— Что это с вами обоими случилось? У вас какой-то странный вид. Вы часом не поссорились, а?

— Разумеется, нет, — ответила Фенела.

Но ответ ее прозвучал недостаточно убедительно, и My, взяв Николаса под руку, продолжила:

— Думаю, все это просто нелепо. Вы — два самых лучших человека на свете, и я никак не могу понять, что вы нашли такого, из-за чего можно было бы поссориться.

Николас наклонился и поцеловал My в щеку.

— Проблема заключается в том, My, — сказал он, — что я должен ждать, пока ты повзрослеешь. Ты смогла бы оценить меня. К сожалению, Фенела считает, что я не укладываюсь в ее представление об идеальном муже.

Николас говорил с горечью, и Фенела поняла, как глубоко он был оскорблен, но она также чувствовала, что попытаться найти сейчас подходящие слова для его успокоения было невозможно.

Она взяла пакеты, которые My перед этим поставила на стол, и направилась к двери.

— Я отнесу их в кухню, — проговорила она, но ни Николас, ни My ей ничего не ответили.

Фенела помогла горничной из Уэтерби-Корт сделать чай и, мучимая угрызениями совести, приготовила несколько особенных сандвичей, но когда вернулась в гостиную, там нашла одну только My.

— А где Николас? — спросила она.

— Уехал домой, — ответила My.

Ее сестра в этот момент сидела на подоконнике с открытой книгой на коленях, но, как заметила Фенела, входя в комнату, она не читала. Теперь же My встала с подоконника, и книга с глухим стуком упала на пол.

Она прошла через всю комнату и подошла к Фенеле, затем заговорила, но так тихо, что та едва разобрала ее шепот:

— Фенела, он ужасно несчастен.

— Кто несчастен? — переспросила Фенела, хотя отлично понимала, о ком говорит My.

— Николас. Ах, ну почему ты так жестока к нему?

— Не думаю, что мне следует обсуждать этот вопрос с тобой, — в замешательстве проговорила Фенела.

Она в это время раскладывала на столе чайные ложки и, отвечая сестре, не смотрела на нее.

— Почему же ты не можешь обсуждать это со мной? — спросила My. — Мы всегда говорили с тобой о многих вещах, ты и я, а теперь ты вдруг закрываешь мне рот, и Николас тоже. Ты ведь несчастна, Фенела, — продолжала говорить My, — и я это знаю; я поняла это еще в тот момент, когда ты выходила замуж; но он-то любит тебя, да и никого лучше Николаса ты все равно ни за что не найдешь. Почему же ты тогда не любишь своего мужа?

Фенела выпрямилась:

— Не знаю; наверное, нельзя себя заставить полюбить.

— Но ведь каждый может влюбиться в другого, — настаивала на своем My. — Можно влюбиться в любого человека. Для этого сначала надо его получше узнать, затем найти в нем все самое наилучшее, и после этого к нему начинаешь сначала испытывать какое-то теплое чувство и нежность… затем появляется влечение к нему… ах, я не могу объяснить, но это уже совершенно определенное чувство любви к этому человеку, разве нет?

— Не знаю, — устало проговорила Фенела.

Ты все еще любишь Рекса, да? — продолжала My. — Ведь все произошло так быстро и волнующе, когда вы впервые встретили друг друга. Я заметила это. Но, Фенела, ты ведь ничего не знала о нем, вы не стали с ним настоящими друзьями, такими, какими стали с Николасом. Откуда тогда тебе знать, что то чувство, которое ты испытываешь к Рексу, не такое, как… — Она заколебалась, подбирая нужное слово, но на языке у нее вертелось только грубое: — …как у папы с Илейн?

— Ты лучше бы помолчала! — оборвала сестру Фенела; теперь она рассердилась уже не на шутку, глаза ее сверкали, дыхание участилось.

— Да как смеешь ты говорить мне такие вещи! Как ты можешь судить об этом? Девчонка!

В глазах My тут же появились слезы.

— Прости меня, Фенела. Я ведь только стараюсь понять. Николас был так несчастен, а в деревне я видела Рекса.

— Я не могу обсуждать это с тобой, пойми меня, — проговорила Фенела уже более спокойным тоном. — Если ты хочешь в чем-то угодить мне и сделать меня счастливее, прошу тебя, не пытайся больше вмешиваться в наши отношения с Николасом.

— Ну и хорошо, — резко ответила ей My, — но Николас нравится мне, и я буду любить его всегда, даже если ты его не полюбишь; а ты еще когда-нибудь пожалеешь об этом.

Слезы хлынули из ее глаз и потекли по щекам. Тихо всхлипнув, My направилась к двери.

— Я думаю, ты очень груба по отношению к нему, — сказала она напоследок и захлопнула за собой дверь.

Фенела застыла на месте, потом попыталась пожать плечами. Она чувствовала, как пылали ее щеки, а внутри ее были лишь пустота и какая-то тупая ноющая боль в сердце.

Теперь уже и My была настроена против нее; и не осталось никого, к кому она могла бы обратиться, никого, кто мог бы указать ей выход из этого клубка осложнений, в которые она позволила себя вовлечь.

«А ведь была хорошая мысль убежать с Рексом», — подумала Фенела с ожесточением.

Но она прекрасно понимала, что это были лишь пустые слова, так как она не ощущала внутри себя порыва совершить что-нибудь в подобном роде.

Не сознавая, что делает, она налила себе чашку чая, затем услышала шаги в зале; потом дверь открылась, и в комнату вошли Саймон и сестра Беннет. Саймон продвигался вперед ощупью, вытянув перед собой руку.

— Не смейте помогать мне, — командовал он. — Я отлично знаю, где и что стоит в этой комнате, если, конечно, какой-нибудь чертов дурак не переставил здесь всю мебель. Ты здесь, Фенела?

— Да, здесь, у камина, — ответила Фенела, — и чай тоже накрыт в этой комнате.

— На обычном месте? — спросил Саймон, продвигаясь вперед.

— Да, как всегда, — ответила она, поднимая плитку и убирая ее с пути отца.

Тот без осложнений добрался до края дивана, обошел вокруг него и осторожно опустился на сиденье.

— По-моему, я хорошо справился, как вы считаете? — спросил он, радуясь своей удаче, как мальчишка.

— Ваш отец — самый лучший пациент из всех, которые когда-либо были у меня, — проговорила сестра Беннет, обращаясь к Фенеле. — Единственная трудность состоит в том, что он слишком любит рисковать.

— Это всегда было одной из моих слабостей, — проговорил Саймон с самодовольным видом.

Резко звякнул телефон. Фенела сняла трубку. Звонила ее свекровь. Фенела выслушала все, что та собиралась сказать, затем, издав возглас удивления, вернулась к столу, на котором был приготовлен чай.

— Кто это был? — поинтересовался Саймон.

— Леди Коулби.

— Что ей нужно? — спросил он опять, впрочем, не выказывая в голосе особо большого любопытства.

— Ах, ничего важного, — проговорила Фенела. — Я, пожалуй, принесу из кухни еще горячей воды.

И только сестра Беннет заметила, что это был всего лишь повод, так как чайник на самом деле был полон. Она ничего не сказала, когда Фенела вышла из комнаты.

— My! — позвала Фенела сестру, когда оказалась в зале.

My ответила ей с верхней площадки.

— Уже иду; а чай готов?

— Иди-ка быстро сюда.

My быстро сбежала по лестнице вниз; вокруг глаз у нее остались предательские следы слез.

— Ты представляешь? — обратилась к ней Фенела. — Произошло совершенно невероятное событие. Только что мне позвонила мать Николаса, чтобы сообщить о том, что кто-то приезжал в Уэтерби-Корт и спрашивал меня. Эта женщина представилась леди Коулби как мисс Мак-Клелланд и сказала, что доводится нам с тобой родной теткой. Леди Коулби отослала ее сюда, — продолжала Фенела, — и она будет в Фор-Гейблз с минуты на минуту. Я ничего не сказала папе, потому что, собственно говоря, и не знаю, что могла бы ему сообщить.

— Это, должно быть, тетя Джулия! — воскликнула My, и Фенела в удивлении повернулась к ней.

— Что ты хочешь сказать? Что ты знаешь о ней?

My смутилась.

— Мне сообщил о ней Реймонд, — ответила она, — но он сказал, чтобы я держала это от тебя в секрете. Но я, разумеется, и не предполагала, что она может приехать так скоро и неожиданно.

— Что тебе сообщил Реймонд? — спросила Фенела.

— О тете Джулии. Ты знаешь, она сестра нашей матери, и Реймонд навещал ее неделю назад или около того.

— Навещал ее! — словно эхо повторила Фенела слова My. — Но почему? Когда он сообщил тебе об этом?

Ах, Фенела, не сердись, пожалуйста, — взмолилась My, — но после того как ты вышла замуж, я разговаривала с Реймондом перед его отъездом и поделилась с ним своим предположением о том, как бы все хорошо устроилось, если бы родственники нашей матери проявили к нам, ее детям, хоть какой-нибудь интерес. Ты ведь помнишь, как все было ужасно в то время в отношениях папы с Илейн. Ну, я и сказала Реймонду, — продолжала My, — что стала часто подумывать о побеге из дому. «К кому же ты собираешься бежать?» — спросил тогда он. «Должны же быть где-то у нас какие-нибудь родственники», — ответила я ему. «Клянусь Юпитером! А ведь это идея, — заметил Реймонд. — Пожалуй, Николасу будет очень трудно удержать все в своих руках». Ну и примерно десять дней назад, — продолжала свой рассказ My, — он прислал мне письмо, в котором еще раз просил ничего не говорить тебе, и сообщил, что, когда его корабль был в Западной Шотландии, он вдруг сообразил, что находится рядом с домом нашей матери; тогда он сошел с корабля на берег и отправился в то имение, представился, и, судя по всему, наша тетя Джулия ужасно обрадовалась, встретившись с ним. Она сказала Реймонду, — говорила My, — что обязательно приедет навестить нас и что, возможно, после того, как прошло столько времени, мы сможем подружиться. Ах, Фенела, только не злись. Я знаю, что Реймонд боялся, как бы ты не сочла предательством эту встречу по отношению к папе. Конечно же, он тогда не знал, что с папой может случиться такое несчастье, иначе он давно был бы уже здесь. Теперь-то я вижу, как из-за этого все перепутается.

— Перепутается! — воскликнула в отчаянии Фенела, прикладывая руку ко лбу. — Да я не могу сообразить, не могу даже представить себе, что теперь делать. Она приедет в Фор-Гейблз с минуты на минуту. Послушай! Кажется, машина?

Это действительно был шум автомобильного двигателя, и мгновение спустя они услышали, что он стих и автомобиль остановился у парадной двери.

— Что же нам делать? — возбужденно спросила My.

Фенела через силу улыбнулась.

— Не беспокойся, — ответила она.

Фенела взяла My за руку и решительно двинулась в направлении парадной двери. Она распахнула дверь как раз в тот момент, когда женщина, стоявшая снаружи, подняла руку к звонку.

Первым впечатлением Фенелы от вида вновь прибывшей было то, что та не имеет даже отдаленного сходства с ее матерью. Но она, разумеется, просто упустила из виду, что Эрлайн должна была бы здорово состариться с тех пор, как Саймон написал тот ее памятный портрет, который так сильно ассоциировался у Фенелы с воспоминанием о ее детстве.

Затем Фенела осознала, что, хотя у дамы, которая стояла сейчас на пороге ее дома, и седые волосы, у нее имелось определенное сходство с их матерью в темной голубизне глаз и изгибе растянутых в улыбке губ.

— Здравствуйте, — смущенно проговорила приезжая. — Думаю, что леди Коулби успела позвонить вам и сообщить о моем приезде. Мое имя Джулия Мак-Клелланд.

— Свекровь звонила мне, — ответила Фенела, — я Фенела, а это моя сестра My.

— Извините меня за столь внезапный визит, — проговорила мисс Мак-Клелланд, — но Реймонд уверил меня, что так приехать будет лучше всего. Но сейчас я уже не уверена, что он был прав.

— Входите, пожалуйста, — пригласила ее Фенела.

Она провела Джулию Мак-Клелланд в пустующую мастерскую, надеясь на то, что Саймон не услышит их голоса, когда они будут проходить через зал.

— Какая чудесная комната! — воскликнула мисс Мак-Клелланд, а затем добавила, заметив мольберт:

— Полагаю, это место, где работает ваш отец? Леди Коулби говорила что-то о том, что у него неладно с глазами. Простите, но это очень серьезно?

— Боюсь, что да, — ответила Фенела. — Он ослеп.

— Ах, какая ужасная трагедия! — воскликнула мисс Мак-Клелланд.

— Мы все еще надеемся на его исцеление, — сказала Фенела.

— Я тоже, — тихо проговорила Джулия Мак-Клелланд.

Воцарилось неловкое молчание, затем мисс Мак-Клелланд, присев на диван, сказала:

— Наверное, лучше всего мне приступить к своим объяснениям с самого начала. Уверена, что вы так же смущены нашей встречей, как и я, но вся вина за это целиком лежит на Реймонде. Это именно он не дал мне возможности сначала написать вам письмо. Видите ли, когда он был у нас с визитом и просил меня приехать в Фор-Гейблз, чтобы познакомиться с вами, он не был уверен в том, что, получив мое письмо, вы не откажетесь каким-либо образом от встречи со мной.

— Какая глупость! — порывисто возразила ей Фенела.

— Не знаю, — ответила мисс Мак-Клелланд. — Понимаете, я всегда была уверена в том, что мы, то есть моя семья, поступили неправильно. Мой отец был человеком с непреклонным характером. Боюсь, что он так никогда и не простил вашу мать за то, что она вышла замуж против его воли. Он был человеком старой закалки — гордым и несгибаемым; в наши дни это, наверное, звучит просто-таки смехотворно, вы не находите?

— Он умер? — спросила My.

Да, он умер в прошлом году, а моя мать умерла несколько лет назад. Я осталась совсем одна — единственная ваша близкая родственница по материнской линии.

— Вы очень удивились, когда увидели Реймонда? — спросила My.

— Очень, — ответила мисс Мак-Клелланд. — Не зная сначала, кто он, я тут же уловила фамильное сходство, как только Реймонд произнес первое слово. Вы, разумеется, тоже очень похожи на вашу мать.

Говоря это, она наклонилась, чтобы коснуться руки Фенелы.

— У меня никогда не было рыжих волос.

— Может быть, но у вас точно такой же овал лица, и улыбаетесь вы так же, как она. Эрлайн была таким чудесным человеком, и не могу описать вам, как сильно мне не хватало ее все эти годы.

— Почему же вы никогда не писали ей? — спросила Фенела.

Если я скажу вам, что боялась, вы сочтете это глупостью, не правда ли? — ответила ей тетка. — И тем не менее это правда. Понимаете, хотя я была на восемь лет старше, чем Эрлайн, отец меня воспитывал очень строго и чересчур сурово. Боюсь, что в своем поведении он в чем-то напоминал тирана. Нам едва было разрешено иметь собственные мысли и чувства, если он относится к ним неодобрительно. Но Эрлайн всегда вела себя независимо, даже тогда, когда она была еще девочкой, и, по-видимому, из-за ее сильного духа отец любил эту дочь больше, чем всех остальных своих детей. У нас были еще два брата, но они погибли на последней войне.

— Да, но если он так ее любил… — начала было My.

— Именно поэтому он был так резко настроен против ее побега, — прервала ее мисс Мак-Клелланд. — Вы знаете, если очень любить какого-нибудь человека, этому человеку будет так легко обидеть вас. Он был в одно и то же время оскорблен и зол, и, наверное, именно поэтому для него было невозможно простить вашу мать. Но мне кажется, что вплоть до своей кончины он скучал по ней.

— Как жаль, что я не знала его, — проговорила My.

— Я тоже так считаю, — сказала тетя Джулия. — Насколько он почувствовал бы себя счастливее, если бы узнал своих внуков, но понимаете, в его присутствии о вас никто и никогда не говорил, так как нам раз и навсегда категорически запретили упоминать о вас и вашей матери.

— Это кажется странным, правда? — проговорила My.

Мисс Мак-Клелланд только вздохнула.

— Полагаю, что да. Но я слишком долго прожила в той обстановке, чтобы отважиться хоть в какой-то степени изменить тогдашнее положение дел. И я думаю, что вы…

Она улыбнулась, и эта ее улыбка пробудила в душе Фенелы столько воспоминаний, что она импульсивно протянула к своей тете руки.

— Мы очень рады познакомиться с вами.

— Ваши слова делают меня такой счастливой, — ответила тетя Джулия, беря руку Фенелы в свои ладони. — Я думаю, что никогда еще так сильно не волновалась, как в тот момент, когда увидела ваш огромный красивый дом и гадала, какой прием меня там ожидает. Реймонд так боялся, что вы можете прогнать меня. Он говорил, что хоть вы и приятная девушка, но в то же время чрезвычайно преданы своему прошлому и очень горды.

— Думаю, что только кажусь такой, — сказала Фенела, — а на самом деле я уверена, что мы всегда страстно желали познакомиться с родственниками по материнской линии. Помню, когда я была ребенком, то часто гадала, какие вы, и очень хотела, чтобы у меня оказалось побольше тетушек и дядюшек, которые дарили бы мне подарки к Рождеству и приглашали бы к себе погостить.

— Вы заставляете меня чувствовать себя очень виноватой, — ответила ей тетя Джулия.

— А как вы сегодня добрались сюда? — поинтересовалась My.

— У меня есть друзья в министерстве информации, которые должны были посетить Мелчестер.

— А, да это ведь всего в пяти милях отсюда, — сказала Фенела.

Да, я знаю; а там я взяла местное такси, которое и доставило меня сюда. Таксист будет ждать моего возвращения.

My взглянула на Фенелу, и та сразу поняла, что хотела сказать ее сестра. Она заколебалась на мгновение, а затем решительно произнесла:

— А может быть, вы останетесь здесь, у нас? Будет не особенно комфортно, но мы что-нибудь придумаем.

— Вы разрешаете мне остаться? — Лицо Джулии Мак-Клелланд осветилось радостью. — Как я надеялась, что вы предложите мне это! Видите ли, хоть Реймонд и многое рассказал мне о вас, прошло столько лет, что многое предстоит наверстать теперь. Я хочу знать буквально все, и прежде всего мне хотелось бы увидеть Тимоти и Сьюзен.

— Реймонд и о них вам рассказал? — спросила My.

— И даже очень и очень много, — проговорила тетя Джулия. — Я уже люблю этих детей.

Только теперь Фенела поняла, на что так часто намекала ее тетушка. Она все время пыталась дать им понять, что уже подготовлена к тому, чтобы принять их целиком, и все, что их окружает, даже Саймона с его эксцентричными выходками, детей от второго брака, а также все скандалы и неприятности, которые окружали их семейство вот уже много лет.

Заключение мира и в самом деле потребовало чрезвычайных усилий, и Фенела почувствовала, что единственной вещью, которую им осталось сделать, было принять их тетку с распростертыми объятиями. Единственной трудностью в этом вопросе оставался Саймон.

Фенела как раз размышляла о том, как бы получше подойти с этим к отцу, когда, к своему ужасу, увидела, что дверь открылась и в комнату вошел сам Саймон, поддерживаемый под руку сестрой Беннет.

— Здесь есть одна картина, которую я хочу показать вам, — говорил он сиделке.

Тетя Джулия, My и Фенела в замешательстве вскочили с дивана.

— А, вот вы где, — весело проговорила сестра Беннет. — А мы гадали, куда вы запропастились?

Фенела вышла вперед.

— Саймон, — проговорила она, — у нас гостья.

— Это человек, которого ты знал много-много лет назад, что даже неудобно напоминать об этом, — сказала Джулия Мак-Клелланд.

Она подошла ближе к тому месту, где стоял Саймон, недалеко от входной двери. Саймон резко повернулся к ней.

— Кто это? — спросил он. — Кто это говорил? — В его голосе внезапно почувствовалось волнение.

— Это мисс Мак-Клелланд, — волнуясь, ответила ему Фенела. — Мисс Джулия Мак-Клелланд.

Саймон, казалось, едва слушал ее. Он повернулся лицом к тому месту, откуда прозвучали последние слова, сказанные Джулией Мак-Клелланд.

— Говорите, — сказал он. — Скажите еще что-нибудь.

— Ваша дочь представила меня вам, — проговорила тетя Джулия тихим голосом.

Фенела поняла, что ее тетка волнуется, так как на ее щеках проступил яркий румянец.

— Как я уже сообщила вам, с тех пор, когда мы встречались, прошло много лет, но я все-таки осмелюсь напомнить вам о себе. Я — Джулия, сестра Эрлайн.

— Я помню ваш голос, — сказал Саймон, и его собственный голос дрожал, когда он произносил эти слова.

И тогда, будто различив что-то в тумане прошлого, Фенела вспомнила и поняла, что истинное фамильное сходство Джулии Мак-Клелланд и ее матери заключалось в том, что у них были совершенно одинаковые голоса.

— Она мне нравится, — сказала My, присев на край кухонного стола и болтая ногами.

— Да, она очень славная, — ответила Фенела, раскатывая тесто для пирога, который собралась приготовить к ленчу, — но я надеюсь, что она не задержится у нас слишком долго.

— Почему это? — спросила My, и в ее голосе ощущалось что-то, напоминающее резкость.

Ну, во-первых, начиная с завтрашнего дня мы будем жить совершенно без слуг, а я лично считаю, что работать на заводе гораздо легче, чем без конца бегать по этому дому, когда в нем столько людей.

— Как — без слуг! — словно эхо повторила My ее слова. — А что случилось с той старухой, которую мы привезли из Уэтерби-Корт?

— Сегодня вечером она возвращается обратно, — ответила Фенела. — Она считает, что работа здесь слишком трудна и ей не справиться с ней. Когда я вспоминаю, как нам с Нэнни приходилось управляться по хозяйству, мне становится просто смешно от ее слов.

— А нельзя ли нанять кого-нибудь другого на ее место? — спросила My.

— Думаю, на это нет ни одного шанса. Они все привыкли делать свою работу не торопясь, в удобной обстановке. А кроме того, все они на самом-то деле слуги леди Коулби, а вовсе не мои, и вследствие этого не упускают ни одного случая напомнить мне об этом.

— Боже мой! — воскликнула My. — А я-то думала, что, когда ты станешь леди, все наши проблемы решатся сами собой.

— В таком случае ты ошиблась. Насколько я могу понять, наши трудности только еще начинаются.

— Ах, не думаю, что тебе следует говорить об этом, — проговорила My. — Так вот, тетя Джудия собирается стать нам кем-то вроде крестной матери.

— Почему? Это она сказала? — спросила Фенела.

— Ну, она пригласила меня поехать с ней и» погостить в ее доме столько, сколько я сама захочу, а когда ехать, решать тоже должна я; к тому же она обещала дать мне все, о чем я когда-либо мечтала.

— Одежду, разумеется, без талонов получить будет невозможно, но она собирается восстановить для тебя и меня некоторые драгоценности нашей матери и перешить меха нашей бабушки. Ах, Фенела, я так волнуюсь.

Фенела взглянула на охваченное экстазом лицо My и подавила в себе легкий укол ревности от того, что любовь ее младшей сестры в настоящий момент переместилась на кого-то другого.

— Ты уже написала письмо Реймонду с благодарностью за то, что он прислал сюда тетю Джулию?

— Я написала ему письмо, чтобы сообщить Реймонду все о ней, — сказала My. — Ну разве не было это смелым поступком, когда он отправился с визитом к Мак-Клелландам, не имея даже малейшего представления о том, какой именно прием его там ожидает?

— Тетя Джулия говорит, если бы был жив наш дедушка, — продолжала My, — он, по ее мнению, наверняка выгнал бы Реймонда из своего дома.

Мне кажется, что, судя по рассказам, это был ужасный старик, — сказала Фенела. — Я таким всегда и представляла его себе. В противном случае он не питал бы таких ужасных мстительных чувств к Саймону в течение стольких лет.

— Ну, кажется, Саймон уже забыл теперь об этом. Совершенно очевидно, что тетя Джулия ему понравилась. Он всякий раз спрашивает о ней, когда она отсутствует поблизости, а когда она читала ему что-то прошлым вечером, он, казалось, готов был слушать ее часами.

— Так это же только из-за того, что у тети Джулии голос точно такой, какой был у нашей матери.

— А интересно, Фенела! Вот было бы замечательно, если бы Саймон наконец угомонился и женился на тете Джулии.

— Очевидно, ты начиталась этих женских журналов, которые постоянно приобретает сестра Беннет, — проговорила насмешливо Фенела. — К сожалению, в реальной жизни все происходит совершенно по-другому, а вовсе не так, как описывается в тех журналах.

— И все-таки они могли бы пожениться, — настаивала на своем My. — В конце концов, ведь происходят сверхъестественные, очень необычные вещи с нами, разве не так? Вспомни хотя бы, например, об Илейн.

— Да, конечно, с Илейн было именно так, — задумчиво сказала Фенела.

— И вообще, кто может знать, что готовит нам будущее? — беззаботно проговорила My.

Фенела отложила скалку в сторону и взглянула на свою младшую сестру.

— My, — с серьезным видом обратилась она к ней, — ты ведь сейчас счастлива, правда?

— Счастлива? — словно эхо повторила та ее слова. — Да, счастлива, просто ужасно счастлива, Фенела. Я считаю, что находилась просто в ужасном состоянии, когда это все случилось, — я, разумеется, имею в виду происшествие с Илейн, — но теперь ты вышла замуж за Николаса, который мне кажется самым лучшим человеком на свете; у нас гостит тетя Джулия; да и вообще: теперь столько всего произошло, что позволяет смотреть в будущее с надеждой; и я поэтому никак не могу сейчас не быть счастливой.

— Очень рада услышать об этом, — ответила ей Фенела.

При этом она не могла удержаться от легкого вздоха.

— Есть только одна вещь, которая беспокоит меня, — продолжала My, — и это именно та причина, по которой не можешь быть счастливой и ты тоже. Ах, Фенела, выкинь из своей головы все мысли об этом глупом Рексе.

— Я и не думаю о нем совсем, — быстро ответила Фенела.

Нет, ты думаешь о нем, — проговорила My, — и я всегда точно могу определить, когда именно ты этим занимаешься. Лицо твое в этом случае принимает какое-то отстраненное выражение, а взгляд становится тоскливым. Это придает тебе довольно хорошенький, но очень печальный вид: и иногда ты в таком состоянии вызываешь у других раздражение — по крайней мере, если бы я была на месте Николаса, то испытывала бы в такие минуты к тебе именно это чувство.

— Ну а поскольку ты не Николас, то давай-ка не будем беспокоиться об этом, — иронично проговорила Фенела.

My отошла от стола и, подойдя к сестре, внезапно обняла ее за шею.

— Ах, Фенела, полюби его, — прошептала она, — обязательно полюби. Он ведь такой милый, действительно милый.

— В самом деле, My, не будь такой надоедливой, — сказала Фенела, отстраняя от себя девушку. — Тебе лучше бы не мешать и дать мне закончить этот пирог, потому что в противном случае тебе нечего будет есть за ленчем. Уже, наверное, одиннадцать. Сходи-ка и узнай, не нужно ли чего Саймону и сиделке. Как я полагаю, с тетей Джулией ты уже разговаривала об этом.

— Да, разговаривала, — ответила My, — и ей ничего не нужно. Она сейчас пишет письма.

— Тогда беги отсюда и оставь меня одну. Сейчас уже и вправду нет времени, чтобы вести задушевные беседы о наших сердечных тайнах.

— Хорошо, — ответила My и блуждающей походкой, бормоча что-то про себя, вышла из комнаты.

«Несколько месяцев назад, — подумала Фенела, — она бы залилась слезами из-за того, что ее так отчитали. За последнее время My определенно приобрела некоторую уверенность в себе».

Она была рада этим переменам в своей младшей сестре, но в то же время это вызывало в ней странное чувство утраты. My всегда держалась за нее, льнула к ней нервно и отчаянно, вследствие чего у Фенелы было чувство, что ее младшая сестра никогда не сможет обходиться без нее.

В настоящее время My как раз пыталась стать более самостоятельной, и хотя Фенела была рада этому, она не могла избавиться от сожаления, что в этом случае ее собственное одиночество только усилится.

Она положила раскатанное тесто поверх слоя фруктов на подготовленном блюде и только собралась нарезать пирог ножом, как вдруг услышала шаги в коридоре. По неловкой походке приближающегося человека, о которой свидетельствовали доносившиеся до нее неритмичные звуки, Фенела сразу поняла, кто через мгновение войдет в эту комнату.

— Доброе утро, Ник, — приветствовала она своего мужа, появившегося в дверях. — Ты появился неожиданно.

Вчера я не смог выбраться, — ответил Николас. — Весь день, начиная с самого утра и до поздней ночи, я провел на аэродроме. Вчера где-то около десяти часов пытался дозвониться до тебя, но никто не подходил к аппарату.

— Кто-то говорил вчера, что ему почудился телефонный звонок, — проговорила Фенела, — но у нас теперь здорово шумит новый радиоприемник. Ты ведь сам привез его Саймону, поэтому винить в происшедшем тебе следует только себя. Между прочим, Саймон прямо-таки в восторге от приемника.

— Рад слышать это.

Фенела пронесла блюдо с пирогом через кухню и поставила его затем в духовой шкаф.

— Ты знаешь, для меня это странно, — проговорила она. — Я никогда бы не поверила в то, что Саймон может с таким спокойствием воспринять случившееся с ним несчастье.

— Ты имеешь в виду его спокойное отношение к своей слепоте? — уточнил Николас.

— Спокойствие — это не то слово, — сказала Фенела, с легким стуком закрывая дверцу духовки. — Я полагаю, что к его нынешнему поведению больше подошло бы слово «мужество», а может быть, и что-то большее. Я бы сказала, — продолжала Фенела, — что это особый тип сверхщепетильного мужества, которое заставляет его вести себя сейчас так, чтобы ни единый человек не мог испытывать к нему чувства жалости. Он даже превращает свою беспомощность в предмет для шуток.

— Ну, твой отец никогда не страдал от недостатка смелости.

— Нет, правда; все-таки раньше его никогда особо не беспокоило то, что о нем могут подумать люди; он всегда делал исключительно то, что сам считал нужным. А вот теперь я могу легко догадаться, о чем он думает, — он все время боится, что его слепота вызывает у людей замешательство, и поэтому пытается облегчить им общение с собой.

— У меня есть кое-какие новости о другом члене твоей семьи, — волнуясь, проговорил Ник.

— О Реймонде? — быстро спросила Фенела; у нее в голове моментально мелькнула мысль о том, что ее брат в опасности или ранен.

— Да нет, у меня хорошие новости, но не о Реймонде, — ответил Николас. — Вот, взгляни на это.

Он вытащил из своего кармана номер газеты «Дейли скетч». Заголовок на первой полосе гласил:

УЦЕЛЕВШИЕ С ТОРПЕДИРОВАННОГО

И ЗАТОНУВШЕГО КОРАБЛЯ НАХОДЯТСЯ

В БЕЗОПАСНОСТИ В ОДНОМ ИЗ ПОРТОВ

НА ВОСТОЧНОМ ПОБЕРЕЖЬЕ АНГЛИИ.

Николас указал пальцем место немного ниже заголовка и затем прочел: «Среди тех, кто уцелел, проведя в море в шлюпке шесть суток, были: Кей Прентис, кинозвезда Голливуда и дочь знаменитого художника Саймона Прентиса».