5. Коллегия

Ана заставила себя встать с пола. Она оделась и спустилась вниз. Там отец до тех пор, пока не явились представители Коллегии, натаскивал ее, что следует говорить по поводу похищения Джаспера. Он менял формулировки ее ответов и режиссировал ее выступление, словно она была актрисой, получившей роль в пьесе. Ана понимала, что он жесток с ней для того, чтобы ей было легче выдержать допрос Коллегии, однако не могла простить ему, что он превращает ее чувства в нечто столь хорошо рассчитанное и мало похожее на реальность.

Когда в дверь позвонили, отец ушел, приказав ей играть на рояле что-нибудь красивое, пока он впускает членов Коллегии. Она забарабанила «Собачий вальс», напоминая себе, что, если верить Джасперу и кое-каким из прочитанных ею юридических документов, деятельность Коллегии многих не устраивала. Десятки религиозных и общественных организаций постоянно направляли в правительство петиции с просьбой избавиться от Коллегии или принять новые законы, которые бы ослабили деспотические права Коллегии в отношении Психического здоровья населения.

В дверях возникла сутулая тощая фигура. Ана прекратила игру и повернула голову. В ту же секунду рядом с мужчиной появилась женщина, казавшаяся особенно приземистой и грузной рядом со своим сухопарым спутником. Нос, губы и подбородок у мужчины были совершенно бесформенными. Подслеповатые глазки женщины смотрели на Ану сквозь толстые стекла очков, создавая впечатление удаленности и высоты, словно та рассматривала все через микроскоп.

У Аны отчаянно забилось сердце. Она встала из-за рояля и спустилась с помоста в гостиную, предложив им сесть с ней на кожаные диваны, стоявшие вокруг журнального столика. Они чопорно вошли, одновременно щелкнули застежками портфелей и установили на стеклянной столешнице свои экраны. Ана пошла на кухню за приготовленным заранее подносом с чайником, чашками и печеньем. Ей было бы любопытно узнать, что именно ее учительница здоровья и красоты сказала бы по поводу внутреннего мира этой уродливой парочки. И если уж на то пошло, то интересно, почему внешность у всех членов Коллегии всегда настолько непривлекательна.

Входная дверь громко хлопнула. Наклонившись над мойкой, Ана выглянула в окно, выходившее на подъездную дорогу. Ее отец шагал по асфальту к своей машине, за рулем которой уже ждал водитель. Коллегия никогда не разрешала ему оставаться на ее опросы.

Она вернулась в гостиную и обнаружила у входа в коридор третьего человека, который рассматривал отцовскую коллекцию фотографий рок-звезд. На этом коренастом мужчине не было серого костюма в золотистую полоску, униформы Коллегии.

Руки, державшие поднос, дрогнули. Фарфор зазвенел. Мужчина повернулся к ней и улыбнулся.

– Джек Домбрант, – представился он, подходя, чтобы принять у нее из рук поднос.

Она неуверенно ответила на его улыбку. Это был тот мужчина, разговор которого с отцом она слышала утром, когда узнала новость о похищении Джаспера.

– У вас ирландский акцент, – заметила она.

– О! Большинство современной молодежи его не определили бы, – ответил он. – У вас благодаря игре на рояле хороший слух, а? Моя мама из Дублина.

Ана вспомнила про открытую клавиатуру своего рояля – и одновременно догадалась, что мистер Домбрант – смотритель.

– Мы переехали в Лондон, когда мне было восемь, – продолжил он. – Но мне так и не удалось избавиться от этого говора.

Она кивнула. Значит, они иммигрировали до Развала 2018 года, когда Англия закрыла свои границы, а Шотландия, Уэльс и Северная Ирландия стали независимыми. А это означало, что ему не меньше тридцати одного.

Ана села на диван под телеэкраном, напротив членов Коллегии. Женщина знаком велела ей закатать рукав и закрепила на запястье пластиковый ремешок. Затем она присоединила монитор к интерфейсу Аны. Оба представителя Коллегии склонились над столиком, проверяя экраны своих дисплеев. Ана попыталась успокоить свой участившийся пульс.

– Вы не могли бы описать те чувства, которые испытывали вчера вечером на концерте? – спросил мужчина, не поднимая взгляда.

Члены Коллегии не представлялись и не говорили о себе в единственном числе. За последние три года Ана успела узнать, что они желали, чтобы она обращалась к ним так же, не напрямую. Мужчины и женщины, являвшиеся ее опрашивать, каждый раз были разными, но им удавалось создавать впечатление пугающего единообразия, словно они были частями более крупного животного, чьи индивидуальные полоски и текстура кожи всегда оставались узнаваемыми как части особого целого.

– Я была счастлива и немного волновалась, – ответила она.

Смотритель угостился шоколадным печеньем и присел на край кресла. Хруст пережевываемого лакомства царапал ей нервы.

Мужчина из Коллегии посмотрел на нее, часто моргая. Женщина что-то записывала.

– Вы испытывали чувство вины из-за Джаспера? – спросил мужчина.

Ана сглотнула и помотала головой.

– Вы не чувствуете никакой вины, – не успокоился он, – из-за того, что после союза с Джаспером Тореллом вы не сможете рожать ему детей?

– А если вы случайно забеременеете, – добавила женщина, – то вас и ваших детей не только выселят из Общины, но и Джаспер будет вынужден жить в хаосе и бедности городских районов, а не работать в фирме отца в качестве уважаемого адвоката.

Ана расправила свою серую юбку, наблюдая за тем, как ее руки разглаживают хлопчатобумажную ткань. Она не могла понять, почему, живя в Городе, Джаспер не мог бы работать у своего отца.

«Сосредоточься! – сказала она себе, мысленно закатив себе оплеуху. – Они пытаются тебя подловить!»

Чувство вины – это признак депрессии, посттравматического синдрома, маниакально-депрессивного психоза и десятка других ПЗ – психических заболеваний. Все эти годы отец постоянно напоминал ей: ни в какой ситуации, ни при каких обстоятельствах не признавайся в чувстве вины.

– Нет, – ответила она, – я не испытываю чувства вины. – Краем глаза она увидела, что смотритель неспешно прошел к помосту у балконных дверей, на котором стоял ее рояль. – Джаспер знает, какие следствия вытекают из его выбора, – добавила она.

Члены Коллегии одновременно отрывисто кивнули и возобновили заполнение Таблицы взглядов, которую уже должны были вывести к себе на экраны.

Рояль разразился диссонирующими нотами. Ана моментально перевела взгляд в сторону инструмента, стараясь, чтобы потрясение не отразилось у нее на лице. Она не могла поверить, что смотритель Домбрант позволил себе прикоснуться к ее роялю, не спросив у нее разрешения, и что он может настолько непочтительно вести себя в присутствии Коллегии.

Смотритель разгрыз второе печенье, осыпая клавиши крошками. Свободной рукой он извлекал из рояля отрывистые ноты.

– У меня есть пара вопросов относительно вчерашнего вечера, – объявил он. Ана подавила всплеск раздражения и заметила, что сидит, напряженно выпрямившись и крепко сцепив пальцы на коленях. – Я видел Джаспера в фойе перед концертом.

Она натянуто улыбнулась:

– Это не вопрос.

– Он показался мне довольно взволнованным.

Ей показалось, что в глазах Домбранта она видит насмешку.

Ана пожала плечами, однако в ее руках и затылке возникло неприятное покалывание. Она вспомнила, как Джаспер сидел рядом с ней на концерте, как просил не привлекать к ним внимания, как, наклонясь вперед, шепотом признался, что у него проблемы. Он не доверял смотрителям!

– По-моему, он неважно себя чувствовал, – сказала она.

– Он не делал ничего странного?

У нее снова заколотилось сердце. Члены Коллегии наклонились к своим экранам. Хотя они молчали, но создавалось впечатление, будто они совещаются, – несомненно, оценивая ее резко участившийся пульс.

– А почему он должен был делать что-то странное? – спросила она. – Вы думаете, он знал, что его собрались похитить?

Смотритель засунул в рот остаток печенья и стряхнул крошки с костюма.

– Сейчас мы рассматриваем все варианты, – ответил он. Засунув руки глубоко в карманы брюк, он запрыгал вниз по ступеням, ведущим в гостиную, неожиданно ловко для столь крупного мужчины. – Джаспер мог почувствовать – что-то не так! Или мог увидеть нечто его обеспокоившее, но не захотел никого волновать или портить вам вечер.

«Так ведь смотрители существуют именно для этого», – подумала Ана, однако сумела удержаться и не произнести это вслух. Она сосредоточилась на том, чтобы успокоиться. Джаспер мог не доверять смотрителям, но, если он подозревал, что ему угрожает опасность, тогда зачем ему было подставляться, уйдя с концерта до его окончания?

– Перейдем к сегодняшнему утру, – сказал мужчина из Коллегии, снова овладев ходом опроса. – Пожалуйста, расскажите Коллегии, как вы узнали про похищение, что сделали после этого и что чувствовали.

Оказавшись на более надежной почве, Ана начала отрепетированный монолог о том, как отец постучал ей в дверь, разбудил и сообщил дурные вести. В середине описания своего потрясения, которое очень быстро перешло в тревогу за Джаспера, она вдруг ощутила на себе пристальный взгляд смотрителя. На секунду она отвлеклась от рассказа, бросив на него быстрый взгляд. На губах смотрителя играла легкая улыбка.

Она мысленно выругалась. «Какой идиотизм!» Ведь этим утром он был с ее отцом. Он знает, что она лжет. Она поспешно опустила глаза.

– Это напомнило вам другие пережитые вами потрясения? – спросил мужчина из Коллегии.

– Нет, – ответила она.

Ана приготовилась к тому, что сейчас смотритель снова вмешается в опрос, и попыталась придумать объяснения своего обмана, однако смотритель промолчал. Она заставила себя продолжать.

– После того потрясения, когда выяснилось, что я не Чистая, – сказала она, – я ходила к психотерапевту и теперь полностью справилась с последствиями.

– А как насчет смерти матери? Незадолго до вашего пятнадцатилетия вы обратились в Регистрационный отдел Гилдфорда за свидетельством о смерти вашей матери. Чем это было вызвано?

Ана глубоко вздохнула. Ей столько раз пришлось рассказывать Коллегии эту историю, что порой она замечала, что и сама в нее верит. Подлинное воспоминание о том, как они жили на ферме и как она, проснувшись однажды утром, обнаружила, что мать исчезла, а из запертого сарая слышен звук работающего автомобильного двигателя, казалось информацией, полученной с интерфейса, – картинками, наложенными на реальность.

– Когда мне было десять, отец сказал мне, что моя мать больна раком и госпитализирована. Думаю, он хотел смягчить удар, который я испытала бы от внезапной смерти матери. Через девять месяцев он взял меня на свидание с умиравшей женщиной. Он сказал, что мне пора попрощаться с моей матерью.

– Да? – произнес мужчина из Коллегии, желая, чтобы Ана продолжила рассказ.

– Та женщина была похожа на мою мать, но я сомневалась в том, что это действительно была она. Спустя многие годы сомнений я решила обратиться в Регистрационный отдел Гилдфорда за свидетельством о смерти моей матери. Когда Коллегия сообщила мне, что моя мать умерла от отравления выхлопными газами, я была удивлена и расстроена, но не потрясена.

Мужчина из Коллегии поправил очки и наклонился к своему экрану.

– Как вы думаете, почему ваш отец солгал относительно той женщины?

– Он считал, что помогает мне, как психолог, перенести утрату.

Ее голос звучал ровно, однако ей не удавалось полностью справиться с отвращением, которое у нее вызывала эта часть истории: у нее раздувались ноздри. Отец повел ее на свидание с умирающей женщиной не потому, что заботился о ней. Это было сделано для того, чтобы заткнуть ей рот, заставить прекратить постоянно спрашивать про маму.

– Говорите первое, что придет вам в голову, – велел ей мужчина из Коллегии.

Кивнув, Ана сосредоточилась на очередном испытании. Свободные ассоциации всегда были одной из ее самых сильных сторон. Она почти получала удовольствие от этих умственных вывертов. Ассоциации должны были строго ограничиваться словами, связанными с едой, природой или наукой: таково было золотое правило ее отца. Ответы должны были звучать без малейшей паузы, иначе опрашивающие поймут, что она себя контролирует.

– Дождь, – начал он.

– Капли, – ответила она.

– Красная.

– Роза.

Они больше минуты продолжали перебрасываться вопросами и ответами: «Черная – птица, открытая – форточка, свет – солнце, дефект – генетический, белое – молоко, река – поток, молчание – вакуум, тьма – рассвет».

Когда бомбардировка вопросами закончилась, члены Коллегии снова склонились над своими экранами. У них была программа, которая автоматически анализировала ее ответы и давала процентную оценку психических нарушений. Любое число выше сорока означала бы целый день интенсивного обследования. Ана напряглась, ожидая услышать результат. Она еще ни разу не выходила за тридцать баллов.

– Двадцать два, – объявил мужчина так, словно это все решало: похищение Джаспера не вызвало проявлений депрессии или психоза.

Ана позволила себе тихий вздох облегчения. Женщина расстегнула кожаную папку и достала пачку бумаг.

– Поведенческий тест, – объявила она, выкладывая несколько скрепленных листков на столик так, чтобы их угол совпал с углом столешницы. – Творческий тест… – Рядом с первой пачкой легла вторая.

– Каждое утро, – добавил мужчина, энергично постучав пальцем по творческому тесту, – как только проснетесь, заполняйте как минимум одну страницу. Коллегия вернется через три дня. Вопросы есть?

Ана покачала головой. Ее переплетенные пальцы зудели, щеки горели, но она прекрасно знала, что лишних движений делать не следует. Все почти закончилось.

– У меня к Ариане вопрос, – заявил смотритель.

У Аны напряглись плечи. Она повернулась и посмотрела на него.

– По-моему, – продолжил он, – мне нужно лучше понять Джаспера. Вы не могли бы мне с этим помочь?

Она кивнула. Ее неприязнь к смотрителю усилилась. Его напевный говор начал раздражать ее не меньше, чем его невоспитанность.

Домбрант обошел кресло, в котором сидела Ана, и плюхнулся между нею и Коллегией.

– Большая Тройка: шизофрения, депрессия, тревожные состояния. Более сорока процентов населения имеют их либо в активной, либо в спящей форме.

– Сорок два и восемь десятых процента, – уточнила Ана.

– Совершенно верно. Если один из родителей страдает заболеванием из Большой Тройки, то вероятность того, что у ребенка разовьется какая-либо разновидность унаследованного заболевания, очень велика.

– И что вы хотите сказать?

– Ну, у вас ведь не дислексия или неспособность к арифметическим подсчетам. Вы не находите странным, что Джаспера не пугает то, что у вас Большая Тройка?

– Да, сначала я была этим удивлена. Но, по-моему, после несчастного случая, произошедшего с Томом, Джаспер решил, что никаких гарантий не существует – даже для Чистых.

– А у Джаспера не было каких-то необычных отношений к жителям Города?

– А что вы сочли бы необычным, смотритель?

– Например, наличие друзей вне Общины.

– В Оксфорд принимают Носителей, людей со спящей формой и даже с активным заболеванием. Джаспер мог подружиться с кем-то из них. Мне об этом знать неоткуда.

– Да, – согласился он, – в Оксфорд принимают Носителей, людей со спящей формой и с активным заболеванием. Насколько я знаю, сейчас их в университете трое. На курсе Джаспера нет ни одного.

– Если вы уже об этом знаете, то я не понимаю, почему вы задали мне этот вопрос.

Члены Коллегии сутулились над своими экранами, несомненно совещаясь относительно враждебности, проявляющейся в ее поведении.

– У Джаспера был друг по имени Энкиду. Нам хотелось бы с ним связаться.

Ана пожала плечами:

– Я о нем никогда не слышала.

– О! – отозвался смотритель. – Похоже, что это просто-таки таинственная личность.

– Вы думаете, что у него есть какая-то информация о похищении?

– На этом этапе я не уполномочен обсуждать ход расследования.

Щека у Аны загорелась так, словно он отвесил ей пощечину.

– А разве мы сейчас не заняты именно этим? – осведомилась она. Встав, она подошла к буфету под экраном. Стоя спиной к комнате, она начала поправлять букет подсолнухов в высокой вазе. – А что вы можете мне сказать? Похитители уже связывались с его отцом? Что им нужно?

– Ну, это будет зависеть от того, кто они такие. Это может быть вооруженная банда, которая потребует выкуп. Это могут быть параноики, решившие, будто Джаспер участвует в заговоре, в результате которого «Новастра» захватит весь мир. Это могут быть религиозные фанатики, выступающие против применения бензидокса. Это может быть секта «Просвещение».

– То есть они пока не дали о себе знать?

Смотритель зевнул и потянулся, закинув руки и демонстративно отказываясь отвечать. Она вынула из вазы увядший подсолнух, ухватив его за верхнюю часть стебля, и повернулась к смотрителю.

– Ну и как бы вы оценили его шансы на основании тех скудных сведений, которые вам удалось собрать?

– Мы надеемся, что это какие-нибудь сумасшедшие из Города, добивающиеся внимания, зная, что из-за его отца обязательно поднимется шумиха.

Горло Аны перехватило болезненной судорогой. Она сжала двумя пальцами стебель подсолнуха, расплющив его.

Мужчина из Коллегии кашлянул:

– Коллегия решила, что мы снова посетим вас завтра утром, Ариана.

Ана окончательно переломила стебель. Оторвавшаяся головка цветка упала на пол.

– Хорошо, – ответила она, холодно глядя на смотрителя.

– Смотритель, – осведомился представлявший Коллегию мужчина, – у вас на сегодня еще есть вопросы к Ариане?

– У меня все, – сказал он. – Пока.

Он наклонился, ухватил с подноса пару печений и снова выпрямился. Члены Коллегии отключили экраны и убрали их в чехлы. Теперь их интерфейсы высвечивали эмблему Коллегии: золотой треугольник в ослепительно-белом круге.

Ана подняла руку запястьем вверх.

– Можно? – спросила она.

Женщина кивнула. Ана расстегнула монитор пульса и вернула его ей.

– Коллегию можно не провожать, – проговорил мужчина.