Глава 3

Не знаю, что мы ожидали увидеть. Нечто дьявольское — может быть, отвернувшегося худого мужчину. Впрочем, пока ничего подобного не случилось.

Стоя по обе руки от Холлидея, мы с Мастерсом глупо смахивали на конвоиров. Перед нами была пустая комната с довольно высоким потолком, с остатками былой роскоши, с затхлым подвальным запахом. Из-под сорванной стенной обшивки виднелся голый камень, торчали почерневшие клочья сгнившего белого атласа, густо затянутые паутиной, на грязной, облупившейся каминной доске лишь внизу уцелел резной камень, в широкой топке слабо дымился огонь. Выше над камином на полке выстроились пять-шесть зажженных свечей в высоких бронзовых подсвечниках, которые мерцали в сыром воздухе, высвечивая на стене остатки обоев, некогда пурпурных с золотом.

В комнате находились две женщины, усугубляя сверхъестественную, фантастическую атмосферу. Завидев нас, одна из них, та, что сидела у камина, приподнялась в кресле, другая, молодая, лет двадцати пяти, резко оглянувшись, вцепилась в подоконник.

— Господи помилуй! — охнул Холлидей. — Мэрион…

И она напряженно проговорила чистым, приятным голосом, но на грани истерики:

— Это… ты, Дин? Я хочу сказать, действительно ты?

Меня поразила столь странная формулировка очевидного вопроса, словно она в самом деле серьезно сомневалась в том, что видят ее глаза. Для Холлидея вопрос имел иной смысл.

— Разумеется, — буркнул он. — А ты кого ждала? Я самый. Луис Плейг в меня пока не вселился.

Он шагнул в комнату, мы последовали за ним. Любопытно, что я, переступив порог, моментально ощутил давящую, гнетущую, почти удушающую атмосферу. Войдя, мы взглянули па девушку.

Мэрион Латимер неподвижно застыла в свете зажженной свечи, в мерцании которой тень как бы трепетала у нее под ногами. Она обладала тем тонким, классическим, довольно холодным типом красоты, когда лицо и фигура кажутся худыми и несколько угловатыми. Волнистые волосы цвета темного золота гладко причесаны, синие глаза смотрели озабоченно и взволнованно, нос короткий, чувственные губы решительно сжаты… Она стояла как-то криво, как хромая, сунув одну руку в карман коричневого твидового костюма, облегавшего стройное тело. Глядя на нас, она оторвала другую руку от подоконника и плотно запахнула ворот на шее. Руки красивые, тонкие, гибкие.

— Да… конечно, — пробормотала Мэрион и выдавила улыбку. Подняв руку, она вытерла лоб и вновь вцепилась в воротник. — Я… мне послышался шум во дворе. Поэтому я выглянула сквозь ставни. На твое лицо упал свет, всего на секунду. Очень глупо с моей стороны. Но что же ты… как…

Эта женщина производила сильное впечатление эмоциональной сдержанностью, непонятной, загадочной тягой к сверхъестественному, иногда свойственной старым девам, а иногда бесшабашным и храбрым натурам. Сверкающие глаза, подвижное тело, твердый подбородок… Она волновала — другого слова не могу подобрать.

— Тебе нельзя было сюда приходить, — продолжала она. — Это опасно… особенно сегодня.

От камина донесся тихий невыразительный голос, который подтвердил:

— Опасно.

Мы оглянулись на улыбавшуюся старушку, сидевшую у слабо дымящегося огня. Выглядела она в высшей степени стильно. Седые волосы искусно и затейливо уложены на Бонд-стрит, черная бархотка прятала дряблую шею. Но маленькое личико, напоминавшее восковые цветы, было гладким — лишь вокруг глаз морщинки — и сильно загримированным. Взгляд приветливый… и суровый. Несмотря на улыбку, нога медленно топала по полу. Наше появление явно потрясло ее. Унизанные кольцами руки на подлокотниках кресла сжались и поднялись вверх, словно собирались сделать какой-то жест; она старалась дышать ровно и спокойно. Вы, конечно, читали о дамах, похожих на французских маркиз восемнадцатого века с полотен Ватто. Именно такой маркизой казалась весьма современная и проницательная старушка, леди Энн Беннинг. Только нос у нее был слишком длинный. Она снова проговорила тихо, бесстрастно:

— Зачем ты пришел, Дин? И кого с собой привел?

Голос высокий, тон испытующий, несмотря на профессиональную сладость. Я почти содрогнулся. Она не сводила с племянника черных глаз, улыбаясь привычной, заученной улыбкой. В ней было что-то болезненное.

Холлидей с усилием взял себя в руки.

— Не знаю, известно ли вам, — огрызнулся он, — что это мой дом. — (Тетка заставила его обороняться, к чему, на мой взгляд, постоянно стремилась, и сонно улыбнулась над репликой.) — Вряд ли я должен просить вашего разрешения прийти сюда, тетя Энн. Эти джентльмены — мои друзья.

— Познакомь нас.

Он представил нас леди Беннинг и мисс Латимер. Официальная процедура знакомства казалась фантастической и неуместной при горящих свечах, в пропахшей сыростью сводчатой комнате с пауками на стенах. Обе дамы — прелестная холодная девушка, стоявшая у камина, и похожая на рептилию псевдомаркиза в красной шелковой накидке, качавшая головой, — были враждебно настроены. Мы самовольно вторглись не просто в дом, а и во многое другое. Они, можно сказать, с помощью самовнушения довели себя до возбуждения, до экзальтации, буквально трепетали в скрытом взволнованном ожидании потрясающего духовного переживания, которое уже испытали однажды и снова надеялись испытать. Я украдкой покосился на Мастерса, но инспектор, по обыкновению, пребывал в безмятежном расположении духа. Леди Беннинг широко открыла глаза и проворковала, обращаясь ко мне:

— Боже мой, ну конечно, брат Агаты Блейк. Милая Агата со своей канарейкой!… — И продолжила другим тоном: — Другого джентльмена, к сожалению, не имею чести знать… Итак, милый мальчик, может быть, расскажешь, зачем ты явился?

— Зачем? — переспросил Холлидей дрогнувшим голосом, с трудом сдерживая недоуменный гнев и указывая пальцем на Мэрион. — Зачем? Да вы обе только на себя посмотрите! Я просто не могу больше видеть такого безумия… Не могу допустить… И вы меня, нормального, разумного человека, спрашиваете, зачем я пришел, почему стараюсь положить конец идиотскому бреду? Слушайте, зачем мы пришли. Мы намерены обыскать проклятый дом, поймать ваше проклятое, дурацкое привидение и раз навсегда разнести его на мелкие клочья. Клянусь Богом…

Всех неприятно удивили его вульгарные вопли. Мэрион Латимер побледнела. Все притихли.

— Не выступай против духов, Дин, — сказала она. — Ох, дорогой мой, не связывайся с ними.

У старушки лишь дрогнули пальцы, хотя ладони спокойно лежали на ручках кресла. Она слегка прикрыла глаза и кивнула.

— Ты хочешь сказать, будто что-то заставило тебя прийти, милый мальчик?

— Я хочу сказать, что пришел сюда по своей собственной воле, черт побери!

— Чтобы изгнать привидение, милый?

— Можно и так сказать, если угодно, — угрюмо подтвердил Холлидей. — Слушайте, только не говорите… только не говорите, будто сами пришли сюда с той же целью…

— Мы тебя любим, милый.

Воцарилось молчание. В камине трещал огонь, вспыхивая маленькими голубоватыми язычками, дождь бродил по дому тихими шагами, в потайных углах раздавались и отражались звуки.

Леди Беннинг продолжала неописуемо сладким тоном:

— Тебе здесь нечего бояться, мой мальчик. Духи сюда не проникнут. А в любом другом месте вполне могут тобой завладеть, как завладели твоим братом Джеймсом. Из-за этого он застрелился.

Холлидей тихо, спокойно, серьезно спросил:

— Тетя Энн, вы хотите свести меня с ума?

— Мы хотим тебя спасти, дорогой.

— Спасибо, — поблагодарил Холлидей. — Вы очень добры.

Хриплый голос снова сорвался. Он оглядел застывшие каменные лица присутствующих.

— Я любила Джеймса, — призналась леди Беннинг, и лицо ее сразу избороздили морщины. — Он был сильным, но с духами справиться не мог. Теперь духи подстерегают тебя, потому что ты — брат Джеймса и ты жив. Джеймс мне сказал, что иначе не упокоится… Понимаешь, без этого он не обретет покоя. Не ты. Джеймс. Пока духи не изгнаны, ни тебе, ни Джеймсу никогда не заснуть спокойно.

— Пожалуй, хорошо, что ты сегодня пришел сюда. В компании безопаснее. Плохо то, что нынче годовщина. Мистер Дартворт сейчас отдыхает. В полночь он пойдет один в каменный домик и к рассвету изгонит духов. Не возьмет с собой даже Джозефа. Джозеф очень топко чувствует духов, а изгонять не умеет. Мы будем ждать здесь. Может быть, сядем в кружок, хотя это лишь затруднит работу мистеру Дартворту. По-моему, все.

Холлидей взглянул на свою невесту и прохрипел:

— И вы обе явились сюда в компании одного Дартворта?

Мэрион чуть улыбнулась. Видно, присутствие Дина ее несколько успокоило, хотя она его слегка опасалась. Девушка подошла и взяла его за руку.

— Знаешь что, старичок, — произнесла она единственное человеческое слово, которое мы услышали в этом буквально проклятом доме, — ты как-то вдохновляешь. Слушая твои речи в таком специфическом топе, я мгновенно увидела происходящее совсем другими глазами. Если мы не боимся, значит, бояться нечего…

— Да ведь тот самый медиум…

Она стиснула его пальцы.

— Дин, я тысячу раз говорила: мистер Дартворт не медиум, а экстрасенс. Он старается понять причины, не устраивая показных представлений.

Мэрион Латимер оглянулась на нас с Мастерсом. Вид у нее был усталый, но она почти с болезненным усилием старалась держаться любезно и непринужденно.

— Может быть, вы в таких вещах разбираетесь лучше Дина? Объясните ему разницу между медиумом и исследователем-экстрасенсом. Например, между Джозефом и мистером Дартвортом.

С виду бесстрастный, даже незаинтересованный Мастерс тяжело переступил с ноги на ногу, крутя в руках свой котелок, но я, хорошо его зная, уловил в медленном, терпеливом, задумчивом топе нотку любопытства.

— Правда, мисс, — подтвердил он, — разбираюсь. Пожалуй, могу решительно подтвердить, что мистер Дартворт, насколько мне лично известно, никогда не устраивал никаких представлений. Я имею в виду, он сам.

— Вы знакомы с мистером Дартвортом? — быстро спросила девушка.

— О нет, мисс. В прямом смысле нет. Впрочем, не стану вас перебивать. Вы хотели сказать…

Мэрион, несколько озадаченная, снова взглянула на Мастерса. Я чувствовал себя неловко. Считая понятие «офицер полиции» неким ярлыком, висящей на шее табличкой, я старался догадаться, разглядела ли она ее. Девушка окинула Мастерса быстрым холодным взглядом, однако своего мнения не выдала.

— Я хотела сказать Дину, что мы здесь, разумеется, не одни — с мистером Дартвортом и Джозефом. Хотя нас это, конечно, ничуть не смутило бы…

Это еще что такое? Холлидей забормотал, закрутил головой, а Мэрион заговорила с властной силой.

— Нас это ничуть не смутило бы, — повторила она, — хотя, собственно, здесь присутствуют Тед и майор.

— Кто? Твой брат? — переспросил Холлидей. — И старик Фезертон? Боже мой!

— Тед верит в привидение. Осторожнее, милый.

— Да ты сама боишься… Ну конечно. Я в его возрасте в Кембридже проходил через это. Никто не избежит подобных заблуждений, даже самый здравомыслящий обжора. Мистика, фимиам, любовь и слава Божия… В Оксфорде наверняка еще хуже. — Он замолчал. — Ну, так где они, черт побери? Надеюсь, не на улице дожидаются эманации?

— Они в каменном домике. Растапливают камин для мистера Дартворта, который должен приступить к бдению. — Она старалась вести себя как ни в чем не бывало. — Тед и здесь огонь разжег. Не очень помогает, да? Ох, дорогой, что с тобой?

Холлидей заметался по комнате так, что пламя свечей заколебалось.

— Хорошо! — сказал он наконец. — Кстати, джентльмены, давайте осмотрим дом и маленькое средоточие зла во дворе…

— Ты ведь не собираешься туда идти?

Песочные брови вздернулись.

— Разумеется, собираюсь, Мэрион. Я там был прошлой ночью.

— Очень глупо, — тихо, сладко мурлыкнула леди Беннинг с закрытыми глазами. — Но мы его все равно защитим, даже если он этого не желает. Пусть идет. Мистер Дартворт, дорогой мистер Дартворт его сохранит.

— Пошли, Блейк, — бросил Холлидей, коротко кивнув оставшимся.

Девушка неуверенным жестом попыталась остановить его. Послышался непонятный скрип, скрежет, жутко похожий на крысиную возню за стеной, — кольца на пальцах леди Беннинг царапали подлокотники кресла. Сонное кукольное личико повернулось к Холлидею. Видно было, как она ненавидит его.

— Не беспокойте мистера Дартворта, — предупредила она. — Время почти наступило.

Холлидей вытащил свой фонарик, мы вышли следом за ним в вестибюль. Он закрыл за собой высокую скрипучую дверь, сунув палец в пустое отверстие для замка. Мы постояли в густой сырой тьме, включив все три фонаря. Холлидей посветил в лицо мне, потом Мастерсу.

— Будем ведьм изгонять? — хмыкнул он со всей насмешливостью, на какую был способен. — Теперь поняли, через что я прошел за последние полгода? Что скажете?

Моргая на свету, Мастерс надел шляпу и заговорил, осторожно подбирая слова:

— Ну, мистер Холлидей, если вы отведете нас в какое-нибудь местечко, где никто пас не услышит, я скажу вам кое-что. Пару слов, по крайней мере. В данный момент я особенно рад, что мы сюда пришли. — Луч света ушел в сторону, но я успел заметить его улыбку.

Насколько было видно, вестибюль находился в более запущенном состоянии, чем та комната, из которой мы только что вышли, — мрачный квадратный склеп с широкой лестницей в дальнем конце и высокими дверями с трех сторон. Пол был выложен каменными плитами с давно исчезнувшей вместе со степными панелями инкрустированной деревянной обшивкой. В пятне света шмыгнула крыса и, царапая по камням когтями, нырнула под лестницу. Мастерс двинулся вперед, посвечивая фонариком. Мы с Холлидеем шагали за ним, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.

— Чувствуете? — шепнул Холлидей.

Я кивнул, понимая, о чем идет речь. Атмосфера вокруг пас уплотнялась, сгущалась, смыкалась. Точно такое чувство испытываешь, слишком долго плавая под водой и внезапно пугаясь, что никогда уже больше не вынырнешь на поверхность.

— Давайте держаться вместе, — предложил Холлидей, когда Мастерс, крадучись, зашагал к лестнице.

Мы были потрясены, видя, как он замер возле нее, глядя вниз. Луч света перед ним высветил его котелок и широкие плечи. Он опустился на колено и хмыкнул.

На каменных плитах сбоку от лестницы виднелись какие-то темные пятна. Пыли вокруг них не было. Мастерс протянул руку к дверце чуланчика под ступенями, толкнул ее, и внутри поднялась бешеная крысиная возня. Несколько тварей выскочили, одна перепрыгнула через ногу инспектора, который, не поднимаясь с колена, сунул в зловонную каморку фонарик. Луч сверкнул на вычищенном до блеска ботинке.

Инспектор так долго всматривался, что я начал уже задыхаться в сырости и тумане, потом он проворчал:

— Все в порядке, сэр. Все в порядке. Впрочем, ничего хорошего. Просто кошка. Да, сэр, кошка. С перерезанным горлом.

Холлидей отпрянул. Я посветил в каморку, заглянул через плечо Мастерса. Кто-то, или что-то, швырнул ее туда — подальше с глаз. Животное, наверно, убили недавно, оно лежало на спине с перерезанным горлом. Это была черная кошка, застывшая в агонии, окоченевшая, покрытая пылью. Полуоткрытые глаза напоминали пуговицы. Вокруг нее что-то шевелилось.

— Я начинаю думать, мистер Блейк, — объявил Мастерс, почесывая подбородок, — что, в конце концов, в доме действительно поселился дьявол.

Он с явным отвращением снова плотно захлопнул дверцу чуланчика и встал.

— Но кому понадобилось… — начал Холлидей, оглядываясь кругом.

— В том-то и дело. Кому понадобилось? И для чего? Что это — просто жестокость или тому есть причина? Как думаете, мистер Блейк?

— Я думаю о загадочном мистере Дартворте, — ответил я. — Помните, вы собирались нам что-то о нем рассказать? Кстати, где он?

— Тихо! — Мастерс замер, подняв руку.

В доме послышались голоса и шаги, определенно человеческие, но причудливое эхо в каменном лабиринте создавало впечатление, будто они идут из стены, попадая тебе прямо в ухо. Сначала в неразборчивом бормотании можно было разобрать лишь разрозненные слова:

— …хватит твоего дурацкого мумбо-юмбо… все равно… чертовски глупо…

— Вот именно, вот именно! — Другой голос звучал тише, легче, взволнованней. — Почему вы себя глупо чувствуете? Слушайте, разве я похож на жеманного эстета, который может быть введен в заблуждение и загипнотизирован собственными нервами? Бояться смешно! Поверьте себе! Мы признаем современную психологию…

Шаги приближались из низкого арочного прохода в конце вестибюля. Показалась горевшая свеча, прикрытая чьей-то ладонью, свет мелькнул в беленой галерее с кирпичным полом, потом в вестибюле появилась чья-то фигура, увидела нас, отшатнулась, наткнувшись па другую фигуру. Даже на таком расстоянии чувствовалось, насколько они были ошеломлены. Обе фигуры замерли. В пятне света виден был рот, оскалившиеся зубы. Раздалось бормотание:

— Господи Иисусе…

И тут Холлидей спокойно сказал с едва слышной злостью:

— Не дергайся, Тед. Это мы.

Вошедший вгляделся, подняв свечу. Он был очень молод. Сначала высветился аккуратно повязанный итонский галстук, потом еще не определившийся подбородок, пробивавшиеся светлые усики, смутные очертания квадратного лица, промокшее пальто и шляпа.

— Ты бы хорошенько подумал, прежде чем пугать меня до смерти, Дин, — проворчал он. — Я хочу сказать, черт возьми, ты не имеешь права тут рыскать и… и…

Послышалось свистящее дыхание.

— Проклятие, кто это такие? — прохрипел другой человек, стоявший за спиной Теда Латимера.

Мы инстинктивно направили на него фонари, он выругался и заморгал. За двумя фигурами виднелась третья — худенькая, рыжеволосая.

— Добрый вечер, майор Фезертон, — поздоровался Холлидей. — Как я уже сказал, вам нечего бояться. Кажется, я обладаю незавидным свойством — при моем появлении все дергаются, словно кролики. — Он начал повышать тон. — Лицо у меня такое или еще что-нибудь? Никто меня никогда не пугался, но как только пошли разговоры о Дартворте…

— Успокойтесь, сэр, кто говорит, будто я испугался? — перебил его упомянутый джентльмен. — Мне как раз нравится ваш инфернальный, дьявольский вид. Кто сказал, будто я испугался, сэр? Кроме того, повторяю и не устаю повторять каждому встречному, что считаю себя человеком чести, мотивы которого надо правильно понимать, а не потешаться над ними, ибо я охраняю… короче говоря, здесь присутствую… — Он закашлялся.

Голос майора звучал в темноте как открытое письмо в «Тайме». Плотная фигура слегка откидывалась назад. Мельком взглянув на него, я увидел щеки в синеватых прожилках и красных пятнах, водянистые глаза и узнал старого щеголя и ухажера восьмидесятых годов, затянутого в вечерний костюм, как в корсет.

— Я тут обязательно простужусь, — слабо, почти жалобно добавил он, — но леди Беннинг попросила помочь. Что оставалось делать порядочному человеку?

— Ничего, — буркнул Холлидей, не вкладывая в это слово конкретного смысла, и глубоко вздохнул. — Мы видели и саму леди Беннинг. Я вместе со своими друзьями и с вами дождусь и понаблюдаю за изгнанием духов.

— Тебе нельзя! — воскликнул Тед Латимер. Мальчик казался настоящим фанатиком. Губы кривились, дергались в усмешке, будто лицевые мышцы вышли из-под контроля. — Нельзя, я тебе говорю, — повторил он. — Мы просто проводили мистера Дартворта в домик. Потом он попросил нас уйти. Приступает к ночному бдению. Ты все равно не осмелишься, даже если бы мог туда войти. Слишком опасно. Дух явится. Это будет… — он поднес к глазам наручные часы с серьезным выражением лица, с такими же, как у сестры, тонкими чертами, — да… в пять минут первого.

— Черт побери, — неожиданно проговорил Мастерс, слова словно сами слетели с его губ.

Он шагнул вперед. Под тяжелыми шагами заскрипели гнилые доски в конце вестибюля, где еще сохранилась деревянная обшивка на каменных плитах. Помню, я подумал — в такие моменты память часто выкидывает дурацкие фокусы, связанные с банальными деталями, — что уцелевший пол сделан исключительно из прочного дерева. Помню торчавшую из рукава грязную руку Теда Латимера с засаленными костяшками пальцев. Помню бесцветную фигурку рыжего юнца, стоявшего вдалеке, едва видимого в свете свечей, — он ерошил волосы, растирал лицо, исполняя какую-то необъяснимую, ужасную пантомиму…

Тед Латимер повернулся к нему. Пламя свечи дрогнуло, колеблемое этим легким движением. Юнец сразу замер.

— Может, нам лучше пройти в переднюю комнату? — обратился к нему Тед. — Там безопасно, духи туда не проникнут. Правда?

— Наверно, — согласился бесцветный голос. — Так мне было сказано. Знаете, я никогда их не вижу.

Значит, это Джозеф, хотя уникально талантливый медиум никак не мог иметь столь безнадежно тупую веснушчатую физиономию. Свеча вновь замигала, и он ушел в тень.

— Видите? — спросил Тед.

— Чудовищно! — ни с того ни с сего провозгласил майор Фезертон.

Холлидей шагнул вперед, за ним Мастерс.

— Пойдемте, Блейк, — кивнул он, — посмотрим на тот самый домик.

— Да я вам говорю, что они уже вышли! — крикнул Тед. — Им это не понравится. Их много, они опасны…

Майор Фезертон заявил, что, как джентльмен и спортсмен, считает своим долгом сопровождать нас, обеспечивая безопасность. Холлидей остановился, насмешливо отдал ему честь и расхохотался. Тед Латимер с мрачной усмешкой схватил майора за руку, и тот покорно последовал за ним в переднюю часть вестибюля. Они тянулись гуськом друг за другом — майор величественно раскачивался, Тед суетился, Джозеф тащился с покорной, невозмутимой медлительностью. Мы светили фонариками вслед небольшой процессии, а сами погрузились во тьму, словно в воду. Я повернулся к маленькой беленой галерее, которая вела во двор, где лил дождь…

— Берегись! — крикнул Мастерс, бросаясь к Холлидею и резко отталкивая его в сторону.

В темноте что-то рухнуло. Я услышал грохот, чей-то фонарь подпрыгнул и исчез, в ушах у меня звенело. Тед Латимер оглянулся, высоко поднял свечу и вытаращил глаза.

Глава 4

В широком луче моего фонаря было видно: Холлидей сидел на полу, опираясь на руки, словно ему стало дурно. Луч фонарика Мастерса мельком скользнул по нему, ударил в свод, как прожектор, игриво побегал по лестнице, по лестничной площадке, по перилам, по полу. Никого.

Инспектор оглянулся па троицу.

— Никто не пострадал, — серьезно констатировал он. — Идите-ка все в переднюю комнату. И поскорее. Если дамы испугались, скажите, через пять минут мы придем.

Троица без возражений свернула в комнату, плотно закрыв за собой дверь.

— Теперь все ясно, сэр, — насмешливо фыркнул Мастерс. — Действительно, крутые ребята. Ну что ж, — с великодушной терпимостью продолжал он, — это один из самых старых, избитых, детских фокусов. С длинной бородой. Высокий класс! Отныне можете спать спокойно, мистер Холлидей. Я его засек. Всегда считал мошенником, а теперь изловил.

— Слушайте, — проговорил Холлидей, сдвинув шляпу на затылок, — что это за чертовщина? — Голос звучал неплохо, по плечо дергалось, глаза бегали по полу. — Я стоял вот тут вот, затем кто-то выбил фонарь из моей руки — я его некрепко держал. Кажется, — продолжал он, сидя на полу, — запястье онемело. Что-то ударило в пол, что-то свалилось — бух! Ха-ха-ха. Может, это и забавно, но черт меня побери, если я видел, что это такое. Мне надо что-нибудь выпить. Ха-ха.

Мастерс, по-прежнему посмеиваясь, направил луч фонарика на пол. В нескольких шагах перед Холлидеем валялась разбитая каменная цветочница, такая тяжелая, что, упав, она практически не разлетелась на мелкие осколки, а разбилась на крупные части — третий осколок остался почти целым. Эта цветочница из потемневшего от времени сероватого камня была длиной около трех футов, высотой в десять дюймов. Мастерс перестал фыркать и внимательно пригляделся.

— Ничего себе!… — охнул он. — Господи, череп разбился бы всмятку… Вы даже не понимаете, как вам посчастливилось, сэр. Разумеется, ящик не должен был в вас угодить. Конечно, они ничего подобного не планировали. Убийство не предусматривалось. Но если бы вы стояли на два шага левее…

— Они? — переспросил Холлидей, поднимаясь. — Неужели вы имеете в виду…

— Я имею в виду Дартворта и малыша Джозефа. Они просто хотели продемонстрировать, что злые силы вышли из-под контроля, ополчились против нас и сбросили каменную цветочницу за то, что вы пришли сюда вместе с нами. В любом случае эта проделка должна была что-то доказать, но не нам. Правильно. Взгляните вверх. Выше. Да, вазон свалился с верхней лестничной площадки…

Ноги Холлидея ослабли сильнее, чем он думал. Он нелепо стоял на коленях, пока ярость не подняла его на ноги.

— Дартворт? Слушайте, старина, по-вашему, мерзавец стоял там, — он ткнул пальцем вверх, — па площадке, и сбросил…

— Успокойтесь, мистер Холлидей. И пожалуйста, говорите потише. Мистер Дартворт несомненно находится на своем месте. Правильно. Но на лестничной площадке никого нет. Это шуточки малыша Джозефа.

— Я могу засвидетельствовать обратное, — вставил я. — Он случайно все время стоял под лучом моего фонаря. Вдобавок у него не было возможности…

Инспектор кивнул с бесконечным терпением.

— Ах, так вы его видели? В том отчасти и заключается фокус. Меня нельзя назвать образованным человеком, джентльмены, — назидательно разъяснил он, широко взмахнув руками, — но это весьма старый трюк. В 1649 году его проделывал Джайлс Шарп в Вудсток-Палас, а в 1772-м — Энн Робинсон в Воксхолле, что зафиксировано в моем архиве при любезном содействии джентльменов из Британского музея. Через минуту я вам расскажу, как он делается. Извините.

Мастерс с проворством бармена вытащил из бокового кармана дешевую металлическую, старательно отполированную фляжку.

— Хлебните, мистер Холлидей. Лично я не пью, но обычно ношу с собой — вдруг случится что-нибудь подобное. По-моему, полезно, не так ли? Для других, я имею в виду. Так вот, один знакомый моей жены постоянно ходил к медиуму в Кенсингтоне…

Все еще мертвенно-бледный Холлидей, с плеч которого как бы внезапно свалился тяжелый груз, с усмешкой рванулся к лестнице.

— Давай, свинья! — рявкнул он, глядя на верхнюю лестничную площадку. — Давай, будь ты проклят. Бросай! — Он потряс кулаком. — Теперь, когда я знаю, что это твои выходки, можешь делать, что хочешь. Я боялся другого… Спасибо, Мастерс. Мне вовсе не так плохо, как знакомому вашей жены, но выпивка очень кстати. Хлебну с удовольствием. Вопрос в том, что нам дальше делать.

Мастерс поманил нас за собой, и мы по скрипучим доскам вошли в затхлую тьму галереи. Фонарь Холлидея разбился, от моего он отказался.

— Осторожнее, не попадите в другие ловушки, — предупредил инспектор. — Возможно, весь дом оборудован… Дело вот в чем. Дартворт и компания ведут какую-то игру. Они задумали устроить представление с какой-то неясной целью. Мне хотелось бы эту самую цель выяснить, только здесь я не намерен кидаться на Дартворта. Если бы удалось убедиться, что он не покинул свой пост, одновременно приглядывая за пареньком… Гм-гм…

Луч его фонаря старательно высвечивал детали. Галерея была узкой и очень высокой, с мощными балками; с обеих сторон между зарешеченными окнами внутренних помещений располагалось по пять дверей. Я старался угадать, для чего они предназначались в середине семнадцатого века, когда строился дом, потом сообразил, — тут были товарные склады.

Я заглянул сквозь решетку в пустую каморку, видно, в бывшую контору, заваленную забытыми дровами. Почему-то вдруг смутно припомнился пестрый фарфор, муслин из Мекки, трости, табакерки — странно, я даже никогда не читал о подобных вещах. В спертом воздухе перед глазами всплыли картины. Никаких фигур, никаких лиц — только ощущение, будто кто-то без конца расхаживает взад-вперед, взад-вперед по кирпичному полу среди редких вещиц. Я сердился на себя за усиливающееся в духоте головокружение, по погибший, заброшенный дом все сильнее действовал мне на нервы. Глядя на вздувшиеся, покрытые плесенью стены, я задумался, почему дом назвали Плейг-Кортом.[1]

— Эй! — шепнул Мастерс, и я остановился позади Холлидея.

Инспектор дошел до двери в конце галереи, выглянул наружу. Дождь почти совсем стих. Справа от нас коридорчик поменьше шел к черным кроличьим норкам кухонь с почерневшими печными топками. Другая дверь выходила во двор. Посветив вверх, Мастерс указал туда пальцем.

На низкой крыше прямо над дверью во двор висел ржавый колокол в железной раме, размером приблизительно со шляпу-цилиндр. В прежние времена он служил для подачи сигналов, поэтому я ничего необычного в нем не увидел, пока инспектор не поднял фонарь повыше. Сбоку тянулась, слабо поблескивая, новая длинная тонкая проволока.

— Очередной фокус? — спросил Холлидей после паузы. — Да, действительно проволока. Тянется… вот сюда, по боковой стене, через окопный переплет, во двор. Снова какой-нибудь фокус?

— Не трогайте! — предупредил Мастерс, когда Холлидей протянул руку.

Инспектор всмотрелся во тьму. Холодный ветер нес запах сырой земли и прочие не столь приятные ароматы.

— Не хотелось привлекать внимание наших приятелей, однако пришлось рискнуть и включить фонарь. Да. Проволока идет оттуда вниз и дальше по земле к каменному домику. Гм… Хорошо.

Мы вместе с ним посмотрели вдаль. Теперь дождь превратился в морось, вода журчала в сточных канавах, глухо капала с крыши у нас за спиной. Я почти ничего не видел под затянутым тучами небом, заслоненным силуэтами зданий вокруг стены, огораживающей широкий задний двор. Каменный домик находился приблизительно в сорока ярдах от нас, освещенный только огнем камина, мерцавшим в зарешеченных амбразурах под крышей, слишком маленьких, чтобы назвать их окнами. Он стоял одиноко, рядом торчало лишь мертвое кривое дерево.

Свет снова мигнул, фантастически и приветливо вспыхнул, ушел. Шелестевшая дробь дождя в грязном дворе напоминала возню стаи крыс.

Холлидей передернулся, словно от холода.

— Извините за тупость, — сказал он, — может быть, все это чрезвычайно забавно, но я не вижу здесь никакого смысла. Кошки с перерезанным горлом, колокола с проволокой, каменные цветочницы весом в тридцать с чем-то фунтов, сброшенные на тебя тем, кто находится в другом месте… Мне хотелось бы знать… Кроме того, могу поклясться, в галерее что-то было…