Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Русская драматургия ХХ века: хрестоматия

ModernLib.Net / Драматургия / Коллектив авторов / Русская драматургия ХХ века: хрестоматия - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Коллектив авторов
Жанр: Драматургия

 

 


СЦЕНА ПЯТАЯ

ТЕМНО-САПФИРНАЯ

Нимфа остается на сцене. Она не может успокоиться сразу и, ломая руки, смотрит вслед Фамире. Но вот издали слышатся голоса, и на орхестру сходит новый хор – покуда непосвященных. Женщины в небридах, с тирсами, плющ и виноградная зелень в волосах, но в движениях еще нет экстаза менад ночи. Они скорее мечтательны.


[Хор вакханок поет о своих чувственных желаниях. Одна из вакханок, увидев Нимфу и принимая ее за обычную женщину, зовет присоединиться к их веселью. Аргиопэ говорит, что чтит другого бога. Вакханка спрашивает, не любовник ли он Нимфе. Та отвечает: «Нет, только сын».]

Вакханка

И бог, и сын… Ой, ой!

У женщины, как я…

Нимфа

Ты полагаешь?

Вакханка

А кто же ты, жена, коль не такая ж?

Нимфа

Я – нимфа гор!

Вакханка

Небесная, прости!

И, как сейчас, всегда тебе цвести!

Но объясни нам, если только смеем

Мы, нимфа, знать, какой же бог лелеем

Тобою здесь? И если сын, ему

Ты молишься зачем же, не пойму.

Нимфа

Ты не поймешь меня, безумной, точно.

Ты бросила ребенка – я нашла,

Ты факел свой затеплишь полуночный —

Я свой сожгла, менада, весь сожгла…

СЦЕНА ШЕСТАЯ

Как-то незаметно среди вакханок появляется мужчина странного вида. Это старый сатир с очень румяным лицом, полный, почти тучный, седой и с начесами курчавых волос на небольших рожках, которые сатир, видимо, прячет. Вид у него очень скромный – существа давно и безвозвратно остепенившегося. Смятение вакхического хора скоро сменяется любопытством при виде смущенных улыбок старика в козлиной шкуре и с узловато-косматыми, но вовсе не воинственными руками.

[Силен признается, что был бы рад попасть в «нежный плен» менад, но давно уже является для них лишь «добрым братом». Он узнает Аргиопэ, и она рада его появлению. Силен собирается «устроить» Вакховых нянек и призывает из леса двух молоденьких сатиров.]

СЦЕНА СЕДЬМАЯ

Те же и два Сатира

[Силен представляет своего «племянника», которых оказывается двое. Они должны доставить вакханок в фиас (ритуальный вакхический круг, хоровод, шествие во имя Вакха). Красноречивый Сатир с голубой ленточкой представляет своего товарища, который заикается, но зато ловко может воровать. Так они вместе и существуют. Однако в любовных приключениях каждый действует сам за себя. Раздается смех, и Сатиры с Хором уходят.]

СЦЕНА ВОСЬМАЯ

БЕЛЫХ ОБЛАКОВ

Силен и Нимфа

[Нимфа просит Силена помочь ей, потому что ее не любит сын.]

Нимфа

Я не нужна ему. Пойми: никто

Ему не нужен. Вот, Силен, что страшно.

Живет в мечтах он. Сердцем горд и сух…

И музыкой он болен.

(Склоняясь на землю к ногам Силена.)

О целитель

Души моей безумной!.. Для чего ж

Я так люблю Фамиру? И желанья

Скопилися в такой густой туман,

В такой густой туман, что умерла

За ними и лазурь? На бурю даже

Надежды нет…

Пауза. Нимфа закрыла лицо.

Силен

Все понял я – молчи…

Приходится в фиас вернуться, нимфа,

И не хотел, а надо… Что ж? Идем!

Ох, эти струны – холоду напустят,

Да, как туман, отравят вас мечтой

Несбыточной… Нет, право, флейта лучше

Для женщины… И лжет она легко —

Как ветреный любовник…

[Силен зовет ее в фиас, но она отказывается, говоря, что рядом с Фамирой ее «алтарь и дом». Нимфа признается Силену, что обещала сыну муз и просит старого и многоопытного Сатира свести его с Евтерпой. Силен называет ее «холодной богиней». Чтобы приблизить смертного к музе, он предлагает устроить турнир, и Нимфа просит его быть судьей на состязании.]

Нимфа

Он мечтает,

Что для него Евтерпа будет петь…

Силен

Тогда турнир предложим пиериде.

Нимфа

О сатир, а расплата?.. Разве с богом

Бороться им под силу? Сколько нас,

Взлелеянных Кронидом, приносили

Героям сыновей, все были славны —

Ахилл, Мемнон и Рес, но между них

Счастливого ты знал ли?

Силен

Так покуда ж

Условия у нас в руках, а спесь

Посбить ему, пожалуй, и недурно.

Нимфа

Папа-Силен, я – женщина, и мой

Не видит ум далеко. Но, как лань,

Мое трепещет сердце. Там не луг,

Болото там бездонное – цветами

Прикрытое, о сатир…

[Аргиопэ интересуется мнением об игре Фамиры. Силен называет его настоящим «артистом». Нимфа спрашивает Сатира и о музе. Он признается, что игры музы не слушал, но саму ее много раз видел.]

Силен

Той не слыхал. Но видел, и не раз.

Надменная – когда меж нас проходит,

Рукою подбирает платье. Пальцы

И кольца хороши. На розовых у ней

И тонких пальцах – только, верно, руки

Холодные – и все глядит на них

С улыбкою она – уж так довольна.

Нимфа

И ник ого она не любит?

Силен Нет,

О женихах не слышно. Твой Фамира,

Но в пеплосе. Но вот и он. Скорей

Решайся. Что ж? Устраивать ли дело?

СЦЕНА ДЕВЯТАЯ

ЧЕРЕПАХОВЫХ ОБЛАКОВ

Силен и Фамира

Нимфа, не замечаемая Фамирой, слушает.


[Появляется Фамира. Силен поздравляет его с очередной победой. Фамира равнодушно принимает похвалу, но замечает, что он не Орфей (который мог своим искусством оживлять камни). Кифарэд же не хочет оживлять камни, он называет камни своими «седыми товарищами» и размышляет об их жизни со священным трепетом, видит в их созерцательной и молчаливой жизни глубокую мудрость. А человека считает недолговечным «мешком с нагретой кровью». Орфея Фамира называет «бессердечным».]

Фамира

…Иная, лучше нашей

У камней жизнь. Они живут, Силен,

Глубоким созерцаньем. Только месяц

Скользящими тенями иногда

До вековых морщин их прикоснется,

И прочь бегут лучи его. Молчат

И никого смущать не ходят камни,

И никого не любят, и любви

У них никто не просит.

Оживлять

Мои седые камни? И кому же?

Мешку с нагретой кровью – миг один —

 Прорежь его, где хочешь, и несите

Подальше ваш мешок, чтоб не смердел…

Был полубог Орфей, но бессердечен.

Силен

Минутами живем мы – не пойму

Я счастья минералов. Ты ж кентавра

Наслушался, должно быть, эфемер.

Надменные умы боятся счастья,

Которое летает, и плодов,

Когда их надо есть, не размышляя. (…)

[Силен спрашивает Фамиру, слышал ли он муз, предупреждая об опасности, о том, что «услышать муз не так легко и богу». Фамира хочет послушать Евтерпу любой ценой. Силен сравнивает его с бабочкой, летящей на факел. Кифарэд согласен служить музе и «за сатиру», но Силен возражает, что он не подойдет «сложением». Он поясняет, что и кифарэд, и сатиры «… приятны музам, только / На разный лад и в разные часы». Силен предлагает заключить договор на поединок с музой. За это Фамира готов отдать Силену всего себя, оставив лишь лиру, кисть руки для струн и сердце. В случае победы музы она сама назначит приз. Они говорят о внешности Евтерпы и, если победит Фамира, он собирается жениться на ней и родить нового Орфея.]

Фамира

Силен, ее ты видел; расскажи мне:

Высокая и тонкая, – бледна,

И темных кос завязан туго узел…

Силен

Прибавь: браслет у белого плеча,

И яхонт в нем горит, а пальцы длинны

И розовы…

Фамира

Довольно – я на ней

Женюсь, старик, и мы родим Орфея.

Силен

Не уходи далеко, жди меня.

(Уходит.)

СЦЕНА ДЕСЯТАЯ

ТЕМНО-ЗОЛОТОГО СОЛНЦА

Фамира. Вдали хор

Его строфы чередуются со строфами Фамиры

[Хор и Фамира, чередуясь, вдхновенно поют, каждый прославляя свое искусство, раскрывая свои чувства и желания. Хор выражает эротическое томление, прославляя Вакха. Фамира в своей песне выражает неопределенную тоску о недостижимой красоте, рефреном повторяя возглас: «О, бред!»]

Хор

Стань, о Вакх, обманно-лунный,

Золотисто-синеглазый —

Тиховейный, дальнеструйный,

И по фаросу алмазы.

Фамира

Черные косы, – бела и строга,

Бела и строга,

О, бред!

Лишь твои, кифарэд,

Ей желанны луга…

О, бред!

На что и желанья мои ей,

Твоей беловыей?

(Во время пения уходит.)

СЦЕНА ОДИННАДЦАТАЯ

СУХОЙ ГРОЗЫ

Покуда звучат последние строфы, Нимфа, которая слушала разговор сына с Силеном и его песни, идет к дому медленными шагами. Некоторое время она молчит, опустив голову, и только перебирает угол фаты. Потом выпрямляется.

[В ее сознании соединяются два образа: постаревшего Филаммона и юного Фамира, который ей ближе, ведь Нимфа вечно молода. Боясь потерять сына, Нимфа мучается пламенем «безумья и тоски» от предстоящего поединка и молится Зевсу, чтобы он оставил Фамиру жить, но не давал ему победу.]

Нимфа

… Да… о чем же

Молиться мне?.. О славе кифарэда,

Чтобы пришла к нему Евтерпа… так?

Или позор Фамиры сердцу слаще?

Да, да – позор Фамиры…

Про себя

Собрать слова такие страшно… Я же

Их отдаю эфиру…

(Поднимая руки.)

О Кронид,

Коли твоею волей это пламя

Во мне горит безумья и тоски,

Пускай мой сын Фамира…

(Руки падают; громче.)

Нету силы

Произнести заклятье – молоко

Кормилицы мутится от соседства

С отравою лозы…

(С пробужденною энергией.)

Я их солью…

Раскаты ближе и сильнее.

Царь заглушить меня задумал – нет,

Желание мое сильнее страха.

Оставь Фамиру жить… Но не давай,

Кронид, ему победы… Заклинаю

Тебя твоим вертепом критским, царь…

Тучи расходятся – видимо, что где-то вдали идет дождик, блестящий и парный. В одном из просветлевших облаков вырисовывается абрис улыбающегося Зевсова лица.

СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯ

С той стороны, куда ушел Фамира, слышны голоса и показывается кифарэд. За ним, причитая, идет Кормилица. Фамира, Нимфа, Кормилица.

[Фамира разговаривает с Кормилицей, отмечая, что «сказка», рассказанная Нимфой, не так уж и плоха и очутиться в ней «с таким родством» не обидно. Кифарэд видит Аргиопэ и приветствует ее уже с теплотой и доверием. Он говорит, что обрел благодаря Нимфе «единственное» счастье. Думая о встрече с музой, он представляет себя титаном, похитившим огонь с небес, но отмечает, что его огонь «и чище, и нежней». Он начинает говорить и о своем будущем сыне (рожденном от Евтерпы). Однако Нимфа останавливает его вдохновенный монолог, говоря, что он принял бой «поспешно». Фамира настроен оптимистически.]

Фамира (привлекая к себе Нимфу)

Иль иначе

Небесный луч мелодии ее

Дойти бы мог до сердца?

Улыбнись же!

Не надо туч – я так тебя люблю,

И всех люблю, и все люблю, что сердцу

И грудь тесна, а звезды жили там,

Эфирные горели выси.

Нимфа, закрывшись, плачет.

(Лаская ее волосы.)

Знаю,

О чем ты плачешь. Что же делать? Волю

Судьба таит до время. Но тебя

Не упрекну, не думай, дорогая,

За жребий мой – куда бы ни повлек

Дрожащей чаши он. Довольно… Сатир. (…)

СЦЕНА ТРИНАДЦАТАЯ

СКВОЗЬ ОБЛАКА ПРОБИВШЕГОСЯ СОЛНЦА

Те же и Силен. Он несет за спиной мех с вином, и к поясу привешены чаши.

Увидев его, старуха с криком убегает в дом. Силен, Фамира, Нимфа. Силен молча садится на землю и медленно начинает распутывать один за другим завязки меха. По лицу его струится пот.

[Нимфа и Фамира с нетерпением хотят узнать у Силена о результатах переговоров. Силен, развязывая мех с вином, говорит о разном понимании счастья. Он пьет сам и предлагает выпить вина Фамире и Нимфе, но они отказываются. И тогда он пьет из всех трех чаш. Он иронически рифмует глаголы «не пью» и «не пой», ест хлеб, моет чаши, потом, не удержавшись, наливает себе еще одну. После этого он без всяких предисловий предлагает Фамире отправиться к музам.]

Фамира

Папа-Силен, ты шутишь?

Силен

Вот так раз…

А давеча-то кто ж: «Сейчас, сейчас…»

Условье принято. Пан будет за судью.

Состав суда – из нас и Терпсихоры.

Ну, дети, я свалил вестей такие горы,

Что вам оставлю мех…

Аккуратно складывает мех на землю, Фамира хочет ему помочь.

Постой… Сперва допью.

(Пьет, вытирает губы и уходит с Фамирой.)

СЦЕНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

РОЗОВОГО ЗАКАТА

На орхестру сбегают группы сатиров. Немая сцена – они ищут в траве и кустах вакханок. Флейта. Кастаньеты. Пляски. Солнце близко к закату. Облака на западе уже огненны и розовы последними лучами.

[Сцена имеет дионисийско-ритуальный, музыкальный характер. Голоса поют о любовных желаниях, используя различные метафорические уподобления физического сближения. Диалогическая, антифонная композиция пения Голосов и Сатиров завершается монологом, лирической песней, ариозо Томного сатира.]

Ариозо Томного сатира (…)

Я ожидаю:

Чтоб Амимона

Дала мне спелых

Два лунно-белых

Своих лимона.

При этом зное

Ночами зябнуть,

Немудрено и

Вконец ослабнуть.

О злая Парка!

Довольно мести

Твоей воочью,

О злая Парка!

Сегодня ночью

Мы будем вместе,

Сегодня ночью

Нам будет жарко.

СЦЕНА ПЯТНАДЦАТАЯ

ЛУННО-ГОЛУБАЯ

Близка ночь. Сатиры мало-помалу прекращают игры и музыку и ложатся спать в траву. С востока показывается луна. Сумрак заменяется синеватым светом. Только деревья еще черней, сплошные и тяжелые. На сцену выходит Нимфа, убранная в большие и пышные цветы, белые и желтые. Она с голыми руками.

[Нимфа томится, вспоминая об особенных ночах в своей жизни: «Их только две таких у нас бывает». Свои страдания она сравнивает с мучениями менады, ожидающей приближения ночи. В ее любовных переживаниях опасно смешивается чувства матери к сыну и женщины к возлюбленному.]

Нимфа

(…) Те – Гекаты

Бескровные колдуньи в волоса

И черные и душные своей

Владычицы старались ли упрятать

Поспешнее и глубже змей своих

И желтые яды… чем это сердце

Через глаза горящие глядеть

В невидные глаза, и на свободе

С другим сливаться сердцем, и его

Тревогою безвольной заражать?

[Монолог нимфы слышат Сатиры и хотят узнать, не их ли эта женщина, но выясняют, что это не менада.]

Тонкий голос

Не менада…

Ореада…

На свиданье собралась,

Вся цветами убралась.

Другой тонкий голос

С кифарэдом, с кифарэдом…

Вот и он из рощи следом…

СЦЕНА ШЕСТНАДЦАТАЯ

ПЫЛЬНО-ЛУННАЯ

Фамира и Нимфа. Хор невидимый и рассыпанный по траве и кустам. Фамира хочет подойти к Нимфе, но, смущенный ее нарядом, отступает, потом, справившись с собою, подходит к ней и хочет обнять ее. Но Нимфа стоит неподвижна. Она вся ушла в глаза.

[Фамира, поначалу смущенный видом Нимфы, просит прощенья за свою холодность во время ее исповеди. Аргиопэ поздравляет его с победой, но кифарэд говорит, что турнир не состоялся, что он отступил, что на музе он не женится.]

Нимфа (саркастически)

А песни, а мечты твои…

Когда Мерещились и розовые пальцы,

И яхонты тебе…

Фамира

О, я стыжусь

Минутного похмелья.

Поцелуи Волнуют кровь, и сладко, но от них

Гармония бледнеет, и в досаде

Она ломает руки и бежит

В дремучие леса – к косматым корням

И филинам глухим… Я не женюсь…

[Сатиры, прячущиеся в траве, восхищаются речью «скрипача», но отмечают, что его слова больше подходят «для луны»: «Все будто ей рассказывает сны / Витиевато, темновато, – / Вобще – цветок без аромата».]

Примечания

1

Андреев Л.Н. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 3. Рассказы; Пьесы. 1908–1910 / Редкол.: И. Андреева, Ю. Верченко, В. Чуваков; Подгот. текста Т. Бедняковой; Коммент. А. Руднева и В. Чувакова. М.: Худож. лит., 1994. С. 646.

2

Русская литература XX века, 1890–1910: В 2 кн. Кн. 2 / Под ред. С.А. Венгерова. М.: XXI век – Согласие, 2000. С. 38.

3

Там же. С. 34.

4

Извините, сударь! (фр.)

5

Иди сюда, Ольга! (фр.)

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3