Мышкин в самолете всегда пил только пустой чай. Передав одну кружку пилоту-инструктору, я, согнувшись, протиснулся в кабину штурмана. Увидев меня, Ильин начал радостно потирать руки, и если бы у него был хвост, то он наверняка бы им завилял. Взяв кружку и бутерброд, он стал что-то говорить в микрофон, торчавший перед его лицом и крепившийся к левому наушнику: наверное, отвечал на какой-то вопрос Хуркова. Затем, отставив в сторону принесенное мной, начал что-то подсчитывать на логарифмической линейке. Я понял: он считал расход топлива. Мешать ему я не стал и, пятясь, выбрался обратно в кабину пилотов.
      Вернувшись в салон, я тоже налил себе чаю. Ученый-коммерсант что-то рассказывал, а Леха и Вовочка его молча слушали.
      Из рассказа ученого я понял, что никакой он вовсе не ученый, а брат жены водителя из фирмы, что арендовала в этом самом НИИ, который был заказчиком рейса, стоявший на его территории и пустовавший сборный док, приспособив его под склад. Водитель же, знакомый с сотрудниками института, договорился с ними по поводу попутного груза - пива и укропа, - поскольку до Диксона самолет все равно полетит пустой. Ввиду того, что и пиво, и тем более укроп на Диксоне были товаром очень дефицитным и его там с нетерпением ждали всегда, интересы водителя и сотрудников института совпали. Результатом этого и были стоявшие в самолете ящики и коробки.
      Предпринимательский талант водителя, дремавший в нем, проснулся после того, как водитель по собственной неосторожности повредил крыло и дверь джипа своего шефа и теперь шеф требовал с него компенсацию, а денег взять было неоткуда. И тут подвернулся этот рейс. Сотрудников института водитель заинтриговал, обещав им некоторый процент от проданного груза, и теперь, оставаясь в Питере, молился за то, чтобы все прошло благополучно и груз добрался до Диксона в целости и сохранности. Для его закупки водитель влез в долги по самые уши и в качестве гарантии был вынужден выставить квартиру, где он проживал с семьей.
      - А чего с ним случится? Ничего не случится, - обнадежил Леха, имея в виду такой драгоценный теперь груз.
      - Мы ведь прямо до Диксона? - спросил брат жены водителя.
      - Если топлива хватит. В общем, как командиры решат: хватает, значит - на Диксон, а нет - в Амдерме дозаправимся...
      - А можно кабину посмотреть?
      - Иди, если интересно, - пожал плечами Леха.
      Брат жены водителя ушел на экскурсию, а я подумал: "Везде проблемы". Леха и Вовочка молчали, видимо, думая о том же, о чем и я, глядя каждый себе под ноги. Чай был выпит, и я вернулся в кабину. Навстречу мне из "собачника" штурмана выбирался брат жены водителя, и я, чтобы дать ему дорогу, поспешил сесть на свое сиденье.
      - Вадик, возьми погоду Диксона, - услышал я в наушниках голос командира.
      Диксон давал облачность десять баллов, нижняя кромка облаков двести метров, слабый снег, видимость - тысячу двести...
      - Хорошо, - сказал Хурков, когда прочел протянутую мной бумажку с данными метео Диксона.
      Он снял с головы гарнитуру и вышел из кабины. Я последовал за ним, оставаясь в наушниках и разматывая за собой провод удлинителя.
      - Мышкин решил в Амдерме не заправляться и идти до Диксона: топлива должно хватить, - сказал Хурков.
      - Ну, а если вдруг что? - недовольно сказал Леха. - Это же Диксон: сейчас - одно, через пять минут - другое... Придем, а там - Женя, Ольга, Павел, Анна... Уходить некуда...
      - Не сглазь... Если садиться в Амдерме, значит, с ночевкой: не успеем Диксон закроется. Если пойдем напрямую - дай Бог, к полдесятому придем... До полдесятого, сказали, подождут. За пиво и укроп... - Хурков повернулся к сидевшему в кресле брату жены водителя. - Дольше - нет...
      Брат жены водителя посмотрел на Хуркова и ничего не ответил.
      - Беспокоится наш пилот-инструктор за ваш груз, - продолжил Хурков, - за ночь в Амдерме замерзнет все...
      - Пропадет, - отозвался брат.
      - Значит, идем на Диксон? - подытожил Леха.
      - Идем, - подтвердил Хурков.
      - Ребята, с меня... - начал было брат жены.
      - А ты как думал? - оборвал его Леха, и тот примолк.
      Погода в Диксоне портилась: начинался снегопад, и видимость становилась все меньше и меньше. Да еще диксонские диспетчера передали, что из двух приводов работает только один - ближний.
      - Это не есть "гут", - проговорил Леха.
      Вовочка наконец объявил, что суп сварен.
      - Съедим после посадки, - сказал Леха, уходя в кабину: надо было готовиться к снижению.
      Диксон мне запомнился как большая помойка: между двухэтажными домами там и сям валялся всяческий строительный и не только строительный мусор. Посреди этого мусора, одетые в резиновые сапоги, гуляли дети тех родителей, кому отпуск на материк дадут только в следующем году. Было начало июля, ноль градусов на улице, и у детей были красные руки: железки, которые они от нечего делать подбирали и тут же бросали, были холодными.
      Мы шли в кафе (бывшую столовую, где когда-то давно на столах кроме соли и бесплатной горчицы стояли еще и нарезанный хлеб, и отдельно на тарелочке кубик сливочного масла), и нам на пути попался одиноко лежавший кусок сгнившего деревянного бруса. Через него все перешагивали, привыкнув к нему, наверное, как к черной гальке раздолбанной гусеничными транспортерами дороги. Мы тоже перешагнули и пошли дальше. И вдруг Леха, вернувшись, взял брусок за трухлявые концы, поднял, испачкав черной грязью свою синюю летную куртку, и, отойдя в сторону, бросил в неглубокую канаву.
      Мы остановились, молча наблюдая, как он тащит этот обломок, широко расставляя ноги.
      - Больше всех надо? - ухмыльнулся Ильин.
      Леха вернулся и, отряхивая грязь с рук, проворчал:
      - Неужели самим не мешает? - Он имел в виду местное население.
      - Временщики, - подытожил Ильин. - Приехал - заработал - уехал, и гори оно все синим пламенем...
      Мы тогда прилетели на Диксон на полтора месяца: нам поставили задачу облетать аппаратуру, с помощью которой можно было определить "место нахождения воздушных судов, совершивших аварийную посадку в высоких широтах". Это было начало девяностых: неразбериха, голодуха, карточная система.
      Летали мы по московскому времени - с четырехчасовой разницей, так что, когда садились, на Диксоне уже был глубокий вечер. Соответственно, единственное кафе, где можно было перекусить, было уже закрыто.
      Быстро прикончив продукты, привезенные с собой из дома, мы начали потихоньку роптать: в магазине нам ничего не продавали, поскольку мы не были островитянами и талонов у нас не было. Особенно болезненно ощущался недостаток курева.
      И тогда, собрав совет, мы отправили в поселок к депутатам двух ходоков пилота-инструктора Мышкина и второго пилота Мишу Репникова - с целью получения местных талонов.
      С риском для жизни перебравшись с острова на материк, где находилась администрация, чудом уцелев в трясущейся "гэтэтэшке", шедшей по тонкому льду пролива по самые гусеницы в воде, они с ходу получили депутатский отказ.
      - Нет, - коротко и ясно сказали им депутаты.
      - Почему? - удивились они, не понимая, как это шесть человек могут обожрать население целого острова.
      - По кочану, - ответили депутаты и ушли на обед.
      Погуляв по поселку и поглядев на живущего в снежной пещере у дороги белого медвежонка, усыновленного здоровенным полярным псом, а также на недоступные продукты в магазинах, они вернулись в здание администрации и решили провести разведку.
      Они отловили какого-то мелкого чиновника, кажется, завхоза, и тот объяснил им, что депутаты здесь - никто, и имя у них - Никак, и что управляет всем на свете не посаженный на царствие глава администрации с боярами-депутатами, а серый кардинал - зам по торговле, по фамилии Кибиткин.
      Пошли к Кибиткину. Но и Кибиткин, выслушав их, отрицательно покачал головой:
      - Вы прилетели и улетели, а у нас пришел в прошлом году караван - и все. А будет ли в этом - еще неизвестно.
      Мышкин попробовал возразить, сказав, что сигареты, тушенка и гречка лежат здесь уже лет пять и еще столько же пролежат.
      - Ну и что? - ответил на это Кибиткин. - Это наше дело.
      - Что же нам - подыхать? - воззвали к его совести ходоки.
      - А я вас сюда не приглашал, - парировал Кибиткин. - Впрочем, если вы сможете оказать для нас небольшую услугу, то, я думаю...
      В общем, он предложил Мышкину сделать левый рейс в Норильск и привезти оттуда две тонны колбасы. За это он пообещал выделить талоны на тушенку, сигареты и сахар, а может, еще и на масло.
      - А на каком основании и за чей счет? - поинтересовались ходоки. - Туда и обратно - восемь часов летного времени, соответственно - расход топлива, плюс стоимость "взлет - посадки" в Норильске.
      - А уж это - ваши проблемы, - развел руками Кибиткин. - Талоны-то вам нужны? В общем, как хотите.
      Предложение Кибиткина было неприемлемым. Вдобавок на следующий день при заходе на посадку Мышкин (наверное, с голодухи) так приложил аэроплан о посадочную полосу, что смялась створка люка передней ноги, и мы улетели домой - чиниться, а заодно запастись провиантом.
      Обратно на Диксон мы вернулись уже опытными полярниками: картошка, сигареты и тушенка были у нас с большим запасом. С таким, что мы даже ухитрялись менять картошку на питьевой спирт...
      Погода Диксона резко ухудшилась: нижняя кромка облаков была уже на высоте семидесяти метров...
      - Вадик, возьми погоду Сабетты, - сказал Хурков.
      Сабетта - единственный поселок на Ямале, где был пригодный для нашего лайнера аэродром, - оказался и вовсе закрытым: ливневой снег, видимость ноль... Ближайшим аэродромом была Амдерма, но туда мы уже вернуться не могли: топлива осталось совсем немного...
      Стали готовиться к снижению, и вдруг в кабине аппетитно запахло супом: это вошел Вовочка, держа перед собой кастрюлю. Он присел на нижнее свободное откидное сиденье и взял на себя функции гироскопа - то есть сохранял кастрюлю все время в горизонтальном положении: началась легкая болтанка.
      Двадцать минут снижения прошли в полном молчании: слышны были только короткие реплики Ильина: "Доверните вправо... еще два градуса... хорошо..." Плохо было то, что из двух приводов работал только один - ближний, расположенный перед торцом полосы, а на него еще надо было выйти, и теперь вся надежда была на штурмана - он должен был в сплошной облачности вывести нас на полосу.
      С первого раза мы промахнулись: вывалились из облаков уже над самой полосой и, дав движкам взлетный режим, ушли на второй круг выполнять заход "по коробочке".
      "Коробочка" - стандартный заход на посадку с четырьмя разворотами. С четвертого разворота мы должны были выйти на торец взлетно-посадочной полосы ничего особенного, если работают два привода. На Диксоне же работал только один, и тот - ближний.
      Четвертый разворот. Выходим из крена. Ни черта не видно. "Сыплемся" вниз со скоростью пять метров в секунду: сто метров - ничего, восемьдесят - то же самое, шестьдесят, тридцать... Вот она! Мы выскочили из облачности почти над ближним приводом - вагончиком с намалеванными вдоль стен красно-белыми полосами, но теперь - под углом градусов шестьдесят к полосе, носом на стоявший на береговом утесе шар локатора.
      - Уходим! - крикнул Мышкин.
      "Только куда?" - мелькнуло у меня.
      - Садимся! - ответил Хурков.
      Движение ногами - самолет швырнуло в сторону. Вовочка тоже сделал круговое движение кастрюлей с супом, продолжая ее держать на вытянутых руках и не пролив ни капли...
      Секунда - и мы на полосе. Самолет подпрыгивает на неровностях: катимся...
      Зарулив на стоянку, Леха выключил движки. Снаружи что-то брякнуло металлом о бетон: техники бросили под колеса стояночные колодки. Хурков молчал, задумчиво глядя через лобовое стекло на стоявшие впереди вертолеты. Мы тоже молчали: ждали, что он скажет...
      Первым зашевелился Мышкин: отстегнул привязной ремень, снял с головы гарнитуру и, повесив ее на рукоятку штурвала, с кряхтением начал приподниматься. Леха, встав со своего сиденья, освободил ему дорогу. Вовочка ушел в салон, унося с собой аромат супа. В открытую дверь следом за ним вышел Мышкин. Мы с Лехой посмотрели друг на друга, и Леха, пожав плечами, тоже ушел: все ясно - послеполетного разбора не будет. И действительно, что тут разбирать: мы - на Диксоне...
      Вовочка водрузил кастрюлю на столик и с железным звоном доставал из своей безразмерной сумки миски и ложки.
      Сидя за столиком у борта, брат жены водителя наблюдал за его приготовлениями.
      Мышкин оделся и, взяв свой портфель, начал протискиваться по узкому проходу между ящиками с пивом, направляясь к выходу.
      - Михалыч, а суп? - нарушил общее молчание Леха.
      - Спасибо, не хочу, - сказал Мышкин. Потом, надев на голову шапку, добавил, качнув головой: - Чикалов!
      Шапку он надел задом наперед, и Леха сказал ему вслед:
      - Шапку надел неправильно.
      Мышкин перевернул шапку кокардой на лоб и вылез наружу.
      - Ну, что? - потирая руки, проговорил Леха, глядя на закрытую крышкой кастрюлю. - Супчику?
      - Надо подождать, - сказал Вовочка, вытаскивая из пакета буханку хлеба.
      Леха поднял вверх палец, что должно было означать: "внимание", и, открыв свою сумку, извлек из нее литровую бутылку водки.
      - Это же меняет дело! - из кабины вышел Ильин. Он улыбался. - Нали-вай! скомандовал он, засовывая полетные карты и логарифмическую линейку в портфель.
      - Подождешь, - охладил его Леха и показал пальцем на открытую в кабину дверь за спиной Ильина. Там, на своем сиденье, все так же глядя на вертолеты, стоявшие за рулежкой, продолжал неподвижно сидеть командир.
      - Остынет ведь, - сказал Ильин.
      - Не успеет, - ответил Леха. - Дай закурить!
      Ильин протянул ему пачку "Мальборо".
      - Ну! - Леха выудил из пачки сигарету. - Разбогател?
      - Не без этого, - Ильин тоже достал сигарету и убрал пачку в карман.
      - Халтуру нашел?
      - Нашел, - ответил Ильин, прикурив и давая прикурить Лехе.
      - Какую, если не секрет?
      - Не секрет: пить бросил...
      Вовочка нарезал хлеб, аккуратно складывая ломтики один на другой.
      Брат жены водителя вышел в проход и потянулся за своей курткой, лежавшей на верхних ящиках с пивом.
      - Ку-уда? - остановил его Леха.
      - Да надо выяснить, кто груз снимать будет.
      - По рации с диспетчерами свяжемся, подожди.
      И брат жены водителя остался стоять, ожидая дальнейших событий. Леха принялся рассказывать какой-то анекдот, но никто не смеялся.
      Наконец из кабины вышел Хурков.
      - Все понятно, - сказал он, засунув руки в карманы, - сами курят, и хоть бы кто-нибудь догадался командиру предложить...
      Я достал из пиджака пачку, но меня опередил Леха, протянув ему свою сигарету. Вовочка, расстегнув молнию на сумке, вытащил из нее пачку дешевых "North Star".
      - Да не бери ты это говно, - поморщился Ильин, когда увидел, что "завязавший" месяц назад Хурков потянулся к "North Star". - У меня "Мальборо".
      Он раскрыл перед Хурковым пачку, и тот взял сигарету. Прикурив от зажигалки Ильина, он вдруг увидел бутылку водки, стоявшую за кастрюлей с супом.
      - А я уже думал кого-нибудь посылать... Молодцы, - похвалил нас Хурков. Мышкин что - ушел?
      - Их благородие, великий князь, суп есть отказались. Побрезговали.
      - Его дело, - сказал Хурков, - нам больше достанется...
      Леха, открыв бутылку, плеснул водку в приготовленные Вовочкой кружки.
      - Ну что? - сказал он, подняв кружку и оглядев присутствующих. - С прилеталовом? - И первый чокнулся с командиром.
      Суп оказался удивительно вкусным. То ли это нам показалось с голодухи, то ли у Вовочки был кулинарный талант. Во всяком случае, кастрюлю мы опустошили быстро. Естественно, не без помощи водки.
      - Ну, Вовочка, выйдешь на пенсию - иди сразу в ресторан работать, - сказал Леха. - А откуда у тебя, кстати, сигареты? Ты чего - куришь втихаря? А ну, колись...
      - Да я подумал, может, здесь нету...
      - Продать, что ли, хотел?
      - Ну... предложить...
      - Сколько сигарет? - спросил брат жены водителя, которого, оказывается, звали Георгием Георгиевичем, или Жоржичем - как сразу начал величать его Леха.
      - Да там... два блока...
      - Сколько ты за них хочешь? - спросил Жоржич. - Могу помочь...
      - Не знаю... - смутился Вовочка. - Сколько дадут...
      Потом приехали два бортовых "Урала" с грузчиками и помыкавшей ими толстой теткой. Тетка оказалась завскладом и заказчиком пива и укропа.
      Жоржич выделил нам в качестве премии за доставку груза ящик пива, обещая подкинуть деньжат после того, как у него примут товар и рассчитаются. Это было бы неплохо, но верилось в это с трудом.
      У грузчиков горели глаза: сразу после того, как они вошли в самолет, послышался звук откупориваемых бутылок. Толстая начальница, заметив это, рявкнула на грузчиков, и они стали запихивать бутылки в унты. Техники, вошедшие в самолет перед грузчиками, прятали свою добычу под куртки, за поясные ремни и в рукава и, выйдя из самолета, присасывались к горлышкам, жмурясь от удовольствия и запрокидывая головы назад.
      - А диспетчерам? - спросил Жоржича Леха. - Как договорились: они же нас ждали...
      Жоржич, скрепя сердце, что было видно по его кислому выражению лица, отставил в сторону еще один ящик. Наверное, он понял, что довезти до склада все без потерь не получится.
      Наконец самолет разгрузили, и Жоржич уехал, обещав вскорости быть в гостинице.
      Улетать обратно мы должны были на следующий день, в десять часов по московскому времени и в четырнадцать местного, и можно было отлично выспаться, если бы нас не разбудил Мышкин. Он, как всегда, с самого ранья начал собираться в поход по местным магазинам: шелестел полиэтиленовыми пакетами, что-то куда-то перекладывал, вытаскивал и запихивал, и в тишине этот шелест звучал погромче будильника.
      Я открыл глаза с желанием послать "старого черта" куда подальше и увидел поднявшуюся над подушкой голову Лехи.
      - Ты чего?! - прохрипел Леха. Он смотрел на Мышкина, словно питон.
      - Спите-спите, ребята, - шепотом сказал Мышкин, - я уже ухожу.
      Однако шелестеть пакетами не перестал, и я поднялся с кровати: терпежу уже не было никакого, и лучше было уйти в туалет, чем слушать эту полиэтиленовую симфонию.
      Мышкин, поняв, что его сейчас будут бить, быстренько исчез.
      Моему примеру последовал и Вовочка, сев на кровати и спустив ноги на коврик. Остальные разбуженные остались в своих кроватях.
      Раздался стук в дверь, и в номер вошел Жоржич - брат жены и спаситель неосмотрительного водителя.
      - Здрасьте, - сказал он скромно, - не разбудил?
      - Заходи, - громко ответил ему Леха, - и без тебя есть придурки... А мы тебя, кстати, еще вчера ждали...
      - Меня Тамара Матвеевна в гости пригласила... Ну, эта - заказчица...
      - Так ты у нас, оказывается, проказник? - сказал Леха, вылезая из-под одеяла. - Ему поручили такое, можно сказать, ответственное задание, а он - по бабам?!
      Жоржич не стал на это ничего отвечать и подошел к кровати Хуркова.
      - Юрий Иванович, - сказал он, - я вам тут принес, что обещал... Правда, немного...
      Георгий Георгиевич вынул из сумки какие-то деньги и протянул их Хуркову.
      - Спасибо вам, - сказал он. - Если бы не вы - пропало бы всё.
      - Ну и как - хорошо получилось? Хватит с шефом рассчитаться? поинтересовался Леха.
      - Должно хватить... - ответил Жоржич.
      - Понял, что такое коммерсант? - Леха повернулся к Вовочке. - Раз - и миллионер. А ты - два блока... Надо было - две коробки!..
      - Да, Юрий Иванович, - снова обратился Георгий Георгиевич к Хуркову, - она нам рыбы предложила. Я взял. Попутный, так сказать, груз.
      - Какой рыбы? - удивился Хурков.
      - Омуля. Диксонского омуля... Вернее, енисейского...
      Мы знали: этот омуль гораздо вкуснее и больше байкальского.
      - Много? - недовольно спросил Хурков, раздосадованный таким самоуправством.
      - Не так чтобы... Килограммов восемьсот...
      - Сколько?
      - Я с Анатолием Михайловичем договорился. Он не возражает...
      - Ну, коли не возражает... Он - проверяющий, ему и решать, - ответил Хурков.
      Георгий Георгиевич подошел к сидевшему в прежней позе на кровати Вовочке и протянул ему несколько купюр.
      - Устраивает? - спросил он Вовочку.
      - Конечно, - ответил Вовочка. - Спасибо...
      - Вот так, - сказал Леха. - А тут вкалываешь, вкалываешь - за копейки...
      - Ну ладно, не буду вам мешать, - Георгий Георгиевич подошел к двери и, выйдя в коридор, тихо прикрыл ее за собой.
      - В два по местному вылетаем! - крикнул ему вдогонку Леха. - Ждать не будем!
      Когда дверь закрылась, Леха повернулся к продолжавшему лежать в прежней позе Хуркову.
      - Ну, сколько он нам отвалил?
      Хурков посчитал деньги.
      - Две тонны на шесть человек.
      - Почему это на шесть? - подал вдруг голос лежавший лицом к стенке Ильин. Он развернулся к нам и сел на кровати, поставив голые ступни на коврик.
      - А чё, себя не считаешь? - спросил Леха. - Или наоборот - за двоих?
      - Не понимаю: при чем здесь Вовочка? - спросил Ильин.
      - Экипаж - шесть человек, - сказал Хурков, - включая проверяющего. Всем поровну. Разговор закончен.
      - Ну закончен - так закончен, - лениво проговорил Ильин, - но я считаю: за один только суп - многовато будет...
      Вовочка молча одевался. На шее у него появились красные пятна.
      - Нашел что делить: две тысячи, - разозлился Леха. - Вовка, бери компьютер и дели на шесть человек, - добавил он.
      Вовочка послушно достал калькулятор.
      - Получается триста тридцать три и столько же в периоде...
      - Вовочке - в периоде, - ухмыльнулся Ильин.
      - Хватит, Игорь, - отозвался с кровати командир.
      - Предлагаю выдать по триста, остальное оставить на "после прилета"... Кто за? - обратился ко всем Леха.
      - Я - пас, - сказал Ильин. - Желательно всё и сразу...
      - А ты вообще - наш должник. Так что это тебе - в периоде...
      - Всё, заканчивайте! - сердито сказал Хурков. - У кого сдача будет?
      - Найдем, - ответил ему Ильин и полез в карман за деньгами.
      Поделив премию и выпив по кружке чая, мы с Вовочкой решили посетить местный магазин: я хотел посмотреть - нет ли здесь какого-нибудь недорогого подарка для жены, не исключая и бубен, тем более что денег у меня хватало разве что только на него.
      Как я и предполагал - "бубенов" в продаже не оказалось: продавщица так и сказала: "Бубенов нет". Наверное, они уже закончились, раньше надо было прилетать. Зато были нарды и меховые носки - унтята, и я купил и то и другое. Унтята - жене в качестве подарка к Восьмому марта, вместо домашних тапочек, нарды - Леве, просто так. "В шахматы он играет сам с собой, - подумал я, - а в нарды надо играть вдвоем". Так что придется ему приглашать кого-нибудь в партнеры. Может даже, и меня...
      Вовочка не купил ничего и собрался посетить еще один магазин: он искал что-то из инструментов и предложил сходить туда вместе с ним. Я отказался и вернулся в гостиницу. Мышкина мы так нигде и не встретили: наверное, он уже умчался на аэродром.
      Леха лежал на кровати поверх одеяла, шевелил пальцами ног и читал детектив в пестрой обложке. Детектив назывался "Убью тебя завтра"... На одном носке была дырка.
      - А вот интересно, - вдруг оторвался он от книжки и повернулся к лежавшему на соседней койке Ильину, - у писателей есть классность?
      - В смысле? - посмотрел на него Ильин.
      - Ну как... Как у нас, например: первый, второй, третий...
      - Не знаю. Официально, наверное, нет. А неофициально, может, и есть...
      - А как же им платят? Тоже ведь кому-то больше, кому-то меньше...
      - Они по известности разделяются: известный, малоизвестный и совсем не известный...
      - То есть, получается, тоже есть? Первый, второй, третий? Выходит, если первый, то можно написать по-третьему, а "бабки" получить как по- первому?
      - Да нет, - вмешался Хурков, - у них от тиража все зависит: если написал ерунду, значит, и тираж маленький, - копейки и получит...
      - Ну не скажи. - Леха перевернул книжку обратной стороной. - Вот эта книжка, к примеру, настоящее говно. А здесь пишут, что "мадама", которая ее написала, - суперписательница и выпустила уже почти два миллиона этих вот... Он пощелкал пальцем по обложке.
      - Это не она выпустила. Это - издательство, - сказал командир.
      - Значит, у нее - первый класс? - не унимался Леха. - Ты говоришь - от тиража... Это ж какие деньги?!
      - Ну, если покупают... - сказал Хурков.
      - Лопухи и покупают: нравится им, когда лапшу на уши вешают, - отозвался Ильин.
      - Выходит, - привстал на кровати Леха, - у нас в стране уже точно есть два миллиона лопухов?
      - И ты - один из них... - усмехнулся Ильин.
      - Не, это - Вовочка: он мне дал почитать. Да ну ее в задницу! - Леха бросил книжку на тумбочку.
      Постучав, в номер вошла дежурная. Остановившись на пороге, она улыбаясь спросила:
      - Кто тут у вас, ребятки, Ху... Ху... К телефону...
      - Хурков, - пробурчал командир и поднялся с кровати.
      Дежурная стояла в дверях, широко улыбаясь, и ее взгляд излучал любовь ко всему человечеству.
      Леха тяжело вздохнул, а я вспомнил, как однажды знакомый врач сказал мне: "Все имеет свои границы, кроме человеческого идиотизма. Он - беспределен..." Командир вышел в коридор, и дежурная, пропустив его вперед, тщательно закрыла за собой дверь.
      - Интересно, кто звонит? - проговорил Леха.
      - Князь Мышкин, кто же еще? - отозвался Ильин.
      - Может, ученые приехали? - предположил Леха.
      В номер вернулся Хурков, и следом за ним вошел Вовочка, держа в руках какую-то коробку.
      - Собираемся, - сказал Хурков, - сейчас автобус подойдет.
      Мышкин был уже в аэропорту и развивал там бурную деятельность: глаза его возбужденно блестели. Он уже оформил груз и пассажиров (вместо Вовочки - это была его задача), сбегал на "метео" и обратно и встретил нас, когда уже собирался подняться к диспетчерам.
      - Молодцы! Быстро собрались, - похвалил он нас. - Так, Юраня, пойдем-ка на АДП.[I] Володя - с нами. Игорь!
      - Да-да, - отозвался недовольный Ильин, - идем...
      - Вадик с Лешей - марш на самолет! Леша, сейчас топливо подойдет. А ты, Вадик, встретишь груз и пассажиров: они уже под самолетом... Кстати, у нас рыбка будет попутным грузом, так что ... - Мышкин состроил загадочную физиономию: мол, кое-что и нам перепадет...
      - А сколько груза? - спросил Леха.
      - Тонна триста... - ответил Мышкин и повернулся к Хуркову.
      Процессия во главе с Мышкиным загрохотала ботинками по деревянному полу, направляясь на АДП, а мы с Лехой пошли к самолету.
      У самолета стояли два открытых грузовика. В одном из них были какие-то ящики, и на них сидели два человека, остальные четверо стояли у машины. Около другого грузовика, нагруженного ящиками с рыбой, стоял Георгий Георгиевич.
      Когда мы подошли поближе, ученые (те самые, прилетевшие с Земли Франца-Иосифа) поздоровались, и один из них спросил:
      - Вы нам люк не откроете? А то ящики в дверцу не пролезут.
      - Откроем, - сказал я. - Подгоняйте, - и пошел в самолет открывать широкий грузовой люк.
      Я поднялся в кабину, и в это время самолет качнулся от сильного удара, так что пришлось схватиться за спинку кресла для пассажиров.
      Подскочив к открытой двери, я увидел, что край борта грузовика плотно прижался к фюзеляжу.
      - Вот идиот! - это сзади ко мне подбежал Леха.
      Я спустился на перрон и подошел к машине. Распахнул дверцу кабины, чтобы высказать этому, как сказал бы Шурик Федоров, барану все, что я о нем думаю, и напоролся на дебильный взгляд шофера: он был вдребезги пьян.
      "Вот это номер, - тоскливо подумал я. - Не хватало теперь "зависнуть" здесь до Второго пришествия..."
      - Отгоняй, - сказал я водителю, и тот, несколько раз щелкнув рукояткой передач, отъехал.
      "Не ту скорость включил, - догадался я. - Надо было переднюю, а он на заднюю поставил..."
      Леха осматривал вмятину. Вмятина была небольшая: вертикальная полоска сантиметров двадцать, впечатанная в фюзеляж краем борта грузовика. Это было плохо. Правда, обшивка осталась целой, и дыр в ней не было.
      - А может, ничего? Улетим? - спросил я Леху, гладившего рукой вмятину и ее пологие края.
      - Должны, - ответил Леха. - Что Мышкин скажет: он - проверяющий...
      Ученые, шесть человек, виновато молчали, стоя в стороне, сидевшие в кузове соскочили на землю.
      - Ну что же вы? - сказал я, обращаясь к высокому бородатому человеку в очках: он был ближе всех ко мне.
      - What? - переспросил тот вместо ответа.
      "Хорошенькое дело, - подумал я, - иностранцы..."
      - Здорово помяли? - откликнулся другой.
      - Да не то слово, - сказал я, отметив среди них троих явно наших. - Что же вы не смотрели?..
      - Да вот... думали...
      - Думали они, - подошел Леха, - смотреть надо, а не думать!
      - Ну, извините... виноваты, - проговорил второй из "наших". Язык у него явно заплетался. Все было ясно: ученые-пассажиры были тоже изрядно подшофе. Накирялись от радости перед возвращением. Это, конечно, была уважительная причина - окончание командировки, но ведь и расслабляться, пока еще не взлетели, было рано: мало ли что... Вот и пожалуйста...
      - Ладно, грузитесь, - разрешил Леха. - Там вроде ничего страшного... Но ремонта будет много.
      - Шеф, все поняли, о'кей! - радостно крикнул тот, который извинялся. - За нами не заржавеет! Джим! - крикнул он высокому смуглому парню, показав рукой на грузовик. - Ворк!!
      Джим, словно пес, услышав команду, сорвался с места и одним махом запрыгнул в кузов.
      От двухэтажного деревянного домика аэропорта цепочкой шли четыре фигуры с сумками, направляясь в нашу сторону. Впереди всех шел Мышкин. Последним Вовочка. По поводу вмятины Мышкин сказал, что до базы долететь можно: ответственность он берет на себя. Ну и слава Богу: не надо ждать решения какого-нибудь местного технического начальства и куковать здесь еще два дня, до понедельника, пока те появятся на работе.