреть хотел… А потом вдруг день настал, и я сразу за водой побежал… Я бы сразу на место положил…
      Мы молча повернулись к воришке спиной и стали взбираться вверх по тропинке. Тагара снова припустил за нами:
      – Мне недалеко! Я буду пешком! Я за тележкой идти буду! Здесь до Рикка совсем близко!
      Дуппель резко остановился. Повернул голову влево – туда, где за редковатым лесом начинало комкать воздух марево нагретого воздуха.
      – Близко! – усмехнулся он. – Всего-то сотни полторы километров через плато столбов…
      Он повернулся к Тагаре – тот стоял совсем близко и умоляюще глядел на нас.
      – Мы не в Рикк идем, – хмуро объяснил ему Дуппель. – До моста топай с нами. Черт с тобой! Только через плато пробираться ищи себе попутчиков. Один ни за что не пройдешь.
      Я молча махнул Тагаре – «ступай за нами!» – и зашагал к дурацкой арбе.
      * * *
      Пока мы потихоньку катили через пронизанный столбами солнечного света лес, Тагара и впрямь топал с нами – то шел, то бежал, придерживаясь за борт арбы загорелой исцарапанной рукой.
      Наказан Тагара был скорее чисто символически – бег за арбой был ему явно не в тягость. Тем более что и бегом-то это назвать было, по существу, нельзя: арба ползла по заброшенной лесной дороге, как покалеченная в жизненных испытаниях черепаха. Временами мы даже и вовсе останавливались, поджидая возвращения высланных на разведку всадников. Сотеш чередовал своих людей– одних, вернувшихся из дозора, отправлял в арьергард, кемаривших в седлах по сторонам нашего неспешного экипажа верховых направлял им на смену и таким манером хоть как-то разнообразил себе и им дорожную скуку.
      Что до меня, то я вовсе не скучал – мне этот неожиданно свалившийся на меня мир был еще внове. И здешняя дорога по лесу – предельно скучная для аборигенов – была для меня полна самых разнообразных открытий. Например, открытием стала перекличка здешних птиц, невидимых в редковатой листве, зверек, перебежавший дорогу прямо под ногами всадников охранения, сам вид диковинных деревьев и кустов вокруг.
      Дуппель тоже не скучал в дороге. Но немного по-другому, чем я. Он озирал лес тревожным, сосредоточенным взглядом, фиксируя какие-то одному ему понятные и тревожные детали. Какие-то предчувствия явно донимали его. И, похоже, не зря.
      Как раз к тому моменту, когда дорога наконец стала утомлять меня и проснувшийся голод напомнил о том, что не мешало бы и прервать меланхолическое созерцание плывущей мимо окружающей действительности чем-нибудь вроде обеда, кортеж наш слегка притормозил свое и без того неспешное движение, а там и вовсе остановился.
      Причиной задержки послужила какая-то суматоха, возникшая немного дальше – впереди по курсу. Всадники дозора угрюмо разбирались с подозрительной кучкой из четырех-пяти уныло гомонящих бродяг. Со своего места я мог разглядеть только бесформенные – из мешковины, что ли? – балахоны, копошащихся всадников и желтоватые пятна уродливых лиц, то появляющихся, то исчезающих в просветах куколей, наброшенных на головы этих странных персонажей из какого-то дурного сна. Мою попытку соскочить с арбы, чтобы поближе посмотреть на происходящее, Дуппель пресек самым решительным образом, резко рванув меня за плечо назад.
      – Сиди тихо! – негромко приказал он. – Здесь ничего случайного не бывает! И не высовывайся! А то в момент арбалетный болт в лоб влепят! Учти, ты сейчас – дичь. И за тобой идет охота!
      Тем временем от препирающейся толпы отделился и как-то бочком-бочком подобрался к нам один из бродяг– главный среди них, судя по всему. Под брезентовый полог арбы свою физиономию он всунул совершенно неожиданно и порядком перепугал меня.
      Пугаться было чего: более отвратительной рожи я не видел даже у нищенствующих проходимцев в Афгане. Лицо это было составлено из нарубленных глубоких горизонтальных морщин, забитых какой-то древней, вековой копотью. Из дряблой, словно выношенной, потертой кожи, скроенной вкривь и вкось. Складки щек падали на тощую, жилистую и невероятно грязную шею. Сквозь эту жуткую рожу прорастали пучки пегой щетины. То ухо, которое позволял рассмотреть накинутый на голову урода куколь, было основательно порвано. Картину дополнял вытекший левый глаз и непередаваемо глумливое выражение физиономии, растянутой в каком-то подобии улыбки. Бродяга тянул к нам руку, вывернутую ладонью вверх. На ладони этой – закопченной и корявой – сверкала изрядная кучка монет. Судя по всему – золотых. Бродяга слащаво залопотал что-то.
      – Просит взять его с собой… – злым голосом объяснил Дуппель. – Золото предлагает… Откуда у прощелыги золотишко-то?
      Он принялся шарить рядом с собой, разыскивая, как я понял, чем шугануть бродягу. Тот тем временем свободной рукой уцепился за рукав, а там и за отворот моей куртки и принялся энергично теребить их, продолжая издавать отвратительные булькающие звуки. Удовольствие отрывать его пальцы от своей одежды было ниже среднего.
      И тут, откуда-то сзади, я услышал горячий шепот:
      – Нельзя! Его нельзя пускать к нам! Это не паломники! У них другая метка! Это очень плохие люди! И эти деньги тоже очень плохие!
      Шептал это Тагара. Он тянул край тента, пришнурованный к борту арбы, и смотрел на меня в образовавшийся просвет – с тревогой и надеждой. Выразительные были у него глаза, что ни говори.
      Дуппель, однако, и не собирался помогать подозрительному типу: он вытащил из-под кучи наваленных позади него одеял самый натуральный обрез, упер его в переносицу урода и заорал на непонятном мне языке. Урод и не подумал пугаться и продолжал лопотать свое, одновременно продолжая активно внедряться во внутреннее пространство навеса арбы.
      Положение спас бравый капитан Сотеш, явившись неожиданно на коне в просвете отброшенного тента арбы. Он с плеча огрел бродягу плеткой. В ту же секунду Дуппель пинком вышиб уже проникшую под тент часть незваного гостя вон.
      Золотые монеты россыпью покатились по дорожной пыли.
      Бродяга злобно – теперь уже далеко не заискивающе – глянул на нас и несколько мгновений явно разрывался между желанием вцепиться кому-нибудь из нас в физиономию и необходимостью подобрать с земли свой капитал. Он довольно грозно зашипел, решившись, кажется, на первое. Но дело поправил капитан. Он замахнулся плетью второй раз, и урод, не дожидаясь удара, упал на дорогу и пополз по ней, собирая и торопливо засовывая за щеку рассеянные на его пути золотые кружочки. Еще раз прошипел что-то и провалился в придорожный кустарник.
      Судя по доносившемуся из головы колонны шуму, спутников нашего несостоявшегося пассажира тоже гнали взашей, и притом весьма успешно. Наш мини-караван снова двинулся вперед. Тагара продолжал бодро трусить за нами, придерживаясь рукой за край колымаги, а Сотеш следовал рядом, задумчиво прислушиваясь к нашему разговору. Мне даже подумалось: а не знаком ли все-таки капитан с основами русского языка?
      – Что этот черт наколдовал? – поинтересовался я у Татары, кивнув на кусты, за которыми исчез юродивый.
      – Он сказал… – перевел Тагара, опасливо косясь на Сотеша, – …сказал, что на нем (он кивнул на капитана) теперь проклятие. За то, что осмелился поднять руку на святого человека… Только это не святые… И не люди вовсе! Они только прикидываются, что живые… Их Ложный бог присылает… Эти приходили за мной!
      Дуппельмейер реагировал на его слова весьма скептически.
      – На фиг ты им сдался, воришка несчастный! – презрительно бросил он. – Богам дичь покрупнее нужна. Да и нет никакого Ложного бога – ерунда это все на постном масле!
      Он повернулся ко мне:
      – Самые обычные разбойники это. Только под паломников косят… Втираются в доверие, навязываются в попутчики. А ночью всех перережут и все вещички с собой упрут. Кого-нибудь могут и пожалеть. Увести в заложники. Или для продажи в рабство… А те, что нам повстречались – увечные, – среди этой мрази самая мерзкая порода… Под какой орден они там косят? – снова обернулся он к Тагаре.
      – Под орден Благого Помысла! – с готовностью объяснил тот. – Он под свое крылышко действительно только больных и увечных собирает. Но не всех, а таких, у которых от болезни или увечья всякие чудесные способности появляются. Нутам воду чуют. Или зло. И восход предсказать могут… Или наоборот, если болезнь их и увечность от таких способностей приключилась… Таких и вправду с собой в дорогу – за компанию – брать стоит. Когда в караване есть такой, так даже лихой народ, прежде чем налететь, призадумается. Потому что тогда и впрямь на тебя проклятие лечь может. Вроде как живой оберег получается… Только, конечно, с большими странностями все они… И не всякий знает, как их от этих вот, что нам попались, отличить. От Отраженных…
      – Ага, – кивнул Дуппель. – От Отраженных – правильно! Ты, оказывается, хорошо в таких делах смыслишь… Тагара на бегу скромно пожал загорелыми плечами.
      – Так вот, эти сволочи, – объяснил Дуппель, – и есть самые мерзкие из всей этой породы. Они даже не грабят, а заказы принимают… На головы. Иногда – на живых людей…
      – Главное – они души к себе забирают! – со знанием дела дополнил его Тагара, чем снова вызвал взрыв дуппельмейеровского скепсиса.
      – Взрослый, а в такую чушь веришь! – пожал он плечами. – Эти сказки они сами про себя сочиняют, чтоб боялись… А на самом деле просто разбойники и садисты. Самые обыкновенные…
      Тут неожиданно в разговор вступил капитан Сотеш. Все ж таки смыслил он что-то в русском языке, смыслил…
      Много позже я понял, что это образ жизни тут такой: каждый хорошо знает пару языков, но и о языках, сильно распространенных в Странном Крае, обычно имеет какое-то практическое представление… Заговорил капитан, правда, на своем варианте португальского, обращаясь главным образом к Дуппелю, но из того, что переводил тот, было понятно: общий смысл нашего разговора он ухватил.
      – Он говорит, – объяснил тот, – что можно было сразу догадаться, что это были обманщики. – Настоящие паломники никогда денег за то, чтобы их сопровождали в дороге, не предлагают. Да их у них никогда и не бывает – денег-то. Другое дело, если бы они попрошайничали… Такое случается изредка. Чаще им без всякого попрошайничества жертвуют кто сколько сможет. Так бывает. Наоборот – никогда!
      – А еще их вот как просто от настоящих отличать, – встрял в разговор Тагара. – У них никогда настоящая Метка на лицах нарисована не бывает. Для них тогда кара приходит – хуже смерти… И поэтому они хоть одну черточку, а не так нарисуют. Перевернут, как в зеркале. Поэтому их Отраженными и зовут! И еще: им, настоящим братьям Благого Помысла, здесь, на этих дорогах, делать нечего! У них все святые места там – за Старыми хребтами. А монастыри – далеко, там, где Холодный край…
      – Ну ты – знаток, – иронически поощрил его Дуппель.
      Сотеш глянул на паренька с неудовольствием и повторил Дуппелю – громко и разборчиво, словно глухому, – что-то из того, что высказал минуту назад. Тот посерьезнел и перевел:
      – Тут капитан верно говорит: раз кто-то даже денег не пожалел, чтобы этих чертей к нам пристроить, то дело плохо. Заказали им кого-то из нас. Думает, что тебя. Больше некого…
      – А вот мальчишка думает, что это по его душу с того света явились… – пожал я плечами.
      Говорил я наполовину в шутку, наполовину всерьез.
      – В самом деле, с чего это ты взял? – обратился к Тагаре Дуппель.
      – Это из-за моего отца, – уныло отозвался тот. – Я же рассказывал… Он с Той Стороны Знаком Меченных приводит. А если меня там – у Врага, у Темных – будут в заложниках держать, то он им Меченых приводить будет, а не вам…
      – Ерунда это, – отмахнулся от него Дуппель. – Просто ты со страху чуть в штаны не напустил и несешь сейчас первое, что в голову придет… Думаешь, это Темные были?
      Мальчишка затряс головой.
      – Нет! Такое уже было! Было… Темные, это точно! – Тагара запнулся на пару секунд, судорожно сглотнул слюну и быстро указал глазами на меня. – А он что – новенький? Совсем? Все вы ему объясняете и объясняете… И фиал у него…
      – Много будешь знать – скоро состаришься! – сурово отрезал Дуппель. – Ты давай, давай – топай за нами, пока мы добрые… А станешь доставать…
      * * *
      На некоторое время мы смолкли. Сотеш поскакал вперед – командовать своими людьми, а я, от греха подальше, забрался поглубже под тент и устроился на импровизированной лежанке из мягкой рухляди. Птицы в кронах – до того довольно шумливые – притихли. Только скрип арбы, сопение Тагары да топот копыт нарушали наступившую тишину. Дуппеля сморило, и он задремывал.
      Я же почти машинально стал приводить в порядок свою одежду, немного пострадавшую от вцепившегося в нее мертвой хваткой лжепаломника. Заодно проверил карманы – не сперли ли у меня снова (бог троицу любит) дурацкий фиал, спрятанный в глухо застегнутом нагрудном кармане.
      Фиал не сперли. Зато в другом кармане, пониже расположенном, обнаружился совершенно неожиданный предмет – довольно крупная и вроде бы золотая монета.
      Монета была, видно, старая и настолько затерта, что в полумраке я не сразу смог понять, где у нее орел, а где– решка. Сказать, что за тварь была выбита на гербе, украшавшем когда-то ее аверс, было совершенно невозможно. Что до реверса, то достоинство монеты мог установить только кто-то знакомый со здешними числительными – оно было означено чем-то вроде толкиеновских рун. А по окружности – неровно и совсем недавно – другими знаками, больше похожими на иероглифы, было выцарапано что-то, вдруг показавшееся мне знакомым. То, что я уже видел похожую надпись, не сразу дошло до меня – я уже засовывал монету обратно в карман. Но остановился и снова поднес монету к глазам. И тогда только понял, что именно эта надпись (не похожая, а – готов поклясться! – именно эта) была кровью намалевана над постелью моего брата. Тогда еще, целую вечность назад. Вчера или позавчера…
      Я осторожно спрятал монету. Покосился на дремлющего Дуппеля и на равномерно трусящего следом за колымагой Тагару. Мои манипуляции с монетой – да и ее саму – кажется, не заметили. Почему-то мне показалось, что не нужно спешить ее кому-либо показывать.
      Хотя, конечно, от вещей в этом крае можно было ждать всего чего угодно. Монета могла оказаться радиоактивной, ядовитой, заколдованной, наконец… Но для меня она была какой-то весточкой о судьбе Ромки. Хоть и чьей-то недоброй, видно, рукой написанной, из Темного Мира пришедшей, но весточкой!
      И, значит, действительно не по душу Тагары приходил к нам черту подобный юродивый. Но и простым разбойником он не был. Он был посланником тех, других, враждебных Дуппелю с Ольгредом и Троем сил этого мира. Ладно, им-то пускай враждебных, но враждебных ли людям вообще? Откуда я знаю, что на самом деле случилось с братом? Пока что со мной хотят по секрету связаться.
      Может, готовят ловушку. А может, и нет. Не буду спешить, пока хоть в чем-то не начал разбираться в Странном Крае…
      * * *
      Подарив нам это, хотя и не слишком приятное, приключение, дорога, вероятно, исчерпала свой запас сюрпризов и стала просто узкой просекой в густом лесу, изобилующей колдобинами и рытвинами всех известных конфигураций. Для меня дорога эта оставалась интересной, а вот Тагара – загрустил. Не то чтобы его сморила усталость. Похоже, он был просто неутомим. Ему было откровенно скучно трусцой тащиться следом за нашей арбой. Временами он пробовал заговорить со мной, но присутствие Дуппеля и еще что-то (непонятное мне) удерживало его от этого. Не давало быть откровенным. Поэтому мальчишка становился все более и более мрачен. Бросал направо и налево косые взгляды, явно хотел и одновременно боялся отделаться от этого докучного бега за арбой.
      Но потом – у моста – судьба улыбнулась ему.
      Высланный с дозором вперед человек Сотеша вернулся с каким-то донесением, взволновавшим всю нашу путевую охрану. Капитан энергичным жестом распорядился приостановить движение нашего небольшого отряда. Сам вместе с парой своих людей спешился, вооружился биноклем и отправился к близкой уже кромке молодой поросли, которой обрывался лес, что-то высматривать впереди, укрывшись за тонкими стволами поредевших деревьев.
      Я и не заметил, как вслед за лазутчиками в подлесок нырнул и Тагара. Просто он вдруг как-то выпал из поля моего зрения и, сколько я ни крутил головой, никак не объявлялся нигде окрест.
      Я машинально проверил, на месте ли чертов фиал. Тот был на месте, Тагара – нет. Он появился секунд через сорок, изрядно запыхавшийся и возбужденный.
      – Ух ты! – сообщил он с каким-то даже восторгом в голосе. – Там танк!
      По всей видимости, танки в здешних местах были изрядной редкостью. Тем не менее один – на нашу голову – сыскался.
      Еще через минуту-другую к «обозу» вернулись Сотеш и его люди. Дуппель перебросил себя через борт арбы и поспешил им навстречу.
      – Все в порядке! – сообщил он, вернувшись. – Это наши. Из риккейского филиала.
      Танк, прибывший по наши души, оказался, впрочем, не совсем танком.
      У реки – там, где ее пересекал мост, в том месте, что на языке военных называется «тет де пон», нас действительно ждали. Ждал нормальный защитного окраса бэтээр. Самый обычный – из тех, что можно каждый день видеть на экране телевизора в «Новостях», когда подходит время для очередного сюжета с Северного Кавказа. Только вместо бортового номера на пятнистой броне был начертан белый знак, видом своим напоминавший иероглиф. На той же броне и рядом с транспортером скучали с полдюжины вооруженных людей в более привычном моему глазу полевом камуфляже. Чуть поодаль виднелся далеко не последней модели крытый «лендровер». Рядом с ним на паре каких-то тюков кемарил бородач с банданой на черной как смоль лохматой башке. Должно быть, кто-то, кого вездеход подбросил сюда по дороге.
      * * *
      Наш отряд уверенно выбрался из леса, после чего, сигналя парой пестрых флагов и отчаянно чертыхаясь, стал спускаться вниз по довольно крутой дороге, размытой дождями и больше напоминающей русло временно пересохшей реки. С арбы нам с Дуппелем пришлось соскочить – проклятая колымага раскачивалась самым недвусмысленным образом и ясно давала понять, что не упустит ни малейшей возможности загреметь колесами вверх при первом же удобном для такого дела случае.
      Обогнав упряжку, мы настигли спешившихся людей Сотеша и вместе с ними вышли к мосту. Сам капитан первым подошел к поджидавшему его командиру встречающих – тому из них, что был постарше на вид, мрачному и бритоголовому – и коротко отрапортовал что-то. Пару раз он выразительно кивнул в мою сторону. Бритоголовый принялся о чем-то расспрашивать капитана с довольно неприязненной миной. Ни подозвать мена, ни подойти ко мне он, видно, и не намеревался. Дуппельмейер – по своей, как, я понял, постоянной привычке (а может, обязанности) – тут же занял место рядом с дебатирующим начальством. Почти сразу его физиономия, и без того достаточно озабоченная, приняла окончательно кислый вид. Не дослушав разговор людей при оружии до конца, он круто повернулся и направился ко мне.
      – Чтоб им треснуть! Нас заворачивают в Рикк. В наш филиал! Решили, что курс адаптации тебе лучше проходить там.
      – Это плохо? – поинтересовался я.
      – А как ты думаешь?! – вопросом на вопрос зло ответил Дуппель. – Есть разница между Высшими командными в Москве и ускоренно-заочными в Вышнем Волочке? В Центре к тебе живо бы приставили классного куратора. А тут я с тобой мучиться должен буду, пока не найду замену…
      – Не один ты… – раздалось у него из-за спины.
      Мы оба повернулись на голос и были в общем-то приятно удивлены. Хотя я затрудняюсь сказать, что уж такого приятного было для меня в новой встрече с Ольгредом. Он приблизился к нам со стороны бронетранспортера, растирая на ходу затекшие, судя по всему, в пути мышцы шеи и плеч.
      – Не возбухай, – кивнул он небрежно Дуппелю. – Все, что делается, делается не с дури! Проще всего было бы вас, дурней, этапировать в Центр. Но, понимаешь ли, эта светлая мысль вряд ли пришла в голову одним нам.
      Тем, кто на нас охотится, тоже не так уж трудно будет сообразить, куда и как мы повезем кандидата. Так что легко понять, что никуда бы мы его просто не довезли бы.
      – Это, извини меня, – возразил Дуппель, – еще бабушка надвое сказала. Ольгред скривился:
      – У нас – серьезное задание, а не сеанс гадания на кофейной гуще! Теперь и дураку ясно, что те пасли парня задолго до нас. И решили сыграть на его братике. Но ждали до поры до времени… Так что прямые ходы здесь и теперь не проходят. А в риккейском филиале им, – Ольгред кивнул на меня, – займутся далеко не местные олухи…
      – А кто же? – мрачно поинтересовался Дуппель. – Ангелы небесные?
      – Довезем – узнаешь. А пока мне звон разводить на эти темы не с руки, – ответствовал Ольгред. – Перегружайтесь с ним в вездеход. Двинем прямо через плато. «Броник» будет нас подстраховывать. Кстати, – он повернулся ко мне, – командир экипажа полковник Горелов. Характер у него не сахар, но дело свое знает. Просто старайся с ним не пересекаться. По нашей четверке старший по экипажу – я. Перегружайтесь, повторяю. Давайте живенько…
      Мы, не теряя времени, потопали назад, к арбе.
      Я только теперь понял, что по дороге мы обросли багажом. Правда, весь наш путевой скарб (в основном запас съестного) умещался в двух объемистых вещмешках. Я уже примерился взвалить свой себе на спину, когда неведомо откуда рядом возник Тагара.
      – Я тебе помогу! – радостно воскликнул он, подставляя плечо под мой багаж.
      – Не стоит уродоваться! – отмахнулся я, закидывая мешок за спину.
      – Но вы ведь поворачиваете в Рикк? – взволнованно спросил Тагара, поспевая за мной. – Скажите им… Скажите, чтобы взяли меня с собой!
      Дуппель сразу понял, чего хочет от меня мальчишка, и, догнав нас, с самым суровом видом ухватил паренька за плечо.
      – Не приставай к дяде! – произнес он шипящим голосом. – У нас для тебя места нет! Ищи себе других попутчиков!
      «А где он их найдет? – подумал я. – Его до той поры успеют раз пять вздернуть на каком-нибудь суку…»
      Тагара, разумеется, и не думал сражаться и насел теперь уже на Дуппельмейера – слегка, правда, косясь на меня, – с мольбами взять его с собой, хотя бы пристроить на бампере… Признаться, его мольбы как-то больше напоминали требования. Ольгред тем временем двинулся нам навстречу, жестами поторапливая и укоряя нас за нерасторопность.
      – Сколько будет народу в машине? – спросил я его, когда расстояние между нами достаточно сократилось.
      Вопрос несколько озадачил Ольгреда, но он, пожав плечами, ответствовал:
      – Я – за рулем, Дуппель с автоматом – справа от меня, а ты, чтобы не светиться, на заднем сиденье, поглубже. И не высовывайся в окошки. На здешние пейзажи еще насмотришься.
      – Для этого шкета места хватит? – Я кивнул на не отлипающего от нас Тагару.
      Ольгред изумленно воззрился на меня. Потом на Дуппеля.
      – Это что еще за чудо в перьях? – спросил он недоуменно.
      К моему удивлению, Дуппельмейер ответил не сразу. И в голосе его вдруг прозвучали нотки сомнения.
      – Знаешь, – сказал он. – Наверное, на какое-то время стоит прислушаться к тому, что этому парню моча шепчет в голову. Может, для этого есть свой резон…
      Мы остановились, молча глядя друг на друга.
      – Вспомни… – продолжил Дуппель. – Вспомни того итальянца… Тоже с виду казалось, что он просто в капризе обвалялся. А потом все сошлось. Только уже поздно было…
      Ольгреда перекосило. Похоже было, что ему напомнили о чем-то очень для него неприятном. Он переводил взгляд с Дуппеля на меня, с меня – на Тагару и так дальше в разных комбинациях. Потом воззрился на меня, словно видел первый раз в жизни.
      – Ну ты даешь! – зло сказал он. – Ты хоть понимаешь, что нам не велено оставлять свидетелей. А этот, – последовало движение головы в мою сторону, – хочет, чтобы мы еще с собой прихватили какого-то блохастого щенка!..
      И тут – совершенно неожиданно – меня охватил гнев. Безудержный, но далеко не беспричинный. Все эти странности и вовсе не нужные мне приключения наконец достали меня. И я сорвался. Не помню, что именно я орал тогда там, на дороге, ведущей к мосту. Помню только, что костерил обоих моих провожатых последними словами за то, что, неспросясь бросили меня в какой-то уродский мир, подставили моего брата, что везут меня неведомо куда и что не хотят даже помочь мальцу, у которого окрест все здесь враги… И еще, наверное, бог весть чего я наговорил им в тот раз.
      Остановился я лишь тогда, когда встретился глазами с Тагарой. И глаза эти были полны удивления. Он ошарашено смотрел на меня. Должно быть, моя реакция была и впрямь неожиданной и слишком бурной. Но в конце концов не беспричинной же!
      Ольгред во время моего «выступления» задумчиво, склонив голову набок, смотрел на меня и не произносил ни слова. Потом, когда я смолк, похлопал по плечу и коротко бросил:
      – Не горячись, парень. Пусть твой приятель едет с нами. Но только потом от блох отмывать машину будешь ты. И в дороге ты за него отвечаешь. Будешь присматривать, не спуская глаз. И притом имей в виду: если пацан выкинет какой-нибудь фокус, я его вышвыриваю из машины к чертовой матери. Тут же, посреди пустыни.
      И пусть дальше добирается куда угодно и как угодно. Только уже без нас!
      – Идет, – согласился я и кивнул Тагаре на открытую дверцу «лендровера».
      Тот не заставил себя ждать. Перед тем как нырнуть в нагретую солнцем кабину, он ухитрился отряхнуть пятки – одну об другую, смешно задрав их в воздух. Я устроился рядом с ним и грозно спросил, понял ли он то, что сказал начальник. Тагара всем своим видом постарался заверить меня, что понял. Но доверия у меня к нему не прибавилось.
      Ольгред и Дуппель заняли свои места на переднем сиденье, экипаж бронетранспортера залез в свою боевую колымагу, тип в бандане помахал нам рукой, и наш мини-кортеж тронулся в путь.

Глава 4
СЛОВО РАЗЯЩЕЕ

      Я предвидел, что дорога через плато будет далеко не столь идиллической и благополучной, как лесная тропа-колея, по которой мы добирались до моста. Не предвидел я лишь того, что она вообще не будет дорогой. Просто там – за мостом – доехав до не огражденного участка дороги, вившейся вдоль края ущелья, Ольгред свернул следом за бронетранспортером прямо на уходящую за горизонт плоскую долину, над которой тут и там высились циклопические каменные «грибы».
      В стороне остался – только лишь силуэтом на фоне далеких гор, какой-то маленький, но с виду живописный городок и раскинувшаяся между ним и предгорьями новая громада леса. Но все это исчезло «в прекрасном далеке». С нами же осталась лишь пыльная плоскость плато с какими-то разбросанными по ней островками окаменевших следов ядерных взрывов.
      Издалека я не оценил их громадных размеров. Только теперь до меня стало доходить, что даже самый маленький из них раза в два превосходит по высоте здание Московского университета. Следы эти можно было принять за какие-то причудливые облака. Они были сложены из слоистого камня и искрились блестящими вкраплениями – то ли стекла или кварца, то ли какого-то металла. Можно было только гадать, какая природная катастрофа их породила.
      Из-под колес бэтээра летел песок и поднимались тучи пыли. Большая часть, как мне представлялось, доставалась нам. Я был бы не прочь держаться подальше от проклятой колымаги, но Ольгред неукоснительно выдерживал положенную, видно, дистанцию до боевой машины. И дистанция эта была невелика. Мы гнали через плато почти точно по прямой. Временами только огибали крупные камни и выбоины. Трясло нас время от времени основательно, хотя местность издали казалась ровной, как стол. Все это – и жара, и тряская дорога, и тень взаимного недоверия, как-то не располагало к беседе, и мы вот уже который час коротали время в довольно угрюмом молчании.
      Я иногда косился на Тагару. Парнишку могло и укачать. Но признаков морской болезни Тагара непроявлял. Зато все больше проявлял признаки какого-то подспудного беспокойства. Он то тревожно выглядывал из окна, что-то высматривая почему-то на небе. Признаки этой тревоги стали заметны сразу после того, как мы покинули дорогу.
      – Зря они все-таки не через перевалы двинули, – высказал он наконец свое мнение. – Лучше бы день потеряли, зато…
      – Зато что?
      Тагара посмотрел на меня искоса и заметил как-то неопределенно:
      – Сейчас на плато плохие дни… Слова эти долетели и до ушей Дуппеля.
      – Плохие дни? – переспросил он. – Ты только сейчас это говоришь? Что ж ты раньше молчал? И зачем напросился ехать с нами?
      – Парень ерунду несет! – подал голос Ольгред. – Набивает себе цену. Здесь все через одного то маги, то юновидящие, то великие лекари…
      «То непроявленные маги», – хотел было вставить я, но не стал накалять обстановку.
      – Мне надо назад, в Рикк, – отозвался Тагара на слова старшего по экипажу. – Очень надо. Во что бы то ни стало. Я обещал! А сразу сказать вам не мог. Вы бы меня выгнали. Вы же мне не верите! – Он нервно сглотнул слюну. – А про плохие дни – это не я выдумал. Так говорили разные… В общем, такие люди, которые знают. У них свои приметы. И потом, люди, которые по плато бродят, видели. Следы…
      Ольгред довольно долго переваривал эту информацию, не отрывая взгляда от колеи, которую оставлял за собой бронетранспортер. Видно было только, как ходят желваки на его скулах.
      – Ты это серьезно – про следы? – повернулся к Тагаре Дуппель.
      В голосе его прозвучала глухая тревога. Хотел бы знать, о каких следах шла речь… Но досаждать моим спутникам бесконечными вопросами уже порядком надоело. Мне уже стала привычной мысль о том, что ответ на каждый мой вопрос порождает не менее двух новых загадок. Я просто молча прислушивался к их сбивчивому разговору.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26