Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Там, за синими морями… - Хранительница (Там, за синими морями…)

ModernLib.Net / Фэнтези / Кондаурова Елена / Хранительница (Там, за синими морями…) - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Кондаурова Елена
Жанр: Фэнтези
Серия: Там, за синими морями…

 

 


      Какона от удара развернуло и бросило на землю. Он поднялся на четвереньки, мотая головой и отплевываясь.
      — Надо, раз спрашиваю.
      — Твою мать! — Какон кое-как встал на ноги.
      — Сам расскажешь, или мне выбить из тебя все, что знаешь? — Ташу уже надоело ждать, когда он сообразит, что с ним не шутят.
      Это Какон все-таки сообразил.
      — Да не знаю я, откуда она! — Зло пробурчал он. — Мне ее какой-то старик по дороге сюда продал.
      — Что за старик?
      — Да не знаю я! По виду нездешний. Одет хорошо. Сказал, что внучка.
      — Внучка? А чего ж продал?
      — А я почем знаю? И вообще, оно мне надо? Меньше знаешь, лучше спишь.
      — Ну, это когда как. А она что говорила?
      — Да ничего! — Рявкнул Какон, уже выходя из себя. — Можно подумать, я ее спрашивал!
      — Да, конечно, ты ее сразу кнутом! — Таш много кого ненавидел в этой жизни. Но тех, кто вот так вот… Он ненавидел особенно.
      — Не сразу! — Воспылал Какон праведным гневом. — Я хотел по-хорошему! А она…
      — И что она? Съездила тебе по роже? Надеюсь, хоть ногой?
      Тот ощетинился, как пес.
      — По роже? Да я на тебя посмотрел бы, если бы тебе баба три раза подряд по яйцам коленкой проехалась! Ну, ничего, она тебе еще покажет! Ты думаешь, невинную овечку купил? Ага, щас! Да я такой суки в жизни не встречал! Да она же полная… в…! Да я бы ее…на……! Ее надо на цепи держать, чтобы… потом…!
      Таш, по лицу которого всегда сложно было понять, о чем он думает, неожиданно сделал шаг скользящий вперед и вбок, потом всего одно движение руками. Раздался хруст, и Какон тяжело рухнул на землю, так и не успев закрыть рот.
      Таш брезгливо отряхнул руки и вернулся к костру.
      — Родственники или другие желающие отомстить есть?
      Таких не нашлось, и Таш, не торопясь и не оглядываясь, пошел с базара, провожаемый испуганными и ненавидящими взглядами.
      К сожалению, далеко не все взгляды, провожавшие Таша, были такими безобидными. Уже уходя с рынка, он краем глаза заметил две закутанные в плащи мужские фигуры, стоящие у одного из шатров, и его чутье сразу ощетинилось недобрыми предчувствиями. Хотя бы потому, что смотрели они на него спокойно и явно оценивающе. А еще, один из них, хотя и был одет, как грандарец, к самим грандарцам имел такое же отношение, как Таш к местной княжеской семье. Таш сам был родом из Грандара, и соотечественников своих был способен узнать когда и где угодно. Национальную же принадлежность второго определить вообще не представлялось возможным, хотя его бритая голова заставляла предположить, что он долгое время жил в Вандее, а это знающего человека могло только насторожить, потому что Вандея — это вам не Ольрия.
      Таш развернулся и направился к незнакомцам, чтобы пообщаться на предмет того, что эти ребята ищут в законно принадлежащей ему и его братьям Ольрии, но они говорить с ним не пожелали, быстро и профессионально растворившись между шатрами. Таш не стал их догонять, хотя и мог бы. Но… В общем, не царское это дело. Просто взял на заметку и решил послать своих, чтобы выяснили, что за чужие шляются у них под носом.
      — Нет, ну надо же было такому случиться! — Нервно повторял совсем молодой еще человек, один из тех, кто так не понравился Ташу своими неуклюжими попытками изобразить из себя грандарца. Он сидел за грязным столом в дешевом кабаке, расположенном неподалеку от рынка, и находился в самом неуравновешенном состоянии духа.
      Второй, по виду постарше и поопытней, философски заметил, медленно потягивая пиво из глиняной кружки:
      — Это должно было случиться.
      — Да почему обязательно должно? — Возмутился первый. — Все так хорошо шло! Она была почти уже на том свете! И тут такой облом!
      — Да, облом знатный! — Согласился второй. — Но только неужели ты, правда, думал, что у нас все пройдет, как маслу?
      — А чего? — Ощетинился первый. — Конечно, думал. Хозяин же сказал!
      — А ты их побольше слушай, жрецов этих! Они тебе еще не то наговорят!
      — Слушай, Багин, — первый с подозрением уставился на собеседника, — а ты случаем не того? Что-то мне твое настроение не нравится!
      — А я не красная девка, чтобы нравиться! — Огрызнулся Багин. — А только я на свете поболе твоего живу, и чую, когда все нормально пройдет, а когда дерьма ждать нужно. Так вот, с этой девкой дело так просто не кончится, это я тебе точно говорю!
      — Да чего в ней такого особенного? Может, пристукнем по-тихому, и домой, а? Никто и не узнает, а, Багин?
      — Совсем рехнулся, Зойт? — Зашипел на него Багин. — Тебе что приказано, придурок? Сделать это дело чужими руками! Чужими, въезжаешь? Ты кого обмануть хочешь, скотина? Думаешь, жрец тебя так просто с поводка спустит? Ты лучше вспомни, как он тебя на него поймал!
      Зойт затравленно замолчал.
      Через некоторое время Багин встал.
      — Ладно, Зойт, кончай сопли на кулак наматывать! Пошли, нам еще информацию о том хмыре, который ее купил, собирать! Да не расстраивайся ты так! Судя по тому, как он лихо нашего торговца пришиб, то этот еще почище Какона будет! Прибьет ее за милую душу, и нам с тобой делать ничего не придется!
      — Или продаст! — Обрадовано захихикал Зойт, вставая. — Какому-нибудь другому хорошему парню, вроде себя!
      Таш действительно отсутствовал всего часа два, а когда вернулся, то обнаружил лекаря спящим прямо за столом. Причина же этого, в виде пустого кувшина из-под вина, обнаружилась здесь же, на столе. Вздохнув, Таш взвалил друга себе на плечо, благо, что роста он был небольшого, да и жира накопил не слишком много, и отнес в одну из пустующих комнат. Там стояла кровать нарочно для таких случаев. В который раз он убедился в верности пословицы: если хочешь, чтобы дело было сделано хорошо — сделай его сам. Уложив пьяного лекаря, Таш пошел к его пациентке.
      Он сразу заметил, что рабыне стало хуже. Вся раскрасневшаяся, она металась по подушке и что-то бормотала. Таш прислушался, но язык, на котором она говорила, был совсем незнаком ему, что его очень удивило. За свою долгую и богатую событиями жизнь ему много где довелось побывать, и он мог с большой долей уверенности сказать, что язык, на котором бредила его рабыня, на материке не встречался. Но задумываться над этой загадкой ему было некогда, надо было как-нибудь помочь ей. Таш попытался было разбудить лекаря, но тот только мычал, так что Ташу пришлось взяться за дело самому.
      Почти всю ночь он просидел рядом с ней, как нянька, то, давая ей воды, то, прикладывая мокрую тряпку к горячему лбу. Жар спал только под утро. Она заснула, наконец, спокойно, а Таш вырубился прямо у ее кровати, положив голову к ней на подушку.
      Тем не менее, он увидел сон, что случалось с ним нечасто. И в этом сне он увидел себя маленьким. Ему было лет шесть, и он воровал яблоки у соседей. Потом мама позвала его обедать. Он был счастлив во сне, как может быть счастлив только ребенок. И при этом он понимал, что это сон, что мамы давно уже нет в живых. Он помнил, какой страшной смертью она умерла, и помнил, какой страшной местью он за нее отомстил. Но сон все равно продолжался. Ворованные яблоки были необыкновенно вкусными, а мама гладила его по голове.
      Таш вздрогнул и проснулся с ощущением, что на него кто-то смотрит. Его вчерашняя покупка сидела на кровати и рассматривала его своими ясными глазами странного нежно-зеленого цвета. Он протянул руку и дотронулся до ее лица. Жара не было.
      — Как ты себя чувствуешь? — Хриплым ото сна голосом спросил он.
      — Нормально. — Ответила она.
      — Ну, как, ничего не вспомнила?
      Она сосредоточенно нахмурила темные брови, но потом покачала головой.
      — Нет.
      — Да и ладно. — Не стал настаивать он. — Тебе какое имя нравится? — Надо же ее как-то называть.
      Она пожала плечами.
      — Не знаю. Может, вы что-нибудь придумаете?
      После своего утреннего сна Таш мог предложить ей только одно имя.
      — Ну, скажем, Арилика. Хочешь, чтобы тебя звали Арилика?
      — Арилика. — Проговорила она, словно пробуя его на вкус. — Ничего, мне нравится.
      — Ну, вот и славно. Одну проблему решили.
      — А как вас зовут?
      — Таш. — коротко ответил Таш.
      — Таш. — Повторила она. — А чем вы занимаетесь, Таш? Или мне лучше называть вас господин Таш?
      — Да, на людях господин Таш. А когда мы вдвоем, можно и просто Таш.
      Она чуть улыбнулась.
      — Заботитесь о своей репутации?
      — Скорее о твоей.
      Улыбка стала шире.
      — О, вы хотите сказать, что у рабынь бывает репутация?
      Таш внимательно посмотрел на нее.
      — Я не знаю, где ты жила раньше, но только в Ольрии репутация есть у всех. И для тебя самой будет лучше, если ты сразу станешь это учитывать.
      Арилика сникла под его взглядом.
      — Я буду учитывать.
      — Ладно, не бери в голову. Я тебе потом все расскажу. Давай лучше посмотрим твою спину. Поворачивайся.
      На это предложение Арилика отреагировала очень странно. Она изо всех сил прижала одеяло к груди и затравленно посмотрела на него.
      — Не надо! Может, лучше, потом?
      — Что за капризы, Рил! — Имя легло на язык так естественно, как будто он уже век называл ее так. — Давай, поворачивайся. Можно подумать, я тебя не видел!
      — Когда это вы меня видели?
      Таш замялся. Не рассказывать же ей, как он ее купал.
      — Ну, я имею в виду, что видел твою спину. Я мазал ее вчера мазью, которую оставил лекарь.
      — Ну, ладно. — Рил повернулась к нему спиной и немного опустила одеяло, по-прежнему крепко прижимая его к груди. Таш потянулся за склянкой с мазью, а потом решительно потянул одеяло вниз, чтобы открыть ее спину. Она ойкнула, но осталась сидеть, как сидела. Таш убрал волосы со спины, как будто невзначай проведя пальцами по ее шее. Родинка, о которой говорил ему Заген, обнаружилась у самого основания шеи и действительно была похожа скорее на татуировку, чем на родинку, и, тем не менее, Таш мог бы поклясться, что это родинка.
      Мазь у Загена и правда была хорошая. Большинство ран уже покрылось коркой, и воспалений нигде не было видно.
      — Теперь ногу давай. — Сказал Таш, закончив со спиной.
      — Ногу? — Удивилась она. — Какую ногу? Зачем?
      — Ту ногу, которую ты браслетом натерла.
      — А, ну да.
      Рил выпростала из-под одеяла левую ногу. Рана на ней была, но она уже почти затянулась. Таш стал мазать ногу, стараясь не смотреть на рабыню, мучительно покрасневшую от смущения. Ее нога выглядела в его руках, как игрушка. Не удержавшись, он провел пальцами по подошве. Рил от неожиданности дернулась, а потом расхохоталась.
      — Щекотно! — И вырвала ногу из его рук, тут же упрятав ее под одеяло.
      Таш посмотрел, как она смеется, и понял, что пропал. От смеха она хорошела неимоверно. Непрошенный жар, возникший в груди, волной прокатился по телу, отчего он на секунду почувствовал себя беспомощным. Это было странно, и Таш замер, не зная, как на это реагировать.
      Заметив, что он не смеется, Рил смутилась и замолчала. Ее хозяин сделал над собой усилие и отвернулся. Потом встал с пола и направился к стоящему в углу сундуку. Вытащив из него одну из своих рубах, он бросил ее на кровать.
      — Надевай пока это, потом куплю что-нибудь. Ты есть хочешь?
      Она кивнула.
      — Хочу.
      — Пойду поищу. — И Таш направился к дверям, но Рил окликнула его.
      — Господин Таш! А можно задать вам вопрос?
      Он остановился.
      — Ну?
      Она с отчаянием посмотрела на него.
      — Что вы собираетесь со мной делать?
      Он пожал плечами.
      — Да ничего. Живи, да и все. Будешь помогать моей служанке. Продавать, кому попало, я тебя не буду, а захочешь замуж выйти — держать не стану. Приданое дам и присмотрю, чтоб не обижали. Еще вопросы есть?
      Вопросы были.
      — А разве рабыня может выйти замуж? — С безмерным удивлением спросила Рил.
      — Это же Ольрия! Здесь может.
      И, оставив свою рабыню размышлять о странностях ольрийской жизни, Таш направился на кухню. Последние два года у него была служанка, и он совсем отвык от готовки, хотя раньше обслуживал себя сам. Но теперь он то ли все забыл, то ли у Дорминды были иные принципы ведения хозяйства, но найти поесть было невозможно. Его улов был беден. Кроме куска вареного мяса, хлеба, яблок и кувшина кваса он ничего не нашел. Он сложил все это на тарелку, надеясь, что Дорминда скоро появится и не даст им умереть с голоду, и пошел обратно. Он не знал, чем кормил ее Какон, но только Рил обрадовалась даже такой еде. Правда, съела она, на взгляд Таша, совсем немного. Так, поклевала чуть-чуть, а после этого ее стало клонить в сон. Таш заметил и хотел уйти, но она опять остановила его в дверях.
      — Господин Таш, можно еще вопрос? Тот человек, у которого вы меня купили, может, он знает что-нибудь обо мне? Ну, хотя бы, откуда я и как меня зовут. — Она замолчала, не решаясь попросить его об услуге.
      Таш, не поворачиваясь к ней, спокойно ответил:
      — Может, он и знал что-то, но сказать это он уже не сможет. Он вчера умер.
      Рил открыла рот, чтобы опять что-то спросить, но он уже вышел. А еще через минуту она спала.
      А Таш пошел будить Загена. Нечего дрыхнуть, рассвет уже. И так проспал все на свете, старый алкаш. Кое-как растолкав своего друга, Таш потащил его на кухню и налил еще вина. Тот выпил и постепенно стал приходить в себя. Мутные глаза прояснились, а руки перестала сотрясать дрожь.
      — Ты извини, Таш, я, кажется, вчера перебрал. — Просипел он.
      — Да уж. — Вынужден был согласиться Таш.
      — Как там твоя рабыня, спит?
      — Да, теперь уже спит.
      — И что ты собираешься с ней делать? Для себя оставишь или продашь?
      — Нет, продавать не буду. — Покачал головой Таш. — Да и себе тоже не возьму. На кой мне эта головная боль? Я слишком старый для таких дел. Она же девчонка совсем. Нет, пусть так живет. Я ее замуж выдам за приличного парня.
      Заген не поверил своим ушам.
      — Таш, ты совсем спятил или притворяешься? Просто так отдать такое?
      Таш усмехнулся.
      — А что, могу себе позволить! Она обошлась мне всего в тридцать монет.
      — Нет, ты окончательно рехнулся на старости лет! — Возмутился Заген.
      — Предлагаешь взять ее себе и дожидаться, когда она сбежит с каким-нибудь сопляком? После меня он на ней, ясное дело, не женится и, скорее всего, дорога ей будет в бордель. Ты этого хочешь?
      — Нет, но ведь можно же как-нибудь по-другому?
      — Интересно, как?
      — Продай ее кому-нибудь богатому в содержанки.
      — И что бы потом, когда она ему надоест, он продал ее в бордель? Нет, Заген, ты сам понимаешь, что все это ерунда.
      — А просто так, неизвестно кому отдать такое чудо, это не ерунда?
      Таш покачал головой.
      — Нет, я уже решил. Пусть живет, как сама захочет. Ты прав, она действительно чудо. Грех ее ломать. Я тебя вот о чем хочу попросить, Заген. Если она решит замуж идти, то ей девственность нужна будет. Сделаешь ей?
      — Еще чего! — хмыкнул Заген. — Ничего я ей делать не буду.
      — Это почему еще? Только не говори, что не умеешь! Все знают, что к тебе за этим постоянно девки бегают.
      — Ну, всем делаю, а ей не буду.
      Таш помрачнел.
      — Я заплачу, сколько скажешь.
      — Дурак ты, Таш! — Скривился Заген. — Я не буду ей ничего делать потому, что ей это не нужно. У нее все на месте.
      — Шутишь? — глаза у Таша полезли на лоб. — Этого не может быть. Ты бы видел ее прежнего хозяина!
      — Ладно, Таш, — сказал лекарь, поднимаясь из-за стола, — про ее хозяина тебе лучше знать, а я за свои слова отвечаю. Ну, мне пора. Я зайду к ней попозже.
      Заген ушел, а у Таша размышлять над этим времени тоже не было, потому что пришла его служанка. В нескольких словах он рассказал ей, что произошло, и объяснил, что ей делать с его новой рабыней. Дорминда внимательно слушала и кивала. Несмотря на свою вечную болтовню и ворчание, она была женщиной надежной, и Таш мог на нее положиться. Со спокойным сердцем он оставил на нее Рил, а сам отправился по делам.

Глава 2

      Прошло несколько дней. Раны рабыни почти зажили и уже не так беспокоили ее. Заген разрешил ей потихоньку вставать и выходить гулять. Таш послал было Дорминду в лавку за одеждой, но она принесла такую рухлядь, что Таш возмутился.
      — Это еще что за тряпки? Ты что, не могла ничего получше найти?
      — Это совсем не тряпки! — Уперлась Дорминда. — Вещи все хорошие, крепкие. Правда, ношеные, но это ничего, я постираю. Она же рабыня, ей положено такие носить. А нарядите — подумают, что она содержанка. — В голосе Дорминды прозвучало нескрываемое осуждение. В чем — в чем, а в поддержании моральных устоев она всегда была крепка, как скала. Только Ташу на эти устои было плевать.
      — В этих лохмотьях я своей рабыне ходить не позволю! — Сказал он так, что кто угодно побоялся бы ему возражать. Но его служанка была не робкого десятка, особенно, если дело касалось соблюдения приличий.
      — Вот и покупайте сами ей одежду! — Отрезала она, и Таш понял, что ничего от нее больше не добьется.
      Пришлось ему самому пойти на рынок. В женской одежде вообще и в женской моде в частности он разбирался, мягко говоря, слабо. Поэтому решил пойти по самому простому пути: выцепил из толпы служаночку, ростом и фигурой похожую на его рабыню, и, заплатив ей пару медяков, привел в лавку. Там он объяснил приказчику, что ему нужно, и умыл руки. В конце концов, это его профессия, он должен точно знать, что нужно женщине. Приказчик это знал, и уже через несколько минут показал Ташу несколько платьев, скромных и почти без вышивки, но зато новых и из хорошей ткани. Теплый, отороченный мехом, темно-зеленый плащ, пару башмаков, размер которых Таш определил, поставив их себе на ладонь, кое-что из белья и еще кое-какие мелочи, вроде поясков, бус, лент, дешевых сережек и прочей белиберды. Вроде бы купил он немного, но, когда приказчик все это завернул, сверток получился довольно большой. Тащить его за собой к Самконгу было глупо, и Таш, назвав адрес, попросил доставить его к себе домой.
      Вечером, идя домой, он невольно улыбался про себя, представляя, как радовалась, наверное, Рил обновкам. Но, зайдя к ней в комнату, он с удивлением увидел, что она по-прежнему лежит в кровати и по-прежнему в его рубахе.
      — Рил, ты почему не переоделась? — спросил он ее.
      — А во что? — удивилась она.
      — Как во что? Разве тебе не принесли сверток из лавки?
      — Принесли, только я не знала, что там. Я положила его в вашу комнату.
      Таш удивился. Похоже, что его рабыня совсем не страдала любопытством, присущим, по его мнению, абсолютно всем представительницам женского пола.
      Рил встала с кровати, обернувшись предварительно одеялом. Мелькнули на секунду белые стройные ноги, от вида которых Ташу стало не по себе, и босиком направилась в его комнату. Пройдя по коридору, она толкнула дверь в его комнату.
      — Вот он! — показала она на сверток, лежащий у него на кровати.
      Он подошел, взял сверток и вручил ей.
      — Держи, это твое.
      — Спасибо. — Не слишком уверенно сказала она.
      — Ты примерь, а то вдруг не подойдет!
      Она кивнула и вышла. Не было ее довольно долго. Таш успел поужинать в одиночестве и уже хотел пойти посмотреть, чего она так застряла, как она вошла в кухню. Таш замер, глядя на нее во все глаза. Он хорошо помнил, что покупал самые дешевые вещи, но на ней они почему-то выглядели совсем по-другому. "Вот, Свигр!" — Обалдело подумал он. Самое что ни на есть обычное и простое темно-синее платье, стянутое на талии грошовым пояском, смотрелось на ней роскошным нарядом, достойным княгини. Даже то, что на нем было мало вышивки, стало скорее плюсом, чем минусом. Дешевая лента, которой она собрала свои длинные волнистые волосы в хвост на затылке, превратилась в изысканное украшение, а незатейливые простенькие сережки выглядели по меньшей мере, сапфирами. "Дорминда была права!" — подумалось Ташу, но обряжать свою рабыню в обноски ему теперь хотелось еще меньше, чем раньше.
      Рил стояла в дверях и нервно теребила прядь своих волос.
      — Спасибо вам, господин Таш! — Смущенно поблагодарила она его. — Я никогда не смогу отплатить вам за вашу доброту.
      — Да брось, ты, Рил. Я купил тебе все самое дешевое. — Поморщился Таш. — Это не стоит благодарности. Тебе все подошло?
      — Да, спасибо, все хорошо.
      — Хватит уже меня благодарить! Ты ужинала? Нет? Тогда иди сюда.
      Таш усадил ее за стол напротив себя и стал расспрашивать, как прошел день. Мало-помалу, она оттаяла, начала что-то рассказывать и улыбаться, проливая бальзам на сердце Таша.
      Вскоре она совсем поправилась. Конечно, она еще выглядела бледной и измученной, но на умирающую похожа уже не была. Она даже начала помогать Дорминде по хозяйству, правда, к тяжелой работе та ее пока не подпускала. Понемножку копалась в огороде, гуляла в саду. Как-то раз посетила конюшню и влюбилась в Дымка. С тех пор постоянно бегала к нему, ласкала, кормила хлебом с солью. Иногда прогуливалась с ним с разрешения лекаря и Таша. Саму Арилику тоже почти каждый день навещал лекарь. С удовлетворением он осматривал ее заживающие раны, а насчет памяти сказал, что ей нужно время. Против этого возразить было нечего. Мучительным было только то, что она ничего не знала о своей прошлой жизни. Ей казалось, что она потеряла большую часть самой себя, и ей нечем было заполнить возникшую в душе пустоту.
      Дорминда, конечно, утешала ее, но, исходя из практических соображений, посоветовала никому не говорить о потере памяти.
      — Тебе еще замуж выходить, Лика, — не слушая никаких возражений, говорила она, — будет лучше, если никто не узнает, что ты ничего не помнишь. А то еще подумают, что ты порченная какая-нибудь. Лучше скажем, что ты сирота, рано попала в рабство и родителей своих не помнишь.
      — Хорошо, если так надо… Неуверенно согласилась та. Она уже поняла, что врать она не умеет, но спорить с Дорминдой было невозможно.
      — Конечно, надо! — Уверенно заявила пожилая служанка. — Ты слушай меня, доченька, я тебе плохого не посоветую.
      Это Лика и сама уже поняла. Дорминда была, в сущности, доброй женщиной, и уж во всяком случае знала местные обычаи куда лучше самой Лики. Вот только сами эти обычаи иногда приводили ее в состояние тихого ужаса своей жестокостью и нетерпимостью. Но что поделаешь? Ольрия была страной патриархальной, закрытой, лежащей в стороне от торговых путей, соединяющих другие страны материка, поэтому и широта взглядов была ее жителям недоступна. Лика только надеялась, что на деле все не так страшно, как можно было подумать по рассказам Дорминды. Ведь должен же быть у людей здравый смысл?
      Незаметно пролетело больше двух месяцев. Погода стала портиться, листьев на деревьях почти не осталось. Рил совсем поправилась, повеселела и еще больше похорошела, хотя ее хозяину и казалось, что больше уже некуда.
      В целом жизнь ее складывалась нормально, как ни странно это могло бы прозвучать. Таш относился к ней хорошо, и она совсем не чувствовала себя униженной тем, что она его рабыня. Напротив, благодаря слишком ярким воспоминаниям о своем прежнем хозяине, Рил понимала, что, если бы он не купил ее тогда, то ее ждала бы скорая и мучительная смерть. В общем, если она кому и доверяла в своей новой жизни, то только ему.
      Постепенно она перезнакомилась с соседями, которые отнеслись к ней, в общем-то, неплохо. У нее даже появилась подружка — молоденькая рабыня их соседа, торговца пряностями Здена. Ее звали Нета, и она была родом из Вандеи, где долгое время жил Таш. Ее здесь считали некрасивой из-за маленького роста и коротко остриженных пепельных волос, но Лике она нравилась. Нета была такая тихая, мягкая и безответная, с такими ласковыми карими глазами, что ей все время хотелось ее защитить. Впрочем, Зден и его жена относились к ней неплохо, и защищать ее было особо не от кого. Они были людьми пожилыми, их дети давно уже жили своими домами, и Нета была у них почти за ребенка. Они с радостью отпускали ее к подружкам, да только с ней мало кто хотел дружить до тех пор, пока не появилась Лика. К ней Нета стала ходить в гости, хотя первое время очень робела и почти не разговаривала, так что Лике пришлось прибегнуть к помощи Дорминды, чтобы хоть немного расшевелить ее. Со временем Нета освоилась, и возвращающийся домой вечерами Таш часто слышал из комнаты Рил девичий смех, который музыкой звучал в его ушах. Впрочем, самого Таша Нета боялась просто панически. Стоило ему войти в дом, как она тут же убегала домой, и никакая сила не могла ее удержать. Лика поначалу часто шутила над ее страхом, но Нета не хотела обсуждать это, просто молчала, упорно не поднимая глаз, и все. Оставив эту непонятность так же, как и многие другие, в покое, Лика перестала донимать подругу вопросами, решив, что со временем все выяснится, а, если не выяснится, то утрясется.
      Сама Лика, напротив, была очень рада видеть Таша, когда он вечерами возвращался домой. Каждый день она ждала того момента, когда стукнет калитка, и в вечерней тишине прозвучат его шаги на веранде. Он всегда первым делом заглядывал к ней, чтобы поздороваться, а потом они вместе шли на кухню ужинать. Сидя с ним за одним столом, Рил смотрела, как он ест, и рассказывала, как прошел день. А он расспрашивал ее о всяких мелочах и смеялся вместе с ней над какой-нибудь ерундой.
      Честно говоря, Таш уже и сам не представлял, как он жил без нее раньше, а еще больше не представлял, как будет жить потом, когда она уйдет. Она нравилась ему, и он ничего не мог с этим поделать. Его тянуло к ней, как пацана, отчего ему самому становилось смешно. Нашел, в кого влюбиться, старый пень! Еще моложе никого не мог найти?!
      По ночам он иногда позволял себе заглядывать к ней в комнату и смотреть, как она спит. Правда, боялся, что разбудит ее, и чаще просто сидел под дверью, как пес, благо, что не видит никто. Ему казалось, что он привык сдерживаться, и ничто не заставит его утратить контроль над собой и над ситуацией. Он сделал свой выбор, и этот выбор был лучшим из возможных.
      Да, но это если рассуждать на трезвую голову. А если на пьяную…
      Они шумно праздновали день рождения Самконга, одного из немногих, кто действительно знал свой день рождения. Вообще-то, Самконг был из благородных, но вслух об этом как-то не говорилось. Зачем? Они все изгои, так какая разница, как над кем подшутила судьба?
      Пьянка получилась грандиозная. Все поместье Самконга, где он в обычное время старательно изображал из себя честного купца, гудело целый день. Хорошо, что оно было обнесено высоким забором, и никто посторонний не смог бы понаблюдать за всем этим безобразием. Да и охрана стояла, несмотря на праздник.
      В построенных специально для Ташевых ребят казармах творилось такое, что прислуга боялась туда заходить. Отлично зная, на что способны его парни, Таш заранее распорядился, чтобы они праздновали отдельно, а то мало ли что спьяну выкинут. И, как выяснилось, был, абсолютно прав. Человеку, не умеющему за себя постоять, там было нечего делать.
      А во дворе, за накрытыми длинными столами гуляла вся остальная ночная братия Олгена. Начиная Кроковыми головорезами и заканчивая Франиными мальчишками, самому младшему из которых было от силы лет восемь. Только Бадановы ребята с мордами прожженных прощелыг держались особняком. Таша всегда удивляло, как им с такими-то рожами вообще удавалось кого-то надуть? Ведь для этого им сначала надо было найти того, кто бы им поверил. Но ребятам их рожи, похоже, совсем не мешали, поскольку дохода они всегда приносили больше остальных.
      Самые же близкие Самконгу люди собрались в доме, и никому из гуляющих на улице не пришло в голову на это обижаться. Все знали, что такая дружба, как у этих семерых, редко встречается на белом свете.
      — Давайте выпьем за здоровье Самконга, нашего надежного и верного друга! Да будет у него всегда много денег, друзей и женщин! — Разливался соловьем Франя, традиционно выполняющий обязанности тамады на всех праздниках. — Да будет он всегда здоров, как бык, и силен, как вепрь!
      Таш, уже хорошо набравшийся, усмехался себе в усы. Не с Франиным ехидством надо произносить такие тосты! На праздниках у Таша всегда возникало ощущение, что тамада только и делает, что над всеми издевается, причем с особым цинизмом. Впрочем, остальные были еще хуже. Крок вообще не мог связать пару слов без мата. От Валдея они не дождались бы ничего, кроме скабрезных анекдотов, на которые тот был большой мастер. Рыжий Бадан непременно устроил бы имениннику какой-нибудь жестокий розыгрыш, чем непременно испортил бы настроение, хотя со стороны это было бы смешно. Ставить тамадой Лайру было глупо, потому что ее моментально развозило от спиртного, женщина же все-таки, хоть и с отклонениями. Самконг от вина наоборот начинал бушевать, никого не слушал и орал, как тот самый вепрь, силы которого желал ему Франя. Сам Таш был слишком молчалив, знал за собой эту особенность, и потому себя исключал в первую очередь.
      — Друг мой, Самконг! — Продолжал Франя, вероятно собираясь напоить всех в рекордно короткие сроки. — Тебе сегодня исполняется сорок два года, и из них я знаю тебя уже четверть века. Когда мы встретились, ты был безусым юнцом, а я совсем мальчишкой. Но я до сих пор благословляю тот день, потому что тогда богиня подарила мне лучшего друга, который только может быть на свете! За тебя, друг! — Франя поднял бокал. — За тебя и за Таша, потому что, если бы не вы, то меня бы давно уже не было в живых!
      Это было сказано самым легкомысленным тоном, и все засмеялись, полагая, что это очередная Франина хохма. Лайра даже возразила:
      — Ой, не прибедняйся, Франя! Уж ты-то точно вылез бы из любой передряги, куда там Самконгу! А то мы тебя не знаем!
      Франя не стал комментировать, молча выпил бокал и переглянулся сначала с Ташем, потом с Самконгом. Историю их встречи не знал никто, кроме них, и они совсем не собирались ею с кем-то делиться. Так что всем остальным предстояло умереть в неведении относительно того, как все это произошло.
      В тот день Таш, которому на тот момент было около пятнадцати, и семнадцатилетний Самконг сидели на постоялом дворе в одной из небольших деревушек под Зейденом, крупным городом, лежащим на границе Ванта и Грандара, и потягивали пиво с самым невинным видом, на какой были способны. Впрочем, им можно было особенно и не стараться, потому что мало кто из путешественников принимал всерьез двоих мальчишек. А зря. Этим пацанам уже давно было все равно, жить или умереть, и, возможно, поэтому госпожа Удача часто поворачивалась к ним лицом, а не другим, менее привлекательным местом.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6