1. Расы, языки и европейские народы

В предыдущих главах мы посчитали необходимым использовать археологию как систему ориентиров, по которой мы строили карту движений человеческих групп и их взаимоотношений: такое изучение расы в терминах культуры было необходимым. Идеи возникали, распространялись и сохранялись людьми, а люди смешивались. Полное и неожиданное замещение одной культуры другой говорит о резкой смене населения, а постепенное слияние новой культуры со старой должно равным образом включать сохранение, по крайней мере частичное, старого населения. Следуя этим правилам, мы видели, что расовые и культурные передвижения в самом деле связаны, и ни в одном случае не видно никаких противоречий, если достаточно скелетных материалов.

Хотя культура в археологическом смысле была ценным для нас проводником, предметом этой книги является раса, а не культура. Но как только мы подходим к историческому периоду, мы больше не обязаны иметь дело лишь с котлами, топорами и типами захоронений: мы можем рассматривать народы как языковые и политические группы с известными нам этнонимами и этническими связями. Это уже было возможно при рассмотрении доантичных цивилизаций – таких, как египтяне, шумеры, вавилоняне, и до определенной степени критяне и хетты, чьи письмена пока что не предоставили или предоставили мало документальной информации. То же касается и древних предков греков.

Население Центральной и Северной Европы обрело письменность только в относительно поздние времена – в большинстве случаев только после начала нашей эры, а в некоторых случаях только в этом тысячелетии. Но их отличительные особенности во многих случаях известны нам из записей античных географов и историков, а в Средние века – также из арабских источников. На востоке – в Средней Азии – большую помощь оказало усердие китайских историков. В нашем изучении раннего железного века археология нам все еще понадобится; но к началу нашей эры для наших целей станет возможным почти полностью обойтись без нее, так как в работе с историческими и живыми культурами язык служит наиболее известной, наиболее легко обозначаемой и самой удобной системой для обозначения общностей, подходящих для расовых исследований.

До сих пор мы мало говорили о языке. Речь народов, с которыми мы до сих пор имели дело, почти во всех случаях нам неизвестна. Исключений немного: как мы знаем, египтяне говорили на языке хамитской группы со значительным семитским влиянием. Вавилоняне и ассирийцы говорили на семитских языках, а шумерский язык, хотя его и можно читать, все еще определенно не связан с любым другим языком или языковой семьей[347]. Таким образом, в III тысячелетии цивилизованные народы использовали семитские и хамитские языки и все еще неклассифицированный шумерский.

Кроме этих языковых групп, обнаруженных в древности, существовала другая группа или скорее совокупность языков, на которых говорили в Восточном Средиземноморье и в Малой Азии. К ним относятся лидийский и, возможно, произошедший от него этрусский; кавказские языки, некоторые из которых существуют до сих пор; несколько гималайских языков, таких как бурушаски[348]; и целая группа языков Греции и Эгейских островов (и, возможно, еще более западных областей), известных нам только по топонимам. Язык острова Крит, вероятно, также принадлежал к этому классу языков.

Школа лингвистов, возглавляемая покойным профессором Марром, а также главный ее поборник в англоязычном мире д-р Эфраим Шпайзер[349] группируют все эти языки, включая целый ряд вымерших языков, тянущихся вдоль так называемого «плодородного полумесяца» от Сирии до Элама, вместе. Эту группу они называют «яфетической», что дополняет пару из семитских и хамитских языков до библейской троицы. Современные примеры этого предполагаемого класса или семьи языков, а именно грузинский и черкесский, имеют большое количество звуков, незнакомых индоевропейской, семитской и хамитской семьям, и напоминают языки американских индейцев.

Никто не отрицает широкое распространение и значимость этих языков в древние времена, но есть серьезные сомнения в том, что их можно объединить в единую группу, сравнимую с семитскими, хамитскими, индоевропейскими и другими языками. Более вероятно, что такая группировка включает некоторое число независимых семей, но в настоящее время слишком рано говорить, какими они могли быть; особенно из-за того, что большинство из них вымерли и никогда более, по всей видимости, не возродятся. В любом случае, вероятно, что некоторые мореплаватели позднего неолита и бронзового века, мигрировавшие на запад по Средиземному морю в Италию, на Итальянские острова и в Испанию, а оттуда в Британию, Францию и Скандинавию, говорили на языках, родственных восточносредиземноморским. Более того, возможно, что современный баскский язык может быть единственным потомком этой языковой миграции, но это предполагаемое родство, на которое мы ссылались в предыдущей главе, ни в коем случае не должно считаться доказанным.

Нам неизвестны языки свиноводов раннего неолита, внедривших производящую экономику в Испании и Западной Европе, включая берега озер Швейцарии, и вряд ли мы выясним, на каких языках они говорили. Далее, мы не знаем, какой язык использовали дунайцы, выполнившие ту же функцию первопроходцев в другой части. Речь шнуровиков также неизвестна нам, а старые идиомы остатков населения палеолита на дальнем севере, населения Дании культуры кухонных куч и азильцев Швейцарии – это реконструкция отдаленного прошлого. В нашей попытке связать языки с культурными или расовыми группами в Европе мы должны начинать только с железного века.

Сегодня члены белой расы говорят на языках следующих языковых семей: семитской, хамитской[350], индоевропейской, урало-алтайской[351], баскской и различных языков Кавказа и Гималаев, которые было бы бесполезно здесь перечислять. Сегодня две самые важные из них – это индоевропейская и урало-алтайская. Тем не менее, в древности, пока цивилизации первой волны были в руках хамитов, семитов и шумеров, все индоевропейцы и, вероятно, большинство урало-алтайцев, если они существовали как таковые, были неграмотными варварами.

Сегодня на индоевропейских языках говорят больше белых людей, чем на всех остальных, вместе взятых, в несколько раз. Люди, говорящие на индоевропейских языках, монополизировали культурные достижения современной науки; но нельзя забывать, что еще в Средние века семиты, тюрки и китайцы были более продвинутыми, чем большинство индоевропейцев. Лингвисты говорят нам, что индоевропейцы первыми не одомашнили ни одного полезного животного или растения.

Лингвистически индоевропейские языки, вероятно, являются относительно недавним феноменом, возникшим уже после приручения животных и культивации растений. Последние исследования обнаруживают, что они произошли от изначально смешанного языка, чьими главными составляющими элементами был уральский (элемент А) и какой-то необозначенный элемент Б, который был, возможно, одним из восточносредиземноморских или кавказских языков[352].

Растения и животные, на которых была основана экономика древних индоевропейцев, соотносятся со словами, происходящими в основном из элемента Б. Медь и золото уже были известны, и слова для этих предметов происходят из Месопотамии.

Где-то на равнинах южной России или Центральной Азии произошло смешение языков, в результате давшее индоевропейскую речь[353]. Этот продукт, в свою очередь, распространялся, разделялся и дифференцировался далее из-за смешения с языками народов, которым он был навязан в той или иной форме. Некоторые из теперешних индоевропейских языков, кроме этих поздних добавлений из неиндоевропейских языков, содержат больше от элемента А, чем другие, содержащие больше от элемента Б. Единство первоначальных индоевропейцев не могло быть долгим, если вообще оно было полным когда-либо.

Они разделились – возможно, очень рано – на две группы, обозначаемые по судьбе палатальных взрывных звуков группы К. В одной группе, так называемой группе «сатем», она изменилась в спирант (S). Другая, названная «кентум», сохранила первоначальную форму этого звука, который также доминировал в элементе А или финно-угорском элементе. Язык группы кентум делится на большое число ветвей, из которых живыми членами являются кельтские, германские, италийские и греческий языки; группа сатем включает славянские и балтийские, армянский, индийские и иранские и, возможно, фракийские[354] языки – в том смысле, что они внесли свой вклад в современный албанский. Другие – такие, как лигурийский, иллирийский[355] и тохарский Б (все группы кентум) давно вымерли.

На индоевропейских языках говорили люди, совмещавшие земледелие с животноводством, у которых была патрилинейная организация с по меньшей мере зачатками дифференцированной классовой системы, и которые поклонялись олимпийскому пантеону богов. Первоначальное формирование индоевропейской языковой семьи при помощи смешения произошло не ранее эпохи металлов; общая культура самых древних носителей индоевропейских языков, насколько она существовала как единое целое, имеет много общего с культурой как народов Эгейских островов и Малой Азии, так и Центральной Азии. Например, мифология алтайских тюрок так похожа на мифологию древних скандинавов, что некоторая общая близость не в таком уж далеком прошлом представляется необходимой[356]. Далее, ритуал конского жертвоприношения[357] является настолько общей чертой как индоевропейцев, так и алтайцев, что само по себе недавнее разделение не может этого объяснить.

Индоевропейские языки, как мы их знаем, должно быть, появились в восточном крае Европы или на западе Центральной Азии в не очень отдаленное время. Их распространение по большей части Европы и последовательно по западному полушарию, Австралии, большим частям Азии, в которых их первоначально не было, – это часть общего движения, в которых играли свою роль как раса, так и культура. Тем не менее, мы не можем с полной уверенностью связывать какую-либо древнюю культуру ранее железного века с какой-либо особой формой индоевропейской речи. Хотя герои Гомера сражались бронзовым оружием, мы точно не уверены, когда и как именно додорийские греческие диалекты появились в расово и культурно сложном эллинском мире; также мы не знаем, кто принес хеттский язык в Малую Азию.

Целая школа европейских археологов и лингвистов связывает с распространением индоевропейской речи население культуры шнуровой керамики[358]. Неринг в недавней работе, очень подробной и авторитетной, делает первоначальными индоевропейцами дунайцев[359]. Он объясняет схожесть с алтайской культурой, разделяя индоевропейскую культуру и словарь на два элемента: 1) ранний уровень, в котором самым важным домашним животным в экономическом плане был вол, а главным занятием – земледелие; 2) поздний уровень косвенного алтайского влияния, в котором первичным элементом была лошадь, а вторичным – земледелие.

В данный момент появляется все больше свидетельств того, что определенные формы индоевропейской речи имеют очень древнюю историю в нескольких частях Средиземноморья. Уотмо определенно идентифицировал лигурийский язык как индоевропейский[360], а лигурийский оказался очень древен в Италии и в долине Рейна. Сепир видит в языке филистимлян форму индоевропейского[361], и сделал бы Ковчег Завета вместилищем духа на колесах, как плетеные склепы у поздних монголов. Но ни одна из этих идентификаций не ведет нас к более древним временам, чем беспорядки в Месопотамии в конце III тысячелетия, когда северяне стали причиной бессонных ночей вавилонских царей, а гиксосы завоевали Египет. Именно после этих беспорядков колесницы впервые появились в Ливии; оттуда первый южный натиск кочевников на лошадях мог повлиять на оба берега Средиземного моря, какие бы языки они ни принесли с собой.

Дата первого точного появления индоевропейцев – это примерно 1900 г. до н.э., когда диалект наили, вошедший в хеттский, появился в Малой Азии. Вероятно, что древние греки появились в Элладе в то же время. Около 1400 г. до н.э. предки ариев Индии пересекали афганские перевалы, идя к долине Инда, а примерно шестьсот лет спустя их родственники – предки иранцев – основали Персидскую империю. Примерно с 1000–900 гг. до н.э. – и это самая ранняя из возможных дат – носители гальштатской культуры в Центральной Европе распространили железо вокруг, и они, скорее всего, говорили на иллирийском языке. В Италии, без особых сомнений, население культуры вилланова распространило италийскую речь по полуострову, а некоторые формы иллирийского были привнесены большим количеством народов, среди которых, возможно, были венеты.

Все эти индоевропейцы, начиная с 900 г. до н.э., определенным образом связаны с распространением железной металлургии из центра, который еще предстоит определить. Чаще всего его помещают в северную Анатолию и на Кавказ[362]. Какой бы ни была история распространения индоевропейской речи в прошлом, с пришествием железа некоторые ее ветви, видимо, стали распространяться с большой скоростью. Гальштатский период в Центральной Европе сменился латенским, поздним железным веком, длившимся от 500 г. до н.э. до начала н.э.; и это был период кельтской экспансии и кельтского владычества, более ранний, но похожий на распространение римской власти и латыни в Средиземноморье. После феноменального и бурного рассеяния кельтов, которым было суждено уцелеть в языковом отношении только на западном краю Европы, далеко от центра своего распространения, в дни Римской империи германские народы начали свой натиск из Дании, южной Швеции, северной Германии, Голландии и берегов Норвегии. Они достигли всех стран Европы, а также Северной Африки. В отличие от распространения кельтов во многих частях Европы воцарилось культурное и языковое постоянство.

За распространением германцев последовало распространение славян – самых молодых индоевропейцев, переживших большое увеличение численности и миграции. Это происходило уже в исторические времена, в VII и VIII вв. н.э., но, к сожалению, в той части Европы, в которой происходила большая часть их распространения, свет истории был слабым.

Предшествующее отклонение в область сравнительного языкознания имеет прямое отношение к проблеме расового состава современной Европы. Хотя нашей первичной задачей не является определение физического типа или типов неразделившихся предков индоевропейцев, если они на самом деле были едины, но можно обнаружить общий расовый знаменатель, однородный или смешанный, распространителей индоевропейской речи и сопутствующих ей культур железного века по Европе и частям Азии. Как только мы отделим это общее, мы можем надеяться определить его положение на шкале расовых типов, уже известных нам – так как это должен быть тип или типы, с которыми мы уже познакомились в предыдущей части нашего исследования, а не deus ex machina, вызванный к жизни лингвистами и политиками.

2. Иллирийцы

В начале нашего обзора индоевропейских народов железного века мы полагаем оправданным выбрать самый древний пример, при рассмотрении которого можно определенно отождествить язык с культурой и расовым организмом. Это верно в отношении так называемой гальштатской культуры, связываемой с иллирийской ветвью индоевропейской речи. Обычно классифицируемый как язык кентум, иллирийский, как и тохарский Б, принадлежал к древней форме индоевропейского, возможно, предшествующей разделению на группы кентум и сатем[363].

Эта культура с центром в южной Германии и Австрии возникла в Центральной Европе вскоре после начала I тысячелетия до н.э. Она развилась из местной культуры полей погребений бронзового века, а также из унетицкой культуры. Ее достигали другие влияния среднего и позднего бронзового века, особенно влияние курганной культуры южногерманских нагорий; таким же образом как кремация, так и использование железа были привнесены со стороны. Тем не менее, несмотря на сложность археологических деталей, гальштатскую цивилизацию можно рассматривать в первую очередь как продукт автохтонного населения Центральной Европы с незначительными добавлениями, если таковые вообще были.

Гальштатская культура распространилась во многих направлениях, включая юго-восток, где она проникла в Боснию и, наконец, в Албанию. Она медленно двигалась на север, пока не достигла Скандинавии и северной Германии, относительно поздно принеся железо в эти регионы; на юго-западе она пересекла Францию и проникла в Каталонию. Непосредственно на юге она таким же образом распространилась через Альпы в Италию, где завоеватели-иллирийцы раскололись на большое количество местных племенных групп, включая венетов. Было бы нелепо утверждать, что каждый могильник гальштатской культуры несет в себе кости или пепел иллирийцев. С определенностью это можно утверждать только о центральной области и смежных с ней, а для запада довольно очевидно, что только какая-то часть гальштатского населения была на самом деле кельтской.

Гальштатские черепа из Австрии, включая собственно Гальштат, составляют умеренно однородную, совершенно длинноголовую группу[364] (см. приложение I, кол. 32). Эта группа является законным местным наследником унетицкой культуры, и, как и последняя, она во многих отношениях напоминает дунайцев неолита. Однако в определенных чертах она отклоняется от них в направлении шнуровиков, и таковые черты включают увеличение орбит, а также сужение и удлинение носа. Отдельные черепа определенно относятся к шнуровому типу. Как морфологически, так и метрически большинство из этих черепов без затруднений можно назвать «нордическими»: их надбровные дуги умеренные, лоб умеренно покатый, затылки выдающиеся, теменные кости уплощенные, скулы сжатые, нижняя челюсть глубокая. Рост, очевидно, был умеренно высоким[365].