Было в этом нечто чудесное — взяться за ручки и бродить по улицам, беседуя при этом. Дэн обычно брал с собой фотоаппарат и приставал к прохожим — сфотографируйте нас. Те никогда не отказывались, видя наши счастливые рожицы. Он постоянно тыкал — мол, ты обратила внимание, как на нас люди смотрят? Голос его был исполнен гордости, я же лишь дипломатично кивала. Я бы тоже пялилась во все глаза, увидев предмет своих девичьих грез, двухметрового парня, от красоты которого перехватывает дыхание — рядом с невзрачной простушкой, даром что коса до колен.
      Я так и не поняла — сам он меня любит — или действует мой приворот? Не знаю… Во всяком случае, я после приворота его не разлюбила, как обычно бывает в таких случаях. С каждым днем он мне все дороже и дороже. Но я — здравая девушка, и понимаю, что я просто не соответствую Дэну. Что же его держит тогда около меня? Хотела бы я знать ответ на этот вопрос…
      Очень бы хотела…
      Около книжного магазина сидел дед Минька, местный нищий и наш подопечный. Мы бросили ему в кепку денежки, присели около него и я спросила:
      — Ну что, дед Минь, как дела?
      — Да ничо, — в его седой бороде мелькала хитрая улыбка, пока он ловко выхватывал наши купюры из кепки, оставляя там медяки. — Сама как?
      — Сама трудится, — пожала я плечами и достала из сумки собственноручно приготовленную ватрушку.
      — Опять? — скривился он.
      — Дед Минь, ну ты же знаешь, что ничего злого тебе это не принесет, — заверила я его.
      На эту ватрушку была сведена нелюбовь мужа к жене, что заказала мне этот обряд, и ее непременно надо было дать нищему милостыней.
      — Да знаю я, что мне ничего с нее плохого не будет, — вздохнул дед. — Но очень ты, Марья, готовишь погано, уж прости за правду.
      Дэн заржал.
      Я хмуро на него посмотрела.
      — А чего? — сквозь смех сказал он. — Дед правду говорит. Вот только круассаны у тебя классные, да и те покупные.
      — Нынче девушке у плиты стоять — негламурно, — пристыжено заявила я. — Быть кухаркой — это отстой!
      — Ладно, дочка, не печалься, — похлопал меня дед Миня по плечу и храбро принялся жевать ватрушку.
      — Если что — визит к стоматологу оплачу, — тревожно глядя на него, пообещала я.
      — Да ладно тебе, — отмахнулся он. — С утра не жрамши, не до хорошего. Попить будет?
      — Дэн, — посмотрела я на любимого.
      Тот без слов понял, сбегал на угол и принес большую бутылку коки.
      — Лучше бы пивка взял, — тревожно косясь на меня, прошептал ему дедок.
      — Я слышу, — заметила я. — Дед, ты конечно большой, но ведь знаешь, как я к алкоголю отношусь.
      — Эх, Марья, — укоряюще посмотрел на меня дедок. — Жизня — то у меня не сахер, вот беленькой сугреюсь с вечерка — глядишь, и повеселей стало!
      Мы с Дэном переглянулись и он спросил:
      — Опять из дома выгнали, что ли?
      Денис у меня очень ответственно подошел к вопросу попечительства над дедом Миней. Побеседовал с его дочерью, от которой дед однажды и сбежал в вольное плаванье, ну и та после беседы с ним была готова хоть черта с рогами приютить — Дэн у меня обаятельный! Материальную помощь опять же подкидывает. Самого дедка устроил лифтером, только тот в первую же смену напился до поросячьего визга, и больше его к честному труду не потянуло.
      — Не, Клавка моя за ум взялась, — радостно сообщил дед. — Ко мне как к родному относится.
      — Еще бы, ты же ей отец, — усмехнулся Дэн.
      — Не, сынок, ты же знаешь как она меня раньше гоняла, — вздохнул дед Миня. — А чичас по головке гладит, горемычным называет да котлетами кормит. Аж не знаю, куда сбежать от такой заботы.
      — Ты у нее побывал, что ли? — недоуменно посмотрела я на Дэна.
      Хотя… Котлетками Клавдия своего отца даже после визита Дэна не кормила. Да и Дэн все по вечерам вспоминает, что вторую неделю уже как собирается Клавдию навестить, но никак не выберется, все время я да работа отнимают.
      — Не, не был, — помотал он головой. Темная челка взметнулась и снова упала, занавешивая от меня его серые прозрачные глаза.
      — В секту попала моя Клавка, тама ей мозги и прочистили, — авторитетно пояснил дед. — Хоть и бесовская секта, а отца везде велят почитать.
      — Что за секта? — насторожилась я.
      — Да энти… баптисты, — почесал дед седую бороденку.
      Я лишь вздохнула. И чего бедных баптистов, к коим я и сама почти принадлежу, некоторые отсталые элементы считают сборищем сатанистов? Непонятно. У нас наркоманы перестают колоться, мужья — гулять от жен, а налоговые инспектора так и вовсе пачками каются во взятках. Положительные результаты — налицо! Зато тот же дед Миня, православный — сидит у книжного магазина с кепкой и по вечерам сугревается беленькой.
      Нет, я не хочу сказать что какая-то деноминация хуже, а какая-то лучше! Везде есть истинно верующие, а есть и фарисеи. Но перекрасить всех баптистов в сектантов…
      — Ладно, деда, — встала я. — Деньги наши пропить не вздумай — сам знаешь, что будет.
      — Злая ты, Марья, — печально ответил дед. — Злая.
      — Какой уж уродилась, — ехидно улыбнулась я.
      После дяди Мини мы завернули в книжный магазин, я набрала себе новинок, ухитрилась хорошенько поцеловать Дэна между стеллажами и под дикий взгляд молоденькой продавщицы (неужто видела?) мы, смеясь, выбежали на улицу.
      — Так чего с дедом нашим будет, если он деньги пропьет? — спросил Дэн, наконец просмеявшись.
      — Жесточайшая диарея, — стыдливо призналась я.
      — А это чего такое?
      — Потом в словаре посмотришь, — потупилась я.
      — Это то, что я думаю? — медленно осведомился Дэн.
      — Ага, — кивнула я и мы снова заржали.
      — Сволочь ты у меня все-таки, Магдалиночка, — утирая слезы, пожурил Дэн.
      Я усердно поковыряла носком туфельки асфальт и заметила:
      — Видели глазки, кого брали.
      Он чмокнул меня в макушку и задумчиво сказал:
      — Надо Клавдию все же навестить.
      — Конечно надо, — поддержала я его. — Вот завтра и сходим.
      Это была классная идея — насчет деда. Однажды я где-то вычитала, что самые крепкие отношения получаются тогда, когда людей связывают общие интересы. Ну, например, свечной заводик или дрессировка тушканчиков. Я долго ломала голову — что же это может быть в нашем случае? Я работаю ведьмой, у Дэна — сотовая компания, несколько веток городских телефонов, интернет и спутниковое телевидение. Ну что, что у нас может быть общего? Если собачку завести — так у меня Бакс, матерый котяра, ее порвет как газетку. Котенка постигнет та же участь, Баксюша у меня ревнивый. Он на Дэна — то до сих пор шипит.
      И тогда мы завели деда Миню, который и стал связующим звеном меж нами. Ибо теперь нам приходится его контролировать, читать книги по педагогике и жарко обсуждать методы его перевоспитания.
      Получилось это случайно. В тот день мы с Дэном сидели на лавочке, ели мороженки, а в нескольких метрах от нас, привалившись к стене здания, сидел нищий старичок с кепочкой у ног.
      Я невольно к нему приглядывалась. Уж больно сильно кашлял он на июльской жаре. Заваливался куда-то вбок, словно ноги его не держали. Практически не открывал глаз. И чувствовалось, что не пьян он. А уж когда он не отреагировал на то, что мальчишки неторопясь выгребли всю милостыню из кепки — я встревожилась.
      — Слышь, — толкнула я Дэна. — Ты как хочешь, но деда мне жалко. Смотри, какой он больной.
      — Да придуривается, чтобы денег дали, — пожал он плечами.
      Я посмотрела на него долгим взглядом, в котором сквозило беспредельное разочарование, и любимый тут же сорвался с лавочки, чуть ли не на цырлах поскакав к нищему.
      — Дед, — потряс он привалившегося к стене старичка. — Дед! Пьяный, что ли?
      Дед с трудом открыл красные глаза и очень по-человечески его попросил:
      — Мужик, иди нахрен, а? Худо мне.
      Тут уж включилась я.
      — «Худо» — с чего? С перепою, водкой отравился, еще что — то?
      — Да не, — простонал дед, — повадился на свою голову на стройке ночевать, да видать простыл на холодных плитах.
      Мы с Дэном переглянулись, после чего он неуверенно спросил:
      — А чего это тебя на стройку понесло? Чего дома не спалось?
      Дед посмотрел на него в крайнем изумлении и сердито ответил:
      — Да я уж забыл, что такое дом.
      И тут Дэн повел себя как настоящий мужчина. Я, если честно, хотела просто положить купюру побольше в кепку, да и все, но Дэн устроил деда в больницу. И вовремя: у деда было двустороннее воспаление легких. Врачи вообще любят говорить — мол, еще немного — и пациента бы не спасти, сказали они так и в этот раз. Только вот почему-то в этом случае я им поверила. Ну, а пока дед поправлялся, Корабельников, друг детства и стопроцентный мент, пробил нам по своей базе дедка, и мы сходили в гости к его дочери. Я скромно молчала во время визита, предоставив первую скрипку Дэну, а уж тот сделал все как нужно. Он терпеливо выслушал жалобы Клавдии на то, что отец не просыхал, пока здесь жил, и слава богу что убрался (1 час 47 минут), на правительство (32 мин) и на бешеные цены в магазинах (48 мин). Он сочувственно кивал, а потом произнес прочувственную речь в стиле пастора Тима о том, что родители у нас одни и их надо беречь.
      Клавдия в конце его речи утирала слезы передником и рвалась из дома — искать заблудшего папеньку. А уж когда Дэн недвусмысленно намекнул на то, что будет ходить в гости — и вовсе растаяла.
      После этой истории я, честно говоря, здорово задумалась. Раз уж обаяние Дэна таково, что он вполне может уговорить курочку нанизаться на вертел — мои дела плохи. Сколько он со мной будет? Еще день? Неделю?
      И вот тогда, дабы укрепить эээ… отношения, я и завела пресловутую трехлитровую банку. Хорошенечко, до хрустального блеска ее вымыла, после чего взяла ножницы, ручку, и достала из Каморки свидетельство своего позора — толстенную, словно Библия, книгу в роскошном кожаном переплете. Эту пакость мне подарили подружки на двадцативосьмилетие, что б им не чихалось, собакам этаким. На черной обложке золотыми витыми буквами было начертано: «Откровения Св. Магдалины», а чуть ниже пояснялось — «Самый полный список моих любовных побед с подробными комментариями, а также ВСЕ, что я знаю о сексе». Замирая от сладкого ужаса — книга была ОЧЕНЬ толстой, и я представляла, сколько выдуманных и смешных историй я в ней увижу, но ведь обо мне, любимой (ай да молодцы подружки), — я открыла книгу и увидела тончайший белоснежный лист. Чистый. Я перелистнула — и там не было текста!
      «А, это для заметок пустые страницы!» — догадалась я и принялась листать дальше. Через пару минут я поняла горькую истину. Книга была чиста, как ванна после доместоса.
      Так вот, я взяла эту так называемую книгу, варварски выдрала из нее несколько листов и принялась их кромсать пополам. Внутрь половинок писала задание. Чепуху всякую. Типа — попытаться склеить меня в баре, делая вид что мы незнакомы. Потом сворачивала квадратиком и сверху писала «Магдалина» или «Дэн» — в зависимости от задания. Несколько листиков оставила пустыми — подразумевалось, что испытуемый должен проявить креатив. Через пару часов книга здорово похудела, зато банка радовала глаз несметным количеством свернутых бумажек.
      В общем, я не знаю, что мне помогло — банка или взятый нами на поруки дед, но пока мой драгоценный от меня убегать не собирается.
      Но я все равно настороже!
      — Пошли-ка домой, душа моя, — тяжко вздохнула я от таких мыслей и мы, покрепче взявшись за руки, развернулись на сто восемьдесят градусов.

* * *

      Не успели мы выйти из лифта, как я насторожилась.
      — Слышишь? — шепотом спросила я у Дэна.
      — Ага, — кивнул он.
      Из моей квартиры доносился чистый, хрустальный голос. «Аве Мария», красивейшая католическая молитва, я порой пытаюсь ее изобразить, когда никого дома нет. Мне это доставляет удовольствие, а остальные про мои потуги и не в курсе — так что чего стесняться? Да и вообще: «Аве Мария» — не для обычных голосов!
      — Maaa Goood, красиво-то как…, — мечтательно улыбалась я, открывая дверь. — Ты с инета скачал?
      — Нее, — помотал головой любимый.
      — Диск купил? — рассеянно спросила я.
      — Да нет же!
      — Значит, Сонька привезла, умничка.
      Мы зашли в дом, я повела носом и рысцой, не разуваясь, ринулась на кухню.
      Картина, что мне предстала, была достойна кисти Репина.
      Сонька помешивала что-то в сковородке, выводя голосом сложнейшие рулады. На стуле около окна сидел Серега, сосед и давний поклонник, и откровенно любовался моей племянницей. Но больше всего меня добил Бакс. Он копилкой сидел на холодильнике, растопыренными ушами явно ловя звуки, а глазами алчно заглядывал в сковородку. Бакс у меня вообще не дурак — дело в том, что пахло на кухне просто божественно.
      «Девочка поет как ангел и готовит как шеф-повар», — скорбно подвел итог внутренний голос.
      Через месяц Дэн на ней женится.
      Любимый подошел сзади, обхватил меня за плечи и шепнул на ушко:
      — Вот это голос у девочки…
      «Через неделю», — печально скорректировал итог моих размышлений внутренний голос.
      Damn!!!
      Я слегка кашлянула и нехорошим голосом оповестила:
      — А вот и мы. Серега, привет!
      Троица на кухне дружно вздрогнула.
      — Привет, — кивнул сосед и мрачно посмотрел на моего официального бойфренда.
      Бакс посмотрел на меня, и в его желтых глазищах явственно виделся укор: «Ну чего приперлися, все обломали?»
      Сонька испуганно посмотрела на меня и залепетала:
      — Ой, извините…
      — За что извиняемся? — с металлом в голосе поинтересовалась я.
      Та молчала, как обычно покраснев до корней волос.
      — София, а чего это ты в сковородке помешиваешь? — вылез из-за моего плеча Дэн.
      — Грибной соус, — не поднимая глаз, ответила девица. — Я рулет мясной запекла, к нему самое то будет.
      — Уже все готово? — поднял бровь любимый.
      — Готово, — робко ответила Сонька.
      — Так давай я тебе помогу накрыть на стол!
      — Я тоже помогу! — решительно подала я голос.
      — Дорогая! — Дэн ловко усадил меня на табуретку. — Не суетись. Отдохни немного!
      И мне пришлось как идиотке сидеть и смотреть, как эти двое сноровисто накрывают на стол. Обмениваются словами, соприкасаются локтями, о чем-то договариваются. Интересно, это уже можно рассматривать как связующее совместное звено?
      Черт знает…
      Но раньше мы с Дэном любили вместе готовить. На соседних досочках строгали овощи, и болтали, болтали. А пока в кастрюльках уютно что-то булькало, доходя до кондиции, мы не теряли время попусту и целовались на угловом диванчике.
      А теперь приехала Сонька, и я чувствую себя лишней.
      Damn!
      Рулет был действительно выше всяких похвал. Нежный изнутри, сверху он был покрыт румяной зажаристой корочкой. А грибной соус и вовсе придавал ему божественный вкус.
      Парни слопали по кусочку и дружно закатили глаза.
      — Сонька, я на тебе женюсь! — промычал Серега.
      «Чего?!! — завопил внутренний голос. — Это же наш поклонник!!!»
      — Эх, Магдалина, чего же ты как София готовить не научишься? — укоризненно сказал любимый.
      Это был и вовсе удар ниже пояса.
      «Ты заметила — он ее называет не Софкой, не Сонькой, а исключительно Софией?», — меланхолично сказал внутренний голос.
      «Это ничего не значит, — с трудом переводя дыхание, ответила я. — Меня вон тоже все Марьей да Маней зовут, а он полным именем — Магдалиной. И вообще — девушек он называет девушками, а не девками, телками и прочим. Воспитан он так».
      «Тебе видней», — явно жалея меня, дипломатично ответил внутренний голос и заткнулся.
      Я молча хватала ртом воздух, пытаясь прийти в себя и не сорваться, а Сонька в это время алела как маков цвет от похвал.
      — Милые мои, пейте чай и выметайтесь, ко мне через полчаса клиент придет, — хмуро проинформировала я общественность.
      Сонька от моего тона побледнела.
      Серега внимательно на меня посмотрел и участливо спросил:
      — Магдалин, у тебя что, неприятности?
      — Слушай, чувак, — лениво заметил Дэн. — А давай я свою девушку сам пожалею, если надо будет?
      — Хорошо! — тоном, который говорил что все очень даже нехорошо, буркнул Серега.
      Я встала, налила всем чай в кружки — обыкновенный липтон, нечего их сваренным кофе баловать — выставила на стол и задумчиво спросила:
      — А чего это я лишнюю кружку налила?
      — Это не лишняя, — пояснил Дэн, — это София ушла к себе.
      Я посмотрела на ее почти нетронутую порцию и тяжко вздохнула. Девочка смолоду бережет фигуру, не то что я. Ем как мамонт, скоро разжирею и Дэн меня бросит.
      Подумав, я налила себе минералки.
      Дэн внимательно посмотрел на мои действия, после чего со вздохом спросил:
      — Чего на этот раз на чай наговорила? Надеюсь, не жесточайшую, гм, диарею?
      — Чего? — воззрилась я на него.
      — Но ты же пить не стала! Значит, дело нечисто!
      Я посмотрела в его подозрительные глаза, подумала, и наконец злорадно улыбнулась:
      — Пей. Я же знаю, от чего ты помрешь.
      — Цианистый калий? — поднял бровь Дэн.
      — Не понимаешь ты ее! — победно сказал Серега. — Там приворот! Магдалина всех привораживает!
      Он небрежно чокнулся с кружкой Дэна, словно говоря: мы теперь повязаны, и в мгновение ока выдул свой чай.
      Любимый, нахмурясь, внимательно посмотрел на Серегу и перевел глаза на меня и медленно выпил свой чай.
      Я блаженно улыбалась.
      — Что, милый, — ехидно сказала я, — это поменяло дело, да?
      — Ну, я подумал что ты у меня девушка совестливая, добрая, и не бросишь того, кого приручила, — ответил милый, не отрывая изучающего взгляда от Сереги.
      — Да я тебя и так не брошу, — пообещала я.
      — Минуточку! — Серегина кружка со стуком опустилась на стол. — Я вообще-то тоже пил заговоренный чай!
      — Ну все, — скорбно подвела я итог. — Придется вам, други мои, меж собой договариваться…
      — О чем? — холодно спросил Дэн.
      — Ну как? — похлопала я ресницами. — Дни делить. Я ведь и вправду девушка совестливая и добрая. Тебе, допустим, понедельник, среда и пятница. Сереге — вторник, четверг и суббота. А в воскресенье у меня выходной и я иду в парикмахерскую!
      — А может, я Сереге прямо сейчас карточку отфотошоплю? — задумался Дэн.
      — Но-но! — задиристо вскричал Серега и вдруг схватился за сердце и побледнел.
      — Что такое? — всполошилась я.
      — Кажется, начинает действовать, — тоном умирающего лебедя проговорил он.
      — Я тебе сейчас так подействую! — рявкнул выведенный из себя Денис.
      — Брейк! — жестко сказала я. — Чай вы попили, так что руки в ноги и валите отсюда. Дэн, если узнаю что ты на Серегу в мое отсутствие наезжал — поругаемся. Все ясно?
      — Вернусь — поговорим, — холодно уронил любимый, вставая со своей табуретки.
      Я промолчала, позволив ему оставить последнее слово за собой.
      Когда мы вышли в холл, дверь за Сонькой уже закрывалась. Входная. А так же и выходная. Как она умудрилась проскользнуть мимо столовой незамеченной — неясно. Но тем не менее вот она — уже стоит на лестничной площадке, в руке здоровенная дорожная сумка и пытается ногой осторожно закрыть дверь.
      — Сонька, — растерянно позвала я. — Ты куда?
      Она вздрогнула, обернулась и посмотрела на меня своим котеночьим взглядом, у меня аж сердце защемило.
      Парни подскочили к ней и наперебой принялись заводить ее обратно в дом. Та на удивление успешно упиралась, но наконец, не выдержав, подняла на меня отчаянный взгляд и попросила:
      — Тетя Магдалина! Ну скажите вы им!
      — Чего сказать? — недоуменно спросила я. — Ты куда вообще собралась?
      — Так вы же меня выгнали, — тихонько пояснила она, низко-низко наклоняя голову.
      — Когда я тебя выгнала? — не поверила я.
      По Сонькиным щекам уже вовсю катились слезы, но она нашла в себе силы спокойно ответить:
      — Вы же сами сказали — мол, пей чай и катись отсюда.
      — Да я с тобой помру, Сонь, если ты каждое мое слово будешь так интерпретировать! — закричала я, хватаясь за голову. — Заходи в дом. Я всего лишь имела в виду, что пока у меня клиент — вы все ВТРОЕМ, а не ты одна, посидите в кафе внизу или погуляете по улицам.
      — А я предлагаю — в кино!
      Домофон заверещал, и я не глядя ткнула кнопку на аппарате.
      — Ну все, други мои, это точно клиент, — подтолкнула я троицу к двери, — задачи всем ясны — так что ариведерчи, и до новых встреч! Дэн — ты через минут сорок можешь возвращаться.
      — Через час, — ухмыльнулся он.
      — Сорок пять минут — и ищу тебе замену! — нежно улыбнулась я ему.
      — Учту, — кивнул он и чмокнул меня в макушку.
      Тут раскрылись двери лифта, на ковровое покрытие ступил аристократичного вида старичок, сухонький, седенький, и несмотря на жару — в сером дорогом костюме. Он сделал неуверенный шаг вперед и вопросительно посмотрел на нашу честную компанию.
      — Александр Васильевич? — улыбнулась я ему.
      — Да-да, Машенька, — учтиво склонил он голову. — Простите что я не вовремя, у вас гости…
      — Вовремя, вовремя, они уже уходят, — сказала я, выразительно глядя на народ.
      — Ваши родственники? — так же вежливо спросил старичок.
      — Родственница у меня тут одна — София! — указала я на девушку. — Прошу любить и жаловать, горячо любимая сестричка, если помру — все ей одной достанется.
      Сонька вскинула на меня глаза, полные беспредельной благодарности, мне аж неловко стало. Ну да ничего, девчонку надо было поддержать, дать ей раз и навсегда понять, что мы — семья. И нечего чемоданы взад-вперед таскать.
      — Мда? — неопределенно хмыкнул Дэн, а Серега посмотрел на меня обиженным взглядом.
      — А для остальных я, Александр Васильевич, как и для вас — ведьма, — с долей ехидства ответила я. — Пойдемте же, что я вас на пороге держу.
      Дэн одарил меня на прощание задумчивым взглядом и вся компания загрузилась в лифт.
      А я проводила старичка в гостиную, вытащила ящик с картами и попросила его рассказать о беде.
      — Странное тут дело вышло, Машенька, — начал он, глядя на меня темными глазами. — Сыночек у меня, Алешенька, всегда был крайне разумным мальчиком, вот, крайне разумным. Школу закончил хорошо. В институте его хвалили. Я ведь, Машенька, большим человеком был в свое время, только Алешенька сам себе дорогу пробивал, на меня не оглядывался, вот. Хороший он у меня мальчик, все знают.
      — И что с ним случилось? — спросила я, втайне желая ускорить повествование.
      — Я ваше нетерпение, Машенька, понимаю, — внимательно глянул на меня Александр Васильевич. — Только не ради праздной болтовни я это рассказываю. Я ведь до вас в милиции был, — не взяли у меня заявление, и связи не помогли. Говорят — мол, он взрослый мужик, имеет право.
      — На что? — терпеливо спросила я. Как же люди любят тянуть кота за хвост, а у меня время не резиновое!
      — Так продал он квартиру, Алешенька мой, — вздохнул дед. — Фирму свою и квартиру.
      — И какой в этом криминал? — нахмурилась я, поглаживая черную шерстку Бакса.
      — Но ведь мы же с ним не ругались, золотая вы моя, — торопливо начал старичок, понимая, что я его не понимаю. — Мы всегда были в отличных отношениях, а тут я уехал погостить к сестре в Киев на месячишко, возвращаюсь — а квартира продана.
      — Квартира ваша, что ли? — начала я проникаться ситуацией.
      — Нет, — покачал он головой. — Я в Заречном микрорайоне живу, а он в центре. Его квартира продана, его, со всей обстановкой. А знали бы вы, Машенька, как он эту квартирку лелеял и холил. Все каких-то дизайнеров нанимал, интерьер разрабатывал, столько денег в нее угрохал…
      — Может, задолжал кому, вот за долги его и…, — начала я.
      — Ну о чем вы! — замахал старичок руками. — У него крыша ментовская была, а это вам не бандиты, согласитесь.
      Хм… И правда, если ментовская крыша — то это меняет дело. Менты на счетчик не ставят, имущество за долги не отбирают.
      — Так враги, завистники — мало ли их, — снова пустилась я в предположения.
      — Думал, — отозвался старичок. — Но тогда отчего я ничего про это не знал? Отчего его проблемы после его побега не отразились на мне?
      — Вероятно, у парня просто изменились планы, — терпеливо разъяснила я. — Он у вас совершеннолетний, и посему имеет право продавать по своему усмотрению свою собственность. Это к юристу не ходи. Продал и переехал в другой город. Ждите письма и конфет в посылке.
      — И вы меня не понимаете, Машенька, — покачал головой дед. — Ну вот сами-то представьте, как бы вы продали свою квартиру, фирму, переехали в другое место и матери ничего не сказали? Даже записочки не оставили? Даже друзьям ничего не сказали?
      «А это вариант!» — воодушевился внутренний голос, давно подбивавший меня свалить от матери подальше.
      Я слегка усмехнулась. Вот как раз это я однажды и сделаю.
      — Так, Александр Васильевич, — подвела я итог. — Мое мнение — это только мое мнение. Вы ко мне не за этим пришли, верно? Что от меня требуется?
      — Разыскать Алешеньку, — твердо ответил дед. — Пусть даже он просто уехал и не пожелал со мной общаться, что невероятно, но тогда пусть он мне об этом сам скажет.
      — Разыскать — не гарантирую, — поморщилась я. — За этим пожалсте в детективные агентства. А я могу просто посмотреть что с Алешей, определить причины его побега и что с ним теперь.
      — Но позвольте, — старичок от волнения аж привстал, — позвольте, Машенька, мне говорили, что вы однажды делали вызов в подобной ситуации — человек через несколько дней с другого конца страны приехал! Ноги сами его принесли!
      — Тогда я помоложе была, — твердо отреклась я. — Сейчас силы уже не те.
      Вызов делать я не стану никому. Потому что для этого надо неделю поститься до, и три дня в течение ритуала. Поститься — это не только не есть, но и в телесном плане. Да Денис за полторы недели воздержания от меня сбежит! Вызов хорошо оплачивается, но так рисковать Дэном я не могла. Ну получу я за вызов десятку — и что, утешат меня эти баксы потом?
      Простите, но Дэн для меня приоритетнее.
      — Что же делать? — устало посмотрел на меня Александр Васильевич.
      Я задумалась, после чего сказала:
      — Давайте так. Я сейчас посмотрю на картах, все запишу, и договорюсь с кем-нибудь из наших, чтобы они вам помогли. Это в случае, если действительно вызов требуется.
      — Как не требуется, конечно требуется, — вскинул он на меня глаза.
      Я промолчала. Если Алешенька его, допустим, мертв — то тут только некромант поможет. Но все это только мои предположения, так что, взяв из ящичка первую колоду, я протянула ее Александру Васильевичу.
      — Молча перетасуйте, думая о сыне, потом отдадите мне, — велела я.
      Он взял, принялся неумело перемешивать карты, они валились из его рук, он суетливо пытался их поднять, но я быстро выхватила их сама. Нервозность какая-то в старичке была.
      В конце концов он сдался, отдал мне карты и сказал:
      — Да я бы и сам карты поднял, что же вы…
      А я уже разложила выпавшие карты и внимательно их смотрела.
      «То ли я дура, то ли карты врут», — подумалось мне.
      Я вскинула глаза на Александра Васильевича. Он пристально смотрел на меня.
      Нахмурившись, я подала старичку другую колоду.
      — Перетасуйте-ка, — попросила я.
      Его руки принялись споро мешать карты, а сам он с видимым безразличием спросил:
      — Машенька, голубушка, а что вы уже увидели?
      — Надо уточнить, — задумчиво сказала я и взяла у него колоду.
      Прикрыв глаза, я принялась за раскладку на тринадцать. Не глядя вытаскивала карты, выкладывала их полукругом, после чего отложила колоду и принялась анализировать картинку.
      — Что-то видите? — нервно спросил дед.
      — Вижу, — спокойно ответила я. — С сыном вашим вы расстались пятнадцать минут назад, он вас сюда привез, и ждет на машине неподалеку. Оплатите мне сеанс и убирайтесь на все четыре стороны. Нормальную вы мне сказку рассказали, браво. Я даже поверила.
      Дед набычился:
      — Да с чего это ты так решила? Я к тебе как к человеку пришел, погадать, а ты мне такое говоришь!
      Переход на «ты» меня добил.
      — Еще раз говорю — оплатите сеанс и уходите! — железным голосом велела я.
      — Погодите, — дед снова перешел на «вы», обмахнул платком лоб и продолжил: — У меня к вам деловое предложение. Это, так сказать, была проверка…
      А вот этого ему говорить не следовало. Знал бы он, сколько идиотов видели эти стены, которые хохмы ради приходили сюда. Чтобы унизить меня в моем же доме. Чтобы посмеяться…
      — Никаких предложений, дедушка, — холодно сказала я. — И говорите спасибо, что я сегодня в хорошем настроении. Раньше я за такие сказки наказывала.
      — Да что ты можешь? — запальчиво крикнул дед.
      — За такие сказки у меня наказание одно, — не обращая на него внимания, продолжила я. — Я их реальностью делаю. Придет ко мне такой шутник, пожалуется на несуществующие болячки, и заранее радуется — ах, как я над ведьмой — то посмеюсь! Ужо я ее проучу, как людей дурить. А то не знает, как мне все это тяжело дается. И уносит тогда сказочник все, чего он себе нажелал. Вы, я так понимаю, хотите сына лишиться?
      Дед посмотрел на меня изумленными глазами, после чего сменил тему. Он покраснел от гнева и закричал:
      — Тогда я платить не стану! За что платить?
      — За гадание, — терпеливо объяснила я. — Сто долларов. Я ведь вам всю правду сказала, так что деньги заработала.
      — Шарлатанка!!! — заверещал он, схватил шляпу и ринулся на выход.
      Я бы его выпустила. Неприятен он мне был, мараться не хотелось. Да вот незадача — Баксюша мой сегодня был здорово не в духе. То ли соседская кошка ему отказала в любви и ласке, толи я забыла подсыпать ему в лоток свежих долларов, но он встал на пороге комнаты, взревел дурниной и выгнулся дугой, встопорщив смоляную шерстку.
      — Брысь! — запальчиво крикнул ему Александр Васильевич.
      Бакс в ответ так рыкнул, да так полыхнул яростным взглядом, что я и сама забоялась. Волкодав, не меньше!
      — Убери кота, шалава! — тоненько завизжал старик.
      Я переглянулась с Баксом и твердо заявила: