Тоска и горе притупились за усталостью, ощущались, как засевшая в сердце тупая заноза.

– Приехали, во славу неба, – буркнул один из дружинников, и Олен поднял голову.

Дорога впереди опускалась к реке, в светлой воде чернела стена леса на дальнем берегу. А на ближнем поднимались зубчатые башни и стены замка, владел которым барон Куртиан ари Онистер, хозяин Заречья. Толстые стены и узкие бойницы создавали впечатление угрюмой мощи, широкие ворота были распахнуты, а над главной башней вились зелено-белые флаги.

У стен виднелась деревенька из дюжины хлипких, покосившихся домов. От них доносился собачий лай, коровье мычание и стук молота, говорящий о том, что тут есть собственная кузня. Дальше в сторону леса располагалось кладбище – торчали столбики, отмечающие могилы.

– Смотри внимательно, деревенщина, – гордо сказал командир разъезда, бросив на Олена презрительный взгляд. – Этот замок заложили еще в те времена, когда границы империи пролегали вот тут!

Как давно имели место эти славные времена, Олен имел смутные представления, знал только, что много веков назад. Но могучий замок внушал уважение, он казался постаревшим, но еще сильным воином, способным за счет опыта одолеть много более молодого противника.

За дружинниками Олен спустился к реке, вступил на единственную улицу маленького селения. Поймав на себе полный любопытства взгляд белобрысой девчушки, еще не сменившей детскую одежду на девичий сарафан, невольно смутился и опустил голову. По щекам и шее побежала горячая волна.

Не глядя по сторонам, прошел через селение и только у самого замка поднял взгляд.

– Хей, кого это вы притащили, во имя шавки Азевра? – спросил один из охраняющих ворота хирдеров, высокий и толстый, с рыжими усами и лишаем на щеке.

– Новую наложницу нашему хозяину, – хмыкнул второй, чьи глаза были узкими, как у змеи. – Он любит таких, молоденьких…

Олен поежился, по спине побежали мурашки – много слышал о дурных привычках барона, но никогда до конца не верил в рассказы о них.

– Нет, – ответил командир разъезда. – Это всего лишь проситель. Явился на баронский суд.

– Ну-ну, – хмыкнул рыжеусый. – Тогда пусть проходит.

Хирдеры у ворот спешились, повели коней под уздцы. Следуя за ними, Олен прошел ворота, вступил в узкий проход, пробитый в толстенных стенах. Миновал поднятую решетку из металлических прутьев толщиной в руку и оказался во внутреннем дворе замка.

Прямо напротив ворот располагалась центральная башня, серая и толстая, как невероятно старое дерево. На каменных боках виднелись трещины и сколы, оставленные временем. Начинающиеся с третьего этажа окошки светились желтым. Пространство вокруг башни не было замощено, из вытоптанной земли кое-где торчала трава. Со всех сторон поднимались стены, виднелись пристроенные к ним сараи, блестела черепица на их крышах.

Олен учуял запах мясной похлебки. В животе у него взвыло, в глазах помутилось.

– Слушай меня, парень, – сказал командир разъезда. – Ты, конечно, птица важная, но ради тебя барон из покоев выходить не будет. Ночь проведешь у нас, – взгляд его скользнул вниз, – если выпустишь из рук этот проклятый топор. Или ты и спать с ним в обнимку собрался?

– Нет, – сказал Олен.

– Отлично. Тогда подожди, нам нужно заняться лошадьми.

Он стоял и ждал, пока дружинники заведут коней в ближайший к воротам сарай. По двору сновали люди, слуги и воины, поглядывали на уроженца Заячьего Скока с любопытством. Тот от непривычного внимания смущался и мечтал о том, чтобы провалиться сквозь землю.

– Пошли, – принес спасение первым вышедший из конюшни командир разъезда.

Вслед за ним Олен направился в сторону большого сарая, пристроенного к восточной стене. Скрипнула сколоченная из толстых досок дверь, запах похлебки стал сильнее, к нему присоединилась вонь прокисшего пива и застарелого пота. По глазам резанул багровый свет.

– Ага, явились, мать вашу! – от обрушившегося на уши рева Олен едва не оглох.

Весь сарай занимало одно вытянутое помещение. Вдоль стен размещались широкие лежанки, на них валялись кольчуги, мечи и шлемы. По металлу ползали блики от воткнутых в скобы на каменной стене факелов. В центре располагался заставленный кувшинами и тарелками стол, вокруг него на скамьях сидели дружинники.

– Кого с собой притащили? – прорычал один из них, похожий на бородатого медведя, вырастившего на месте носа красную репку.

– Искатель баронского суда, – ответил командир разъезда. – Ночь проведет у нас.

– Имя у него есть?

– Да, – ответил Рендалл, пряча за спину топор. – Олен меня зовут.

– Отлично, – говорить нормально медведистый хирдер, судя по всему, просто не умел, зато улыбался широко, выставляя на обозрение крупные гнилые зубы. – Бросай свой колун и иди к столу. Судя по вытянувшейся роже, ты голоден. А у нас тут похлебка из бараньей требухи с бобами.

Олен кивнул, осторожно поставил топор к стенке. Удержался от того, чтобы броситься к столу бегом, медленно подошел, сел на край одной из лавок.

– Вот тебе, – проговорил командир разъезда, и перед Оленом появилась миска с бурой жижей, из которой торчала деревянная ложка с обкусанной ручкой. – Пива нальешь сам, в любую кружку. Для сна занимай лежанку около входа. Отхожее место в сарае у самых ворот. Больше никуда не ходи. Понял?

Олен кивнул – говорить не мог, от голода сводило челюсти. Взялся за ложку и принялся торопливо черпать восхитительно густую, наваристую похлебку. На зубах заскрипели волоконца мяса.

– Где вы нашли такого голодного? – спросил кто-то из дружинников, раздались смешки.

– Об этом – ни слова. Дело барона! – отрезал командир разъезда, и хирдеры послушно замолчали.

Миска показала дно, к этому моменту в животе у Олена стало тяжело и горячо, а по телу расползлась истома.

– Иди, ложись, – буркнул медведистый хирдер, – а то заснешь прямо тут!

Олен кивнул, с трудом оторвал себя от лавки. Хлопая слипающимися глазами и зевая, добрался до лежанки у двери. Сил едва хватило на то, чтобы стащить сапоги, после этого шлепнулся на заскрипевшие доски.

Глаза закрылись, но сон не пришел сразу. Вместо него явились мысли о том, что куда приятнее было лежать на полатях в родном доме. Вспомнились отец и мать, мягкий свет лучины, шипение падающих в лохань угольков. Нестерпимо захотелось вернуться туда, чтобы все оставалось по-прежнему, как вчера, позавчера, месяц или год назад.

Но в этот раз Олен удержался, задавил в себе горе. Подумал, что прошлого не вернуть, стонами и соплями ничего не изменишь, что только уверенность и спокойствие помогут выжить и отомстить. А потом усталость взяла свое, и он уснул, провалился в темную яму.

С высоты птичьего полета город напоминал пятно грязи, пересеченное лентой голубого шелка – рекой. Там, где она впадала в море – отрез иссиня-зеленой ткани, лежало утыканное шпеньками золотое колечко. В его центре сверкал столбик могучей башни, сложенной, как и стены кольца, из оборита. Этот камень, добываемый только гномами Льдистых гор, никогда не теряет блеска и прочности, а стоит немногим дешевле золота.

Но правители Солнечной империи, возведшие Золотой замок, могли позволить себе такие траты. Было это правда, в глубокой древности, когда империя объединяла всех людей Алиона.

Ее слава осталась в далеком прошлом, но город, великолепный Безарион, и его Золотой замок уцелели. Почти два десятилетия назад их хозяином стал бывший советник последнего императора, Харугот из Лексгольма, один из сильнейших магов людей.

У него хватило сил, чтобы привести к покорности вечно недовольный город и подчинить себе земли вверх по Дейну. Он объявил себя консулом, ввел новые законы и вверг государство в бессмысленные и кровопролитные войны, окончившиеся всего несколько лет назад.

О правителе ходило много темных слухов, так что последний нищий Безариона знал, что вечера Харугот проводит в глубоких подземельях Золотого замка. Болтали о том, что там всегда находится множество людей, закованных в цепи, висящих на дыбах или корчащихся от боли на пыточных столах. Если верить байкам, в подвалах под главной башней царила тьма, нарушаемая лишь алым сиянием факелов, властвовали крики боли и ужаса, запахи пота, крови и испражнений.

И слухи, что удивительно, в данном случае не врали.

Сегодня консул, высокий и широкоплечий, сидел в удобном кресле из черного дуба, установленном в главной пыточной. Блики от горящих на стенах факелов ползали по гладкому и смуглому, точно из бронзы отлитому лицу правителя. В темных глазах виднелись алые искры, мягко серебрилась седина в волосах и клиновидной бородке, поблескивало шитье на флотере из пунцового бархата.

– Этот готов, мессен, – палач, огромный и потный, в шароварах и заляпанном кровью фартуке, вылил очередное ведро воды на распростертый у стены кусок окровавленной плоти.

При некотором усилии в нем можно было узнать человека.

– Ты уверен? – спросил Харугот.

– Да, мессен. До завтра не очухается.

– Хорошо, давай следующего. Кто у нас там, во имя Великой Бездны?

– Опасный бунтовщик, – подсказал из угла сидящий за низким столиком писец, седой и сутулый, – пел на улицах срамные песни о величии древних императоров.

Двое помощников палача ухватили окровавленное тело, поволокли его к чернеющему в стене проему. Консул проводил их взглядом и в этот момент висящий на его груди овальный медальон из серебра издал негромкое жужжание и засветился янтарным сиянием.

Украшающая безделушку по ободу цепочка символов Истинного Алфавита сказала бы знающему магу, что перед ним парный талисман, предназначенный для разговоров на большом расстоянии.

Писец отвернулся к стене, палачи замерли, уставившись в пол, а Харугот взял медальон правой рукой, на которой не хватало безымянного пальца, поднес к лицу и сказал:

– Слушаю тебя.

– Мы потеряли след, – донесшийся из талисмана голос дрожал от страха.

– То есть как? – угол рта на бесстрастном лице консула дернулся. – Ты понимаешь, что говоришь?

– Да, мессен. След крови поблек и рассеялся.

Осмелившийся подкрасться к Харуготу вплотную и заглянуть ему через плечо увидел бы внутри медальона, в обрамлении ободка из серебра лицо мужчины в черном округлом шлеме. Разглядел бы страх в глазах, длинный прямой нос и уродливый шрам, идущий от виска к углу челюсти.

– Интересно, – консул потер подбородок. – Но вы хотя бы взяли обычный след?

– Да.

– Тогда идите по нему. След крови держи активным. Рано или поздно он засветится. Может быть, вы просто попали в район, отмеченный магической аномалией. Ты все понял?

– Да, мессен.

– Вот и хорошо. Найдите щенка и убейте на месте. Поганая кровь должна быть истреблена до конца, – Харугот опустил переставший светиться медальон, и уголок его рта приподнялся, обнажив хищную, волчью усмешку. – Ну что, продолжим?

Писец отвернулся от стены и угодливо улыбнулся, а палачи торопливо задвигались.

Глава 2. Вечный лес.

Олен проснулся от резкой боли пониже пупка и в первое мгновение не понял, где находится. Прижал руки к животу и подумал, что если срочно не избавится от лишней тяжести, то просто лопнет. Судя по всему, с голодухи обожрался хирдерской похлебки.

Стараясь не шуметь, спустил ноги с лежанки, нащупал сапоги. Натянул их и, держась руками за стенку, пробрался к двери. Душная, наполненная многоголосым храпом тьма осталась за спиной, глоток свежего, наполненного влагой воздуха отозвался мурашками по телу.

Вверху светили звезды, а двор замка заполнял густой белый туман. Из него черным монолитом торчала главная башня, алым оком светилось единственное окошко рядом с ее верхушкой.

Олен поспешно шмыгнул к отхожему месту – крохотному сараю, расположенному там, где стена и одна из надвратных башен образовывали угол. В нос ударила вонь, но он спустил штаны и устроился над дырой в дощатом настиле, под которым располагалась яма.

И в этот же момент услышал голоса.

Дежурящие на башне хирдеры болтали, и говорили они почему-то совсем не о женщинах.

– …зачем они его притащили? – первый голос был тихим, каким-то пришептывающим.

– Он воззвал к Акрату, – второй звучал глухо, будто хозяин его прятался в глубоком колодце.

Сон слетел с Олена, как лист с дерева во время урагана. Говорили о нем!

– Понятно, – пришептывающий хмыкнул. – Но этим ничего не добился. Утром барон выслушает его, прикажет посадить в подземелье, а сам пошлет гонца к Чернокрылым.

– Не понимаю, почему он им помогает?

– Приказ графа. Тот велел вассалам оказывать Чернокрылым помощь и терпеть любые убытки. Обещал возместить.

– Как же, – в глухом голосе прозвучало сомнение, – возместить. Знаем мы этого графа. У него летом травы не допросишься…

Дальше Олен слушать не стал, мысли заметались, как убегающие от кота мыши: барон отдаст его черным? Взывать к Акрату повторно бесполезно – здесь хозяин Заречья в своем праве. Бежать? Но как? Ворота закрыты и охраняются. А если попробовать через стены? Просто прыгать с них станет разве что самоубийца, но если отыскать длинную прочную веревку…

Олен натянул штаны и, стараясь не шуметь, выбрался во двор. Туман загустел, сквозь него с трудом удавалось разглядеть стены. Центральную башню скрыло целиком, даже звезды померкли.

Мгновение Олен постоял, пытаясь справиться со страхом. Смирил дрожь в руках и крадучись двинулся обратно к тому сараю, где спали хирдеры. Проскользнул в дверь и медленно, больше всего на свете боясь разбудить кого-нибудь, зашагал к столу, где вечером видел большую краюху хлеба.

Если удастся сбежать вновь, она будет очень кстати.

Рука уткнулась в твердое и шершавое. Повел вправо-влево, определил, что это стол. Один из хирдеров всхрапнул во сне, Олен замер, вслушиваясь в стук собственного сердца. Дружинник поворочался и затих, а Рендалл нашарил хлеб и спешно заковылял к двери.

У самого выхода ударился коленкой о лежанку и едва не зашипел от боли. Взял топор, выскочил во двор и прижался лбом к холодной и влажной от тумана каменной стенке, чтобы приглушить мучения.

Стражники на башне у ворот продолжали разговаривать, их голоса сдавленно доносились сквозь туман.

Придя в себя, Олен обтер лицо и пошел к конюшне – если и есть шанс отыскать веревку, то только там. Отодвинул широкий засов, проскользнул внутрь, окунувшись в запахи сена и навоза. Пошарил рукой на стенке справа и точно так же, как в родной усадьбе, обнаружил полочку со свечами.

Ударил огнивом о кремень, маленький оранжевый огонечек заплясал, зашипел. Из тьмы выступили стойла, торчащие из них лошадиные морды, сваленные в углу старые седла и пустые мешки из-под овса.

– Слава Селите, – Олен спешно подобрал один из них, сунул внутрь хлеб и топор. Завязал так, чтобы торчала только отполированная прикосновениями ручка, и принялся искать веревку.

Он шарил по углам, заглядывал под мешки и за стоящие у стены тачки. Кони с удивлением наблюдали за странным поведением человека, огарок от свечи мерцал, грозя погаснуть.

Большой веревки Олен не нашел, обнаружил несколько огрызков общей длиной примерно в четыре человеческих роста. Обдирая пальцы и торопясь, связал их, после чего затушил свечу и выбрался из конюшни. Небо на востоке чуть посветлело, а туман стал напоминать топленое молоко, заполнившее чашу замка.

Олен прокрался к ведущей на стену лестнице. Прислушался, пытаясь определить, есть наверху стража или нет. Так ничего и не услышал, и вступил на щербатые каменные ступени. Страх, мучивший в тот момент, когда только готовился к побегу, исчез, он не чувствовал вообще ничего, кроме утреннего холодка.

Поднявшись на стену, деловито обвязал веревку вокруг ближайшего зубца. Сбросил свободный конец вниз, откуда доносилось негромкое клокотание, а через туман поблескивала река.

– Эй, кто здесь? – сердитый и немного испуганный голос раздался в тот момент, когда Олен протиснулся между зубцами.

Сердце дернулось, страх вернулся, но Рендалл не позволил ему овладеть собой. Он просто вцепился в веревку и прыгнул вниз. Ободрал ладони до крови, но не обратил на это внимания.

– А ну стой! Тревога! Тревога! – на стене загрохотали тяжелые шаги, от ворот донеслись голоса.

Олен торопливо спускался, перебирая руками и отталкиваясь ногами от стены. Вверх не глядел, как и вниз, в животе ворочался мерзкий холодный комок, готовый разродиться паническим воплем. Голова вжималась в плечи в ожидании прилетевшей сверху стрелы.

Пламя факелов окрасило туманный сумрак в алый цвет. За веревку дернули и потащили ее вверх. Олен не стал ждать, пока его подсекут, как пойманную рыбу, просто разжал руки. Перед глазами мелькнула стена, ноги с глухим «Чпок» воткнулись в землю, и он кувырнулся через плечо назад.

Долетели полные злобы и разочарования крики. Стрела свистнула над самой головой, вонзилась в землю. Вторая прошла много выше, с бульканьем шлепнулась в реку. Олен вскочил и, петляя, словно заяц, со всех ног помчался вдоль берега, прочь от баронского замка.

Мешок больно лупил по спине, заставляя набирать ход.

Зубчатые башни и стены исчезли в тумане, еще через несколько сотен шагов Олен задохнулся и перешел на быстрый шаг. Вслушался в то, что делается позади, но смог уловить только далекий лязг, словно кто-то бил дубиной по железному гонгу. Прочие звуки поглотил туман.

Олен не сомневался, что за ним отправят погоню, вероятнее всего – всадников с собаками. На востоке плескалась река, слишком широкая, чтобы переплыть ее без плота или найти брод. Путь в ту сторону был отрезан. На западе лежали хорошо обжитые земли в междуречье Головицы и Милавицы, где укрыться труднее, чем свинье взлететь.

Единственный шанс уйти от преследователей – северная окраина баронства и раскинувшиеся там густые, дикие леса.

Приняв решение, Олен перекинул мешок на другое плечо и перешел на бег. Примерно через милю оказался в молодом березняке, где в сумраке белели стволы, а ветки, утыканные клейкими листочками, норовили ткнуть в глаза. Продравшись через него, едва не свалился в узкий, кошке по колено, ручей.

– Слава Селите, – вновь помянул Олен добрую богиню, ведающую урожаями, людской и животной плодовитостью, всем тем, что так важно для простых селян. Спрыгнул в ручей и пошел вверх по течению, не обращая внимания на то, что холодная вода льется за голенища.

Взошедшее солнце застало Олена в ручье, меж густо заросших крушиной берегов. Не вылезая на берег, он надрал зеленовато-фиолетовых листочков перечной мяты, натер ими снятые сапоги, а также напихал свежих листьев под рубашку и в штаны. Теперь ни одна собака не пойдет по следу.

В том месте, где трава была гуще всего, выбрался на сухое, и только отойдя на десяток шагов от ручья, натянул сапоги. Едва закончил с ними, как прилетевший с юга порыв ветра принес собачий лай.

– Догнали, сволочи, – пробормотал Олен, понимая, что от всадников не убежит. – Проверим, насколько хороша эта мята…

И, отойдя на десяток шагов, он засел в самых густых зарослях и вытащил топор.

Если уж погибать, то не безропотно, а с оружием в руках, как подобает мужчине.

Лай стал громче, долетел плеск. Из-за поворота ручья выбежали мчащиеся по обоим берегам коричневые поджарые псы. За ними показались мрачные хирдеры на лошадях и в их кольце – облаченный в пластинчатый панцирь дородный человек с надменным, морщинистым лицом и гривой седых волос.

Скорее всего, сам барон Куртиан ари Онистер.

В том месте, где Олен рвал мяту, передняя из собак остановилась, закрутилась на месте, а затем принялась оглушительно чихать. Другие псы начали дружно лаять, хирдеры разразились проклятиями.

– Что такое? – тонким, почти женским голосом спросил барон, останавливая могучего вороного жеребца.

– Владыка Бездны его знает, – отозвался рыжеусый дружинник с лишаем на щеке, тот самый, что вчера стоял у ворот. – А ну вперед, проклятые! Пошли, пошли!

– Ох, кто-то сегодня получит плетей, – лицо барона исказилось, – за удравшую из замка деревенщину. А если мы ее не поймаем, то этот «кто-то» будет отдан Чернокрылым.

Хирдеры одновременно побледнели, один, в котором Олен узнал командира разъезда, закашлялся. Псы, залаяв, побежали дальше, кавалькада устремилась за ними, и всадники скрылись за деревьями.

– Разрази меня Акрат, если я что-нибудь понимаю, – пробормотал Рендалл. – Такой переполох – из-за меня? Но почему, почему?

Отвечать никто не спешил. Деревья равнодушно покачивались под ветром, боги занимались своими делами, не обращая внимания в сторону затерянной на просторах Алиона чащи и на спрятавшегося в ней Олена. Где-то западнее дятел гулко колотил по стволу, точно забивая гвозди.

– Ладно, в любом случае надо сначала спасти собственную шкуру, – Олен развязал мешок, отломил от ковриги кусок хлеба и принялся жевать.

Проглотив последнюю крошку, прикинул по солнцу направление и зашагал на северо-запад.

План Олена был прост – глухими лесами, тянущимися вдоль границы с эльфами, дойти до границы баронства, а заодно и графства. Выбраться в герцогство Вителия, где ни ари Онистер, ни граф Файна не имеют власти. Там найти какое-нибудь селение, где слыхом не слыхивали о воинах в черных плащах, и наняться на работу.

Летом всегда есть нужда в умелых руках.

Шел целый день, не встретив никого. На ночь устроился у маленького торфяного озерца, вода в котором пахла тиной, а на берегах в изобилии водились лягушки, зато не было комаров. Лег спать на голодный желудок, а утром догрыз половину начавшей подсыхать краюхи и отправился дальше, через сумрачный еловый лес.

К полудню погода испортилась. Небо затянуло облаками и начало накрапывать, капли зашлепали по веткам и стволам.

– Если встретил в лесу ты девицу-красу, не теряйся и будь веселей, – замурлыкал Олен на ходу песню, какую обычно певал во хмелю баронский вербовщик, – ну а если в овраг тебя сбил злобный враг, то разрежь ему пузо скорей…

Допев второй куплет, Олен настороженно замолчал – показалось, что с запада ответило слабое эхо. Через несколько мгновений услышал голос, за ним еще один, потом треск сломавшейся ветки.

Кто-то, совершенно не скрываясь, двигался через лес.

Олен вытащил из мешка топор и осторожно зашагал туда, откуда доносились голоса. Шел мягким охотничьим шагом, обходя островки сухого мха и те места, где ветки лежали особенно густо. Старался держаться так, чтобы перед ним всегда были несколько деревьев.

Солнце прорвалось через облака, золотые лучи упали на лес. Заблестели осевшие на иголках капли.

– Как слепит-то, – произнес кто-то, и Олен разглядел засверкавший над кустами шлем, черный, с крылышками.

Судя по тому, на какой высоте он находился, его хозяин сидел в седле.

– И не говори, – прозвучал еще один голос, и стал виден второй шлем, рядом с первым.– А толку? Вроде лето, а холодно, словно в начале весны.

Олен отступил под прикрытие толстой ели, присел так, чтобы самому все видеть, но оставаться под защитой ветвей. Догадался, что тремя дюжинами шагов дальше – дорога, и что верховые едут по ней.

– Когда мы вернемся домой? – сказал первый всадник, и его конь выступил из зарослей, стала видна серебреная уздечка, сжимающие повод руки в перчатках, свисающий по конскому боку черный плащ.

– Скоро, как только поймаем и убьем этого ублюдка. Прятаться ему осталось недолго. Цастин снова пустил в ход след крови…

Олен вздрогнул, дернул себя за ухо. Лишь в этот момент вспомнил, что воины в черных плащах, которых барон назвал Чернокрылыми, служат магу. Всадники тем временем выехали на открытое место, стало ясно, что их трое, двое болтают, а третий дремлет прямо в седле.

– Зачем тогда мы патрулируем дороги? – осведомился передний, с узким и каким-то вогнутым лицом.

– А чтобы не пришлось долго за ним бегать, – ответил второй, широкоплечий и носатый. – Цастин умен, а баронские молодцы знают местность, так что мы перекрыли все щелочки. К вечеру этот парень будет в наших руках…

И на лице его появилась самодовольная улыбка человека, полностью уверенного в своих словах. Всадники проехали между двумя соснами, напоминающими колонны из желто-коричневого камня, голоса их затихли. Мелькнули и пропали среди стволов блестящие шлемы и черные плащи.

– Проклятье, – Олен в ярости ударил рукой по стволу, ель содрогнулась, длинные темно-зеленые иголки полетели на серый ноздреватый мох. – Что же делать? Что делать?

Один раз удалось ускользнуть, но теперь на выжившего обитателя Заячьего Скока началась самая настоящая облава. Чтобы уйти от нее, надо выдумать нечто совершенно необычное, пойти на такой шаг, что собьет с толку вооруженных магией преследователей.

Олен отогнал панику прочь, сжал виски ладонями и задумался.

На юге, востоке и западе его ждут, по следу идут Чернокрылые. Свободна дорога только на север. Там граница графства ближе всего, но лежат за ней земли эльфов. Когда-то проход туда был свободным, но двадцать лет назад после нескольких конфликтов хозяева Великого леса объявили, что любой человек, прошедший в их владения, будет убит. А затем маги зеленоглазых вырастили Засеку.

За ней ожидает верная смерть от острых белоперых стрел, но ждет она и тут, от мечей Чернокрылых.

– О великие боги, – Олен горько рассмеялся, заставив скачущую по ветвям белку настороженно замереть, – вы предоставили мне выбор, как именно сегодня умереть? Спасибо и на этом.

Он поднялся, отряхнул штаны на коленях и решительно зашагал на север. Эльфы пусть и убьют, но без злобы, просто уничтожат нарушителя границы. Чернокрылые, скорее всего, станут терзать, мстить за погибшего соратника, а то и вовсе по указке мага затеют какую-нибудь вычурную казнь.

Олен миновал небольшое болотце, где на тысячи голосов шептал тростник, воздух дрожал от комариного писка. Огромные и важные лягушки, сидящие на покрытых изумрудным мхом кочках, проводили его взглядами. Поднялся на поросший осинами холмик, и с него разглядел далеко на севере Засеку – линию из громадных дубов, поднимающихся над соседними деревьями словно взрослые над детьми.

Впервые Олен увидел ее почти десять лет назад, на первой своей долгой зимней охоте. Тогда они с отцом в погоне за кабаном зашли очень далеко на север, и когда из метели выступили исполинские деревья, молодой Рендалл подумал, что от усталости начал видеть несуществующее. От того момента в памяти осталось впечатление невообразимой мощи и сладкий запах желудей, совершенно невероятный посреди холодной зимы.

От воспоминаний отвлек донесшийся с востока резкий звук.

Олен глянул в ту сторону и выругал себя за беспечность – пока торчал на открытом месте, предаваясь воспоминаниям, один из патрулей Чернокрылых подошел достаточно близко и заметил беглеца.

Теперь всадники, нахлестывая лошадей, во весь опор мчались к нему.

– Просто так я не дамся, – вместо страха Олен почувствовал озлобление, дикую жажду крови. Он вытащил из мешка топор и побежал вперед, туда, где поднимались за зарослями дубы Засеки.

В лесу конный имеет над пешим не такое уж большое преимущество в скорости, а в густых зарослях и вовсе проигрывает. К несчастью для Олена, он бежал по редколесью, утыканному осинами и березами. Ноги гудели, горячий пот тек по лицу, в груди хрипело, но Чернокрылые неумолимо приближались.

– Стой! Стой, ублюдок! – долетел полный злобы крик. – Хуже будет!

«Размечтались» – подумал Олен, проскакивая между стоящими тесно деревьями. Один из сучков ткнул в бок, рубаха треснула, расставаясь с куском ткани, и тот повис на осине маленьким флажком.

Топор копыт надвинулся, стал громким. Олен прибавил ходу, а затем прыгнул в сторону и пригнулся. Что-то свистнуло над головой, а он резко распрямился и ударил назад топором. Просто махнул туда, где должен был находиться преследователь. Лезвие задело конский бок. Животное взвизгнуло и встало на дыбы, молотя копытами, а затем рухнуло, придавив всадника.

– Тварь! – второй всадник надвигался, вскинув руку с блистающим мечом, глаза его под крылатым шлемом горели ненавистью.

Олен замахнулся и швырнул топор. Тот перевернулся в воздухе один раз и обухом врезался Чернокрылому прямо в лоб. Раздался глухой звон, меч и шлем полетели в разные стороны. Всадник шлепнулся наземь, точно мешок с крупой, конь с испуганным ржанием помчался в сторону.

Третий из преследователей, самый молодой, с черными усиками, натянул поводья. Глянул туда, где копошился, выбираясь из-под бьющейся лошади, его соратник, и заметно побледнел.

– Не дай ему взять топор… – прохрипел упавший. – Иначе…

Олен развернулся и побежал на север.

Он хрипел и сипел, но не снижал хода. Засека медленно приближалась, дубы вырастали, поднимались к серому небу. Становились видны похожие на толстые руки ветки, морщины в коричневой коре, желуди размером с кулак. За спиной звучали сердитые голоса, потом вновь раздался конский топот.

Олен влетел под сень одного из дубов, едва не задохнулся от сладкого запаха. Под ногами зашуршали большие листья, выглядящие так, словно каждый вырезали из зеленого металла. Промчался мимо ствола толщиной с дом, споткнулся о выпирающий из-под земли корень и полетел наземь.

От удара из груди вылетело дыхание, но Олен сумел перевернуться на спину. Разглядел черный силуэт мчащегося на него всадника и потянулся к ножу, понимая, что не успеет…

Чернокрылый поднял меч, закричал что-то торжествующее, но вопль его быстро перешел в хрип. Молодое лицо исказилось, конь остановился, словно налетел на стену. Корчащийся всадник вывалился из седла, а наземь упал иссушенный труп, по траве заскребли рассыпающиеся на фаланги пальцы.

Олен ощутил тошноту, поспешно отполз в сторону.

– Вот она какая, Засека, – пробормотал он, – никто с оружием не пройдет через нее в земли эльфов. Дубы просто высосали из него жизнь, как воду из почвы. И никаких стрел… Как здорово, что я избавился от топора…

Конь нервно захрипел и умчался туда, где один Чернокрылый пытался привести в чувство второго. С той стороны донесся полный горя вопль, сидящий вскочил и замахал руками.

– Что, получили, уроды? – проорал Олен, поднявшись на ноги. – Надеюсь, вы все сдохнете в жутких мучениях!

Он кричал бы еще долго, но силы неожиданно быстро закончились, покинули измученное тело. Олен размял ноющее плечо и зашагал прочь от превратившегося в костяк трупа. Прошел под дубом и на мгновение остановился, будучи не в силах поверить в то, что увидел дальше.