Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Княжеский пир - Извек

ModernLib.Net / Кондратьев Вадим / Извек - Чтение (стр. 8)
Автор: Кондратьев Вадим
Жанр:
Серия: Княжеский пир

 

 


      Старая Осина-Травница, ещё до атаки степняков, почуяла неладное. Быстро глянув на белоголового мальчонку, ходившего в учениках, прислушалась к чему-то и подалась из избы. Уже в дверях услышала яростный вой. Обратив на звук слезящиеся глаза, заметила надвигающуюся на весь беду. Замерев, видела, как у ограды погиб Макуха, внучатый племянник, первым встретивший ворогов. Обернувшись к выскочившему следом мальцу, указала глазами на узкую тропку меж лопухов и необыкновенно спокойным голосом приказала:
      — Лети, Бореюшко, до оврага, а там в лес. Лети, милый, обгони смерть.
      Властный жест старухи сорвал пацана с места, а Осина-Травница зажав в сухом кулаке оберег Рода, медленно пошла навстречу ворвавшимся в селение кочевникам. Видела выбегающего плотника Корнила, снующих меж домов кочевников и остановившегося у ограды Радмана с телохранителями.
      Хан неподвижно сидел в седле. Только чёрные глаза рыскали по деревне, выхватывая отдельные куски боя. Совсем рядом, из дома выскочил селянин с плотницким топором и бросился на всадника, небрежно поигрывающего клинком. Чогыр ловко отсёк руку попавшемуся на пути мужику. Осадив коня, развернулся на месте и ощерил в улыбке ровные белые зубы.
      — Эй, урус, зачем хороший топор бросил? Бери, драться будем!
      Корнил не глядя на брызжущую кровью культю, оценил расстояние до топора и, вытянув уцелевшую руку, бросился к оружию. Степняк вновь показал ловкость. Едва топорище оказалось в руке, свистнула кривая сабля и вторая рука упала под тяжёлые копыта. Сбитый конём селянин неуклюже забарахтался в пыли, пытаясь подняться. Кое-как взгромоздив тело на колени, снова увидел довольный оскал степняка.
      — Эй, зачем опять бросаешь? Драться надо, да? Теперь в зубы бери!
      И тут Корнил закричал, дико, безысходно. Щёки, с восьми лет не видавшие слёз, заблестели крупными каплями. Поднявшись с колен, шатаясь пошёл на всадника. Пыль, вокруг него, темнела от алых брызг и скатывалась в тестообразные сгустки. Сквозь шум разора опять пробился насмешливый голос:
      — Эй, какой глупый урус, когда меня видишь убегать надо!
      Степняк заметил, как раненного качнуло назад, и двинул коня к нему. Поравнявшись, всё так же улыбаясь, с силой пнул в серое от пыли лицо.
      — Собака урус! Куда идёшь? Ползать надо, когда перед тобой батыр!
      Белозубая улыбка не сходила со скуластого лица, пока безрукий снова не поднялся на ноги. Чогыр хотел сказать что-то ещё, но еле живой мужик вдруг рванулся и укусил его коня за губу. От дикой боли жеребец взвился на дыбы и сбросил седока. Корнил качнулся к упавшему и, от всей души, влепил ногой по растерянной скуластой морде. Но силы уже покинули тело и он повалился на землю. Сквозь пыль проступила смертельная бледность.
      Яростный удар поднявшегося Чогыра рассёк спину упавшего. Наспех отерев рожу, степняк взобрался на коня и спешно огляделся. Перед домами по всей улице темнели окровавленные тела. От крайней хаты тащили девку в разорванной одежде. У дальних домов десяток всадников окружил двоих мужиков с вилами. Рядом с ними несколько лошадей дёргались в предсмертных судорогах. Тут же валялись неудачливые седоки. Прочие, не решаясь подойти, уже выдёргивали из колчанов короткие луки и спешно накладывали стрелы на тетиву.
      Остальная масса степняков металась от дома к дому, забегали в двери, кого-то рубли на месте, кого-то, под крики и стоны, выволакивали наружу. Ставили на колени, задирали голову вверх и, вставив остриё в рот, вбивали клинок на две трети. Бросив корчащееся тело, деловито устремлялись к следующему дому. Чогыр оглянулся в поисках подходящего дела, заметил у ограды хана. Тот, надменно наблюдал за происходящим. Встретив взгляд воина, коротко повёл рукой, приглашая батыра показать свою удаль.
      Чогыр лихо поднял коня на дыбы и красивой рысью устремился к дальним домам. У приземистой избы заметил бледную как полотно старуху, что шла прямо на него. Пришпорив коня, занёс саблю и с гиканьем помчался на Осину-Травницу. Молниеносно преодолев разделяющее их расстояние, привстал в стременах. Точёный клинок уже сорвался вниз, когда костлявая длань Осины взметнулась навстречу. Череп старухи сухо лопнул под ударом и… в этот момент Чогыр увидел черноту. Слепота, посланная проклятьем, обрушилась мгновенно, и оторопевший степняк не успел остановить скакуна. Конь на полном скаку прошёл вплотную с избой ведуньи. Жердь для просушки рогожи выбила красивые белые зубы и, проломив шейные позвонки, выдернула Чогыра из седла. Повисшее на жерди тело дёрнулось и замерло в двух локтях над землёй. Из безжизненной руки выпала гордость Чогыра — дорогой дамасский клинок.
      Полуприкрытые глаза Корнилы видели, как блеснула упавшая сабля. Вместе с последними каплями крови, жизнь вытекала из безрукого тела, но губы, разбитые сапогом степняка, в последний раз улыбнулись:
      — Что ж ты, батыр, сам клиночки роняешь…
      Светозар выскочил на шум позже всех. Сон, сморивший после долгой охоты, не дал услышать первые звуки набега и он вывалился в самую гущу боя. На его глазах упали истыканные стрелами Борун и Дубыня. Напротив соседского дома, между степняцкими конями метались дети Рощака. Сам Рощак, с разрубленным затылком, лежал на задушенном в медвежьих объятьях степняке. Ещё пара смятых трупов валялась неподалёку. Кочевники кружили вокруг детей, которые отчаянно уворачивались, ныряя под брюхо лошадей. Суматохи добавляли кони с опустевшими сёдлами.
      Охотник метнулся к оставленной у двери рогатине. Стрелой преодолев десяток саженей до Рощаковского двора, сходу пробил хребет одного из всадников, укрылся под падающим телом и из-под него вспорол грудь другому. Оттеснив детей в проём между домами, двинул рогатиной по кругу и рассёк морду лошади. Седок, под дикое ржание, вылетел из седла и был мгновенно приткнут к утоптанной земле. Только тут беспорядочно толкущиеся степняки разглядели неожиданную помеху и ринулись на селянина. Завязалась ожесточённая круговерть. Ловкий мужик всякий раз успевал поднырнуть под оскаленные конские морды, нанося удары по лошадям и всадникам. Кони визжали, пятились и падали, мешая друг другу в тесном проходе.
      Улучив момент, Светозар оглянулся. Трое Рощаковских детей вжались в стену конюшни, что соединяла два соседних дома. Глаза с ужасом смотрели на кровавую сечу, но никто не пытался вырваться из бревенчатого тупика.
      — Бегите, — рявкнул Светозар и сноровисто впихнул рогатину под подбородок ближайшего всадника. Изготовившись встретить ещё четверых, уже не оглядываясь проревел: — На кровлю! Быстро! И в лес!
      Наотмашь рубанув по коленям лошади, обратным махом рассёк шею потерявшему седло воину и длинным выпадом достал живот ещё одного. Снова оглянулся. Дети тщетно пытались заползти на крышу. Силёнки, вымотанные беготнёй, подводили, и ослабевшие руки срывались с гладких брёвен. Светозар встретил обречённый взгляд трёх пар глаз. Уже с малолетства каждый знал, что лучше смерть, чем живьём в руки кочевников.
      Все трое, вжались в стену, не дыша смотрели на последний бой дядьки Светозара. Видели, как тот пытался расчистить дорогу к бегству. Как, свалив ещё двоих, завертелся между кочевников, но прыти не хватало. Уже не один клинок задевал плечи, руки, спину. Рубаха повисла красными клочьями, но охотник всё ещё держался на ногах, орудуя окровавленной рогатиной. Вскоре пришлось остановиться. Больше двух десятков всадников перегородило выход из тупика, но теперь никто не лез напролом, и кони просто топтались широкой дугой, отступая всякий раз, когда Светозар бросался вперёд. Истекающий кровью охотник отступил к детям. Степняки потянули луки, перебрасываясь короткими фразами и поглядывая на разбросанных по земле соплеменников. Прозвучавший за спинами властный голос Радмана заставил остановиться.
      — Взять живым! Может это и есть наш злой дух.
      На смену лукам появились арканы. С десяток рук начали старательно готовить волосяные петли. Теперь, когда загнанному зверю никуда не деться, можно было не спешить. Внезапно тяжело дышащий урус вдруг что-то рыкнул, бросил оружие под ноги и, пригнувшись, сцепил ладони. Дети один за другим серыми комочками стали вспрыгивать ему на руки, а Светозар мощными толчками отправлял их на крышу. Миг, и все трое скрылись на той стороне кровли. Тут же блестящие от крови руки подхватили толстое сосновое древко и ткнули остриём в землю. Под встревоженные крики степняков охотник в один мах забросил тело наверх, но жёсткие арканы уже взвились в воздух. Повинуясь наездникам, кони подались назад и Светозара сбросило на землю. Ладонь неудачно скользнула по рогатине, а затянувшаяся на шее петля повлекла к толпящимся кочевникам. Посыпался град жестоких ударов, и застеливший глаза кровавый туман погрузил охотника в тяжёлое беспамятство.
      Вернувшееся сознание плеснуло в уши торжествующий хохот и глумливые гортанные крики. С трудом разлепив залитые кровью глаза, Светозар обвел взглядом разорённую весь. Всюду убитые. Не обращая внимания на толкущиеся рядом широкоскулые морды, старался сосчитать побитых чужаков. Углядел два с половиной десятка, застонал от досады: маловато, тем паче, что с дюжину положил сам. Потом по белым, с красными пятнами, рубахам попытался прикинуть сколько уцелело селян. Даже если в домах порубили столько же, сколько на улице, получалось, что треть всё-таки утекла. Теперь не пропадут. Дождутся на опушке тех, кто ещё не пришёл с охоты, вместе выживут.
      Морщась от боли, повернул голову. Сам был прикручен к жердям ограды, неподалёку от обезглавленного тела Макухи. Голова весельчака, облепленная жирными мухами, лежала в нескольких шагах позади. Светозар скрипнул зубами, перевёл взгляд на приближающегося хана. Радман подошёл вплотную, внимательно вгляделся в лицо охотника.
      — Кто убил моих людей?
      — Неужто слепой? — скривился Светозар. — Оглянись! Разуй глаза! Все здесь.
      Радман улыбнулся дерзкому ответу, одобрительно покачал головой.
      — Не сегодня, урус! Не сегодня. Шесть дней тому. Один. Конный, — рука хана двинулась направлении, откуда пришел его отряд. — В поле, с той стороны.
      — Так там бы и поискали, наши туда не ездят.
      — Знаю, копыта ваших лошадей уже смотрели. Только следы того конного ведут к вам. Говори где он.
      — Ни видом не видывал, ни слыхом не слыхивал. — медленно проговорил Светозар и взглянув на вставшее солнце постарался расправить плечи. Тело налитое холодом то и дело колотила дрожь. Судя по шуму в ушах, странной лёгкости в теле и лужам крови натёкшим под ноги, до встречи с богами осталось не очень много времени. Даже если начнут пытать, толку чуть. Успеет умереть гораздо раньше, чем припечёт сколь-нибудь сильно. Понимал это и Радман. Несмотря на это, улыбка не сходила с тонких губ, а глаза продолжали колюче поблёскивать из узких щёлочек. Хан оглянулся на одного из телохранителей, тот моментально сорвался с места. Скоро послышались быстрые неровные шаги и за спиной Радмана вновь появился степняк с исцарапанным ребёнком в запылённой рубахе.
      Светозар едва сдержал стон, когда узнал младшую дочь Рощака. На мордашке пролегли грязные следы от размазанных по лицу слёз, на щеке расплывался большой кровоподтёк. Девчушка смотрела на охотника виноватыми глазами, в которых легко читалось, как ужасно выглядит его изуродованное лицо.
      Светозар подмигнул, и облизал разбитые губы.
      — Значит не успели?
      — Успели, дядечка Светозар, все успели, — торопливо затараторила девчушка. — Только я одна попалась. Уже на самой опушке в кротовью норку наступила, пока поднималась меня арканом и поймали. Я же всегда в этих норках спотыкаюсь…
      Звучная оплеуха степняка прервала сбивчивую речь. Из синих глаз брызнули слёзы но, шмыгнув носом, она упрямо продолжила:
      — Зато видела за деревьями Борейку и всех Дубыниных…
      Вторая затрещина сбила её с ног.
      — Только из старших никто не успел! — всё же договорила она сквозь зубы, закрыв ладошками лицо и еле сдерживая рыдания.
      — А про ловчих наших забыла? — улыбнулся Светозар, но осёкся, когда степняк сгрёб её волосы и, резко запрокинув голову, приставил клинок к тонкой шее.
      Хан вновь приблизился к охотнику.
      — Кто убил моих людей? Скажешь, отпустим её. Не скажешь — будем потрошить как ягнёнка, так, чтобы не умерла. Потом медленно зажарим. Ну!
      Светозар сжал холодеющие кулаки, но не почувствовал онемевших пальцев. Выхода не было. Успокаивало лишь то, что заезжий дружинник наверняка уехал далече, а возвращаться будет другой дорогой. Конечно другой, что ему в этих краях делать. Охотник кашлянул, поморщился от боли в рёбрах, сплюнул хану на сапог сгусток крови. Подняв голову, с недоверием переспросил.
      — Отпустишь ли?
      — Слово хана! — расхохотался Радман. — Моё слово! Скажешь правду, отпущу и пальцем не трону. Говори кто был!
      — Гость был…, — ответил Светозар помедлив. — К нам заехал случайно, мимоходом. Купил кувшин заморского вина, немного мяса, хлеба и уехал.
      — Куда поехал?
      Светозар указал глазами на другую сторону веси, где у прорехи ограды начиналась дорога, ведущая от села.
      — Откуда приехал? Какой сам? — оживился хан.
      — Говорил, что из-под Киева. А какой… Мужик как мужик, борода, руки, ноги, меч… всё как у людей.
      Недовольный таким ответом Радман сжал губы но, подумав, что среди своих гость мог показаться проще чем есть, задал другой вопрос.
      — Во что одет? На каком коне?
      — Одет в доспех. А конь как конь, — устало произнёс Светозар. — Чёрный, с мордой, с копытами и хвостом. Обычный вроде конь. Ну, и уши конечно на месте. Красивые такие, мягкие, большие.
      Радман вдруг изменился в лице, побледнел, схватил охотника за волосы.
      — Повтори! — просипел он сдавленным голосом.
      — Про мужика или про коня?
      — Про коня! — зарычал Радман, сжирая пленника глазами.
      Видя непонятный гнев степняка, охотник замер. Боясь за жизнь девчонки, постарался успокоить хана, заговорил медленно, с расстановкой:
      — Конь чёрный, поджарый, долгоногий. Уши длинные и пошире чем у наших.
      — Чёрный высокий конь, длинные уши, каких не бывает. — шепотом повторил Радман.
      — Вроде так. Мне такие уши не попадались.
      Хан медленно повернулся к отряду. Обвёл взглядом недоумевающие лица воинов. Махнул рукой охраннику, держащему Рощаковскую дочку. Тот отвёл лезвие в сторону, пихнул ребёнка от себя. Девчушка отлетела на несколько шагов, оглянулась, растерянно глядя на Светозара, но повинуясь его взгляду, развернулась и бросилась прочь.
      Хан прищурился вслед бегущей девчонке. Подождав, когда та пробежит треть расстояния до леса, сложил руки на груди.
      — Шамиль! Говорят, ты родился с луком в руках. Попадёшь?
      Степняк скривил губы в самодовольной усмешке, молча дёрнул стрелу из колчана. Скрипнул тугой лук. Калёный зуб наконечника плавно отошёл назад и, чуть приподнявшись, на мгновение замер.
      — Пес! — выдохнул Светозар.
      Коротко тумкнула шелковая тетива и освобождённая стрела ринулась к маленькой цели. Летящая смерть почти настигла девчушку, но та вдруг споткнулась и упала, потеряв равновесие. Стрела бестолково прошла над её головой и нырнула в высокую траву.
      — Кулёма! Все норки собрала. — счастливо улыбнулся Светозар.
      — Убить! — прошипел Радман.
      Несколько воинов мгновенно оказались в сёдлах и погнали к опушке. Девчонка тем временем снова вскочила, оглянулась и, прихрамывая, побежала дальше. Впереди, между деревьями, мелькнула белая голова Борейки. Малец отчаянно махал рукой, призывая беглянку свернуть к нему, но степняки стремительно приближались и Светозар видел, что ей не уйти. Вокруг послышались азартные крики. Кто-то свистел, подбадривая погоню.
      Всадники перестроились в плотный полукруг. Ближайшие уже занесли над головой клинки, когда навстречу из леса плеснула стайка охотничьих стрел. Уязвлённые точёными остриями, преследователи роняли сабли, сгибались, пытались остановить разогнавшихся коней. Вторая стайка просвистела над девчонкой и встретила преследователей у крайних деревьев. Радман заметил, как руки судорожно хватались за торчащие из тела древки. Один откинулся навзничь, задержавшись о круп лошади. Широкий резец разрубил гортань и просёк ярёмную жилу. Над конём хлестнула тугая алая струя. Не успев погнать лошадей обратно, степняки поймали спинами третью выпорхнувшую из леса смертоносную стайку и, один за другим, начали падать с коней. Двоих сбросили задетые стрелами и обезумевшие от боли лошади. Кто-то из упавших ещё корчился на земле, пытался ползти, но из леса выскочили шестеро с рогатинами. Не мешкая докололи раненых и умело вырезав уцелевшие стрелы так же быстро растаяли среди листвы.
      Видя ярость и досаду хана, Светозар слабо улыбнулся. Чувствовал, как его наконец-то перестало трясти, хотя тело заледенело будто в проруби. В глазах плыли сияющие круги, но ещё умудрялся держать голову прямо. Встретив взгляд Радмана, еле слышно прохрипел:
      — Зря вы к нам пришли. На этой земле живёт ваша смерть. Твоя и твоих…
      Акинак Радмана оборвал последние слова охотника. Не найдя на пропитанной кровью рубахе чистого места, хан шагнул к трупу Макухи и, старательно вытерев лезвие, вернул оружие в ножны. Голос был по прежнему спокоен, но глаза метали огонь.
      — Едем дальше. Будем ловить киевского гостя. — Радман помедлил и сквозь зубы добавил. — Если это тот, о ком я думаю, то будет праздник, большой праздник.
      Под крики десятников, он уверенно двинулся к коню, но в ушах странным эхом звучали последние слова Светозара:
      — На этой земле живёт ваша смерть…
 
      …За разорённой весью следы измельчились в сухой земле, но дорога не ветвилась, и Радман целый день вёл войско, не особо беспокоясь, что преследуемый потеряется. Когда же стёжка приблизилась к реке и на участках влажной почвы стали попадаться глубокие отпечатки, в глазах Радмана уже проблёскивало нетерпеливое торжество. Хан благодарил небо, что оно не посылало дождя. Не смущало даже то, что дорожка всё чаще терялась в полосах сочной травы. Скоро он должен найти того самого ненавистного уруса, которого десятки раз встречал в тяжёлых сновидениях. Во сне враг всегда показывался издали, как в злополучный день побега из плена. В этот же раз предстояло сбыться заветной мечте: встретить убийцу брата глаза в глаза.
      При одной мысли об этом, рука хана тянулась к оружию и, твёрдые, как корень ковыля, пальцы любовно оглаживали богатую серебряную рукоять.
      Нет, думал Радман. Не всё упомнили предки, перечисляя три великих радости в жизни. Есть четвёртое наслаждение, превосходящее все остальные — месть! Долгожданная, взлелеянная как ребёнок и упоительная как глоток воды после изнурительной жажды…
      Сладостные мысли хана прервались. Дозорные, едущие в пределах видимости, остановились и Радман, в нетерпении, погнал коня вперёд. Осадив скакуна, требовательно глянул на следопыта. Тот молча указал вниз по склону, где у самого берега желтели обрубки сосновых стволов. Над старым кострищем рогатились два колышка с обгоревшей перекладиной. Второй жест направил взор хана на землю, где хорошо различались глубокие замины от подков. Радман погладил голову орла, венчающую рукоять клинка и направил коня к берегу. Прощупав глазами каждую пядь земли вокруг кострища, выпрямился.
      — Теперь уже скоро! Догнать догоним. Не спугнуть бы, не упустить.
      Дозорные, повинуясь взгляду хана, поскакали дальше. Войско двинулось следом, обтекая заросший соснами склон.
      Светлый лик солнца висел в небе ещё некоторое время, но скоро, будто обиженный зрелищем степняцкой своры, набросил на себя паволоку облаков и не показывался до самого вечера. Лишь на закате ненадолго высунулся, чтобы окрасить небо пурпуром и грустно утонуть в волнах дальнего леса. Свет стремительно покидал вечернее небо, заставляя кочевников остановиться. Наскоро пожевав сушёной конины, воины улеглись без привычных вечерних разговоров. Каждый знал, что хан выступит в утренних сумерках, едва можно будет отличить кусты от травы. Лишь дозорные, напрягая зрение и слух, двинулись в ночную темень.
      Радман долго лежал, глядя в догорающий костёр. Рисуя себе ярчайшие картины расправы, не заметил как веки смежились. Сон обрезал звуки и образы реального мира…
      …на далёком берегу, за рухнувшим мостом снова возник всадник, восседающий на обрывке мрака. На фоне блистающего доспеха, снова стриганули крупные черные уши, и всадник, будто бы прощаясь, поднял руку в насмешливом приветствии.
      Радман услышал, как скрипнули собственные зубы. Показалось, что разделяющая их река вдруг исчезла и насмешник, пославший роковую стрелу, стоит возле своего чёрного жеребца. Вот рука с мечом пошла вверх и клинок блеснул в вызове на поединок. Из горла хана вырвался клекочущий звук. Радман дёрнулся за оружием и… открыл глаза. Край неба чуть позеленел, обозначив границу земли и воздуха. У костров зябко ёжились разбуженные дозором воины, а рядом один из телохранителей дожидался его пробуждения.

ГЛАВА 7

      В жизни, всё намного проще, чем мы думаем и…
      гораздо сложнее, чем это может показаться на первый взгляд…
Витим-зареченец

 
      Вечер застал Сотника у нагромождения скал. Три вершины будто собрались обмолвиться словом, да так и застыли посреди расстилающейся во все стороны мёртвой пустоши. Оставаться на равнине на ночь — и себя не любить, и коня потерять: кто знает, какие тут хищники по ночам шастают. Извек со вздохом поглядел на бугристый окоём и направил коня к среднему исполину. Сумрачные глыбы медленно вырастая уходили вершинами к облакам. Средняя, самая большая, выделялась тёмными подпалинами, будто слагающий её камень обгорел в давнишнем пожаре. Ворон прядал ушами, храпел, жалобно постанывал. Сотник наклонился, потрепал жёсткую гриву.
      — Полно, травоед, не ворчи, скоро отдохнём.
      Конь скосил на хозяина карий глаз, стриганул левым ухом и помотал головой. В проходе между скал замедлил шаг, почти остановился. Впереди, маячила одинокая фигура. Извек двинул плечами, удивляясь, что не заметил фигуру издали, поправил меч и послал коня чуть наискосок.
      Высокий незнакомец не двигался. Стоял без оружия, на ровном каменном пятачке, освещённом заходящим солнцем. Последние лучи падали на длинное лицо аскета, с квадратным волевым подбородком и прямым острым носом. Седеющие волосы торчали короткой густой щёткой, оттеняя чёрные, сросшиеся над переносьем брови. На камне рядом поблёскивал странного вида плащ, сквозь который то и дело просвечивал шершавый гранит.
      Отставив руку с цветком, неизвестный самозабвенно созерцал яркие алые лепестки. Выждав, когда всадник приблизится, с умилением поднял глаза и приветливо улыбнулся.
      — Исполать тебе, добрый молодец! По делу спешишь, или от дела бежишь? — полюбопытствовал он и аккуратно воткнул цветок в одну из сверкающих застёжек.
      Ладная одежда незнакомца никак не вязалась с серыми стенами скал. Такому бы жить в замке, подумал Извек, а то и во дворце, хотя во дворцах одёжки поплоше будут.
      — От дела бегу! — поспешно согласился Извек.
      Аскет кивнул, довольный ответом.
      — Не откажи, мил человек, откушай со мной хлеба-соли, да поведай, что на белом свете деется?
      А то сам не знаешь, подозрительно подумал Сотник, на дурака уж не больно похож, вернее уж больно не похож.
      Будто услыхав эти мысли, незнакомец пожал плечами.
      — Давно тут живу, отшельничествую помаленьку вдали от мира, делов не знаю. Так что не откажи, будь ласков.
      — Отчего ж не отобедать, — простецки ответил Извек, тоже прикидываясь лаптем. — Отобедать мы завсегда рады, а… где ты тут живёшь?
      — А тут и живу, — небрежно бросил странный отшельник, и сухощавая длань плавно качнулась в сторону.
      Сотник недоверчиво проследил за рукой и едва не выпал из седла. Он мог дать на отсечение хвост своего коня, что миг назад в мрачной каменной тверди не было никакого прохода. Теперь же, в створе невесть откуда взявшейся пещеры, приглашающе поблёскивали факелы. Неровный свет выхватывал из темноты гладко отёсанные стены и ровный, будто вытертый сотнями ног пол.
      Незнакомец подхватил с камня искристый плащ, закинул через плечо и двинулся по проходу первым. Не желая выказывать недоверия, Извек ткнул каблуками в чёрные бока. Ворон то ли всхрапнул, то ли выдохнул из-под хвоста, дико сверкнул белком ошалелого глаза и нехотя зашагал следом.
      Каменный рукав вывел в небольшой светлый зал. Копыта Ворона то гремели по плитам пола, то беззвучно ступали по богатым коврам. Стены украшала искусная резьба, изображавшая шествие диковинных зверей. Заморские драконы и грифоны перемежались с полканами и многорукими людьми. За ними следовали лошади с рогом во лбу, крылатые псы и куча других тварей, о которых даже слышать не приходилось. Дольше всего взор Извека задержали девы с рыбьими хвостами. Чувствуя, как в сердце возвращается давешняя кручина, Сотник тяжело вздохнул и отвёл глаза.
      В центре зала, посреди россыпи ярких подушек, возвышался каменный монолит, накрытый узорчатым ковром с коротким блестящим ворсом. На ковре сгрудились подносы снеди, вазы сладостей и кувшины вина. У дальней стены радужно переливался небольшой фонтан, обрамлённый хрустальным берегом в локоть высотой. Сквозь прозрачные кристаллы то и дело просвечивали яркие плавники невиданных рыб. Посреди звенящей воды, три аметистовых змея, стоя на хвостах, сплетались в сверкающую колонну. Из пучеглазых голов к расписному потолку взлетали искристые струйки воды и, рассыпаясь мириадами жемчужных брызг, падали в круглое озерцо.
      Незнакомец прошёл к подушкам, жестом пригласил спешиться. Извек огляделся, неохотно покинул седло, отрицательно двинул головой.
      — Извиняй, дядько, пока коня не напою и не дам чего поесть, сам за стол не сяду.
      — Ах, это… Тогда веди вон туда, — с улыбкой промолвил хозяин и указал взглядом на фонтан. — Вода чистейшая, и сколько хочешь.
      Скрывая удивление, Извек повёл коня вглубь зала. Чуть не споткнулся, когда возле фонтана, из воздуха выпрыгнула круглая бадья с горой отборного овса. Ворон, завидев угощение, зацокал чаще. Не дожидаясь, пока расседлают, с разгону врубился мордой в крупные продолговатые зёрна. Сотник еле оттащил, чтобы сдёрнуть уздечку. Седло уже сволакивал под шумное хрупанье крепких зубов. Пока собирал сбрую, пару раз глянул на диковинных рыб, беспокоясь, как бы коняга не сглотнул. Уложив в кучу седло, перемётную суму и колчаны, направился к столу. Поискал глазами лавку но, рассмотрев как устроился хозяин, выбрал подушку побольше и привычно уселся лицом ко входу. Конь мирно хрупал за спиной, вздыхая и постанывая от удовольствия. Сотник рассудительно решил не отставать и потянул к себе блюдо с чем-то страшно душистым и похожим на еду.
      Пока Извек уминал угощения, хозяин молчал. Только когда откупорили второй кувшин, наполнил свой алмазный кубок и провёл пальцами по сверкающим граням.
      — Так как в миру? — мягко напомнил он, отпил глоток и выжидающе посмотрел на гостя.
      Сотник помолчал, прикидывая в уме, что и как можно говорить. Незнакомец действительно походил на человека, который просто любопытствует, потому как врядли сам скоро выберется на люди. Скорее всего, у хозяина были веские причины не прекращать отшельничества. Видать, ему и одному было вполне сносно.
      — В миру-то? — переспросил Сотник. — В миру всё как всегда — ни правды, ни покоя, теперь ещё и богов перелопачивать взялись, новую веру на Русь волокут. По дороге, как водится, жгут всё подряд, чтобы посветлее было, а землю кровушкой заливают, по мокрому-де волочить легче.
      — И кто же волочит?
      — Знамо кто — Красно Солнышко наше: Владимир-князь, да чернецы заморские. Их сейчас к нам наползло… как тараканов на сладкую сурью.
      — А что за вера? — поинтересовался хозяин и отставив кубок, взялся за золотой кальян.
      — Вера? Вера хитрая. В какого-то бродягу Иисуса Христоса, коего тамошние людишки за его доброту на перекладине распяли. Причем с допущения его же отца. Окромя того рассказывают и про мать этого Христа. Дескать, зачала его непорочно, от голубя белого, на окно её севшего. О как!
      Сотник раскраснелся от вина, говорил в охотку. Незнакомец слушал внимательно, согласно покачивал головой.
      — Однако, — продолжал Извек. — Такая оказия, помнится, и в наших краях случалась. Был у нас в дружине один бывалый вой, Ледогором звали. Силы нечеловеческой, одним ударом быка валил. И пока он на ратном поле кровь проливал, не свою конечно, жена его от скуки ребёнком обременилась. Тоже видать непорочно, какого-то от голубя. Так вот воротился Ледогор из похода, подивился на это чудо и неделю от удивления не просыхал. А потом выловил этого голубя, да изломал птахе весь клюв так, что только перья летели…
      Извек умолк, не спеша приложился к чаше.
      — Больше этот голубок ни к кому не летает.
      Хозяин улыбнулся рассказу, долил гостю вина.
      — Как, говоришь, новому богу имя?
      — Иисусом кличут, а по батюшке Христос, — ответил Сотник, почесал русую бороду и хмыкнул чужеземному имени. — Осталось к нам до кучи и Алоха приволочь, чтоб уж полный кишмиш в головах был.
      Хозяин забулькал кальяном. В задумчивости прикрыл глаза, меж бровей пролегли глубокие морщины. Когда в воздухе растаяло третье сизоватое облачко, медленно кивнул.
      — Да, припоминаю, был такой Иисус. Приходил к нашим волхвам учиться. Лет десять донимал, что да как, где правда, где кривда, что есть панацея, а что яд. Только поучили его волхвы, поучили, да прогнали палками. Бестолков уж слишком. Всё, что можно и не можно, перевирал. Ни рожна из наук так и не понял. Ты ему одно талдычишь, а он всё по-своему переиначивает. Там где и так ясно, он всё с ног на голову перевернёт, запутает, да ещё кучу объяснений придумает. Там же где надо причины и следствия запомнить, всё мимо ушей пропускал. Говорил, мол, кому надо — и так поверят.
      Хозяин выдохнул клуб дыма и задумчиво добавил:
      — А народишко его, в ту пору, молился Яхву. Был у Белобога такой ученик, тоже так себе, ни рыба, ни мясо. У них видать все такие: и хитрые, и пронырливые, да бестолковые.
      Извек поперхнулся вином. На собеседника уставился, как на блаженного.
      — Уважаемый, ты ничего не путаешь? Эт когда ж такое могло быть?

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24