И не успела она вступить в заросли кустарника, как слова эти сами собой вырвались у нее вместо приветствия.

— Совсем немножко осталось, — откликнулся Николас. — Я уже разузнал насчет специального разрешения. Нам придется устроить все как можно осторожнее, чтобы избежать малейшей огласки. Я уверен, вы сами хотите, чтобы все прошло незаметно.

— Ах, конечно! — вздохнула Фенела, и в ту же секунду до нее дошло, что она ведет себя так, словно для них обоих их брак — уже давно решенное дело.

Как и предполагал Николас, понадобилась немалая изворотливость, чтобы уладить формальности быстро и втайне, но в конце концов им повезло… ну и щедрые чаевые, которые Николас совал направо и налево, разумеется, возымели нужное действие.

«Во всяком случае, пока все идет хорошо», — думала Фенела десять минут спустя после своего превращения в жену сэра Николаса и впервые с интересом смотрела в будущее: что-то оно ей готовит?

Она открыла глаза. Николас входил в комнату в сопровождении говорливой хозяйки гостиницы, в руках у которой поблескивал поднос со стаканами.

— Как вы думаете, что я нашел? — торжествующе спросил Николас с ребячливой улыбкой. — Шампанское! У них там в подвале одна бутылка завалялась, представляешь? Я готов разрыдаться, если вино испорчено — отдает на вкус пробкой или еще что-нибудь…

— Поберегите ваши слезы для более подходящего случая, молодой человек, — вмешалась хозяйка. — Вино первоклассное, вам понравится. У вас такой вид, словно вы собрались отпраздновать что-нибудь?

— Да, — удовлетворил любопытство хозяйки Николас.

— О, я сразу же догадалась! А что — помолвку или свадьбу?

— Ну разве можно задавать так много лишних вопросов? — осадил ее Ник.

— Ладно, ладно, что бы вы там ни отмечали — желаю удачи! Я сама вот уже сорок лет как замужем и жалела-то об этом всего лишь дюжину раз, не больше. Кто может похвастаться, что прожил удачнее? И знаете что? Ежели уж ссориться начнете — ну а кто из порядочных людей не скандалит порой? — то помните, что всегда стоит пойти на мировую.

Она подмигнула новобрачным, протерла стаканы краем своего передника и вскрыла бутылку.

— Ого! Видали, как закупорено?! Лучше не сыщете! — заявила она, вручая пробку Нику.

Хозяйка разлила вино и оставила их одних.

Николас протянул один стакан Фенеле и приподнял свой собственный. Он заколебался, прежде чем пригубить его, и странное смущение внезапно овладело обоими.

— Что полагается говорить в подобных случаях? — спросил Ник.

— Не знаю, — ответила Фенела, — я еще ни разу не выходила замуж.

Слова прозвучали непринужденно, но горькая мысль пронзила ее мозг: будь она с Рексом, она бы этого не сказала. Потому что Рекс и сам знал бы, что говорить и как действовать.

О, вместо этой ужасной неловкости она вся лучилась бы счастьем, целиком поглощенная своей любовью, сверх всякой меры довольная тем, что принадлежит наконец милому возлюбленному и знает, что столь же бесконечно любима.

— Но я обязательно должен кое-что сказать, — настаивал Ник. — Традиции того требуют. Хотя слова в подобных случаях абсолютно бессильны. — И он вновь приподнял стакан. — За Фенелу, мою любимую, — произнес он глухим от смущения голосом.

Фенела почувствовала, что дрожит, и заставила себя смело взглянуть ему прямо в глаза, говоря при этом срывающимся голосом:

— Я хотела бы выпить за ваше счастье, Ник.

— А я счастлив, — откликнулся он. — И хочу, чтобы вы знали: я уже и так несказанно счастлив!

Фенела поставила стакан на место.

— Как бы мне хотелось, Ник — ради вас же самого! — чтобы все было по-другому… по я уже объясняла, в чем дело, и вы сказали, что поняли.

— Да-да, я понял… по крайней мере пытаюсь понять, но, Фенела, это никак не мешает мне любить вас!

«Ох, не следовало мне так поступать с ним, — подумала Фенела. — Это ошибка, преступление — ведь он еще очень юн!»

Впрочем, она с самого начала не лукавила и была с ним совершенно откровенна. Тогда вечером, во время объяснения в кустарнике, она призналась ему, что любит другого. В разговоре не упоминалось никаких конкретных имен, тем не менее Фенела считала, что Ник не мог не знать: имелся в виду именно Рекс.

Она слышала свой голос — тихий, дрожащий, запинающийся на каждом слове — и все-таки с решимостью продолжающий изливать ее потаенные чувства.

— Я люблю другого. Вы обязательно должны узнать об этом прежде, чем мы решим, как нам быть дальше. Я люблю его так сильно, как уже никого и никогда полюбить не смогу… и, чтобы быть до конца честной, я обязана сообщить вам об этом.

Закончив свое признание, Фенела подумала, какой же сумасшедшей надо быть, чтобы вот так, как сейчас она, разрушить не только свое будущее, но и лишить My ее единственного шанса на счастье.

И еще Фенеле казалось, что это признание ее вынудил сделать Ник своей порядочностью, добротой и прежде всего той любовью, которую он испытывал к ней, Фенеле.

Не было никакой возможности забыть о том, что он любит ее. Даже в таком состоянии, когда все мысли Фенелы были поглощены ее собственными неприятностями, она заметила это в страстном тоне его голоса, в пожатии руки; казалось, что она — любовь Николаса — витает в окружающем воздухе, а Фенела могла предложить в ответ лишь благодарность и сострадание.

Когда она в конце концов закончила свое признание и воцарилась тишина, оставалось только в тревоге ждать, что он ответит.

«После того что я наговорила ему сейчас, — рассуждала про себя она, — Николас ни за что не захочет остаться со мной».

Но Ник недрогнувшим голосом задал ей всего один вопрос:

— Тот человек может жениться на вас?

— Нет.

— Ну тогда мы можем не думать о нем. Если вы позволите, мне хотелось бы позаботиться о вас, Фенела.

Позаботиться о ней.

И теперь у Фенелы мелькнула мысль: а осознает ли он, какие тяготы в те минуты взвалил па свои плечи? Ведь речь идет не только о ней самой; если он только понимает это, ему придется заботиться теперь не об одной Фенеле, которая сегодня стала его женой, но обо всей семье Прентис с ее бесконечными неурядицами и сваливающимися на нее постоянными невзгодами.

Все эти хлопоты Николасу придется взять на себя, и да поможет ему бог! Он еще, наверное, не представляет, что потребуется от него в будущем.

Фенела подняла глаза на Николаса: он стоял перед ней и держал бокал с шампанским в руке, которая заметно дрожала от волнения, вызванного переполнявшими его чувствами.

Она импульсивно протянула ему руку.

— Спасибо вам, Ник.

Он взял ее руку немного неуклюже, теряясь от смущения перед этим жестом Фенелы.

— За что?

— За вашу доброту. Думаю, мне еще никогда не приходилось встречать столь доброго человека, как вы.

Он нахмурил брови, как будто силясь правильно понять ее слова, затем внезапно выпустил руку девушки из своей, отошел от камина и сел на стул, стоявший напротив Фенелы.

— Давайте-ка внесем ясность в наши дальнейшие планы, — проговорил он. — Куда мы с вами отправимся дальше?

— Я еще как-то и не думала об этом. Николас бросил быстрый взгляд на часы, которые стояли на каминной полке.

— Уже почти одиннадцать.

— Тогда я считаю, что еще слишком ранний час для шампанского. Может быть, мне предложат чашку чая или кофе?

— Какой же я глупец! — воскликнул Николас. — Наверное, вы даже не успели утром позавтракать.

— Я почему-то не могла даже смотреть на еду, — призналась Фенела.

— Я тоже голоден, но вспомнил об этом только сейчас. Понимаете ли, испытывал чувство слабости, но думал, что это от потребности выпить глоток вина, хотя на самом деле это было вызвано самым обычным голодом.

Он поднялся со стула.

— Пойду посмотрю, что можно здесь достать.

— Вам помочь?

— Нет, предоставьте это мне.

Спустя двадцать минут они уже принялись за завтрак — кофе, тосты с медом и вареные яйца, которые им подали как величайшее одолжение, так как эти яйца только-только доставили из курятника хозяйки, расположенного на заднем дворе.

Бутылка шампанского, еще полная на три четверти, так и стояла, забытая, в стороне.

— Так будет все-таки более по-домашнему, — проговорил Ник, бросив взгляд сначала на бутылку, а затем на завтрак на столе.

— Никогда еще не получала столько удовольствия от еды, — ответила Фенела, — и больше всего меня радует то, что не придется самой мыть после завтрака посуду.

Николас протянул Фенеле свою чашку, чтобы она налила ему еще кофе.

— Фенела, — обратился он к девушке, — вы думали о том, что мы будем делать дальше?

Фенела отрицательно покачала головой.

— Я пока еще вообще ни о чем не думала, — ответила она; затем честно добавила: — Ну, может быть, я все-таки пыталась что-то предположить.

Николас поставил свою чашку на стол и теперь сидел, устремив взгляд на эту чашку.

— Я беспокоюсь за вас, Фенела, — проговорил он. — Уверен, что мы поступили правильно, когда решили пожениться без какой-либо суеты и шумихи, без огласки, без всех этих пересудов, которые, как правило, являются неотъемлемой частью каждого обряда бракосочетания; но дело в том, что нам придется вернуться и выслушать всю эту музыку, которая вряд ли окажется приятной для нашего слуха.

— Я знаю это.

Моя мать, — продолжал Николас, — прекрасная женщина, но у нее очень трудный характер. Ей это не понравится, Фенела, но все равно я считаю, что все приняло бы гораздо худший оборот, если бы мы сообщили ей о нашей женитьбе до того, как она свершилась.

— А что мы будем делать, если она откажется даже взглянуть на меня? — взволнованно спросила Фенела.

— Она не посмеет сделать этого, — ответил Ник, — просто не сможет. Видите ли, дом принадлежит мне, и все деньги тоже. Я совершенно не имею представления, почему мой отец составил именно такое завещание, по которому он оставил мать в полной зависимости от меня, хотя я лично, разумеется, никогда бы не воспользовался этим преимуществом своего положения. Но проблема заключается в том, что в нынешнее военное время мне трудно будет попросить мать переехать жить в другое место. Хотя, конечно, после того как война закончится, ситуация будет совершенно иной.

— Ах, Ник, мне бы хотелось теперь же…

— Нет, не продолжайте, — быстро прервал он ее. — У вас нет никакой необходимости просить о чем-либо подобном. Все будет хорошо, и я никогда не допущу, чтобы вы волновались, независимо от того, что случится.

— Спасибо, Ник.

Фенела сделала жалкую попытку улыбнуться, но эта попытка оказалась не особо успешной. «Он напуган», — мелькнула у нее мысль.

И все-таки, несмотря ни на что, она верила, что Ник сдержит все свои обещания, которые он дал Фенеле относительно Илейн, — обещания позаботиться о My до тех пор, пока по крайней мере она не сможет выйти замуж за человека, который обеспечит ей защиту и средства к существованию.

Фенела глубоко вздохнула.

— Не лучше ли нам вернуться? — обратилась она к Нику.

Он согласно кивнул.

Они встали из-за стола, и Фенела пересекла комнату, направляясь к тому месту, где над распятием висело старинное зеркало. Она посмотрела на свое отражение, поправила волосы и повернулась к Нику. Он стоял в центре комнаты и, затаив дыхание, наблюдал за Фенелой.

— Ну, я готова, — проговорила она.

Какое-то мгновение он колебался, а затем взял ее руку.

— Вы разрешите поцеловать вас, Фенела?

Какую-то долю секунды она хранила молчание, а затем сказала:

— Конечно же.

Она подставила ему свою щеку, и он, наклонившись, коснулся ее своими губами, потом медленно обнял, привлекая девушку к себе. Фенела оставалась сначала неподвижной. Но затем внезапно встрепенулась, как бы в паническом страхе, когда почувствовала, что его губы ищут ее уста, и освободилась из его объятий.

Затем она отвернулась и отошла к окну.

— Фенела!

В том, как Ник произнес ее имя, слышалась мольба.

Фенела повернулась к нему.

— Ник, я сейчас же должна вам все объяснить. Я уже говорила, когда вы предложили мне стать вашей женой, что люблю другого. Мне казалось, что вы тогда поняли, что я имела в виду — как раз сейчас я не могу… я никем не могу стать для вас… Ник, вы должны понять меня.

Ник подошел к ней.

— Я все действительно понимаю, Фенела. И я прошу простить меня, если расстроил вас чем-нибудь. Я люблю вас, но, полагаю, во всем, что касается женщин, я полнейший простак. К сожалению, у меня нет в этом достаточного опыта.

Фенела тихо вскрикнула.

— Никогда не говорите так, Ник; это заставляет меня думать о себе как об ужасной эгоистке. Это потому, как мне кажется, что вы не понимаете, почему я не могу… ну почему я не могу позволить вам прикасаться к себе. Пока.

— Я понимаю.

Я не должна была ни в коем случае выходить за вас замуж. На самом деле я поступила просто чудовищно; это было так эгоистично и так пренебрежительно по отношению к вам с моей стороны, но, Ник, вы ведь брали меня в жены, прекрасно зная все это.

— И я не сказал, что раскаиваюсь в этом, ведь так? — возразил ей Ник.

— Нет, разумеется, нет, но мне сейчас показалось…

— Забудьте об этом. То, о чем я говорил вам сейчас, было ошибкой, всего лишь глупостью, которую я сболтнул после бокала шампанского, выпитого в столь ранний час. Пойдемте, Фенела.

Ник говорил решительно. И Фенела осознала, что их беседа на этом заканчивается. Ник направился к двери. Она последовала за ним, испытывая неловкость и неудовлетворенность своим поведением, и эти два чувства подавляли в ее душе все остальные.

— Ник, вы не сердитесь?

Фенела почувствовала себя одинокой, как будто он оставил ее, и поэтому испытала облегчение, когда Николас повернулся к ней, ласково улыбаясь.

— С чего бы это? — сказал он, и Фенела вполне удовлетворилась этим его ответом.

Когда они вышли, сквозь дождевые облака уже пробивались слабые лучи солнца. Фенела подняла голову и посмотрела на небо.

— Облака развеиваются, — проговорила она.

А про себя по-детски подумала: «Вдруг это пред знаменование?»

Когда они уселись в автомобиль и тронулись в путь, Фенела вдруг осознала, что, сама того не замечая, непрерывно крутит у себя на пальце обручальное кольцо. Это кольцо представляло собой тонкий платиновый обруч, и она порадовалась тому, что у Ника столь тонкий вкус и он выбрал для нее такую изящную вещицу.

Они ехали молча, пока наконец не оказались рядом с Криперсом и Ник, повернувшись к ней, не спросил:

— Ну как вы?

Она поняла, что его прежде всего интересует ее психическое состояние, а не какие-либо физические неудобства.

— Немного волнуюсь.

— Не стоит. Все неприятности я беру на себя.

— Охотно позволяю вам это, — ответила она беспечно.

Еще когда они мчались по дороге в Фор-Гейблз, Фенела уже знала, что существует одна проблема, от которой защитить ее никто не сможет, — проблема, тяжесть решения которой ложится только на ее плечи.

Они подъехали к парадному крыльцу дома. Прямо перед парадной дверью стоял какой-то автомобиль. У Фенелы тревожно замерло сердце. Случилось то, чего она меньше всего ожидала, — что Рекс именно в такой момент окажется здесь.

Ее охватило чувство панического ужаса, настолько сильное, что она почти лишилась сознания, но затем осознала, что это был вовсе не автомобиль Рекса. На самом деле у крыльца стояла совсем другая, совершенно ей незнакомая машина. Облегчение было таким же внезапным, как и испытанный перед этим шок.

— Интересно, кто бы это мог быть? — произнесла она вслух, а про себя подумала: — «Возможно, это приехал доктор. Наверное, Илейн все-таки умерла».

Она почувствовала, что руки у нее стали холодными, а в висках застучала кровь.

Они отогнали свой автомобиль на стоянку. Фенела была в таком состоянии, что сомневалась, хватит ли у нее сил самостоятельно выбраться из машины. Вдруг она заметила, что кто-то вышел из двери дома и остановился на лестнице.

Это был мужчина. Какое-то время она всматривалась в него, не узнавая, но потом заметила на незнакомце морской мундир и тихо вскрикнула от радости и облегчения.

— Реймонд! — окликнула она его и, быстро выбравшись из автомобиля, бросилась к нему.

Фенела не торопясь рассказала Реймонду, что произошло, и он страшно рассердился на нее и счел, что она поступила глупо.

Реймонд закурил, затем присел на подоконник.

— Фенела, на самом деле я не настолько груб, — проговорил он через какое-то время. — Я чертовски беспокоюсь о тебе, если хочешь знать.

— Я и сама начинаю немного бояться за себя, — ответила ему Фенела, робко улыбаясь.

— Из всего, что произошло, один вывод можно сделать совершенно определенно: что бы ни произошло в дальнейшем — это конец Фор-Гейблз.

— Думаешь, Саймон согласится с этим?

— Уж с ним-то мне надо увидеться непременно. Считаю, что лучше всего мне спуститься к нему прямо сейчас и послушать, что он мне скажет. У меня увольнительная только на сорок восемь часов, и я должен поторапливаться, если собираюсь пообщаться со всеми.

Фенела посмотрела на Реймонда и поняла, что под его напускным легкомыслием скрывается беспокойство и он страшно переживает за сестру. Она внезапно поднялась на цыпочки и поцеловала его.

— Может быть, это звучит глупо, — проговорила она, — но теперь, когда ты находишься здесь, мне кажется, что ничего страшного уже не случится. Думаю, ты прав: мы все здесь заражены предрассудками и комплексами.

— Конечно, именно так, — ответил ей Реймонд. — Беда в том, что мне уже несколько лет назад следовало сказать отцу, чтобы он не таскал сюда своих женщин. Наверное, я побоялся тогда это сделать.

Да и не такой он человек, с которым можно легко говорить на эту тему.

— Как будто я не знаю этого! — воскликнула Фенела.

Они оба рассмеялись, вспомнив несчетное число примеров из своего детства, когда пытались сражаться с Саймоном и всякий раз терпели поражение.

— Ну, сейчас как раз подходящий момент, — вздохнул Реймонд, вставая с подоконника. — Тебе лучше пойти со мной и приготовиться к бою: в отсутствие публики я не смогу сказать ему всего того, что собираюсь.

— А я думаю, что мне сейчас не стоит вступать с ним в перепалку, — предостерегла брата Фенела. — Полагаю, если ему станет известна вся правда, он будет сильно переживать за все, что произошло.

— Ничего, зато сейчас самое время строить планы на будущее. А между прочим, хоть мне и ненавистно говорить об этом, где я буду спать сегодня ночью?

— Я не знаю, где мне самой придется спать, — ответила ему Фенела.

Ни с того ни с сего они вновь расхохотались, но со стороны Фенелы это был, пожалуй, смех сквозь слезы.

И все-таки как это было чудесно, что Реймонд снова дома! Теперь Фенела поняла, как отчаянно ей не хватало его присутствия здесь в течение этих последних трех военных лет. За эти годы он побывал дома всего два раза — в 1939 году и весной 1940-го, перед тем как был направлен на Средиземное море.

Теперь, когда он вернулся домой, Фенела почувствовала, что та тяжелая ноша, которая неимоверным грузом легла на ее хрупкие плечи в течение последних месяцев, переместилась к Реймонду.

Даже неудовлетворенность от опрометчивого тайного замужества бледнела и казалась пустяком по сравнению с мыслью о том, что Реймонд был снова рядом с ней.

Спустившись в мастерскую, они обнаружили там Саймона и Николаса.

Саймон в тот момент уже прекратил рисовать, но все еще был одет в свою заляпанную красками блузу, а его палитра и кисть были, казалось, отложены в сторону лишь на короткое время, пока он не осушит бокал виски с содовой.

Фенеле показалось, что Саймон выглядел больным, и в это мгновение она осознала, что отец ее стареет.

Теперь он уже был не способен противостоять тем невзгодам, которые обрушились на них в течение последних дней, так, как он умел преодолевать в прошлом все трудности, неприятности и эмоциональные потрясения. Но испытывать к Саймону сострадание и жалость было трудно.

Когда Фенела и Реймонд вошли в мастерскую, он поднял навстречу им свой бокал.

— За невесту.

Николас повернулся к ней, и Фенела почувствовала, что краснеет от стыда.

— Реймонд, как насчет того, чтобы выпить, старина? — спросил Саймон. — Надеюсь, у тебя в запасе есть немного времени, чтобы пообщаться со своим бедным старым отцом. Ты уже около трех часов как приехал и не нашел пока времени переговорить со мной, если не считать твоего «здравствуй».

— Как раз это я и хочу сделать сейчас, — ответил ему Реймонд.

Он со значением посмотрел на Фенелу, которая, в свою очередь, проговорила:

— Пойдемте, Николас, давайте оставим их одних.

Они вместе вышли в зал, и Николас притворил за собой дверь.

— Ваш отец ужасно любит шутить по всякому поводу, — сказал он. — Думаю, он остался доволен.

— Уверена, что так оно и есть, — язвительно заметила на это Фенела. — Люди всегда рады, когда удается сбыть с рук своих дочерей.

Ник быстро взглянул на нее.

— Что вас расстроило? — тихо спросил он.

— Ничего в отдельности, — ответила Фенела. — На самом деле я вовсе и не расстроена, а радуюсь тому, что Реймонд опять дома.

Николас на это ничего не ответил, но Фенела почувствовала, что он все отлично понимает. Она удивилась: неужели он так чрезвычайно восприимчив ко всему, что касается ее, или, может быть, все ее чувства просто совершенно очевидны для окружающих?

— Давайте пойдем наверх и поищем детей, — предложила она.

Но только она повернулась, чтобы направиться к лестнице, как через зал из кухни стрелой промчалась My.

— Ах, Фенела, дорогая! — воскликнула она, бросаясь на шею своей сестре и покрывая ее лицо поцелуями. — Николас рассказал мне. Я как раз отправилась посмотреть, не найдется ли чего-нибудь подходящего, из чего можно было бы испечь торт. Я так взволнована… так рада!

Она снова и снова целовала Фенелу.

— Но я никогда не прощу вас обоих — вы слышите? — никогда, за то, что не взяли меня на обряд бракосочетания. Ты должна была позволить мне поехать вместе с вами, Фенела.

— А я рада, что тебя там не было, — ответила ей Фенела. — Все проходило до ужаса неромантично, а у регистратора к тому же были вставные зубы.

— Все равно для меня это было бы как сказка, — настаивала на своем My.

— Да нет же, нет, — рассмеялась Фенела. — Ты, наверное, ожидала белого шелка, апельсиновых цветов и подружек невесты, несущих дельфинов. Ничего подобного там не было и в помине, понимаешь?

Она украдкой взглянула на Николаса, надеясь, что он поймет: она сейчас говорит о бракосочетании столь небрежно и легкомысленно потому, что в голосе My явственно звучали почти истерические нотки и необходимо было как-то снять колоссальное возбуждение и напряжение, охватившее девочку. Николас понял.

— Это был какой-то одноминутный фарс при рваных декорациях, — проговорил он, отчаянно пытаясь пошутить, но вышло довольно сухо.

— А что должно произойти теперь? — спросила My. — Расскажите мне.

— Ах, дорогая, если бы мы знали сами, — ответила ей Фенела.

— А я уверена, что ты все скрываешь от меня, — стояла на своем My. — И как неожиданно вернулся домой Реймонд! Когда он вошел, я даже не узнала его, на самом деле не узнала. Он стал таким высоким и выглядит таким взрослым; но Фенела, дорогая, я так сейчас волнуюсь за тебя, что не могу больше думать ни о чем другом.

My на мгновение замолчала, переводя дыхание, а затем тихим голосом, что должно было показать обоим собеседникам, какое большое значение придается их ответу, она проговорила:

— И когда вы собираетесь уехать отсюда?

— Мы еще не думали об этом и даже не обсуждали эту возможность, — ответила Фенела.

Она предостерегающе посмотрела на Николаса, когда My повернулась к своему новому родственнику и прильнула к его руке.

— Николас, вы ведь возьмете меня с собой, не правда ли? Вы не оставите меня здесь? Фенела обещала мне — да, да, на самом деле, и вы выполните это обещание, правда?

Николас положил свободную руку на плечо девочки.

— Я обещаю вам это, My, — проговорил от тихо. — И как бы мы ни хотели поступить в будущем, мы обязательно скажем вам и посоветуемся.

— Ах, спасибо вам!

В голосе My послышался вздох облегчения, а потом она поднялась на носки и поцеловала Николаса в щеку.

— Я рада, что вы женились на Фенеле, так рада.

— И я тоже очень рад, что это случилось, — ответил Николас, и My рассмеялась весело.

— Конечно, вы будете рады. Но я очень хочу, чтобы у вас было настоящее бракосочетание — такая свадьба, какая была у вас, кажется какой-то ненастоящей, да и Фенела была одета в то простенькое голубое платье, которое она носит уже несколько лет.

— Она все равно выглядела в нем просто очаровательно.

Встретившись глазами с Фенелой, Ник запнулся, поняв, что его слова показались ей дерзкими. Фенела стала подниматься по лестнице.

— Пойдемте отыщем Нэнни. Если мы в ближайшее же время не сообщим ей эту новость, она почувствует себя обиженной, и тогда нам будут напоминать о нашей вине до скончания века.

Фенела оставила Николаса с Нэнни, которая очень обрадовалась им обоим и собралась показать Нику семейный альбом.

Она быстро спускалась по лестнице. Заслышав по пути голоса, доносящиеся из мастерской, Фенела хотела было послушать разговор между Саймоном и Реймондом, но потом решила не тратить время на то, чтобы останавливаться и прислушиваться. Она быстро пронеслась в кухню и открыла дверь кладовой.

Фенела услышала чьи-то шаги и подумала, что это, верно, Джордж, денщик Рекса, который обычно примерно в это время приносил овощи и различные вещи, доставляемые по необходимости из деревни.

Это стало его обязанностью и самым любимым занятием с тех пор, как Илейн попала в больницу, так как Фенела чувствовала, что не сможет посещать магазины, в которых будет постоянно сталкиваться с любопытными взглядами окрестных жителей.

— Джордж, это вы? — окликнула она его, а затем услышала, как шаги замерли у двери и повернули назад.

Тот, кто тащил свертки и корзины с овощами, оказался вовсе не Джорджем, а Рексом. В первое мгновение Фенела застыла на месте совершенно недвижимая, но затем, побледнев, но исполненная решимости, двинулась вперед, ему навстречу.

— Джордж должен для разнообразия выполнить одну нелегкую работенку, — весело проговорил Рекс, — поэтому я вызвался выполнить обязанности посыльного. Мне показалось, что у правительства окажется в запасе хоть капля бензина для того, чтобы я смог использовать ее по такому прекрасному поводу.

Фенела забрала у него пакеты.

— Благодарю.

Она положила пакеты на стол, стараясь собраться с мыслями, чтобы отыскать нужные слова и сообщить Рексу, что же произошло с тех пор, как они разговаривали в последний раз.

Пока она молчала, колеблясь, он смотрел на нее, склонив голову, а затем спросил тихо и душевно:

— Фенела, что-то должно случиться, имеющее отношение к нам с тобой?

— Это уже произошло.

— Что же?

— Я должна сообщить тебе что-то! — Фенела сделала глубокий вдох. — Рекс, этим утром я вышла замуж.

И как будто стремясь предоставить ему доказательства сказанному, она протянула вперед руку и показала безымянный палец, на котором блистало обручальное кольцо.

Рекс замер на месте, он стоял неподвижно, уставившись немигающим взором на ее руку.

— Я вышла замуж за Николаса Коулби.

Фенела почувствовала, что те усилия, которые она прилагала, чтобы заставить двигаться свои губы, произносящие эти слова, были самыми неимоверными из когда-либо сделанных в ее жизни.

Затем наступила долгая, мучительная тишина — такая долгая, что Фенела даже испугалась и двинулась вокруг стола.

— Я подумала, что это был единственный выход для моей семьи, — проговорила она беспомощно; ее голос звучал слабо, и произносимые слова были едва различимы даже для нее самой.

— Как ты могла! — Эти слова Рекса прозвучали словно взрыв — сказанные глубоким и тихим голосом, они тем не менее свидетельствовали о страшной боли того, кто в данное мгновение их произносил.

— Ты должен понять, — взмолилась Фенела, — ты обязательно должен понять меня, Рекс.

— А если я не смогу?

Он произнес эти слова резко, но затем внезапно его руки протянулись к ней, он взял ее за плечи и крепко прижал к себе.

— Я любил тебя, — проговорил он. — Я любил тебя сильнее, чем только мог вообразить себе когда-либо, и тут случилось такое. Это не твоя вина и не моя, но рок оказался сильнее нас. Это сделал злой человек… — продолжал Рекс. — Да, Фенела, дорогая моя, теперь мы можем видеть и ощущать на себе, что может сотворить женская злоба.

— Не надо, Рекс, прошу тебя, не надо! — Фенела уже рыдала.

Его наполненный горькой безысходностью голос, казалось, разрывал на части ее сердце.

— Но ты могла бы по крайней мере обсудить свои затруднения со мной, — проговорил вдруг Рекс бесстрастно. — Ведь наверняка был не один только способ избежать грядущих неприятностей и не поступать так, как ты.

Он убрал руки с ее плеч, отстранился от Фенелы и поднес к своему лицу ее правую руку. Так он и стоял перед девушкой, уставившись на обручальное кольцо на ее пальце, а Фенела вспоминала, как он целовал ее руки, когда они были вместе в библиотеке у него в доме, целовал так, что, казалось, этим своим жестом вручал ей свою судьбу.

— Рекс! Рекс! — шептала она.

В порыве переполнявших ее чувств она ближе придвинулась к нему, но он твердо и решительно вновь отстранил ее от себя, а затем направился к двери.

— Бесполезно, Фенела, — проговорил он жестко, — теперь всему конец.

Фенела тихо вскрикнула и закрыла лицо руками.

Она слышала его шаги — медленные и тяжелые, казавшиеся поступью старика, когда он проходил по коридору, потом хлопнула входная дверь, и Фенела осталась в полном одиночестве.