Бадди нашел у борную и долго мочился в унитаз. Облегчение было огромным, но его все равно тошнило. Он вышел в холл и увидел в глубине открытое окно. Глоток-другой свежего воздуха - вот что ему нужно! Он открыл окно пошире и высунулся наружу. У него закружилась голова. Не успев сообразить, что происходит, он потерял равновесие и вывалился через подоконник на жесткий дерн.
      Больше он ничего не помнил, пока не очнулся на утренней заре.
      Свет резал ему глаза, тело затекло и онемело. Он не мог сообразить, где находится. Его охватила паника. В висках стучало, вкус во рту был омерзительный. Он стоял в запущенном саду и, оглядываясь по сторонам, отчаянно напрягал память.
      "Тони. Я и Тони. Убежали. Кино. Порт. Мужчина в машине. Педики. Еда. Напиток".
      "Мать меня убьет. Наверняка".
      Он отряхнулся и пошел за угол дома. На подъездной дороге - ни единой души. Нигде ни души. Дом казался покинутым и в беспощадном солнечном свете выглядел убогим и обветшалым, а не сказочным дворцом, как накануне.
      Он нахмурился. Парадная дверь была заперта, но он заглянул в окно и с изумлением увидел, что вся мебель, которую ему удалось разглядеть, закрыта чехлами. Словно в доме уже давно никто не жил. Минуту за минутой он выжидал, не появится ли Тони, и, коротая время, обошел дом, высматривая, не удастся ли проникнуть внутрь. Но все двери и окна были надежно заперты. Тони явно смылся - а что ему оставалось? Он же наверняка решил, что Бадди смылся первым.
      Внезапно идея побега из дома утратила прежнее очарование.
      Все выглядит совсем иначе, когда ты совсем один, простывший, усталый и голодный. Мать его убьет, но все равно идти, кроме как домой, ему некуда. И он затрусил в более или менее правильном направлении.
      ***
      События последующих двадцати четырех часов все еще тяготили его. Порой он просыпался глубокой ночью весь в холодном липком поту - и вспоминал все до последней мелочи так ярко, точно это было вчера.
      ***
      Возвращение домой. Истерика матери. Полиция. Расспросы.
      Труп Тони был выброшен из машины на берегу залива в пять часов утра. Избитый, со следами сексуальных насилий, мертвый.
      Полицейские набросились на него, словно все это сделал он. Увезли в участок и допрашивали без перерыва семь часов, пока мать с помощью семейного адвоката не сумела вытащить его оттуда.
      Его отвезли домой, дали успокоительное, и он проспал десять часов. Опять приехали полицейские, требуя, чтобы он проводил их к дому, где была вечеринка. Несколько часов его возили взад-вперед в полицейской машине, но он не мог вспомнить, где находится дом.
      - А ты уверен, что была вечеринка? - подозрительно спросил детектив. А ты уверен, что был дом?
      После трех бесплодных часов его опять привезли в полицейский участок, заставили просматривать альбом за альбомом с фотографиями преступников. Он не узнал ни одного лица. В конце концов детектив решил показать ему труп. Они вместе вошли в холодную, всю в белом кафеле комнату, где пахло формальдегидом и смертью.
      От жуткого запаха ноздри Бадди задергались, а в желудке забурлило.
      Детектив с невозмутимой деловитостью велел санитару в белом халате показать им труп. Из стены выдвинули стальной ящик, а в нем лежал Тони, голый и мертвый. Безжизненное тело покрывали лиловые синяки и ссадины.
      Бадди смотрел, не веря, что его принудили глядеть на это.
      Потом он судорожно зарыдал.
      - Меня сейчас вырвет! - бормотал он. - Уведите меня отсюда! Пожалуйста, уведите!
      Детектив не шевельнулся.
      - Посмотри хорошенько. Тут мог лежать ты, милый. Не забывай этого!
      Бадди вывернуло на пол.
      Сыщик вцепился ему в плечо.
      - Поехали искать дом! Может, от вида твоего приятеля к тебе вернется память.
      От так и не сумел ни отыскать дом, ни опознать хотя бы одного участника вечеринки. Тони похоронили, и после возмущенных газетных воплей дело забылось. Просто еще одно нераскрытое убийство.
      Только это нераскрытое убийство изменило жизнь Бадди. Если прежде мать душила его заботами, теперь она стала совсем невозможной. Не оставляла его одного ни на минуту, все время приглаживала его волосы, трепала по щеке, держала его руку.
      Он спал в ее кровати тревожным сном, стараясь держаться как можно дальше от ее настойчивых ласкающих щек.
      Она без конца его допрашивала:
      - Те люди пытались прижимать к тебе свои эти?.. Они тебя раздели?.. Ты ведь знаешь, что это ненормально? Когда двое мужчин...
      Да что она, идиотом его считает? Конечно, он знает, что это ненормально. И знает, что нормально. Он уже начал поглядывать на одноклассниц, и у него твердело при одной мысли о том, как он мог бы с ними...
      Где там! От матери деться было некуда. Дома он даже сдоить себя не мог! Приходилось довольствоваться нервными минутами в школьной у борной, с потрепанной вкладкой из "Плейбоя" для компании.
      В пятнадцать он положил глаз на девочку, которую звали Тина.
      Он бы пригласил ее погулять, но об этом и думать было нельзя. Мать никуда его не пускала, а если он жаловался, смотрела на него скорбным взглядом и спрашивала: "Ты помнишь Тони?"
      Вот и приходилось ловить каждый удобный случай. Тине его внимание льстило: Бадди, бесспорно, был самым красивым мальчиком в школе. На большой перемене они уединялись в химической лаборатории и лапались, благо в эти часы лабораторией никто не пользовался. Грудки у Тины задорно торчали, и ему очень нравилось их щупать, а она в благодарность массировала его до оргазма в смятые бумажные салфетки.
      - Мне кажется, Бадди, я тебя люблю! - вздохнув, сказала Тина после нескольких месяцев такого рукоблудия.
      - Мне кажется, я тебя тоже люблю, - естественно, ответил он, с надеждой истолковав ее слова как обещание, что она позволит ему "все". Он уже снял с нее блузку и бюстгальтер, а теперь начал дергать "молнию" юбки. Тина страстно смотрела ему в глаза.
      Ее юбка упала на пол, и Тина сказала торопливо:
      - Я еще ни разу... А ты?
      - Нет, - ответил он чистую правду, торопясь сдернуть с нее трусики, пока она не передумала.
      - Ой! - Она задрожала. - Ты тоже разденься.
      Повторять ей не пришлось. В возбуждении опасаясь, что сбросит прежде, чем вонзится, он спустил брюки и стащил рубашку.
      Ни она, ни он не услышали, как в лабораторию вошел директор с двумя родительскими парами, которым он показывал школу.
      После долгих обвинений и нотаций за ним приехала мать, с губами, сжатыми в ниточку. Она крупно поговорила с директором, а потом отвезла Бадди домой и всю дорогу молчала.
      Дома он сразу сбежал в свою комнату. Ну, хоть сегодня мать не пустит его в свою постель. Он в жизни не видел ее такой сердитой.
      Он разделся и забрался на узкую кровать, которой ему теперь так редко разрешалось пользоваться. Мышцы живота болели, он думал о Тине, позволив рукам пробраться под одеяло и поиграть со вздыбившимся членом.
      Свет вспыхнул так внезапно, что руки его оледенели, как и член.
      На пороге стояла его мать в длинном халате, ее щеки горели, темные глаза сверкали.
      - Так, значит, - заговорила она хрипловатым шепотом, - ты хотел посмотреть, как выглядит женское тело? Да? Ну, так смотри! - Одним движением она сбросила халат и встала перед ним нагая.
      Его собственная мать! Он был потрясен, охвачен ужасом и - хуже того ощутил желание.
      Она подошла к кровати и сорвала с него одеяло. Вновь вздыбившийся член спрятать было негде. А она начала его нежно поглаживать.
      Он был в полном смятении. Ему хотелось закричать, убежать...
      Но он лежал неподвижно, а она трогала, трогала... Он словно выскользнул из своего тела и наблюдал со стороны. Она влезла на него и ввела его член в теплую сырость.
      Так тепло, так влажно, так хорошо! И он знал, что вот-вот кончит, и это будет гораздо лучше, чем прежде с любой бумажной девочкой из "Плейбоя" или с Тиной и мятыми салфетками. И.., о-оо.., о-о-о...
      - И теперь тебе никто не будет нужен, Бадди, кроме мамулечки! Правда, Бадди? Правда? - нежно ворковала она голосом, полным злорадного торжества.
      Он сбежал до рассвета, пока она спала. Только на этот раз он был умнее - забрал из ее сумочки все двести долларов и прихватил кое-какие дорогие украшения.
      На этот раз он покидал дом по-настоящему. И возврата не было.
      ***
      Выйдя от Фрэнсис, он вытащил палочку жвачки и смерил взглядом высокую рыжую женщину, которая вошла в здание.
      Безработная актриса, сразу видно. У них у всех в глазах особое отчаяние, словно ради роли они готовы сделать что угодно. А большинство и делает.
      Перекатывая языком жвачку, Бадди свернул за угол к стоянке за домом. Он обзавелся идеальной походкой голливудского жеребца - отчасти Траволта в "Вечерней субботней лихорадке", отчасти Гир в "Американском альфонсе". Он знал, что выглядит на все сто. Еще бы! Как он работал, чтобы отшлифовать это ленивое сексуальное покачивание от бедра. Как бы он сыграл этого типчика в "Альфонсе"! Он же воплощал эту роль в жизни, черт подери! За одиннадцать лет самостоятельности каких только ролей он не навоплощал!
      - Эй! Бадди! Куда путь держишь, друг? - Куинс, чернокожий актер, его хороший приятель, шлепнул ладонью о его ладонь, когда они поравнялись. Как у Фрэнсис нынче с настроением?
      Ничего?
      Он пожал плечами:
      - Более-менее. Но кувыркаться я бы не стал.
      - А когда ты вернулся?
      - Пару дней назад.
      - Ну так пошли! Выпьем кофе со сливками. У меня новая рыжая лисичка подъедает крошки за завтраком. Горячая, ух! Тебе обязательно надо с ней познакомиться. Просто персик. И у нее есть сестренка!
      - Как-нибудь в другой раз. У меня свидание насчет сериала.
      - Ладно, в другой раз. Звякни мне, и погуляем. Проведем вечерок в "Мейврике".
      - Договорились!
      Они снова хлопнули ладонью о ладонь и разошлись. Бадди поднял воротник кожаной куртки и заторопился к машине. Почему он не сказал Куинсу, что женился? Почему недоволен, что сказал Фрэнсис? Не жалеет же он в самом деле?
      Черт, нет, конечно! Но человек должен иметь образ, и его образ сексуальный, сильный мужчина, жеребец, готовый сделать что угодно и отправиться куда угодно без секундного размышления. А жена почему-то никак с этим образом не сочетается.
      Он завел дряхлую машину и настроился на волну рока. Ангель не та жена, которой стыдятся. Юная, красивая, чистая! Смешное конечно, слово, но как еще описать Ангель? Большинство девочек, которыми кишит Голливуд, успевают к двадцати годам испробовать все и всех. Но Ангель совсем другая. Только как сохранить ее такой в городе, где полным-полно подонков?
      Но сейчас не это главное. Сейчас главное - раздобыть баксы.
      Ангель верит, что он на коне, и он не допустит, чтобы она думала иначе, пусть даже ради этого придется вернуться к скверным привычкам временно, разумеется. Он нажал на педаль газа и поехал в сторону Беверли-Хиллз.
      Глава 6
      Милли Розмонт забормотала во сне и беспокойно закинула левую руку на живот мужа.
      Леон лежал на спине, глядя в потолок невидящим взглядом.
      Он осторожно снял руку жены, повернулся и посмотрел на нее, мысленно будя ее, чтобы они могли поговорить. Она не шелохнулась. Он бесшумно встал с постели, прошлепал на кухню, открыл холодильник и тоскливо уставился на его содержимое. Шесть яиц, миска яблок, обезжиренное молоко и тарелка деревенского сыра. Просто слюнки текут! Но, с другой стороны, он же на диете, и Милли помогает ему ее соблюдать. За три месяца он набрал двадцать четыре фунта. По два фунта в неделю. Он чувствовал себя толстым и неуклюжим, не говоря уж о том, что пояс брюк пришлось три раза расставлять, а рубашки и куртки лопались по швам.
      Но виновата Милли. Как она готовит!
      Виноват он. Жрет как свинья. Особенно если его что-то гнетет.
      Он вытащил сыр, достал ложку из ящика и сел за кухонный стол. А что-то его гнетет, от этого никуда не денешься. Убийства на Френдшип-стрит - трое изрубленных в куски без видимой причины. И одна из троих - бедняжка Джой Кравец.
      В газетах она фигурировала как "красивая манекенщица-подросток". Если жертве нет тридцати и она женского пола, ее всегда объявляют красивой. Придает заманчивости заголовкам.
      "Манекенщица, мать их", - подумал он. А кому знать, как не ему? Он ощущал гнев и бессилие, стоило ему вспомнить Джой, ее окровавленный изувеченный труп. Джой. Она же была совсем еще девочка...
      Ему вспомнилась их первая встреча.
      ***
      - Поиграть хотите, мистер?
      Леон не мог поверить, что это было адресовано ему. Он огляделся по сторонам, не сомневаясь, что шлюшка с детским личиком в черном мини-платьице из искусственной кожи и туфлях на нелепо высоких каблуках заговорила с кем-то другим.
      Но на улице не было ни души.
      - Сколько тебе лет? - спросил он.
      - Сколько надо! - Она нахально подмигнула, и он заметил, что ее левый глаз сильно косит. Пятнадцать лет. От силы - шестнадцать.
      - Так что скажешь, ковбой? - Она уперла руки в бока и ухмыльнулась ему. - Я могу показать тебе рай.
      - А я могу показать тебе мое удостоверение. Я полицейский.
      Ухмылка исчезла.
      - Легавый? Это надо же! - Она наклонила голову набок. - Вы меня не заберете, верно? Мы же просто трепались. Я ведь вас не зазывала.
      - Где ты живешь?
      Она не могла решить, то ли он принял ее первое предложение, то ли намерен арестовать.
      - Мне идти нужно! - прохныкала она.
      - Ты живешь с родителями?
      - Никаких, родителей у меня нет. И мне восемнадцать. Могу делать что хочу.
      - А я могу отвести тебя в участок и привлечь за проституцию, если захочу.
      Девчонка поглядела вдоль улицы, примериваясь, не дать ли деру.
      Но он на вид сильный и наверняка ее догонит. Она сунула в рот большой палец и принялась грызть его.
      - Знаешь что? Я тебя задарма обслужу, - сказала она немного погодя.
      Может, все-таки забрать ее? Конечно, ловить малолетних проституток не его дело. Но, черт подери! Он же полицейский.
      Есть же у человека долг, а она еще совсем ребенок.
      - Думаю, тебе лучше пойти со мной, - сказал он устало и взял ее за костлявое плечико.
      - Падло! - Она больно брыкнула его по голени, вырвалась и побежала.
      Он потер голень, глядя, как она, стуча каблуками, мчится по улице, потом, прихрамывая, вернулся в машину и некоторое время сидел в задумчивости, положив руки на баранку. Надо сообщить в отдел несовершеннолетних. Они ее живо заберут.
      ***
      Леон гневно сунул в рот ложку с пресным сыром. Джой! Такая жуткая, ненужная смерть.., и нелепая жизнь.
      Мысленно он перебирал все, что узнал об исчезнувшем Деке Эндрюсе. Столько людей опрошено! Сколько разных мнений!
      Дек Эндрюс рисовался умным, тупым, грубым, вежливым, агрессивным, пакостником, замкнутым одиночкой.
      Перечисление можно было продолжать и продолжать - ни единого совпадающего мнения.
      Факт. Помешан на автомашинах.
      Факт. Носит волосы по плечи. (Тоже мне примета. Он, конечно, первым делом подстригся!) Факт. Нездоровый цвет лица, рост шесть футов два дюйма, худой, но сильный.
      Факт. Не нравился женщинам. Все четыре девушки, которые, как удалось установить, принимали его приглашение провести вечер вместе, наотрез отрицали, что спали с ним. И каждая отказывалась встретиться с ним во второй раз.
      "Почему?" - спрашивал Леон.
      "Да так... - Пожатие девичьих плечиков. - Он какой-то... ну.., чокнутый".
      И у каждой - своя вариация той же темы. Значит, добавить "чокнутый" к списку его редких качеств. Молодой, видимо, здоровый парень - и они не смогли найти ни единой девушки, с которой он спал бы. Логический вывод: он спал с проститутками или был голубым. Это объясняло бы Джой. Но почему он привел ее к себе домой? И почему превратил убийство в такую кровавую оргию?
      Пока дни превращались в недели, а недели в месяцы, Леон пытался составить мысленный портрет Дека. Но множество противоречий не давали сложиться единой картине. Четкими были только факты. Семья Эндрюс поселилась в доме на Френдшип-стрит более двадцати лет назад. Их прошлое было окутано мраком неизвестности. Они словно бы возникли ниоткуда.
      Дек поступил в школу, кончил ее, устроился механиком в гараж, где и работал вплоть до дня убийства. А тогда он исчез, унеся с собой только сумку с вещами и тайну: что толкнуло его на тройное убийство?
      Естественно, возникли новые дела, и кровавая бойня на Френдшип-стрит отошла на задний план. Пресса перестала ее упоминать - она стала вчерашним днем.
      Полицейское управление не закрыло дело, однако оно утратило первоочередность. Другие дела возникали и завершались.
      Но Леон не собирался допускать, чтобы дело Френдшип-стрит сошло на нет и свелось к еще одной пылящейся папке. А главное, он не собирался забывать Джой.
      В кухню вошла заспанная Милли. Она кинулась на тарелку с сыром, словно это была опасная контрабанда.
      - Что ты, по-твоему, делаешь, Леон Розмонт? - спросила она сурово.
      Милли спала голая. И для похода на кухню не сочла нужным прикрыть свою пленительную черную наготу. Леон в первый раз за долгие недели ощутил желание. Он ухмыльнулся и встал из-за стола.
      Ее взгляд сразу же остановился на его эрекции.
      - Ого! - сказала она. - Ого-го-го! Вот, значит, чем я могу тебя распалить? Брать в постельку немножко деревенского сыра?
      Он засмеялся вместе с ней, проводил ее в спальню, и валик жира на животе перестал его смущать, когда они занялись любовью. С Милли все было просто и естественно. Она была удивительно теплой, других таких он не встречал. Он вспомнил их первую встречу. Она тогда была учительницей. И привела в участок на экскурсию группу учеников. Еще та экскурсия! Проститутки выкрикивали непристойности. Двум карманникам предъявлялось обвинение. Несколько членов уличной шайки с раскроенными головами. Сводники и торговцы наркотиками, сыщики в штатском, и уличные грабители, и автомобильные воры, и наркоманы, и жертвы изнасилований..
      Самый обычный рабочий день.
      Кожа у нее была темной, а голос чудесный. Карие добрые глаза, широкие чувственные губы. Ему было пятьдесят, и он развелся с первой женой, Элен, много лет назад, так что ничто не мешало ему узнать номер ее телефона и позвонить ей. Месяц спустя они поженились. И три года были очень, очень счастливы.
      Милли глубоко вздохнула и перекатилась на бок.
      - Это было хо-ро-ш-о-о!
      - И быстро, - сказал он извиняющимся тоном.
      - Не по моей вине!
      Верно. Куда делся его контроль над собой? Милли не казалась разочарованной. Еще минута - ее дыхание стало ровным и глубоким. Она уснула.
      Леон лежал с широко раскрытыми глазами и снова думал о Деке Эндрюсе. Он же где-то там. Где-то в черной ночи. Где-то...
      И он, Леон Розмонт, должен его разыскать. В память Джой.
      Глава 7
      - Потяну-у-у-ли! Вот так, дамы. Усерднее, усерднее! Еще разок, дамы. Потяну-у-у-ли!
      Элейн решила, что нанесла себе непоправимую травму. Она лежала на животе в большом гимнастическом зале вместе с еще тридцатью женщинами, в подавляющем большинстве - обладательницами идеальных фигур. Ее правая закинутая за плечо рука отчаянно цеплялась за лодыжку левой ноги. Все мышцы были перенапряжены.
      Ощущение было ужасное.
      - Отлично, дамы. Достаточно. Расслабьтесь, - сказал инструктор. Уткнувшись носом в пол, Элейн подумала, что он, возможно, голубой. В любом случае он облизывается, причиняя боль. Она посмотрела на него, не отрывая подбородка от пола. На нем было желтое трико, черные гетры и полосатый шарф. Вздутие в паху выглядело агрессивным.
      - Он голубой? - шепнула она Карен Ланкастер, которая лежала рядом.
      - Наверное, - ответила Карен. - Смазливенькие все нынче такие.
      - Отлично, - сказал инструктор. - А теперь я хочу, чтобы вы присоединились ко мне способом, который называется "змея"!
      - Одноглазой разновидности? - мечтательно пробормотала Карен.
      Грянула музыка диско, и тридцать почти безупречных тел, извиваясь, поползли по полу на животе.
      Элейн тоже поползла и вдруг испытала необъяснимый прилив желания. Конечно, такое давление на клитор...
      А Росс уже столько времени... Но он возвращается со съемок как раз сегодня, и, может быть, если ей очень повезет...
      "Хочу кончить! - подумала она. - Прямо здесь и сейчас".
      Она смотрела на немыслимое вздутие, содрогаясь, извивалась и добилась вполне удовлетворительного оргазма, пока музыка гремела, а в густой аромат "Радости", "Эсте" и "Опиума" вплетался легкий запах пота.
      - Господи! - вскрикнула она.
      - Извини? - переспросила Карен.
      - Я так... - И она хихикнула, испытывая чудесную легкость.
      - Хорошо, дамы. На сегодня достаточно. Получили удовольствие?
      Он шутит? Так кончать она могла бы хоть каждый день. Эта изящная двусмысленность так ей понравилась, что она засмеялась вслух. Потом встала, очень довольная собой, и пошла в душевую.
      Гимнастическая оздоровительная группа Рона Гордино.
      Самая последняя, самая лучшая. Открытие Биби Саттон. А куда бы ни направилась Биби, остальные следуют за ней. Элейн разделась в крохотной кабинке, а потом, голая, смело вошла в общую душевую. Совсем не в духе Беверли-Хиллс, но пока - последний крик. Та, которая боялась в душевой Роно Гордино показать все, что у нее есть, сразу же навлекала на себя самые черные подозрения. Нагота и выставление напоказ всего-всего было самое оно.
      Душистое мыло сочилось из крана в стене, стоило нажать кнопку. Элейн хорошенько намылилась, рыская глазами по сторонам, озирая, что у кого есть. Таких огромных сосков, как у Карен, она еще никогда не видела. Большие коричневые блямбы, словно огромные ручки транзистора. Элейн решила, что, будь она мужчиной, они показались бы ей отвратными.
      - Ты слышала про новый фильм Нийла Грея? - спросила Карен. Высокая, с гибкой загорелой фигурой, густыми медными волосами и точеным лицом. Связи ее были самыми-самыми, она знала всех и вся, поскольку ее отцом был Джордж Ланкастер, сверх-сверх-звезда, который пять лет назад кончил сниматься, чтобы жениться на Памеле Лондон, занимающей третье место среди богатейших женщин Америки. Теперь он жил в Палм-Бич, и Карен часто его навещала. Ей было немногим за тридцать, и она успела дважды развестись.
      - Нет. А что такое? - Элейн мылила под мышками и старалась не смотреть на жуткие соски подруги.
      - Фильм, который написала его жена. Представляешь?
      На мгновение Элейн запуталась.
      - Мэрли?
      - Да нет, не его бывшая жена, дурочка. А нынешняя. Монтана. Большая стервоза.
      - А-а! Эта... - Элейн помолчала, переваривая эту информацию. Мэрли так и оставалась для нее женой Нийла Грея, хотя они развелись давным-давно. С Монтаной знакома она не была, хотя, конечно, наслышалась о ней достаточно.
      - Нийл прислал сценарий папочке, надеясь, что он захочет сыграть в фильме, - продолжала Карен. - Он сказал, что сценарий очень хорош. Конечно, никто не верит, что его действительно написала Монтана. Написал его Нийл, но почему-то хочет предоставить всю честь ей.
      - И Джордж заинтересовался? - с любопытством спросила Элейн, прикидывая, к чему клонит Карен.
      - Папочка сниматься больше не будет, пусть фильм гарантированно побьет даже "Унесенные ветром". Он сыт съемками по горло. Быть мужем Памелы Лондон ему вполне достаточно.
      Я хочу сказать: Палм-Бич просто принадлежит им.
      Они вместе вышли из душевой, завернувшись в пушистые банные простыни.
      - Но папочка считает, - многозначительно продолжала Карен, - что роль просто создана для Росса. Ты же знаешь, он ему всегда нравился.
      Для Элейн это явилось полной новостью. Росс ни разу не сказал доброго слова о Джордже Ланкастере, а обзывал его по-всякому, начиная от бездарности и кончая уголовником. Они даже не были приглашены на свадьбу в Палм-Бич, одно из ключевых событий года. Карен тогда виновато объяснила: "Актерской братии приказано приглашать поменьше. Распоряжение Памелы". Но тогда почему там присутствовали все - от Люсиль Болл до Грегори Пека? Элейн пылала яростью не один месяц.
      - Кто агент Росса? - безыскусственно осведомилась Карен.
      Элейн посмотрела на подругу с недоумением. Откуда такой внезапный интерес к карьере Росса?
      - Зак Шеффер.
      Карен сдвинула брови.
      - Не понимаю, почему не Сейди Ласаль. Она ведь, бесспорно, самая лучшая.
      Элейн тоже не понимала, но всякий раз, когда она задевала эту тему, Росс бурчал что-то о том, что ему трудно ладить с Сейди. На приемах они старательно избегали друг друга, и он налагал решительное вето на все попытки Элейн пригласить к ним влиятельную миссис Ласаль. Всем было известно, что Сейди в давние времена открыла Росса, но, видимо, это не имело значения ни для него, ни для нее. Элейн оставалось только злобствовать, так как Карен сказала чистую правду - Сейди Ласаль действительно была самым лучшим агентом.
      - Я слышала, что они теперь подумывают о Тони Кертисе или Кирке Дугласе, - продолжала Карен. - Почему бы тебе сразу же не связаться с Заком? Название, по-моему, "Люди улицы". Продюсер - Оливер Истерн. Ты ведь знаешь Оливера?
      Да, она знала Оливера. Он был воплощением Сэмми из фильма "Чем дышит Сэмми" - мелкий жулик и проходимец, которому крупно повезло. Росс и его не терпел. Но в любом случае, если Джордж Ланкастер считает Росса таким совершенством, почему он сам его не предложил?
      - У Росса столько намечается! - ответила она неопределенно. - А если они подумывают о Кертисе и Дугласе, то вряд ли им требуется суперзвезда.
      Карен умиленно засмеялась.
      - Брось, Элейн. Не пытайся втирать очки мне. Я ведь знаю, где зарыты все трупы в этом городе. Россу необходим хороший фильм, и, возможно, это именно тот случай.
      ***
      - Девяносто два.., девяносто три.., девяносто четыре... - Бадди отрывисто считал, а его руки то выкидывали, то опускали его тело. Отжимание. Сто раз в день. Так он сохраняет самую лучшую форму во всем городе. - Девяносто восемь.., девяносто девять.., сто! - Он вскочил на ноги, дыша почти спокойно.
      Ангель восхищенно захлопала в ладоши. Она любовалась им каждое утро.
      - Бадди, я люблю тебя! - пропела она. - Я люблю тебя бесконечно!
      - Э-эй! - Он засмеялся. - Что за выходки!
      - Просто я ужасно счастлива!
      Она подбежала к нему, и он схватил ее в объятия. Ангель больше всего на свете любила приласкаться. С Бадди это всегда переходило в другое, но она ничего не имела против.
      Но теперь он нежно отстранил ее.
      - Быстренько поплаваю. А потом у меня важное свидание.
      Помнишь? Я тебе вчера рассказывал.
      Она ничего не помнила. Но ведь он всегда куда-то спешил.
      Они жили в Голливуде уже две недели, и днем она его почти не видела.
      - Дела, - объяснил он. - Ты же знаешь, детка, я был в отъезде. И теперь нужно две-три недели, чтобы все снова вошло в колею.
      Ей очень хотелось, чтобы все вошло в колею поскорее, потому что она не могла дождаться дня, когда пойдет с Бадди в студию.
      Она просто видела заметки в киножурналах: "Миссис Бадди Хадсон посетила своего мужа на съемочной площадке его последнего фильма. Какая чудная пара! Ангель Хадсон, актриса с будущим, говорит, что Бадди и их дом для нее на первом месте".
      Ей представились четыре страницы цветных фотографий, посвященных им обоим. Бегут трусцой в одинаковых спортивных костюмах. Кормят друг друга мороженым. Смеются в горячей ванне.
      - Бадди! - Она догнала его уже в дверях. - А ты скоро начнешь сниматься?
      Он смотрел на ее откинутое лицо, широко открытые, полные обожания глаза. Пожалуй, он немножко пережал, убеждая ее, что он большая шишка в мире кино. Но кто же знал, что она поверит каждому его слову.
      - Да уж надеюсь, детка. Я же тебе объясняю, меня долго не было, а у этого города короткая память.
      - А! - Разочарование затуманило ее глаза.
      - Но можешь не сомневаться: Дружок Бадди скоро оторвет ту еще рольку. Я ведь только что отказался от эпизода в "Привете". Роль не та. Я должен вернуться с чем-то особым, верно, красавица?
      - Верно, Бадди. - Она уже снова сияла.
      Он подумал, не отложить ли плавание. Заниматься любовью с Ангель было как возноситься на небеса. Но тут же подумал: "Нет, надо держать форму, тренировать мышцы, плавать, разгоняя злость, пока нарастающее ощущение бессилия не выйдет из всех пор". В городе уже две вонючие недели - и ничего. Ни фига, куда бы он ни обращался. Реклама. Фильмы. Телевидение. Ноль на палочке.
      Шесть заведующих подбором актеров.
      Шесть отказов.
      Он - Бадди Хадсон! У него есть все. Почему они не вывешивают флаги?
      Он сбежал по двум маршам лестницы к так называемому бассейну. В доме было двадцать две квартиры, и в каждой жили минимум два человека. День за днем сорок четыре тела плескались и резвились в грязной двадцатифутовой лохани, которую, видимо, никогда не чистили. Единственное достоинство тесной квартиры заключалось в том, что она была любезно предоставлена Бадди его приятелем Рэнди Феликсом и платить за нее не требовалось.
      Рэнди пока в Палм-Спрингс возится с богатой вдовой и ее дочкой. И пусть возится еще сто лет, ежедневно молился Бадди. Час .был ранний, и он опередил остальных жильцов. На поверхности воды образовалась жирная пленка. Он сразу нырнул: стоило помедлить - и уже не хватит духа. Потом он начал кружить, точно дельфин, запертый в слишком тесном водоеме. Когда он добьется своего, у него будет самый большой и самый лучший бассейн во всем городе. Длинный, широкий, с прозрачной водой, и трамплином, и итальянской плиткой, и с работающим фильтром.
      - Доброе утро! - У края, глядя на него, стояла девица с оранжевыми волосами, завитыми в тугие кудряшки и забранные к макушке, а такого узенького бикини он еще не видел. Большие груди были почти не прикрыты, пах опоясывала какая-то веревочка.
      Он продолжал плавать.
      Она уселась на полотенце и начала натираться маслом для загара.