Ужасно хотелось лечь, вытянуться в постели, закрыть глаза и уснуть крепким сном.
      - Уложить тебя спать? - словно подслушал ее мысли Олег.
      - Уложи.
      Олег тут же встал, вынул из ящика свежее, накрахмаленное белье, натянул наволочку на подушку, одним широким взмахом постелил простыню, загнул одеяло конвертом, как учили в армии, бросил на постель рубаху.
      - Это тебе, вместо ночнушки. Я пошел в ванную.
      Он говорил нервно, отрывисто, не глядя на Риту.
      И так же, не глядя на Риту, ушел в ванную и закрыл за собой дверь.
      Рите вдруг стало страшно. Что она делает? Зачем? Ведь ей не хочется! Она подошла к окну - ноги были чугунными, не своими, - перед ней лежала ночная Москва, отдыхая после внезапного бунта. Здесь, на Воробьевых горах, было тихо Рита быстро разделась, оставив на себе только трусики, надела широкую, длинную, до бедер, рубаху и нырнула в постель.
      Широко открытыми глазами смотрела она на стол и стоявшие там фужеры, на лампу, картину на противоположной стене. Все кружилось, качалось, подрагивало Рита резко села. "Что за глупости? Не так уж много я выпила!" Фужеры, лампа, картина чуть-чуть успокоились. Легла - снова затанцевали. Так она и сказала Олегу, когда он вошел - свежий, душистый, пахнущий мятой, с мокрыми волосами.
      - Это я виноват, - сокрушенно признался он. - Надо было купить закуски. Хочешь в душ?
      Станет легче.
      - Да я там упаду, - сказала Рита. На самом деле ей просто лень было вылезать из-под одеяла.
      - Я тебя поддержу, - волнуясь, сказал Олег, нагнулся и обнял Риту.
      "Ну уж нет", - подумала Рита, сразу вспомнив американские сериалы" герой и героиня под душем или нежатся в белой пене . Это о них, об этих вот сериалах, что ли, говорила в первый день путча дикторша с несчастным лицом, призывая от имени невесть откуда взявшегося комитета бороться с сексом и порнографией? Рита тихонечко засмеялась.
      - Ты чего? - вспыхнув, отпрянул от нее Олег, но она снова притянула его к себе.
      Едва уловимый запах мяты, мокрые волосы, прохладная свежая кожа Олега принесли с собой странный покой Тело его Риту не волновало, нет, и уж тем более не возбуждало, но ужасно не хотелось его отпускать.
      - Я вспомнила...
      - Что?
      - Как радовалась мама, что удалось - от начала и до конца - посмотреть и послушать "Лебединое озеро".
      - Ну, это старый прием. Помнишь, как хоронили в "позднем застое" вождей? Брежнева, Андропова, Черненко... Для любителей классической музыки - праздничные, святые дни. Радио днями не выключалось!
      Олег оторвался-таки от Риты, подошел к столу, налил в фужеры вина, пододвинул к тахте стул, поставил на него фужеры и вазу с фруктами и нырнул к Рите под одеяло.
      - Пить так пить! - сказал он, обнимая ее.
      И так было тепло и уютно, так не хотелось ничего разрушать, что у Риты вырвалось жалобное, просящее:
      - А ты меня не тронешь?
      Рука, потянувшаяся за фужером, замерла на полпути. Олег помолчал, потом все-таки взял фужер, протянул Рите.
      - Нет, мой родной, - тихо сказал он. - Все будет так, как ты хочешь. Я понимаю: ты устала. Ешь виноград. Утром сбегаю, куплю еды. Пока ты спишь.
      Хорошо?
      Огромная тяжесть свалилась с души у Риты. Огромная благодарность затопила ее. Какой он хороший!
      Таких сейчас не бывает, Валька права... Она выпила сладкое, как аромат юга, вино, уже не боясь быть пьяной, вообще не боясь ничего, съела кисть винограда - "Ой, как хорошо!" - прижалась к надежному мужскому плечу и заснула крепким сном.
      Всю ночь чувствовала она, как сильная рука поглаживает ее волосы, теплые губы целуют в щеку, слышала - или ей снилось? - ласковые слова. Утром проснулась раньше Олега и долго рассматривала красивое, серьезное лицо, осторожно провела пальцем по широким бровям, коснулась чуть заметной ямочки на подбородке, потом перелезла через Олега и скрылась в душе. Когда же вернулась, то увидела, что Олег не спит.
      - Теперь моя очередь, - с непонятным смущением пробормотал он, встал как-то боком, так же, боком, прошел мимо Риты и исчез в ванной.
      "Сейчас все будет", - со страхом и радостью подумала Рита и легла на спину, инстинктивно сжав ноги. Она ждала Олега, сердце ее колотилось, и когда он вошел, Рита протянула к нему руки, и он понял, что да, можно, теперь можно, его зовут и хотят. Только надо быть очень бережным, осторожным, чтобы не испугать, не разочаровать, не обидеть. Потому что это ведь не просто девушка, а его будущая жена. Он ни секунды не сомневался, что первый у Риты и все-таки, когда убедился в этом, растрогался и разволновался до слез.
      - Тебе не больно? Ничего? Хочешь помыться?
      Вот полотенце. Ты лежи, лежи, я сбегаю в магазин.
      Притихшая Рита лежала на боку, поджав к животу ноги, а он суетился вокруг нее и все старался заглянуть Рите в глаза: как ей было? Говорят, у них все по-другому, говорят, женщина в девушке просыпается не сразу...
      - Ну, я пошел?
      - Приходи скорее.
      Он твердил про себя эти два слова как заклинание. "Приходи скорее..." Она его ждет, зовет, любит!
      Какое чудесное, ясное, полное солнца утро! Какие приветливые, милые продавщицы! Гляди-ка, пельмени! До чего же ему везет! Олег купил сразу две пачки, к ним - масло и уксус и рванул назад, к Рите. Какое счастье, что она оказалась девушкой! Пусть глупость, пусть предрассудок, но подумать, "что, кто-то там до него... Ревность полоснула так остро, что Олег даже остановился. "Ты чего? - одернул себя. - Ведь ничего же нет, чудила! Так чего ж ты, а?"
      Когда он вошел, Рита сидела на подоконнике, обхватив руками колени, щурясь на солнце, по которому за эти три проливных дня так соскучилась. Белая, с кружевами, кофточка, широкая юбка, подчеркивающая стройность талии, тонкий на запястье браслет. "Какая она красивая!" Олег замер у двери, словно увидел Риту впервые.
      - Осторожно, не вывались, - сказал с тревогой.
      - - Да у вас широкие подоконники, - засмеялась Рита.
      - Вдруг закружится голова?
      Олег положил покупки на стол, подошел к Рите.
      Мигом очутилась она в кольце его сильных рук.
      - Сейчас я тебя накормлю, - сказал он.
      Рита живо спрыгнула с подоконника.
      - Что там у тебя? Пельмени? Я сама тебя накормлю: это женское дело. Так интересно, так внове было называть себя женщиной! - Где тут у вас кухня?
      - В конце коридора.
      - - А кастрюля где?
      Рита хозяйничала. Олег радостно ей подчинялся.
      Оба пробовали свои от века предназначенные им роли и радовались, что роли эти у них получаются.
      - Вот и пельмени!
      Рита торжественно внесла в комнату большую кастрюлю. Олег достал из серванта тарелки, вилки, ложки.
      - Ух ты, уксус!
      Потом они вместе мыли посуду, потом, спохватившись, Рита позвонила маме, но мама была уже в театре. А в театр Рита звонить не решилась: шла репетиция.
      "Ей все равно, - обиженно подумала Рита. - Сказала, что, может быть, заночую у Вали, - она и поверила. Другая бы сто раз позвонила..."
      - Пойдешь за меня? - неожиданно спросил Олег, когда, вымыв посуду, они уселись рядышком на тахту.
      Сколько раз задавал он этот вопрос, но всегда это было как-то не очень серьезно, и Рита, кокетничая, отшучивалась, смеялась, ощущая свою полную над Олегом власть. Теперь что-то сместилось, Рита чувствовала какую-то от Олега зависимость, очень похожую на ту, что чувствовали наши бабушки и прабабушки, умолявшие своих соблазнителей "покрыть грех".
      - Не знаю, - нахмурилась Рита. - Ты думаешь, раз я у тебя осталась...
      - Да нет же, нет! - вскричал Олег, сжимая Ритины руки. - Совсем не поэтому! - И вдруг замолчал.
      - Ты что? - робко коснулась его руки Рита.
      - А может быть, и поэтому, - задумчиво сказал Олег, обнял Риту, погладил как маленькую по голове. - Так с тобой хорошо... И как ты внесла пельмени, подпоясавшись полотенцем, и как сидела на подоконнике...
      Он говорил о простом, будничном, будто забыв о прошедшей ночи, хотя только о ней и думал. Господи, как он хотел эту девчонку - гордую, глупенькую, такую отважную и несовременную! Умирал от желания, но себя стреножил: видел, что Рита ждет и боится, готова его принять и готова к решительному отпору.
      Что победит? Что переборет? Пусть захочет сама!
      - Пошли погуляем? - небрежно предложил он и увидел мгновенное изумление, мелькнувшее в серых глазах.
      - Надо домой, - неопределенно ответила Рита.
      - Так ведь Екатерина Ивановна в театре, - напомнил Олег.
      - Все равно.
      Рите было обидно. Она была как-то разочарована.
      Почему, интересно, он к ней не пристает? Смутное беспокойство, что-то похожее на ревность и неуверенность - в себе неуверенность! - шевельнулось в душе. Странно... Нет, это странно... Она ему не понравилась? Он сравнил ее с кем-то другим? Однажды она его о чем-то таком спросила, и Олег как ни в чем не бывало сказал: "У всех мужчин есть своя, мужская, жизнь". Тогда ей стало интересно - фраза показалась значительной и загадочной, - теперь, задним числом, - тревожно. У него кто-то есть в этой его мужской жизни? Женщина, которая надеется, ждет...
      - У тебя кто-то есть? - так и спросила Рита.
      - Конечно, - широко улыбнулся Олег. - Ты!
      - Я серьезно.
      - И я серьезно. Уже давно - только ты.
      - Но я же... Но мы же... Мы не были вместе, - смешалась Рита.
      - Ага, вот именно! - Теперь он уже смеялся.
      Жемчугом блестели зубы на загорелом лице, веселились карие насмешливые глаза. - Так что давай выходи за меня поскорее, а то надоело усмирять плоть в бассейне да в борьбе с путчистами.
      Олег расхохотался, прижал Риту к себе, и она засмеялась тоже. Какой, парень хочет на ней жениться!
      Умный, красивый, уже и диссертация у него наготове, а она-то, дурочка...
      - А где мы будем жить? - спросила Рита, и это было уже согласием.
      - Получим семейный блок, - живо ответил Олег. - Пишу заявление, прилагаю копию свидетельства о браке, и все дела!
      Здорово! У Риты даже дух захватило от радости.
      Жить здесь, в такой красоте! Стать в одночасье самостоятельной! А как же мама? "Вот и пусть воркует со своим Аркадием Семеновичем, - злорадно подумала Рита. - А то: "Доченька, ты когда сегодня вернешься?" Уж будто я не знаю, почему она спрашивает".
      - Ладно, - с достоинством согласилась Рита. - Только сначала съездим к моей маме. Надо же испросить у нее разрешения?
      Последнее предложение прозвучало с иронией, но Олег ее не заметил. Он вскочил, схватил на руки Риту и вместе с ней закружился по комнате.
      - Конечно, конечно, - приговаривал он. - Сейчас и поедем. Ведь я должен просить твоей руки, верно? - Он остановился, опустил на тахту Риту, сел рядом. - Надо купить цветы, - озабоченно сказал он. - Ведь она певица!
      - При чем тут профессия? - расстроилась Рита. - Цветы покупают, потому что так принято! Ты просишь моей руки. И не у певицы, а у моей матери!
      - Ну да, ну да, - заторопился согласиться Олег: он что-то сказал для Риты обидное? - Я куплю цветы своей будущей теще.
      Слово "теща" произнес со страшным шипением, в надежде рассмешить Риту: какая-то она вдруг стала печальная.
      Глава 6
      Нет, все-таки продавцы - большие психологи!
      За букет - правда, очень красивый - содрали как за два.
      - Ну, что я тебе говорил? - учил потом дебелый, с нездоровым, мучнистым лицом продавец молодого, чернявого, заросшего густой щетиной парня. - Мужик при своей бабе торговаться не станет, понял?
      Заруби себе на носу.
      - Ага, понял, - согласно закивал буйной, нечесаной головой парень и тут же постарался применить на практике преподанный ему урок. Диким вепрем налетел на подходившую к нему пару. Только ни черта у него не вышло.
      - Ты что, сдурел? - вытаращился на него здоровенный верзила, махнул рукой да и пошел со своей чувихой прочь.
      - А говоришь "понял", - скривился, передразнивая дурного ученика, дебелый учитель. - Это же муж и жена, нешто не видишь? Идут себе под ручку, она его, в натуре, за что-то пилит.
      А Олег с Ритой уже мчались в метро через всю Москву - туда, к поэтичной и непредсказуемой Ритиной маме. Олег торжественно держал огромный, украшенный розовым бантом букет, Рита, то и дело наклоняясь, букет нюхала, хотя цветы, как ни странно, ничем не пахли.
      - Да они чем-то их обрабатывают, - объяснил Олег удивленной Рите этот феномен. - Чтобы дольше стояли.
      - А-а-а, - разочарованно протянула Рита, и цветы потеряли для нее всю свою прелесть: чем, собственно, отличаются они тогда от искусственных?
      ***
      Рита с мамой жили на другом конце Москвы, у Ботанического сада. После смерти отца, которому свежий воздух продлевал жизнь, мама все мечтала перебраться: к театру поближе, но так и не собралась.
      - - Как подумаю обо всех этих бумажках...
      Потом появился Аркадий Семенович со своим "Москвичом", и многие проблемы отпали, во всяком случае, перестали быть такими уж острыми. Главная из них - беречь горло, особенно в мороз и слякоть, когда гуляет по Москве этот проклятый грипп, - решалась на диво просто: приезжал Аркадий Семенович и отвозил маму в театр.
      - На зарядку, на зарядку, на зарядку, на зарядку становись! - пел он раскатистым басом, и они с мамой хохотали до слез.
      "Почему на зарядку? При чем тут зарядка? И что Здесь смешного?" злилась Рита, но добродушный Аркадий Семенович раздражения ее будто не замечал.
      - А как там у нас молодежь? - басил он. - Может, подбросить?
      - Нет, спасибо, - сухо отвечала Рита.
      - Ну, как знаешь...
      Но когда в начале лета маленький безотказный "Москвич", нагруженный по самую крышу, да еще с прицепом, дотащил их до старенькой дачи, а потом Аркадий Семенович целый день возился с водопроводом, чинил забор, подключал свет, таскал тюки с матрацами-одеялами, и все весело, с шутками-прибаутками, Рита смирилась с его присутствием в их жизни уже окончательно.
      - Без женщин жить нельзя на свете, нет, - бодро напевал Аркадий Семенович, выбивал длинной палкой очередной матрац, и Рита увидела из окна, как мать подошла к нему сзади, встала на цыпочки и благодарно поцеловала его взмокший от яростного труда затылок.
      "И без мужчин - тоже, - подумала Рита, чувствуя, что начинает понимать маму. - Ну кто бы ей так помог?" Она достала из буфета бабушкин самовар, расставила на столе чашки. Сейчас они усядутся втроем пить чай, а папы нет и не будет...
      ***
      - Деточка, ты? - окликнула Риту мама и вышла в коридор. - Ой, здравствуйте... А я в халате...
      Шелковый золотистый халат подчеркивал прелесть волос, синие глаза светились тихой, спокойной радостью.
      - Здравствуйте, - откашлялся Олег.
      - Ну, что я тебе говорила? - улыбнулась мама.
      Ее нежный, грудной голос звучал, как всегда, негромко и мягко, потому что она его берегла, и это стало уже привычкой. - Все и образовалось. А ты боялась, мокла там под дождем... Ax, - всплеснула она руками, - какой прелестный букет!
      - Это вам, - протянул Олег, волнуясь, букет.
      - Мне? - удивилась Екатерина Ивановна. - Значит, вы знаете?
      - Знаю? - растерянно переспросил Олег. - О чем?
      - Так сегодня же сотый спектакль! Вы только подумайте - сотый! "Майская ночь". Перенесли с девятнадцатого.
      - А-а-а, да, - смешался Олег. - Конечно. Поздравляю!
      - Простите, я должна отдохнуть... Детка, там, в морозилке, пельмени... А в холодильнике ветчина. Хозяйничай!
      Екатерина Ивановна повернулась к Рите спиной - прямая, юная, легкая и пошла к себе, унося с собой цветы - небрежно, привычно, бездумно.
      - Мама! - отчаянно крикнула Рита. - Мы хотели поговорить!
      - Со мной?
      Екатерина Ивановна остановилась, повернулась к дочери, и что-то особенное в глазах Риты, похожее на последний призыв к пониманию, заставило ее забыть на мгновение о театре. "Этот мальчик... И этот букет... Ой, неужели..."
      - Конечно, конечно, - заторопилась Екатерина Ивановна, и лицо ее залилось краской. - Я только переоденусь.
      Она скрылась в своей комнате, а Рита с Олегом так и остались стоять в прихожей, пока их не позвали.
      Екатерина Ивановна сидела в кресле. Длинное темно-синее платье обтягивало безупречную фигуру, на пальцах блестели кольца, губы были подмазаны, букет, уже распакованный, стоял в вазе. "Когда она все успела?" - удивилась Рита.
      - Садитесь.
      Плавным движением руки Рите с Олегом указали на стулья. Рита села, сложив на коленях руки как школьница. Олег остался стоять.
      - Екатерина Сергеевна, - начал он и снова закашлялся. Рита дернула его за рукав. - Екатерина Ивановна, - торопливо исправился он, - я вашу дочь так люблю, так люблю, что хотел бы на ней жениться.
      - Хотел бы? - с милой насмешкой спросила Ритина мама, и Олег понял, что сказал что-то не так, не по правилам.
      Стало безумно жарко. Какая-то жилка дрогнула под коленями. Олег тяжело опустился на стул, вынул из кармана мятый носовой платок, вытер лоб, взглянул на платок, смутился, сунул платок обратно. Екатерина Ивановна, покачивая ножкой в лаковой туфельке, с интересом наблюдала за всеми этими манипуляциями. "Глупости, - сердилась она. - Ну какой он жених?" Но тут как раз Олег и собрался. "Танков не испугался, а ее боюсь", - возмутился он, снова встал, сделал шаг к Рите, взял ее за руку и поднял со стула.
      - Позвольте просить руки вашей дочери, - солидно сказал он, чувствуя, что теперь говорит так, как надо, как читал он в книгах и слышал в кино.
      Екатерина Ивановна склонила голову набок, словно прислушиваясь. Потом взглянула на дочь:
      - А ты что скажешь?
      - А разве я тоже должна говорить? - удивилась Рита.
      Екатерина Ивановна засмеялась.
      - Ох, дочка! Ну а как же? Разверзни уста, произнеси что-нибудь.
      - У Олега комната в общежитии, - сказала Рита совсем не то, что хотела бы услышать от нее мама. - Мы будем там жить.
      Маме хотелось спросить о самом главном: "Ты его любишь?" - но не при Олеге же...
      - Значит, так, - решительно встала она с кресла. - Сейчас мне пора в театр, а завтра... - Екатерина Ивановна помолчала, подумала, быстро подсчитав что-то в уме, - нет, послезавтра в три часа я приглашаю вас, Олег, на обед. Там и поговорим.
      - Да не о чем говорить, мама! - воскликнула Рита. - Это же простая формальность!
      - Ничего себе... - покачала головой Екатерина Ивановна и пробежалась пальцами правой руки по воображаемым клавишам фортепьяно, что всегда служило у нее признаком некоего замешательства. - Решается твоя судьба, а ты говоришь - "формальность"! У меня наверняка будет много вопросов, и многое надо решить, и вас, Олег, я почти не знаю.
      - А зачем тебе его знать? - вызывающе спросила Рита, но мама не обиделась.
      - Затем, что моя жизнь изменится тоже, - спокойно объяснила она. - И надо подумать о свадьбе и о том, на что вы будете жить.
      - На стипендию, - гордо заявил Олег. - У меня повышенная, аспирантская.
      - Какие вы еще дети, - улыбнулась Екатерина Ивановна. - А родителям ты написал?
      - Нет еще. - Вопрос застал Олега врасплох.
      - И они, конечно, не знакомы с Ритой?
      - Да откуда им меня знать? - завопила возмущенная совершенно ненужными вопросами Рита. - Они же в Свердловске!
      - Положено пригласить, - объяснила мама, и Рита посмотрела на Олега в недоумении.
      Он ответил ей понимающим взглядом. Пригласить родителей? Из Свердловска? Как будто мы живем в прошлом веке! Да не собираются они устраивать никакой свадьбы! Нет, все-таки старое поколение, с их правилами, привычками, - это нечто...
      - Я напишу, - выдавил из себя Олег. - И приглашу...
      Ему стало страшно: Рита и представить не может, как трудно они живут, в какой.., ну, не бедности, конечно, но в постоянной нужде. Мать считает каждый грош, после школы бегает по урокам. Разве может она так вот, запросто, взять и приехать в Москву? Да и зачем? Для нее это - отдать последнее.
      Как поняла его смятение Рита? Что почувствовала? Этого Олег не знал. Только внезапно и быстро она сказала:
      - Сейчас такое сложное время... Не надо ничего устраивать. Лучше мы потом приедем к ним в гости, на зимние каникулы, например. Приедем и познакомимся. А? Как ты думаешь, мама?
      Просительные нотки в голосе дочери заставили Екатерину Ивановну быстро взглянуть на Риту. В ее глазах она увидела откровенную просьбу, даже мольбу. О чем была эта мольба? Скорее всего о понимании.
      - Ладно, ладно, - торопливо и виновато заговорила Екатерина Ивановна. - Вот послезавтра обо всем и договоримся.
      Глава 7
      Эти два дня Рита прожила у Олега. Не предупредив мать, собрала чемоданчик, написала коротенькую записку. Олег смотрел на нее изумленно, во все глаза: он бы так точно не смог!
      - Что еще? - озабоченно морщила лоб Рита. - Зубная щетка, полотенце, купальник... На пляж смотаемся? Смотри, какое солнце!
      - Ага.
      - Что - ага? Чего ты на меня уставился? - нахмурилась Рита.
      - Мама придет, а тебя нет, - пробормотал Олег. - Надо бы дождаться.
      - У них же сотый спектакль, ты что, забыл? - Рита моталась по комнате, открывала-закрывала шкаф, кидала в чемодан какие-то маечки-трусики-лифчики. - Ты, может, не рад? - вдруг остановилась она, круто повернулась к Олегу. Может, ты против?
      - Я рад, рад, - испугался он. - Как я могу быть против?
      - Не рад - так и скажи!
      - Да рад я, очень рад, - бросился к Рите Олег, схватил ее, стиснул в объятиях, не позволяя вырваться. - Только моя бы мама обиделась, - не удержался от объяснений.
      - А моя - нет, - тихо сказала Рита, положила голову на плечо Олегу и закрыла глаза. - Для нее главное - театр, спектакли, ее сопрано, а я...
      Голос у Риты дрогнул. Она затихла в руках Олега, и он понял, что задел что-то тонкое, прикоснулся к хрупкому и больному, тому, что может разбиться от неосторожного движения или слова.
      - Прости меня, ласточка, - виновато шепнул он и погладил Риту по голове. - Прости, дорогая моя, хорошая...
      Он сам не знал, за что просит прощения - за неосторожные ли слова, за нечуткость, за то, что чего-то не знает? Но это было не важно. Он обидел Риту, а значит, перед ней виноват. Олег снова погладил Риту по голове, и она заплакала: так ласкал ее только папа.
      Она плакала, плакала и была не в силах остановиться.
      Страшное напряжение трех безумных дней - танки, листовки, омоновцы, снайперы на крышах, а внизу замыкают кольцо бэтээры, и она, Рита, в этом кольце, пылкие речи с балкона Белого дома, церковное пение, столь странное, неожиданное в атеистической буйной стране, а потом - тишина в пустом общежитии, мужская, сдержанная, горячая нежность, горделивое сознание, что ты стала женщиной, и почему-то печаль, будто что-то в ее жизни кончилось, ушло навсегда, никогда не вернется... Все это, вместе взятое, вызвало горькие слезы, и щемило сердце, напоминая о том, как другая рука, самого близкого человека, так же гладила ее волосы.
      - Родная моя, - шептал Олег, - все будет у нас хорошо, вот увидишь!
      - Я не потому, не поэтому, - всхлипывала, успокаиваясь, Рита.
      - Ну, поехали? - бодро спросил Олег, чтобы Рита, не дай Бог, в нем не засомневалась.
      А ведь и ему было страшно, новая жизнь начиналась и у него - полная любви и тревог, нежности и упреков, взаимной притирки, недоразумений, ссор, примирений, ответственности за другую душу... Знать этого он, конечно, не мог, но древний, как мир, инстинкт подсказывал, что жизнь станет намного сложнее, интереснее, беспокойнее.
      - Поехали! Закрывать чемодан?
      - Да, поехали. Посидим на дорожку.
      ***
      Успех был ошеломляющим. Корзины, букеты, охапки цветов, и снова и снова, подчиняясь шторму оваций, раздвигался тяжелый занавес. Декорации были новыми, и новыми были костюмы - ленты, монисто, расшитые самыми фантастическими узорами украинские белоснежные кофты. А уж сама волшебная ночь...
      Осветители превзошли себя, посылая на сцену лунный, призрачный свет.
      Аркадий пришел за кулисы, влюбленный, как в первый день.
      - Катенька, ты - прелесть!
      Театрально преклонив колено, преподнес колье в бархатном узком футляре.
      - Что ты! Зачем? - вспыхнула от радости Екатерина Ивановна.
      - Монисто же придется сдать, - пошутил, радуясь ее радости, Аркадий Семенович. - Поехали!
      Грим можно снять дома. Пусть дочка видит, какая у нее мать красавица.
      - Ох, я и забыла тебе сказать, - устало потянулась Екатерина Ивановна. - У нас новость...
      - В машине расскажешь.
      - Да нет, ты послушай... Я, может быть, через год стану бабушкой!
      - Никогда ты не станешь бабушкой, - решительно возразил Аркадий Семенович, который сразу все понял, - даже если у тебя будет сотня внуков.
      - Ну уж и сотня! - серебряным колокольчиком рассмеялась Екатерина Ивановна и накинула на себя бежевый плащ.
      Как легко, как весело ей всегда с Аркадием! После раздражительного, печального, больного Кости какое это отдохновение, хотя только Костю она и любила...
      - А может, Риты и нет, - с надеждой сказала Екатерина Ивановна, когда уселись они в машину. - Может, она гуляет.
      - Ночью-то? - засомневался Аркадий Семенович, боясь, что Катенька сглазит.
      - Так ведь какая ночь, - напомнила Екатерина Ивановна. - Ночь победителей!
      - Она же была вчера?
      - Ну и что? Молодежь все никак не напразднуется.
      Оба они засмеялись, как смеются взрослые над детьми. Подъехав к дому, не сговариваясь, вскинули глаза к окнам. Темно. Но это еще ничего не значит.
      Поднялись на пятый этаж. Екатерина Ивановна осторожно повернула ключ в замке.
      - Рита? - позвала в темноту. - Наверное, спит. - Надев теплые тапочки, скользнула в комнату. - Зажги свет, - шепнула Аркадию Семеновичу, оставшемуся в передней.
      Щелкнул выключатель.
      - Катенька, тут записка у зеркала.
      Екатерина Ивановна вернулась, взяла записку, прочла и села тут же, в прихожей, на ящик для обуви.
      - Можно?
      Аркадий Семенович взял из ее рук записку, с тревогой покосился на Катю: любимое лицо под жизнерадостным гримом как-то враз потускнело. Прочитал.
      Помолчал. Подумал.
      - Ну и что? - спросил очень бодро. - Ты чего запечалилась? - Аркадий Семенович обнял Катю за плечи. - Они, считай, муж и жена. Уехали - и уехали. А мы сейчас откупорим бутылочку шампанского.
      Но Катя радость его не разделяла. Она снова взяла записку и, страдальчески сдвинув брови, принялась перечитывать. "Что со мной? - думала горестно. - Ведь только что, когда ехали мы в машине, именно об этом я и мечтала... Но не так, не Так! Ни одного ласкового слова, никакой теплоты..."
      - Знаешь, Аркадий, - сказала она, - я что-то устала. Прости, но мне нужно побыть одной.
      Аркадий Семенович внимательно посмотрел на Катю.
      - Ты уверена? - спросил тихо, обиженно. - Тебе не станет без меня одиноко? Совсем одиноко?
      - Мне и так совсем одиноко, - ответила Катя, и он, вспыхнув, вскочил с ящика, на котором сидел с ней рядом, и рванулся к двери.
      Дома опомнился, взглянул на часы: была глухая ночь, но Катя, он знал, не спала.
      - Зря ты меня, дурочка, выгнала, - нежно сказал Аркадий Семенович, когда Катя сразу сняла трубку.
      - Хорошо, что ты позвонил, - с облегчением вздохнула она. - Конечно, зря. Прости.
      - Может, приехать? - тут же спросил он.
      - Завтра, - помедлив, ответила Катя. - Сегодня столько было всего... Хорошо, что ты позвонил, - повторила она. - Теперь я засну. - И повесила трубку.
      Аркадий Семенович с облегчением снял узковатые для него ботинки - что поделаешь: другого размера не было! - сунул ноги в домашние тапочки, прошел в комнату, нажал кнопку торшера - мягкий свет озарил его уютное, обжитое жилище, - достал из бара коньяк, рюмку, сходил за лимоном на кухню и уселся в кресло. Потягивая ароматный французский коньяк, отдыхая после театра, неожиданного разочарования - как-никак его выгнали, - он думал, думал... Мысли его бежали по неизменному кругу: одному, без жены, плохо - сколько можно сидеть на покупных невкусных котлетах? - но Катя певица, какая там из нее хозяйка, да и грешно было бы ее заставлять, а никого другого он в этой роли не видит. Аркадий Семенович вздохнул. "Неля, Неля, рано ты меня покинула..."
      Взгляд его упал на фотографию покойной жены. В рамочке из мраморной крошки она стояла на книжной полке, скрытая в полутьме, но он и так знал каждую черточку ее лица. Надо было, не думая, сразу жениться на Кате тогда, три года назад, когда врезался по уши. Остановила она, Неля, последние ее слова: "Поклянись, что не женишься! Живи с кем хочешь, только не женись, ради Бога!" И эти лихорадочные, блестящие глаза, полные безумной, непонятной ревности - к той, что придет после нее, или вообще к жизни? - рука, сжавшая его руку с неожиданной силой, прядь влажных волос, упавшая на мертвенно-бледный лоб... Остановил суеверный страх: года ведь не прошло после Нелиной смерти, как он встретил Катю.
      Господи, какая страсть охватила его, какая безумная нежность и благодарность! Они бросились навстречу друг другу, спасаясь от одиночества, и ничего, казалось, другого им не было нужно. Но это только казалось. Через год Катя стала на него обижаться, но он уже привык быть один. И потом, он боялся Риты - сложной, замкнутой, не принимавшей его девочки. Делал вид, что ничего такого не замечает, шутил, балагурил, а сам боялся. Теперь Риты не будет в доме, и Катя это очень почувствует. Да что там: она уже чувствует.
      - Все нужно делать вовремя, - сказал Аркадий Семенович, и странно прозвучал его голос в ночи, в пустой, холостяцкой квартире. - А если Рита приведет своего мужа в дом? Что тогда?
      Взгляд его тревожно обежал комнату. Катя будет приезжать к нему? Невозможно! С ее репетициями, спектаклями, вечной боязнью за голос, с ее самолюбием... Нет, невозможно! А если по-настоящему уедет Рита? Он-то знает, каково эго - жить в одиночестве. Значит, он должен... Но он не может! То горячее, обжигающее, что бросило их друг к другу, уже позади - и у нее тоже. Да-да, не у него одного!
      Конечно, он любит Катю, спокойно, уверенно и надежно, но та стадия, на которой женятся, увы, позади.