В общем, едва переправившись через Кай — на темном суденышке, шедшем почти беззвучно, — мы пустились вперед на перекладных и в первую же ночь покрыли значительное расстояние. Лишь на несколько часов остановились мы в какой-то придорожной корчме, чтобы поспать. Я едва не засыпала в седле и кое-как доплелась до комнатушки, которую нам предложили, где рухнула как подкошенная поперек кровати и мигом уснула. Вариену, должно быть, пришлось меня разворачивать, прежде чем улечься самому.

...Когда мы проснулись, был уже день. Мы все спали в одной комнате; Релла встала раньше всех и была поглощена разговором с каким-то человеком в дверях. Наконец, закрыв дверь, она развернулась и мрачно оглядела нас.

— Менее часа назад пронесся слух о целителях Марика. Они знают, что это тебе нужна была помощь в «Трех Государях», девонька, однако им не известно, куда ты отбыла. Последний раз тебя видели в Кайбаре. Так что чем дальше мы уберемся, тем лучше.

— Госпожа, а они не смогут предположить, что мы отправились на поиски более могучих целителей в Верфарен? — спросил Вариен. До этого он целый день отмалчивался. — Должно быть, им известно, что Ланен нездорова.

— Я надеюсь на скорость, что сейчас в нашем распоряжении: она должна нас спасти, — ответила Релла, сгребая в мешок свои пожитки. — Мы раскусили Марикова целителя и, зная, что он доложит о нас, поспешили убраться подальше — так, скорее всего, они и думают. И наименее вероятно, что они станут разыскивать нас в Южном королевстве, где сейчас находится Марик.

Мы посмотрели на Реллу: слова ее показались нам не слишком убедительными. Она подняла взгляд.

— Хоть так, и то ладно. А что, у кого-нибудь найдется предложение получше?

— Да нет, — ответила я и поморщилась. Боль возвращалась ко мне, а голоса с утра звучали в голове чересчур громко, да еще и спина ныла неимоверно. — Коли едем в Верфарен, так поехали. Там я хотя бы смогу достойно подлечиться, прежде чем они найдут меня и прикончат.

Релле, похоже, такая мысль показалась забавной.

Мне же — ничуть. Впрочем, она не знала — я не говорила ни ей, ни кому бы то ни было, — что из меня снова начала идти кровь. Теперь поясница у меня ныла беспрестанно, а езда верхом лишь усугубила боль. Есть я опять не могла: съеденное тут же начинало проситься наружу. Я чувствовала себя вконец несчастной, но была благодарна, что бешеная скачка почти не оставляла нам времени на то, чтобы поговорить.

Самое странное было то, что во время этого неистового бегства мысли мои все время обращались к моей матери. Я обнаружила, что мне до отчаяния хочется поговорить с Джеми о Маран Вене, услышать все, что он способен мне о ней рассказать. Но на самом деле мне и самой очень хотелось пообщаться с нею — хотя я бы предпочла скорее добрую перебранку. В былые свои годы я чуть ли не ненавидела ее, однако с возрастом мне стало казаться, будто это детское чувство обиды во мне постепенно угасло, — и вот теперь я вдруг обнаружила, что заново переживаю все тот же безудержный гнев. Я злилась сейчас даже на Хадрона — за то, что он был таким холодным и бессердечным по отношению ко мне на протяжении многих лет. До чего же глупо! Хадрона не было в живых вот уже полгода; минувшей осенью я узнала от Джеми, что Хадрону с самого моего рождения было известно, что он не является моим отцом, что я ему никто, и все же он держал меня в Хадронстеде в память о Маран, единственной женщине, которую он когда-то любил. Однако сердце не всегда согласно снисходительно относиться к другим, особенно когда ты в таком состоянии.

Но в душу мне закралось и кое-что похуже, к чему другие уже не имели никакого отношения. Мне невыносимо стыдно признавать это, но где-то в тайниках своей души я была обозлена на ребенка, которого носила под сердцем. Знаю, что звучит противоестественно, и я бы отвергла это, кабы могла, но что было, то было. Все просто: мне сказали, что ребенок не сможет пережить собственного рождения, и я злилась на него за то, что он тащил за собою и меня. И пусть в тот чудесный день, проведенный нами в Кайбаре, мы с Вариеном уже представляли себя родителями, я все же понимала, что скорее всего обречена на внезапный и страшный конец, — и это сейчас, когда я едва начала жить! Я была рада, что пока нам не до разговоров, и изо всех сил постаралась закрыть Вариену доступ к своим мыслям...

Весь день мы ехали почти без остановок, подгоняя и лошадей, и себя, а через каждые двадцать — двадцать пять миль достигали очередной подставы и пересаживались на новых скакунов. Бедные животные несколько дней будут ни на что не годны, но они все были молоды и привыкли к подобным испытаниям, поэтому особо мы за них не переживали. Зато каждый день мы покрывали более сотни миль, шесть раз при этом меняя под собой лошадей. Это было так удивительно!

При такой прыти мы, вполне возможно, достигли бы Верфарена уже через день.

Могу догадаться, о чем вы думаете, особенно те, которые сами вынашивали детей. Как же, мол, я была способна на такое? Разве не мучили меня нестерпимые боли? Мучили, и еще какие. А разве от езды верхом боли не усиливались? Разумеется, усиливались. Но что вы от меня хотите? Я была вынуждена скакать быстрее ветра к единственному месту во всем Колмаре, куда не следовало соваться, ибо только так могла спасти себе жизнь. Демоны громко и пронзительно свистели в свои дудки, и я выплясывала так, точно хотела вдоволь натешиться перед смертью, которая, вполне вероятно, уже подбиралась ко мне.

...Мы остановились чуть севернее Элимара, столицы Южного королевства. Релла вновь подыскала для нас постоялый двор. За постой там брали многовато, но местечко было опрятным, а еда вполне приличной. Едва мы расположились, как Релла нас ненадолго покинула, однако к ужину воротилась.

— Я позаботилась кое о чем: вскоре сюда явится очень неплохой целитель, он тобою займется, девочка моя, — сказала она, весьма собой довольная. — Однако не раньше, чем мы поедим, так что пойдемте-ка за стол.

Я вздохнула с облегчением, услышав такую новость; но съесть так ничего и не смогла. Едва мы прибыли, я тут же решила переодеться — и обнаружила, что мне придется менять все свое нижнее белье. Даже мне было понятно, что крови выходит слишком уж много. Угроза смерти начала проступать со всей очевидностью. Я пыталась закрыть глаза на боль, но теперь малейшее движение давалось мне с трудом; к тому же я начала чувствовать легкое головокружение от потери крови. Я забормотала было Релле слова благодарности, но Джеми перебил меня. Он был задумчив и ворчлив с тех пор, как мы покинули Кайбар, но не желал говорить мне, что его тяготит. А сейчас по лицу его было видно, что в душе у него творится настоящая буря, — я решила, что настало время всем нам узнать о его думах.

— Довольно! — выговорил он резко, изо всех сил стараясь говорить потише; его обуревал гнев. Я знала, к чему все клонится, и заерзала на стуле. — Зачем, госпожа Релла?

— Что зачем? — переспросила она, отрывая кусок от каравая на столе. — Как же я проголодалась, провалиться мне на месте! Передай мне масло, Ланен, будь добра.

— Зачем тебе все это? — проговорил Джеми, воззрившись на нее. — Разыскивать целителей, договариваться о перекладных лошадях — вряд ли это часть твоей работы!

Релла глянула на него, слегка смутившись. И не только она.

— К чему сомневаться в дарах Владычицы? — ответила она негромко. — И потом, ты ведь знаешь, что я выполняю задание.

Джеми рубанул рукой по воздуху.

— Да это вздор! — рявкнул он. — Никто не в силах заплатить Службе столько, чтобы нас всех обеспечили перекладными, — никто, даже Маран.

— Что?!

Возглас сорвался у меня с губ сам собой, я ничего не смогла поделать. А оброненного не воротишь — остается лишь слушать. Ну что ж. Я постаралась не обращать внимания на головы, повернувшиеся ко мне со всех углов зала, — должно быть, вскрикнула я довольно громко. Я заговорила потише:

— То есть как это понять — даже Маран? При чем тут еще и моя мать? — спросила я. Для меня все это оказалось довольно неожиданным, даром что Маран до этого весь день не выходила у меня из головы, как я уже говорила.

Релла нахмурилась и покачала головой, глядя на Джеми. Но он повернулся ко мне и сказал сурово:

— Релла работает на нее. Маран платит ей за это. С самого первого дня, когда она ступила вместе с тобой на корабль листосборцев минувшей осенью. С тех самых пор, как вы познакомились. Ты не знала об этом?

— Что? Нет! Я думала... Релла, ты ведь говорила, что Безмолвной службе нужен Марик, ты ни разу... ну, то есть ты, конечно, говорила мне, что знаешь Маран... Проклятье! — вырвалось у меня. — Бубны Преисподней! Джеми, язви тебя в душу! — Я чувствовала себя донельзя глупо и была рассержена: мне казалось, что меня предали. — Опять меня выставляют полной дурой, да?

— Подозреваю, что не тебя одну, а нас всех, девочка, — проговорил Джеми. — Но я не желаю дольше пребывать в неведении. — Он повернулся к Релле. — Ну что?

Продолжая есть, она прервалась лишь на миг, чтобы ответить.

— Я не скажу ни слова, пока не наемся — и пока Ланен не осмотрит целитель. А потом спрашивайте меня, о чем хотите. Только сейчас не приставайте. Я голодна.

Выбора у нас не было. Мы подчинились и принялись за еду. Я не чувствовала совершенно никакого вкуса — впрочем, съела я всего ничего: состояние мое было поганым, и я опасалась, что обильный ужин тотчас же полезет наружу. Поужинав, мы все отправились наверх, в тесную комнатушку, где стояло четыре кровати, занимавших почти все свободное место. Чтобы войти, пришлось протискиваться боком вдоль стены.

Я заползла в ближайшую от меня постель. Мне сделалось совсем худо: дневная тряска давала о себе знать. Но едва мы все оказались внутри и закрыли за собою дверь, Джеми сейчас же повернулся к Релле: он был мрачным и хмурым, и на лице у него читалась угроза. Я сейчас же забыла о своем состоянии.

— Итак, сударыня Релла, — проговорил он, — может, сейчас изволишь объяснить, во имя всех Преисподних, в чем дело?

— Ты ко всему подходишь излишне сурово, Джеми, — покачав головой, ответила она. — Но ты теряешь голову. Подумать только: говорить о таких вещах в общей зале! Нет, право. Стоило тебе спросить — кому надо, услышали.

— Госпожа Релла, — произнес мягко Вариен, не давая Джеми ответить, — яви же нам свою любезность: время приспело — к чему скрывать друг от друга истину?

Речи его застали ее врасплох. Конечно, она знала, кто он такой, но, как мне кажется, все же иногда забывала, что значит прожить на свете столь долгую жизнь. И вот теперь на нее смотрели эти проницательные темно-зеленые глаза, а голос, обращавшийся к ней, звучал столь учтиво... Недаром говорят, что взгляд дракона опасно глубок...

— Да, господин мой дракон, думаю, ты прав, — произнесла она со вздохом. Потом, повернувшись ко мне, улыбнулась: — А знаешь, ты так на нее похожа. Я знаю Маран с тех пор, как она явилась в Бескин, спустя года полтора после твоего рождения. Все это время она была мне доброй подругой, помогала мне в разных делах, хотя и знала, кто я такая и чем занимаюсь. Она для меня — лучший друг на свете, Ланен. Когда я прослышала, что она хочет нанять меня для того, чтобы следить за тобой, я находилась в Илларе. И сейчас же поспешила в Корли, чтобы наняться на этот треклятый корабль, вот и отправилась в плавание. Я думала, что плыву навстречу гибели, — однако я уже говорила, что ради Маран готова была присматривать за тобой. Ты ведь дочь самой дорогой моей подруги. Да, Джеми, она мне заплатила. И сейчас еще платит. Вернее, платит Безмолвной службе. Но сама я ни за какие деньги не согласилась бы отправиться в это плавание, как и не стала бы добиваться, чтобы нам предоставили этих почтовых скакунов.

Она проложила себе путь через загроможденную кроватями комнату и, остановившись перед Джеми, вдруг влепила ему оплеуху.

— Негодяй! — проговорила она негромко, но с внезапным жаром. — Как ты мог, пропутешествовав со мной столь долго, так мало меня узнать? Да, я занимаю сан младшего руководителя Безмолвной службы и сама вольна выбирать себе работу. Да, когда доходит до дела, у меня больше преимуществ, чем у иных прочих. Да, я собиралась попросить вас с Ланен рассмотреть возможность снабжения Службы добрыми скакунами. Но это не значит, что я все делаю лишь за деньги, и не надо думать, будто я только того и жду, чтобы использовать вас в своих целях, а то и вовсе предать. Любого из вас, кого бы то ни было. Я заботилась о Ланен с самого первого дня нашего знакомства, несмотря на то что у нас существуют особые предписания на этот счет, и мне известно, как ей сейчас плохо, хотя ты сам даже ни разу не удосужился поинтересоваться. Я позаботилась и о том, чтобы как можно быстрее добраться до места, и о том, чтобы разыскать Ланен приличного целителя, а все потому, что мне вовсе не наплевать, что ее ожидает, и не только из-за того, что она дочь Маран. — Ярость в ее голосе была почти осязаемой. — Может, я и дура, но с недавнего времени я начала испытывать кое-что и к тебе, Джемет из Аринока, будь я проклята! Но знаешь что, катись-ка ты в Преисподнюю, да не забудь ворота за собой закрыть!

Она проковыляла к двери и обернулась, поглядев на меня. Я прекрасно понимала, что означает выражение ее лица. Взгляд ее словно говорил: «Я скорее изжарюсь в пекле, чем позволю себе разреветься». Я лишь промолчала.

— Когда явится целитель, я отошлю его сюда, девонька. И не ждите меня сегодня.

Я кивнула.

Она вышла, хлопнув дверью.

Джеми не проронил ни сова. Он стоял разинув рот, и на смуглой его щеке хорошо был заметен пунцовый след от пощечины. Вполне заслуженной, по-моему.

— Если ты сейчас же ее не вернешь, Джеми, знать тебя не желаю больше! — проговорила я. Он уставился на меня. Вознеся взгляд к потолку, я коротко взмолилась, чтобы Владычица наделила меня терпимостью. — Болван! Она ведь только что сказала, что любит тебя. Ты что, оглох?

— Чего? — переспросил он с глупым видом. — Но ведь она... она ударила меня, она сказала, что...

— Ступай за ней. Живо. Валяйся у нее в ногах, проси прощения, делай что угодно, но только догони ее, — сказала я. — Во имя Шиа, не заставляй меня вставать с постели и понукать тебя, иди же!

Совершенно оторопев, он вышел из комнаты и затворил за собою дверь.

Я повернулась к Вариену: он стоял с отвисшей челюстью, ничуть не лучше Джеми.

— Ланен! Почему это произошло?.. Нет, мне никогда не понять!..

Я усмехнулась:

— Не понять женщин гедри?

— Любых, не только гедри! — ответил он с улыбкой. — Жены кантри во всем столь же непостижимы, как ты и госпожа Релла. — Он погладил меня по волосам и добавил уже более серьезно: — Но больше всего, дорогая, меня тревожит то, что Джеми вдруг ни с того ни с сего ополчился против друга. Я-то думал, он восторгается госпожой Реллой.

— Это так, любовь моя. В том-то и вся загвоздка. Я знаю Джеми гораздо лучше, чем ты, — произнесла я с трудом, откинувшись на спинку кровати. От возбуждения у меня вновь разболелась голова, а внизу живота кололо и щемило, точно все демоны мира разом принялись щипать мне внутренности.

— Это все из-за почтовых лошадей... Я поинтересовалась у Реллы: оказывается, такая услуга куда как недешева, тут нужно целое состояние, и Джеми это известно лучше, чем мне. Думаю, она уже начала ему по-настоящему нравиться, но когда вышло, что она вон как добра к нам, в нем пробудились подозрения. Так уж он устроен, — добавила я, как бы извиняясь. — Это у него из-за недоверия к людям... нет, пожалуй, из-за недоверия к женщинам, — поправилась я. — С женщинами он никогда не был счастлив.

Вариен нахмурился:

— Еще одна тайна. Я достаточно наблюдал за ним, за твоим нареченным родителем. Он благороден и смел, мастерски владеет мечом и знает тайны иного искусства — возделывания земли, дающей пищу. Сердце у него честное, готов поклясться. Как же такому мужчине не удалось обрести подругу?

С каждым вздохом мне становилось все хуже и хуже, но я знала, что вскоре должен прибыть целитель, и отгоняла боль.

— Наверное, это из-за того, что он оставался со мною в Хадронстеде, — промолвила я, радуясь, что можно отвлечься и о чем-то поразмыслить. — Для любой женщины в округе он слишком уж незауряден: им ведь нужен простой фермер, а он не таков.

Вариен улыбнулся, глядя мне в глаза.

— Да уж, это верно, — согласился он. — Да и ты не так уж проста. — Нагнувшись, он поцеловал меня; теплые его руки нежно легли мне на спину, а губы были настойчивыми и страстными. Владычица свидетельница, я чувствовала себя настолько ужасно, что мне было не до страсти... Хотя это помогло ненадолго отвлечься.

Особенно когда он продолжил свою речь на Языке Истины. Так ему всегда удавалось склонить меня к своей воле: обычная телесная страсть объединялась с восхитительным голосом, дивным эхом раздававшимся в тиши моего сердца, а древний разум моего супруга перемешивался с моим, чтобы породить нечто совершенно новое.

«Ты моя дорогая возлюбленная, Ланен, и песнь моей души наконец-то сложена. Я уже думал, что не смогу любить тебя еще сильнее, отдав тебе все, что только способен был отдать, но тут — о чудо! я узнаю, что ты носишь под сердцем нашего ребенка, и любовь с новой силой переполняет меня неистовой страстью, подобно бурным вешним водам, и вся эта любовь принадлежит тебе, Ланен, Ланен Кайлар, Кадреши-на Вариен!..»

И тут как раз вошел целитель. «Вовремя», — подумала я, хотя благодаря Вариену ненадолго позабыла о своих муках. Я лишь мельком задумалась, намеренно ли Вариен так поступил или случайно. Когда позже я поразмыслила над этим, то решила, что скорее всего намеренно.

Целитель представился: оказалось, что его зовут Джан. Он спросил, что меня беспокоит, а сам тем временем воззвал к своей силе, мягко направив ее на мои ноющие кости. На этот раз я даже ощутила его силу — холодную, голубоватую, — и едва боль оставила меня, как я разрыдалась от облегчения. Когда самое худшее было позади, я смогла расслабиться и дала ему спокойно работать. Но, закончив свои действия, он остановил на мне долгий взгляд и нахмурился.

— Госпожа, известно ли вам, что ваш ребенок губит вас?

— Да, известно. Нельзя ли что-нибудь сделать? — спросила я.

Вновь направив на меня свою чудодейственную силу, он принялся что-то высматривать, долго и пристально. Потом, видно, попробовал что-то применить, но стоило ему увеличить поток своей силы, как меня пронзила нестерпимая боль. Я завопила, он сейчас же остановился и принялся извиняться.

— Госпожа, я не знаю, что тут можно сделать, — сказал он, вновь направляя на меня свое сияние, но на этот раз чтобы унять боль, которую сам же и причинил. Лицо у него было хорошее, доброе, но в глазах у него я видела скорбь. — Я знаю лишь одного мага, который мог бы вам помочь. Это магистриса Эрфик из Верфарена. Она мудра и могущественна, а небывалое ее мастерство проявляется наиболее ярко как раз в помощи при родах. — На этом он мог бы и остановиться, но совесть не позволила ему умолчать. — Госпожа, прошу меня простить, но я должен поведать вам кое-что. Я приостановил боль и кровотечение, однако вскорости все это повторится, особенно если вам придется путешествовать и дальше. Вы... простите, но я должен подготовить вас... — Он был в сильном смятении. Но в то же время оказался очень храбрым. — Вам следует осознать, насколько вы сейчас недалеко от смерти, госпожа. Я вижу, вам не занимать силы, но вы должны мне поверить. Я кое-что сделал, но это поможет вам продержаться каких-нибудь несколько дней. Однако если вы вздумаете вновь скакать верхом, как сегодня, помощи моей хватит лишь до завтрашнего вечера. Вам следует остаться здесь и отдохнуть!

Я сидела перед ним на кровати. Все еще чувствовалось легкое недомогание: я утомилась, и перед глазами все плавало. Но он наверняка ошибался.

— Я не настолько ужасно себя чувствую, господин, — возразила я. — Не верится мне в ваши слова. С чего вдруг мне умирать? Я сильная, за всю жизнь почти совсем не болела. Почему это должно представлять для меня такую опасность?

— Боюсь, в конце концов это приведет к потери крови, госпожа, — ответил он. — Отторжение должно было давно завершиться. При обычной беременности тело ваше само выкинуло бы плод, но в том-то и дело, что у вас беременность необычная. По какой-то причине внутри вас идет борьба между вашей кровью и кровью ребенка, и это замедляет естественный ход защиты. — Он поклонился. — Боюсь, теперь вам сумеет помочь только маг.

Вариен стоял подле меня, и лицо его было неподвижно, точно вырезанное из камня.

— И ничего нельзя сделать? — спросил он, но голос его даже сейчас казался тихим и спокойным.

— Если не найдете мага, который сможет излечить саму кровь, что течет у нее в жилах, то нет, ничего сделать нельзя, — ответил целитель. — Мастерство и сила подобного уровня встречаются крайне редко, если вообще есть на свете; во всяком случае, за пределами Верфарена вы их точно не найдете. А до Верфарена отсюда не менее недели. — Он опустился передо мною на колени; на лице у него явственно читалась искренняя озабоченность. — Госпожа, позвольте мне послать в Верфарен за помощью. Если вы будете находиться здесь, под моим присмотром, пока не явится магистриса, тогда, быть может...

— Нет, — ответила я. У меня голова шла кругом, и я была в замешательстве, но костьми чувствовала, что не могу оставаться здесь и выжидать.

— Мы обсудим это, господин, — произнес Вариен. — Моя супруга очень устала, ей необходимо отдохнуть.

Целитель поднялся с колен и поклонился.

— Хорошо. Все, что я мог, я сделал, но это ненадолго. Предупреждаю: вам следует знать, что вас ждет. Боль возвратится к вам и еще больше усилится. Кровотечение станет еще обильнее. Спина ваша и голова будут болеть невыносимо.

Я кивнула.

— Меньшего я и не ожидала, — ответила я.

Он продолжал изнуренно:

— Когда кровь начнет выходить сгустками, знайте, что конец ваш близок. Да хранит вас Владычица, ибо я ничем больше не могу вам помочь.

— Спасибо вам, — проговорила я. Вариен заплатил целителю причитающуюся сумму и отпустил его.

Думаю, пока целитель был рядом, мне неплохо удавалось сдерживать слезы; но когда Вариен уселся рядом со мной на постель, меня всю трясло, а стоило ему обнять меня, как я откровенно разрыдалась.

Какое-то время он просто не выпускал меня из объятий, позволяя мне смыть слезами свой страх. Но как только я немного успокоилась, он отстранился и взял меня за руку.

— Любимая, прости меня, — произнес он тихо. — Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, но мне нужно тебе это сказать. Что, если он прав?

— Нет! — вскричала я. — Как ты можешь такое говорить! Я не собираюсь умирать!

— Все умершие говорили то же самое, — ответил он. Я была поражена спокойствию его голоса, но стоило мне взглянуть ему в лицо, я увидела, что по щекам у него текут слезы.

— Почему бы нам хотя бы не подождать здесь, дорогая? — Целитель мог бы посидеть возле тебя, а Релла с Джеми доставили бы сюда эту Эрфик. — Он ни на миг не сводил с меня взгляда. -

Здесь, по крайней мере, ты смогла бы отдохнуть, облегчить свои страдания...

— В ожидании смерти? — вскинулась я. — Нет уж, спасибо! Если время обернулось против меня, позволь мне использовать его так, чтобы хоть попытаться получить помощь. А вдруг успею? Почтовые лошади мчатся как ветер, любовь моя, и при такой скорости мы доберемся до Верфарена за день.

Он выпрямился в полный рост. Мне даже показалось, будто я вижу, как он обволакивает себя покровом прожитых лет, точно пытается защититься, глядя на меня.

— Ланен, ты подвергаешь свою жизнь опасности. Тебе следует еще раз все хорошенько обдумать.

— Зачем? — спросила я, начиная злиться. — Я не стану сидеть здесь и ждать, когда меня заберет смерть!

— А я не могу сидеть с тобою рядом и смотреть, как ты умираешь! — вскричал он. — Ланен, я этого не перенесу! Разве я смогу жить без тебя? Кадреши, пожалей меня, прошу! — Он упал передо мной на колени, и лицо его исказила гримаса горя. В это мгновение от былой его выдержки не осталось и следа: вековая броня, прежде все время его оберегавшая, слетела в один миг — взору моему предстал человек, исполненный отчаяния. — Ланен, не покидай меня! — проговорил он срывающимся от рыданий голосом. — Я не вынесу этой жизни в одиночестве!

Я положила руки ему на голову.

— Я не собираюсь умирать, — повторила я.

— Ты не можешь этого знать! — вскричал он, быстро поднимаясь на ноги. — И все же намерена пустить отведенное тебе время на то, чтобы вновь предаться бешеной скачке! А что, если эта магистриса Эрфик из Верфарена не сумеет тебе помочь? Что тогда? Прикажешь мне держать тебя в объятиях до тех пор, пока не истечешь кровью насмерть?

— Вариен! — я опешила от его речей.

— А чего ты еще ожидаешь? Ты не прислушиваешься к советам, несешься очертя голову навстречу опасности, отвергаешь целителя, который предлагает все, что в его силах, лишь бы помочь тебе. Мне не остается ничего другого, кроме как проклясть зачатого нами ребенка или вообще пожалеть о том, что мы с тобою встретились! — Ярость переполняла его, он весь так и трясся. — Я молчал, Ланен, потому что не хотел причинять тебе лишних беспокойств, но для меня невыносимо видеть, как тебя терзает боль вот уже столь долгое время. — Он стоял передо мной, устремив на меня неподвижный, горящий взгляд. «Ты разве позабыла, Ланен Кайлар, что мне слышна каждая твоя мысль? В последнее время ты не слишком заботишься о том, чтобы скрыть от меня свои ощущения. Каждый толчок, каждый болезненный вздох, каждая капля крови и каждый приступ боли — словом, все твои страдания вот уже целую луну передаются и мне».

Его Истинная речь пронзила мне разум, точно мечом. Это было уже слишком.

— Разрази тебя гром, Вариен! — вскричала я. — Ты что же, думаешь, я все это нарочно? Я не открывала тебе своего разума лишь для того, чтобы не дать тебе услышать, почувствовать все то, что меня терзает. Но раз ты все узнал, то и хорошо: ведь именно по твоей милости моя жизнь сейчас в опасности!

За миг до этого лицо его полыхало гневом; теперь же он побледнел.

— Что ты сказала? — выдохнул он.

— Не важно, — пробормотала я, устыдившись собственных слов. Мне не следовало говорить ему такого даже под угрозой смерти. Под угрозой смерти — особенно.

— Поясни, Ланен.

— Нет, — мотнула я головой. — Не заставляй меня. Это всего лишь... Как ты там это называл? Сокрытые мысли?

— Теришнакх , — отозвался он. — Но теришнакх изгоняется сразу же: мысли не успевают обратиться в слова и сорваться с языка. Что ты имела в виду, сказав, что твоя жизнь в опасности по моей милости?

— Оставь это! — выкрикнула я.

— Что ты имела в виду? — повторил он, взяв меня за плечи. Я дернулась, высвобождаясь.

— Это твой ребенок, вот что! — пронзительно выпалила я, видя, как каждое слово обрушивается на него тяжелым ударом. — Все дело в крови, твоей и моей. Ришкаан был прав, Акор! — воскликнула я, от ярости и страха срываясь на визг. — Мы зачали чудовище, и оно убьет меня!

Вариен в ужасе глазел на меня, пока я пыталась перевести дух; но силы мои себя исчерпали — глубоко втянув в грудь воздух, я возопила во все горло, и вопль этот исходил из самой глубины моего существа. Никогда прежде не кричала я так оглушительно и жутко. Я сама испугалась своего крика, а Вариена он и вовсе вверг в ужас; но зато разладу меж нами как не бывало. Он приблизился, заключил меня в свои объятия и держал так, а я рыдала во всю мочь. И его слезы мешались с моими.

"Я буду бороться за тебя, моя Ланен, - донеслась до меня его надломленная Истинная речь. Даже язык разума давался ему сейчас с трудом.— Если смерть осмелится явиться за тобой, я вступлю с нею в единоборство, пущу в ход зубы и когти и буду биться, пока не паду замертво. Ибо как мне жить без тебя в этом мире?"

«Прости меня, любимый, я не хотела говорить этого, слова вырвались сами собой. Никогда еще мне не было настолько страшно, я так напугана! Я не готова к смерти», — ответила я, крепко прильнув к нему.

Так мы стояли, прижимаясь друг у другу что было сил, пока оба не почувствовали, что страшно утомились. Тогда мы легли, ни на миг не выпуская один другого, и я, будучи совершенно изможденной, заснула в его объятиях.