Глава 21

Было уже одиннадцать часов, когда Сет остановил запряженную в двухместную коляску лошадь перед домом Вандерлинов. Бал, судя по громким возгласам и яркому свету, был в полном разгаре.

Смех и веселая музыка, доносившиеся из внушительного кирпичного здания, наполняли темную улицу теплом, сравнимым разве с сотней горящих фонарей. Мужчины, курившие и говорившие о вещах, не предназначенных для женских ушей, сгрудились в небольшие кучки на просторном дворе, а женщины в разноцветных нарядных платьях отдыхали на красивой веранде, сплетничая за спинами своих поклонников.

Для большинства людей эта картина показалась бы приятной. Но Сету вся эта сцена напоминала червивое яблоко, необычайно привлекательное снаружи и отвратительное внутри, гнилой сердцевиной которого была сама Луиза Вандерлин со всей своей фальшивой добродетельностью.

Заплатив пареньку, чтобы тот присмотрел за лошадью и коляской, Сет провел Пенелопу по длинной мощеной дорожке, ловя восхищенные взгляды присутствующих. Он улыбнулся, когда до него донесся шепот женщины, находившей его ослепительным мужчиной из сказки. Да какой мужчина не будет казаться ослепительным, ведя под руку такую красавицу, как Пенелопа? Продолжая улыбаться, он протянул горничной у входа пригласительные билеты, затем прошел в красиво отделанный холл.

По внешнему виду этого холла с богато украшенными стенами и изящными резными перилами лестницы можно было сказать, что у Луизы отличный вкус. Сет не рассчитывал увидеть такую элегантную обстановку. Ему были известны размеры всех доходов и убытков Вандерлинов, вплоть до последнего пенни.

Возможно, когда им придется продать этот дом, что случится уже скоро, он купит его и сожжет дотла. И это полыхающее здание станет символом разрушенных надежд и разбитой мечты.

Сет точно знал, что скоро его месть осуществится, но не ощущал никакого удовлетворения от этого. Его охватили странная растерянность и страх. И когда он остановился возле входа в бальный зал, чтобы отдать шляпу и накидку аккуратно одетой прислуге, этот страх превратился в настоящую панику.

«Хватит быть трусливым идиотом», — приказал он себе, недовольный своей собственной бесхребетностью. Разве не об этом моменте он мечтал? Не он ли все так тщательно спланировал? Он должен чувствовать радость, приятное возбуждение, видя, как осуществляется его мечта. И вот он стоит, парализованный страхом, боясь встречи с женщиной, которая была его матерью.

— Ты ее видишь? — спросила Пенелопа.

Сет недоуменно посмотрел на нее.

— Твоя мать. Она здесь? — Она кивнула на мелькавших перед ними людей. Пока он пытался разобраться в причинах своей трусости, оказалось, что они уже прошли в переполненный зал и теперь стояли возле дальней стены.

— Ну и что?

Когда она спросила в третий раз, Сет покорно осмотрел яркую разноцветную толпу, внимательно вглядываясь в каждую светловолосую женщину, которая присутствовала в зале. Наконец он отрицательно покачал головой. Как ни странно, отсутствие Луизы принесло ему больше беспокойства, чем облегчения.

— Ты уверен, что она здесь будет?

— Готов поклясться в этом своей жизнью.

Пенелопа задумалась на мгновение.

— Может быть, она в комнате отдыха для женщин. Если ты мне скажешь, кто она, я разыщу ее. — Прекрасные глаза девушки, в изумрудной глубине которых светилась нежность, умоляли его раскрыть ей свою тайну. Доказать, что он действительно доверяет ей.

Сет с сожалением покачал головой.

— Не могу. Пока не переговорю с ней сам. Наедине.

Она отвернулась, но он успел заметить горькое разочарование в ее взгляде. Чувствуя себя самым большим идиотом, что стало довольно привычным ощущением для него в последнее время, он попытался загладить нанесенную обиду:

— Это не потому, что я не доверяю тебе. Если бы это касалось только меня одного, я бы сразу же сказал тебе. Но здесь затронуты чужие чувства и репутация, и совершенно ясно, что я должен вначале переговорить с ней лично, чтобы не причинить вреда этими разоблачениями.

Но его нисколько не беспокоили чувства Луизы Вандерлин или ее репутация. Он просто не хотел, чтобы Пенелопа присутствовала при выяснении отношений между ним и Луизой. Он боялся раскрывать ей свои планы в отношении Луизы.

Пенелопу не убедили его объяснения, ее плечи остались напряженными, она даже не посмотрела в его сторону.

— Мисс Лерош? — Перед ними возник довольно невзрачный молодой человек с зачесанными назад волосами и в новом, с иголочки, костюме. Его щека слегка подергивалась от нервного тика, когда он страстно смотрел на Пенелопу.» — Вы позволите пригласить вас на танец? — Он бросил в сторону Сета обеспокоенный взгляд. — Конечно, с вашего разрешения, сэр.

Сет недовольно нахмурился, глядя на поклонника Пенелопы.

— Позже. Сейчас мы с мисс Лерош заняты беседой.

Парень смущенно опустил голову и собрался уходить, когда его остановил голос Пенелопы:

— Подождите! — Когда он повернулся, она нежно улыбнулась и протянула руку. — Я с удовольствием пойду танцевать с вами, сэр.

Новоиспеченный кавалер заколебался, неуверенно посмотрев на Сета. Нахмурившись, тот нехотя кивнул в знак согласия.

Сет стоял довольно долго, наблюдая, как Пенелопа и ее партнер быстро кружились в виргинской кадрили. Он прекратил высматривать Луизу, убеждая себя, что вначале ему нужно все уладить с Пенелопой. Но когда кадриль закончилась, Пенелопа была мгновенно подхвачена новым партнером в быстром вальсе, и Сет понял, что больше не может откладывать своего дела. По жадным взглядам, которые бросали на Пенелопу мужчины, проигравшие скачки и поэтому обязанные платить по десять долларов за танец, Сет понял: ему придется ждать всю ночь ради того, чтобы сказать ей хоть пару слов.

Новая волна страха охватила его, а голова начала просто раскалываться от боли. Сет осторожно пробрался сквозь толпу и вышел в холл. Здесь было прохладнее, свежий ночной ветер врывался в открытую переднюю дверь, приятно охлаждая его разгоряченные щеки. Он остановился, решая, как лучше действовать, и массируя разболевшуюся голову. Возможно, в этих историях о внутренних повреждениях и фатальном исходе после них есть некоторая доля правды.

Выбросив из головы эту неприятную мысль, он прошел к открытой парадной двери. Как радушная хозяйка, Луиза могла находиться на крыльце среди гостей.

Но там ее не было. Не оказалось ее и на лужайке перед домом, и в саду. Сет расстроился и вернулся в дом, его все больше охватывало нетерпение. Он сел на нижнюю ступеньку лестницы в опустевшем холле, изучая коридор, который вел в противоположную от бального зала часть дома. Спустя минуту в коридоре появилась Луиза.

Сет поднялся на ноги. Слабость и головокружение снова охватили его, на этот раз с такой силой, что он едва не упал на колени. Невольно застонав, он схватился за перила, покачиваясь, как тонкое деревце на осеннем ветру, и дожидаясь, пока пройдет этот приступ.

Однако на этот раз головокружение прошло не сразу. И пока он стоял, уцепившись за перила, стремясь изо всех сил подавить приступ тошноты и не упасть, почувствовал, как сильная рука обхватила его за талию.

— Сэр, вы хотите присесть на ступенях или сможете дойти до кабинета? — В голосе Луизы прозвучало неподдельное беспокойство. — Вы могли бы прилечь в кабинете.

Сет поднял голову и взглянул матери прямо в лицо. Даже сквозь туман, застилавший ему глаза, он увидел, как изменилось выражение ее лица и вместо сочувственной заинтересованности появилось замешательство, сосредоточенность на каком-то внезапном подозрении. Потом, словно отгоняя прочь нелепую мысль, она покачала головой, и ее лицо прояснилось.

Если бы Сет не чувствовал себя так плохо, он бы скорее всего хмыкнул. Он был готов побиться об заклад и своей судьбой, и ленточкой-талисманом, что точно знает, о чем она думает. Вместо этого он пробормотал:

— Думаю, я смогу пройти в кабинет.

Она кивнула и улыбнулась.

— Хорошо. Вам лучше прилечь.

Луиза проводила его до просторного кабинета, красиво отделанного в розоватых и голубых тонах.

Боль в голове Сета сделалась пульсирующей, почти невыносимой, и когда он улегся на обшитую розовой парчой софу, словно яркая вспышка ослепила его. Потом все сделалось черным.

Сет медленно выбирался из уютной темноты, чувствуя, как что-то холодное и мокрое прикасается к его лицу.

Что за черт? — удивился он, его сознание медленно прояснилось. Музыка? До него доносились музыка и отдаленный гул голосов. Он упрямо попытался поднять налитые свинцом веки, стараясь припомнить, где находится, и определить, сколько сейчас времени.

«Концерт? Нет… бал, — вспомнил он, услышав быстрые ритмы мазурки. — Но где? Луиза!»

Сет резко сел, его глаза сразу открылись, когда все события этого вечера промелькнули в памяти. Он уставился на женщину, сидевшую возле него, а она нежной улыбкой ответила на его взгляд. Луиза придвинула к софе один из дюжины стульев красного дерева, стоявших возле дальней стены, и смачивала его лицо мокрым полотенцем, которое сейчас держала в руке.

Положив ему на плечо крепкую руку, она заставила его снова лечь, сказав при этом:

— Отдохните. Вы были без сознания.

Без сознания? Он припомнил свою жуткую боль и быстро прикоснулся к вискам. К счастью, когда сейчас он садился, не ощутил ни малейшего головокружения, и если не обращать внимания на нывший шов, то голова совсем не болела.

— Я долго был без сознания? — наконец спросил Сет.

— Всего несколько минут. Я послала служанку за доктором. Судя по вашему виду, он вам необходим.

Сет потряс головой, боли не было.

— Вам не следовало беспокоиться. Доктор Ларсен уже осмотрел меня сегодня вечером. Я в порядке.

Нахмурившись, Луиза положила руку ему на лоб, будто проверяя температуру.

— Мужчины не теряют сознания, если они в порядке.

Этот материнский жест тронул его до глубины души, вызывая такой стихийный отклик, что вся его неприязнь съежилась под этой усмиряющей силой. Сету так страстно захотелось положить голову к ней на колени и умолять ее погладить ему волосы, как делают все матери, успокаивая своих плачущих детей. Ему хотелось услышать ее ласковый голос, почувствовать нежную привязанность и заботу, которую любящая мать дарит своему дорогому сыну.

«Но ты не дорогой сын, а она никогда не была твоей любящей матерью», — напомнил он себе. Угнетающие картины трудного детства одна за другой промелькнули у него в памяти.

Горечь, смешавшись с яростью и разочарованием, иссушила и сожгла его безрассудные желания, обратив их в ненависть. И ему очень хотелось сорвать с нее маску фальшивого благородства. Снова сосредоточившись на своей цели, Сет сбросил ее руку со своего лба и сел.

Его чувства ясно отразились на лице, и она резко отстранилась, глядя на него с внезапным беспокойством. Некоторое время они просто смотрели друг на друга, в его взгляде сквозили ярость и обида, а в ее глазах смешались недоумение и недоброе предчувствие.

Надменная улыбка медленно раздвинула губы Сета.

— Луиза Ван Кортланд, — наконец вымолвил он, четко выговаривая каждую букву, словно судья, объявляющий смертный приговор.

Она прищурилась:

— Разве мы знакомы, сэр?

Он наклонился так, чтобы свет лампы хорошо освещал его лицо.

— Ну, узнаете? — цинично спросил он.

Луиза нахмурила брови, словно сосредоточенно заглядывала в самые дальние уголки своей памяти.

— Кажется, я видела ваше лицо, но мне не приходят на ум ваше имя и наше знакомство.

— Вы не помните нашего знакомства? — Он хрипло рассмеялся. — Полагаю, вы предпочли забыть о нем.

— Странно, но я гораздо лучше помню тех, кого предпочла бы забыть, — с вызовом ответила она. — Особенно если предчувствую, что они могут причинить мне боль, что, судя по вашему тону, собираетесь сделать и вы.

— Правда? И много таких людей вы знаете? — полюбопытствовал он. Его ловушка сработала и была готова захлопнуться.

Она пожала плечами.

— Есть несколько человек. Но это не важно.

— Последствия моего гнева могут оказаться весьма важными, даже разрушительными. — Он откинулся назад и ухмыльнулся. — Кстати, не отвернулась ли от вас удача в последнее время?

Луиза заметно напряглась, ее глаза больше напоминали сейчас сверкающие щелочки.

— Судя по вашему вопросу, сэр, очевидно, что ответ вам известен.

— Вы очень проницательная женщина, миссис Вандерлин… Хотя такая проницательность является фамильной чертой Ван Кортландов, так же как ум, жестокость и… сумасшествие.

Она проглотила наживку.

— Так кто вы?

Ловушка захлопнулась.

— Люди называют меня Сетом Тайлером. — Он сделал многозначительную паузу. — Вы можете называть меня сыном.

— С-сын? — Кровь отхлынула от ее лица, и в какой-то момент Сету показалось, что она упадет в обморок. Но Луиза удивила его, когда наклонилась вперед и почти благоговейно прикоснулась к его характерному для Ван Кортландов подбородку. — О… как я могла быть такой слепой. Ты так похож на своего отца!

Сет отдернул лицо, разозлившись как от нежности, прозвучавшей в ее голосе, так и от ее прикосновения. Стремясь сорвать с нее маску добросердечности и радушия и показать ее подлинное злобное лицо, он выкрикнул:

— Как это сходство должно ранить вас. Но разве такой хладнокровный убийца, как вы, может испытывать боль, стыд или сожаление?

— Убийца?! — громко воскликнула Луиза, страшно пораженная его словами. — Я… я не понимаю.

Она играла хорошо, надо отдать ей должное. Настолько хорошо, что если бы он не знал о ее злобной натуре, то был бы одурачен, поверив в ее простодушие.

К несчастью для нее, Сету было известно, что она за чудовище.

— Не надо хитрить со мной, мама, — прошипел он, выплюнув последнее слово так, будто во рту у него было отравленное вино. — Мне все известно о вас и о том, как в своем эгоизме вы приказали меня, своего нежеланного, незаконнорожденного сына, убить после рождения.

К удовлетворению Сета, ее лицо сделалось пепельно-бурым.

— Я… я никогда не приказывала убить тебя. — Ее голос задрожал от волнения. — Это дело рук моего отца. Он не хотел, чтобы что-то нарушило его планы выдать меня замуж за нашего соседа. Я узнала о его вероломстве только через семнадцать лет.

Она соскользнула со стула и прижалась к его коленям. Сжав его руки своими дрожащими пальцами, она с жаром воскликнула:

— Да я полюбила тебя с того момента, как ты появился на свет. Я чуть не сошла с ума от горя, когда через несколько часов мне сказали, что ты умер. Ты был для меня всем в жизни.

Возненавидев ее еще больше за то, что она сказала те слова, которые он когда-то так отчаянно стремился услышать, и зная, что она лжет, Сет грубо оттолкнул ее руки.

— Приберегите свою ложь для кого-нибудь другого. Это вас не спасет. Мне известна правда, и эта правда дает мне право уничтожить вас.

— Но ты не знаешь правды! — запротестовала она, снова пытаясь взять его за руки, как будто это могло повлиять на его разум. — Если бы ты только выслушал…

— Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать ваши россказни о материнском горе, — грубо перебил он. — Наверняка они придуманы очень изобретательно и способны вышибить слезу у непосвященных. Так что оставьте свое красноречие.